За год, прошедший с объявления мобилизации, число приговоров по делам о дезертирстве в российской армии выросло почти вчетверо. С одной стороны, речь все еще идет о считанных процентах общей численности группировки, но с другой — только о тех, кого поймали, поэтому реальная картина из этих цифр, скорее всего, не видна.
Так или иначе, дезертирство еще не стало для армии массовой проблемой, как это иногда случается в ходе затяжных конфликтов. Это, видимо, объясняется тем, что российский режим располагает широким набором репрессивных средств и умело их использует, а также практически полным отсутствием безопасных пространств, куда дезертиры могли бы легко сбежать от российского государства. При этом, учитывая, что российские власти приняли решение не ротировать мобилизованных, динамика второго года войны в отношении дезертирства может существенно измениться. Исследования указывают, что боевая сплоченность на первом этапе снижает вероятность дезертирства, однако затем тот же фактор повышает вероятность коллективного дезертирства целых подразделений. Другим важнейшим фактором является отношение к дезертирству в обществе.
В целом ряде городов Германии и в Вене сегодня стоят памятники дезертирам вермахта времен Второй мировой войны. Но что вообще известно об этом феномене, что можно извлечь из опыта других военных конфликтов и какие факторы способны повлиять на динамику дезертирства в российской армии — в специальном обзоре проекта Re: Russia.
Что известно о дезертирстве в российской армии
В годовщину объявления начала мобилизации «Медиазона» выпустила дата-расследование, показавшее, что число приговоров за самовольное оставление части и дезертирство за год превысило 3 тыс. Это почти вчетверо больше, чем ежегодное число приговоров по таким делам до войны. Если в 2021 году по этим нарушениям было вынесено около 600 приговоров, то в 2022-м их была уже почти 1 тыс., и только за первую половину 2023-го — более 2 тыс., подсчитало издание.
При этом вынесение приговора запаздывает за самим правонарушением примерно на пять месяцев. Первые приговоры, вынесенные в отношении военнослужащих — участников вторжения, начали появляться только в июне 2022-го, а в отношении мобилизованных — в феврале 2023-го. Начиная с июля 2023-го суды выносят более 500 таких приговоров ежемесячно. Это может означать, что еще более 2 тыс. дел находятся в данный момент на разных стадиях следствия и суда.
Помимо этой статистики, имеются также отрывочные сообщения о более чем 100 дезертировавших вагнеровцах, почти 100 сбежавших бойцах подразделения «Шторм Z», созданного Минобороны из завербованных заключенных на замену ЧВК «Вагнер», заявление об уходе с фронта ДШРГ «Русич», данные «Верстки» о почти 1,8 тыс. отказавшихся от участия в войне и содержавшихся в тюрьмах ДНР солдат в июле 2022 года и т.д.
Впрочем, на фоне размера российской группировки в Украине, которую британская разведка в мае 2023 года оценивала в более чем 200 тыс. человек, а украинские аналитики в августе — в 350 тыс., цифры в диапазоне 2–3% военного контингента выглядят совсем незначительными. Так, во время Второй мировой войны из немецкой армии дезертировали 2% солдат, и это считается крайне низким показателем. Стоит, правда, учитывать, что приговоры, информацию о которых обнаружила «Медиазона», выносились в отношении тех, кто был пойман (почти все подсудимые скрывались дома, и потому их легко нашли), и тех, кто явился добровольно; данные о не пойманных дезертирах неизвестны. При этом о высокой склонности к дезертирству говорят многочисленные сообщения о заградотрядах и применении насилия и пыток в отношении тех, кто отказывается воевать или пытается покинуть зону боевых действий, а также об их содержании в специальных тюрьмах и земляных ямах. Так что о реальном масштабе явления по судебным делам мы судить не можем.
Скорее всего, более достоверная информация имеется у командования на местах. Впрочем, оно может скрывать масштабы явления от начальства. Глава Фонда «Русь сидящая» Ольга Романова полагает, что в ЧВК «Вагнер» был очень высокий уровень дезертирства, но часть сбежавших, скорее всего, записывали в категории погибших и пропавших без вести.
Сотрудник организации «Идите лесом», помогающей россиянам уклониться от участия в войне, в комментарии Re: Russia отмечает, что сразу несколько не связанных между собой «дезертиров», с которыми он взаимодействовал, рассказывали, что из их отрядов сбежало почти 80% личного состава, и только около 15% из них были пойманы. Эти сообщения выглядят вполне реалистичными (о чем будет сказано ниже), хотя и не свидетельствуют о том, что армию охватило массовое бегство.
Портрет дезертира
В типичной истории дезертирства или оставления части причиной побега является «бытовуха»: желание отдохнуть, съездить домой, погулять, запой, следует из другого материала «Медиазоны». Такие дезертиры по прошествии некоторого времени обычно сами возвращаются в часть или военкомат.
Чаще всего дезертирство не имеет политических причин. Как показывают исследования, основной его причиной и в британской армии XVIII века, и в американской армии XX века, и в современной армии Нигерии, борющейся против повстанцев, становились личные проблемы, недовольство командованием или снабжением, коррупция, невыплаты зарплат, а вовсе не недовольство конфликтом как таковым.
В опросах, проведенных U.S. Army Research Institute после войны во Вьетнаме, на причины, связанные с недовольством самим американским вторжением, указали только 9% опрошенных дезертиров (в более позднем исследовании, однако, идейных дезертиров оказалось как минимум четверть). По данным института, более половины дезертировавших, пытаясь решить свои проблемы, сначала обращались к командованию — так же, как это пытаются сделать сегодня в России солдаты, который записывают обращения к губернаторам, и офицеры, вступающие в открытую полемику с Минобороны.
Американский социолог Эдвард Шилз, исследовавший дезертирство среди американских солдат во Вьетнаме и среди солдат вермахта во время Второй мировой, отмечает, что дезертиры с этих двух войн чаще происходили из проблемных семей и совершали другие нарушения до того. 64% из них вылетели из школы — в сравнении с 28% таких военнослужащих в целом — а их интеллектуальные способности были ниже, чем в среднем по армии. Среди дезертиров вермахта каждый пятый ранее был осужден за проступки в армии или гражданской жизни. Такие результаты указывают на низкую способность к адаптации: 27% американских дезертиров назвали причиной побега «проблемы с адаптацией к армейской жизни».
Исследования указывают, что солдаты редко бегут непосредственно с фронта. 39% американских дезертиров времен Вьетнамской войны сбежали, будучи в отпуске. И хотя в данном случае явно играет роль крайняя удаленность театра военных действий от «дома», приговоры, обнаруженные «Медиазоной», также указывают на то, что большинство дезертирующих и уходящих в самоволку солдат делают это во время отпуска или в ходе редислокации.
Впрочем, среди американских отказников и дезертиров времен войны во Вьетнаме, показывает еще одно исследование, было заметное различие между теми, кто, скрываясь от войны, уехал за границу, и теми, кто прятался в США. Уехавшие дезертиры гораздо чаще были белыми (98% против 73% среди тех, кто прятался в США), лучше образованными (49% с высшим образованием против 8% у прятавшихся в Америке), занимали более высокие ранги в армии, происходили из более благополучных регионов (16% были с бедного юга США — против 34% среди прятавшихся внутри страны) и в целом имели больше социальных сходств с протестующими против войны «сознательными» дезертирами. Они гораздо чаще указывали причиной своего дезертирства недовольство самим вторжением США во Вьетнам (72% против 23%), а не личные проблемы или проблемы с интеграцией. Кроме того, уехавшие чаще дезертировали из мест дислокации своего подразделения, а не во время отпуска.
Подверженные контингенты
Наиболее часто упоминаемым в исследованиях фактором, влияющим на уровень дезертирства, являются национальность и, шире, принадлежность к дискриминируемым группам. Такие группы обычно наименее заинтересованы в участии в войне и испытывают большие проблемы с адаптацией, а потому составляют среди дезертиров непропорционально высокую долю. Так, во время войны во Вьетнаме 20% дезертиров американской армии были афроамериканцами, тогда как в армии в целом их было всего 14%. Среди дезертиров вермахта доля насильно мобилизованных жителей оккупированных территорий составляла 40%.
Подавляющее большинство дезертиров из сирийской армии во время идущей с 2011 года гражданской войны составляли сунниты, занимавшие низшие должности, тогда как офицерский корпус был по большей части укомплектован составляющими в Сирии меньшинство представителями секты алавитов, к которой относится Башар Асад. Впрочем, принадлежность к суннизму не была сама по себе причиной для дезертирства. Но когда режим Асада стал подозревать суннитов в нелояльности и упирать в своей пропаганде на то, что гражданская война стала результатом конфликта между адептами разных ветвей ислама, это привело к росту недоверия и массовому дезертирству, то есть сработало как самосбывающееся пророчество.
Теодор Маклауклин в книге о дезертирстве во время гражданских конфликтов отмечает, что солдаты, опасавшиеся жестокого наказания за мелкие проступки либо сталкивавшиеся с подозрениями в неблагонадежности в отношении своей социальной группы, пытаются дезертировать чаще — даже в отсутствие недовольства войной, личных проблем или проблем с интеграцией в армию.
Статистический анализ происшедших между 1800 и 2011 годами конфликтов, проведенный Джейсоном Лайаллом, также продемонстрировал, что на эффективность армии влияет число солдат из дискриминируемых этнических групп, а также степень их дискриминации. Чем эти показатели выше, тем больше вероятность, что в армии будет высокий (более 10%) уровень дезертирства и перебежчества, ее потери превысят потери противника, а командование будет вынуждено использовать заградительные отряды. Так, османская армия времен Первой мировой была составлена по большей части из представителей подвергавшихся жестокой дискриминации групп и потому, полагает Лайалл, оказалась крайне неэффективна. За время войны из нее дезертировало более полумиллиона человек — это число втрое превышает ее боевые потери.
На эту тенденцию указывают и отрывочные статистические данные о российско-украинском конфликте. Так, из 1,8 тыс. отказавшихся воевать в первые полгода войны военнослужащих, о которых узнало издание «Верстка», 1,1 тыс. были выходцами из национальных республик. В этом смысле надежды Кремля использовать в качестве кадрового ресурса войны представителей малых народов и выходцев из стран Центральной Азии, недавно получивших российское гражданство, с большой долей вероятности потерпят крах.
Дезертирство и сплоченность
Как отмечают исследователи конфликтов Тодд Леманн и Юрий Жуков, анализировавшие поведение солдат в военных сражениях между 1939 и 2011 годами, пораженчество заразительно. Солдаты сражаются, пока верят, что другие солдаты тоже будут сражаться. Соответственно, бегство и сдача в плен одних отрядов провоцируют бегство и сдачу в плен других. Маклауклин также указывает на то, что солдат удерживает на фронте вера, что их соратники будут сражаться вместе с ними. Отсутствие же такой уверенности подталкивает к дезертирству.
Значительная доля случаев дезертирства происходит либо еще до отправки на фронт, либо вскоре после нее — солдаты просто не успевают интегрироваться в подразделение. Но когда оно достигает определенного уровня сплоченности, у солдат возникает чувство ответственности перед товарищами, препятствующее дезертирству. Впрочем, из истории также известно, что по мере затягивания войны и нарастания усталости эта сплоченность может уже не предотвращать дезертирство, а стимулировать его: в ситуации психологического перелома подразделения способны дезертировать в полном составе.
Отряды Вермахта в конце Второй мировой часто в полном составе сдавались в плен, а союзники иногда даже отправляли отдельных военнопленных обратно в их отряд, чтобы те уговорили своих товарищей сдаться. Фрэггинг — убийство офицеров, обычно выдаваемое за несчастный случай, — в американской армии во время войны во Вьетнаме в 80% случаев осуществлялся с одобрения и при поддержке членов отряда. В армии Северного Вьетнама специально старались ослабить связи между солдатами, распределяя бойцов из одной деревни по разным отрядам и периодически перемешивая устоявшиеся части, чтобы снизить уровень «дезертирства сплоченности». Согласно еще одному расследованию «Медиазоны», российское командование, видимо, тоже старается расформировывать сплоченные отряды, состоящие из земляков, когда они или их родственники начинают успешно координировать свой протест.
Таким образом, влияние «сплоченности» на уровень дезертирства имеет U-образный характер. Социализация и боевая сплоченность будут препятствовать дезертирству до того момента, пока не переменится «дух войска» или настроение подразделения, но после этого тот же фактор начнет работать в обратную сторону — в пользу коллективного и массового дезертирства. Поэтому, скорее всего, можно доверять свидетельствам тех, кто говорит, что из их отрядов дезертировало большинство, — это, вероятно, были подразделения с высоким уровнем сплоченности. Но из этого не стоит делать вывод об общем масштабе дезертирства в армии.
Массовое дезертирство: затяжная война, поражения и делегитимация
В ходе Ирано-иракской войны успешное контрнаступление Ирана чуть было не привело к развалу иракской армии, численность которой сократилась на треть не в последнюю очередь из-за дезертирства. Спецслужбы вынуждены были переключиться с преследования политических оппонентов Саддама Хуссейна на преследование дезертиров. Ситуацию удалось исправить только за счет объявления мобилизации, отмены брони от призыва, ужесточения наказания за дезертирство до смертной казни и преследования семей дезертиров, а также запрета хаджа для всех иракских мужчин моложе 60 лет. Однако по мере затягивания конфликта дезертирство в иракской армии росло по экспоненте. Только за последние три года войны было поймано более 100 тыс. дезертиров, при том, что иракская армия к концу войны состояла из 800 тыс. человек.
В российской армии во времена Первой мировой многие солдаты причиняли себе увечья, чтобы их отправили с фронта в госпиталь. В Львовский госпиталь в октябре 1914 года ежедневно поступало по 600 таких солдат. В 1915-м самострелы составляли 25% ранений. Когда в 1916-м году, в конце второго года войны, дезертирство из российской армии стало принимать массовый характер из-за усталости войск, командование вынуждено было выделить несколько дивизий для отлова дезертиров и охраны железных дорог, потому что дезертиры сбегали с перевозивших солдат поездов. Зимой 1915/1916 года солдаты дезертировали либо из тыловых частей действующей армии, либо из маршевых рот, следовавших на фронт. Из последних до пункта назначения могло не доходить до 25% военнослужащих.
Рост дезертирства не только ведет к делегитимации войны в глазах населения, но и способствует пополнению антирежимных сил. Так, историк Дина Ризк Хури в своей книге об Ирано-иракской войне отмечает, что дезертирство подрывало попытки режима Саддама Хуссейна изобразить вторжение в Иран как народную, патриотическую войну. Многие дезертиры присоединялись к иракской оппозиции на территории Ирана, либо в курдских областях на севере. В Сирии же во время гражданской войны дезертиры, количество которых приближалось к трети изначального размера армии, составили основу повстанческих формирований, до сих пор сражающихся с режимом Башара Асада.
Как отмечает исследователь миротворческих процессов Дэвид Кортрайт, вовлеченный в антивоенный активизм со времен Вьетнама, участие военных в антивоенном движении оказало большое влияние на прекращение конфликта, потому что, с одной стороны, после фронта их сложно было обвинить в непатриотичности, а с другой, у них сохранялись связи в армии, где они могли вести агитацию. Например, ветераны Вьетнама организовали в Детройте гражданский трибунал, где рассказывали о военных преступлениях, в которых участвовали или которым были свидетелями. Эта инициатива привела к слушаниям в Конгрессе, на которых обсуждались преступления американской армии и сам смысл войны. Дезертиры, уехавшие за границу, выпускали антивоенные газеты, которые позже распространялись на американских военных базах. Аналогичным образом российские дезертиры, выбираясь в безопасные страны, начинают давать показания о преступлениях России в Украине.
И наоборот: общественное мнение о войне тоже влияет на рост дезертирства. Согласно исследованию Кевина Кёлера, Хольгера Альбрехта и Дороти Ол, опрашивавших сирийских дезертиров, ключевым фактором для перехода от пассивного недовольства к дезертирству среди солдат была поддержка семей и близких, убеждавших их покинуть армию и обещавших им помощь. Исследование дезертирства из армии конфедератов на финальных этапах Гражданской войны в США также показывает, что солдаты из штатов, где оно становилось социально приемлемым и одобряемым, немедленно начинали дезертировать в массовом порядке. И надо отметить, опросы проекта «Хроники» демонстрировали, что количество россиян, которые с пониманием относятся к уехавшим от мобилизации, выросло с 17% в октябре 2022 года до 47% в феврале 2023-го, что говорит о росте лояльности к уклонению от участия в войне.
Важным фактором является, безусловно, наличие зон, не контролируемых режимом, но достижимых для дезертиров. Во время гражданской войны в Испании дезертиры чаще всего скрывались в гористых регионах. Во время Ирано-иракской войны они прятались у курдов либо, пока успешное контрнаступление Ирана не лишило их такой возможности, у собратьев по вере на захваченных территориях. В Сирии дезертиры бежали на территории, контролируемые повстанцами. Югославские дезертиры и уклонисты бежали в Венгрию — чтобы попасть туда, им не нужна была виза. Точно так же российские дезертиры чаще всего сейчас бегут в Армению и Казахстан, потому что там россиянам не нужен загранпаспорт, и, в отличие от Кыргызстана и Беларуси, эти страны пока не выдают дезертиров России (впрочем, в случае Казахстана уже есть прецедент — выдан офицер ФСО Михаил Жилин).
Сработает ли эффект второго года?
Многие параметры говорят в пользу того, что российская армия может страдать от высокого уровня дезертирства. Ее солдаты не понимают целей войны. Сама армия составлена из разнородных подразделений с разными задачами и статусами: собственно армии, ЧВК, отрядов сепаратистов, кадыровцев, мобилизованных, насильно удерживаемых контрактников. Между этими группами и категориями низкий уровень доверия, тем более что некоторые из них выступают в роли заградотрядов. Армия сталкивается с проблемами в координации, логистике и снабжении, на что постоянно жалуются как рядовые солдаты, регулярно записывающие коллективные обращения к губернаторам, так и высшее командование. Наконец, рекрутинг контрактников и мобилизация проводились с упором на более бедные регионы и социальные слои, а заметная часть армии набрана из заключенных.
Кроме того, чтобы избежать новой волны мобилизации и связанного с ней социального шока, российское руководство, вероятно, приняло решение удерживать на фронте тех, кого уже удалось туда затащить. Судя по постоянным жалобам «военкоров» и офицерства на отсутствие ротации, недовольство и, соответственно, значение проблемы дезертирства на втором году мобилизации будут нарастать.
Российский режим располагает широким набором репрессивных средств для сдерживания этого процесса и применяет, по сути, почти все способы из арсенала авторитарных стран: высокие зарплаты, блокпосты и заградотряды, изъятие паспортов, запрет на увольнение и выезд из страны и т.д. Как отмечает директор правозащитной группы «Гражданин. Армия. Право» Сергей Кривенко, какое-то время эти меры сдерживали военнослужащих, желающих отказаться от участия в войне, но постепенно они становятся все менее эффективными.
При этом в России очень развиты средства слежки за гражданами — в гораздо большей степени, чем в ходе любого другого конфликта в истории человечества. Информацию о местонахождении граждан государству могут передавать поликлиники, банки, соцсети, мобильные операторы, службы такси, а российские города напичканы камерами с системами распознавания лиц. Минцифры занято созданием единой электронной системы учета информации о подлежащих мобилизации гражданах.
Способствует сдерживанию дезертирства и то обстоятельство, что большинство восточноевропейских государств напрочь закрыли свои границы для россиян, а остальные усложнили выдачу виз. В июле российские антивоенные инициативы выступили с совместным обращением к европейским странам с просьбой предоставить российским дезертирам убежище. Вскоре после этого Национальный суд Франции по делам беженцев вынес постановление, по которому российские отказники, уклонисты и дезертиры должны иметь право на получение убежища во Франции. О том же в начале мобилизации заявляла и Германия. Однако за время войны Германия предоставила убежище только 55 российским отказникам, а Франция отказала в нем первому же подавшему документы дезертиру, скрывающемуся в Казахстане.
Впрочем, бегство на Запад, скорее всего, могло бы стать опцией скорее для более образованной части армии и офицерства, как это было и с американской армией во время войны во Вьетнаме. Исследователи RAND Corporation, кстати, отмечают в своем анализе факторов успеха антирежимных восстаний, что дезертирство офицеров оказывает более сильное воздействие на устойчивость режима, чем дезертирство рядовых. Это тем более актуально для российской армии, столкнувшейся с серьезной нехваткой офицерского корпуса и значительными потерями в нем в ходе войны.
Но единственным на сегодня вариантом бегства для российских дезертиров являются зависимые от России и потому не совсем безопасные Армения и Казахстан. Беглецы хотя и создают такие организации, как «Точка невозврата», которые помогают другим солдатам дезертировать, но, находясь в Казахстане, вынуждены делать это с осторожностью и потому избегают коммуникации с бывшими сослуживцами.
Этот набор ограничений в целом создает благоприятные для российского командования условия для удержания солдат на фронте. Однако психологическое давление, высокие потери и усталость второго года войны могут в конце концов перевесить страх репрессий и ощущение безвыходности, резко приблизив «точку решимости».
Автор: Александр Финиарель
Источник: RE:RUSSIA