Российский военно-промышленный комплекс зависит от иностранных станков. Об этом говорится в докладе Rhodus Intelligence «Как Россия производит ракеты». Но, несмотря на санкции, в Россию все так же поступают необходимые для этих станков расходники, а иностранное программное обеспечение продолжает работать.
Журналисты издания «Важные истории» поговорили с основателем аналитического агентства Rhodus Камилем Галеевым о том, почему так происходит.
Миф о самодостаточности
— Всегда ли российская военная промышленность была зависима от Запада?
— Так исторически сложилось. Контур советского ВПК был создан во время сталинской индустриализации. Это был ряд проектов под ключ, в основном американских. То есть это в первую очередь США, а потом Германия, Великобритания, Италия и другие страны Европы помогли СССР построить промышленность.
Как это выглядело? Индустриальный архитектор из США Альберт Кан и его компания Albert Kahn, Inc. спроектировали и построили в СССР более 500 заводов. Хороший пример — Сталинградский тракторный завод (Волгоградский тракторный завод), который с самого начала проектировался как танковый. Альберт Кан доставил из США на берег Волги всё необходимое для строительства и функционирования завода. Подрядчики привезли даже свои рельсы и монтировали железную дорогу.
Такое сотрудничество с Америкой происходило в тот период, когда дипломатических отношений между США и СССР не было. Показательна позиция Хью Купера — полковника инженерного корпуса армии США и строителя Днепрогэса.
По его мнению, с СССР стоило торговать, а начинать дипломатические отношения не надо. Индустриальные проекты завершились в середине 1930-х годов. К тому времени американцы обучили критическую массу сотрудников заводов. А после окончания проектов советские власти «зачистили», то есть расстреляли или репрессировали руководство предприятий (также известно о репрессиях в отношении привлеченных американцев. — Прим. ред.).
Следующее массовое поступление западных станков в СССР произошло после Второй мировой. Из Германии их вывезли более сотни тысяч. Затем был период холодной войны, который повлиял в основном только на экспорт станков из США, несколько сократив его. Но поставки продолжала Западная Европа. Когда строили КамАЗ в 1980-х, европейские станки покупались напрямую, а американские шли через Германию. Советский Союз никогда не был самодостаточен.
Единственный крупный скандал, когда экспортеры были наказаны за поставки в СССР, — это скандал с японской Toshiba и норвежской Kongsberg. В 1980-х в СССР купили японские станки с норвежским числовым программным управлением (ЧПУ), чтобы делать бесшумные винты для субмарин.
Американцы устроили дипломатический скандал. Гендиректор Toshiba и еще один топ-менеджер ушли в отставку, а двое сотрудников, которые курировали проект, получили тюремные сроки. Японской компании на год запретили поставлять оборудование социалистическим странам. Я подозреваю, что мотивацией американцев был удар не по советскому ВПК, а по японскому машиностроению. В тот момент американские власти очень боялись бума японской экономики.
В девяностых не только в России, но и в мире вообще была депрессивная пора, многие государства начали резать бюджеты на ВПК и промышленность. Начиная с третьего года правления Путина (благодаря повышению цен на нефть) Россия начала массово перевооружать свою промышленность современными станками в первую очередь европейского производства, а с 2010-х — станками из Восточной Азии.
Самую глубокую и самую раннюю диджитализацию во всем российском ВПК прошла авиация. Именно авиация раньше и ближе всех приблизилась к идеалу «Индустрии 4.0» (Четвертая промышленная революция) — это переход на полностью автоматизированное цифровое производство, где всем процессом управляют компьютеризированные системы.
Важной составляющей этого перехода считаются системы PLM (Product Lifestyle Management — «управление жизненным циклом изделия» — такое программное обеспечение, которое сопровождает, контролирует изделие, начиная от стадии производства до снятия с эксплуатации. — Прим. ред.).
Единое программное обеспечение уязвимо
— Насколько иностранные PLM-системы важны для российского ВПК?
— Начиная 2000-х годов российские предприятия активно экспериментировали с разными системами автоматизации производства через интеграцию PLM. Предприятия использовали PLM компаний PTC (США), Dassault Systems (Франция) и Siemens (в те времена это было ПО американской компании UGS, которая вошла в состав немецкой Siemens в 2007 году).
Например, концерн «Алмаз-Антей», конструкторское бюро Туполева и значительная часть «Роскосмоса» сконцентрировались на использовании программного обеспечения американской компании PTC. А опытно-конструкторское бюро Сухого эффективнее всего интегрировало в свое производство PLM от Siemens.
В итоге опыт ОКБ Сухого был масштабирован по всей цепочке — поставщики-производители компонентов и комплектующих перешли на Siemens. Следом пошли другие производители российской авиации. Даже конструкторское бюро Туполева, которое изначально сидело на PTC, тоже в итоге перешло на продукты Siemens.
И поскольку ОКБ Сухого и другие авиационные производители вошли в Объединенную авиастроительную корпорацию, вертолетные производители объединились в «Вертолеты России», а двигателестроение — в Объединенную двигателестроительную корпорацию, и все это вместе вошло в госкорпорацию «Ростех», то опыт масштабирования Siemens коснулся всего «Ростеха».
— Можно ли остановить российское военное производство, если оно зависит от иностранного софта?
— По моему мнению, чтобы подступиться к слабым местам военной промышленности, нужно обращать внимание на всю «Индустрию 4.0», то есть на концепцию цифрового производства. И на программное обеспечение, и на станки и их компоненты. Чем больше степень интеграции, тем более уязвимо все производство в целом.
Например, для производства баллистических ракет российские предприятия используют разные бренды PLM и получается зоопарк из разных систем, а это значит — ракетостроение менее уязвимо. Наиболее интегрированная сфера ВПК — авиация. Она почти вся работает на основе продуктов Siemens. Получается, что эффективнее сконцентрироваться на раскрытие уязвимости цифровых решений одного бренда. До конца войны заводы с софта Siemens слезть не смогут.
— Как именно можно найти уязвимости?
— Надо ограничить не только поставки станков, но также комплектующих и расходников, например резцов, пресс-форм, штампов, форм литья и т. п. Еще важно обратить внимание именно на российское производство расходников. Станки в большом количестве расходуют режущие инструменты. Требования к ним высокие. Сейчас такие инструменты сложнее делать, чем в советское время. У России, конечно, есть импорт, но его всё сложнее осуществлять.
У части военных производителей также есть собственные мастерские. Например, Воткинский завод имеет свои цеха, где делают режущий инструмент. Но, конечно, главную роль играют крупные производства расходников, например КЗТС — Кировоградский завод твердых сплавов (предприятие не находится под санкциями. — Прим. ред.). Это пока наиболее продвинутое производство режущих инструментов в России. Если получится остановить производство инструментов, то Россия будет полностью зависеть от импорта, с которым есть перебои.
Что касается софта, то западным властям надо потребовать от производителей программного обеспечения, числового программного управления (ЧПУ) и ПЛК (программируемый логический контроллер, на котором строится система числового программного управления станков. — Прим. ред.) раскрыть недокументированные возможности продуктов, если такие имеются. В основном в России используют ЧПУ от Siemens, Fanuc, Heidenhain, а ПЛК — от той же Siemens.
Чем завод ближе к идеалу «Индустрии 4.0», тем больше вероятность, что там все электронные мозги будут от Siemens: начиная от ЧПУ, заканчивая PLM. Например, у Siemens есть ЧПУ Sinumerik разных моделей, в котором множество разных девайсов. В каждом из них могут быть свои возможности для взлома, передачи данных и, вероятно, даже полного отключения, потому что там должна быть защита, например, от копирования. Политики и эксперты в России до полномасштабного вторжения в Украину уже высказывались о том, что у западных производителей есть возможности для такого отключения.
- «Я был на одном предприятии в Тамбове, у них установлена собственная газопоршневая электростанция. <…> Я говорю: “А что за производство, чье?” — “Американское”. — “А почему не наше?” — “А у нас такое не выпускают”. Американцы полностью через компьютер отслеживают работу нашей подстанции. Я говорю: “Они ее могут отключить?” Говорят: “Легко”», — заявил уже бывший депутат Госдумы Александр Шерин на заседании в парламенте в феврале 2020 года (из копии стенограммы, которая есть в распоряжении Rhodus).
- «Что касается Siemens, то эта компания может в любой момент поставку своего программного обеспечения прекратить. Вспомните ситуацию с турбинами, которые попали в Крым. А еще можно вспомнить, как за три дня до начала “Бури в пустыне” все станки с ЧПУ Siemens в Ираке встали», — заявил Андрей Костенко, заместитель директора ООО «Балт Систем».
- «Мне этот случай рассказал генеральный директор симферопольского завода “Пневматика”. После того как там прошел референдум и Крым присоединился к России, в один прекрасный день на мониторах появились надписи: “Станок остановлен в связи с тем, что находится на оккупированной территории”. И это не только в Крыму может произойти. Вся наша оборонная промышленность на крючке. Наиболее продвинутые предприятия, вроде “Уралвагонзавода”, имеют специальные службы, которые стараются выкопать “жучков” из систем ЧПУ, но это не так просто, потому что некоторые “жучки” до поры молчат», — добавил Костенко.
- «Например, он [производитель] может установить на станок скрытые программные модули, которые накапливают информацию о производимой продукции. Производитель может потребовать отчета о перемещениях станка, а в его электронную начинку установить датчики контроля местоположения, которые позволят определить, где именно эксплуатируется станок, и блокировать непредусмотренные перемещения…», — говорил проректор по развитию «Станкина» Александр Андреев.
Нечестная игра
— Почему тогда санкции не работают?
— Парадокс санкционной политики в том, что соглашения по экспортному контролю чаще всего являются международными, но фактически ответственность за исполнение лежит на национальном уровне. Это создает возможность для нечестной игры. Поскольку каждое правительство соблюдает санкции по-своему, оно может помочь своей машиностроительной индустрии.
Такая же проблема была во время холодной войны: США тщательнее следили за поставкой в СССР и убивали собственное станкостроение. А европейцы контролировали гораздо менее тщательно, поэтому там промышленность росла за счет поставок в СССР. Выигрывают те страны, которые не следят за экспортом.
К тому же я считаю, что Запад до сих пор не сделал прицельный удар по российскому военно-промышленному комплексу — софт продолжает работать, потому что власти США и ЕС не требовали от производителей раскрыть уязвимости. А такие предприятия, как, например, «Кировоградский завод твердых сплавов» (КЗТС), производящий расходники, даже не под санкциями.
— Как долго могут работать станки, которые были завезены в Россию до 2022 года?
— На этот вопрос невозможно ответить в общем виде. Часть из этих станков, особенно очень старые, при должном ремонте можно считать практически вечными. Это относится, например, к старым станкам без числового программного управления из Западной Европы, ГДР, Чехословакии, в меньшей степени Венгрии. Проблема этого вечного оборудования не в том, что оно ломается, а в том, что оно требует высокой квалификации рабочей силы.
К каждому такому станку нужен квалифицированный оператор, а вот с этим часто напряженка. Дело в том, что навыки работы на станках без ЧПУ не переданы и не будут переданы молодому поколению. Молодежь сразу учится работать на современном компьютеризированном оборудовании и не станет работать ни на чем другом. Поэтому возможность использовать старое оборудование естественным образом исчезает по мере умирания стариков.
Автор: Анастасия Короткова
Джерело: «Важные истории»