В марте украинские войска смогли отбить часть территорий Николаевской области и остановить российское наступление на Николаев. После стало известно, что россияне совершали военные преступления в оккупированных селах. Одно из них — убийство жителей Новофонтанки и Херсона. Их тела нашли в одной могиле после деоккупации поселка.
По данным разведки, в селе стояли подразделения 49-й армии Южного военного округа Вооруженных сил России отмечает издание Ґрати.
«Каждый божий день под дулом ходили»
Двери старой хаты, что стоит на окраине села Новофонтанка в Николаевской области, больше не закрывают на замки. Несколько месяцев она стоит пустая, после того как хозяина — 45-летнего Сергея Кучерешко — убили российские военные. Это произошло в начале марта, когда войска РФ оккупировали западные районы Николаевской области, продвинувшись до Вознесенска. Наступление шло из Крыма через Херсонскую область.
В Новофонтанку колонна российской техники вошла 6 марта.
За несколько дней до этого жители села наблюдали, как войска РФ заполняли соседние села.
«Мы их [видели] просто как на ладони… Были дома, вышли на улицу, и видим по горе едут! 15 минут — они уже тут у нас. Мама только танки считала — 40 штук. Они ехали вот там, по горе, туда, на Николаев», — вспоминает Евгения, местная жительница — молодая бойкая женщина.
Она сразу соглашается показать дом Сергея, который находится на другом конце улицы. По дороге женщина в красках рассказывает об оккупации, которую пережила с двумя маленькими детьми и родителями.
«Из подвала [вывели] под автоматами нас — туда, свои пайки давай нам раздавать, — вспоминает Евгения.
Она показывает на место где-то на обочине дороги, уже поросшей густой травой.
«Тут выгружали картошку, лук, и наши ананасы, шоколад, что в магазине украли, то и… Нам приносили, детям давали все», — говорит.
«А уже на следующий день, — продолжает Евгения. — Потому что они: нам воды надо, дайте нам воду. А я говорю, а что ж у вас написано бензовоз, а не вода? Наглая такая. У соседа воду набирали, приезжали выкупывались, там вещи валялись их. Мама все попалила потом… Больше всего стояли там, на горке. Там и пьянки были, все что хочешь. Водки целая куча была».
«И постоянно спрашивали: «А че, у вас плазмы дома? Хата разваленная, типа, а дома плазма есть? И пылесос стоит, и мотоблоки — все есть!» — Евгения копирует недоумевающих россиян.
Первыми приехали, по словам женщины, «снабженцы».
«Потому что куча машин было — все грузовики и БТРов только пару штук», — объясняет она.
Двое показали российские паспорта — фамилии она не запомнила. Оказались крымчанами — из Севастополя и Симферополя. Военные объясняли местным жителям, что «их отправили сюда занять территорию». Кто-то оправдывался, что еще ни разу не стрелял из автомата. Были и другие, которые приезжали на автозаках — матерые, в черной форме и шлемах. Они выстроили жителей деревни в шеренгу, чтобы проверять документы и прописку.
«Было конечно страшно, — признается Евгения. — Приезжали к соседу — зарезал барана. Режь! Ну, а что он скажет — не зарежу? Встаешь утром, смотришь, а они уже во дворе лазят. То зарежь им курочку, то навари им супа. То дай им что-то. Наглые, очень наглые».
Боев в селе не было, но постоянно были слышны звуки обстрелов. Россияне боялись и постоянно спрашивали, что передают в новостях, «когда это закончится»?
Евгения язвительно им отвечала: «Ничего не передают, в новостях так и скажут, что все, русские, едьте домой. Вы хотите — едьте домой».
Она вспоминает утро, когда украинские войска атаковали россиян.
«Приезжали за водой. Я выхожу и говорю: «У меня дети боятся, это вы взрывали?». Они: «Нет, это нас… Нас 200 человек нету, их вертолеты только что забрали».
За разговорами мы не замечаем, как оказываемся возле дома Сергея. Евгения зовет его сестру Татьяну, но к нам навстречу выходит ее муж — тоже Сергей, вместе с Аллой, бывшей соседкой, которая теперь живет в Костычах. Женщина приехала помочь с похоронами Сергея, которые, оказывается, назначены на следующий день.
Хата Сергея Кучерешко покосилась от старости — в ней жили еще его родители, которые давно умерли. Хозяин не стал ее перестраивать. За домом был сарай, в котором хранилась кухонная утварь, нужные в хозяйстве вещи и зерно. Его спалили россияне. По словам мужа Татьяны, есть еще расстрелянный мотоцикл, но он стоит в другом сарае под замком.
— Нам повезло, что нас не тронули, — произносит Евгения, глядя на все это.
— Каждый божий день под дулом ходили. И не раз бывало — по два, по три раза, — вспоминает оккупацию Сергей.
В Костычах, говорит Алла, тоже были проверки. По ее словам, заходили, в основном, в дома зажиточных людей, к арендаторам, у которых было что взять. Либо приходили по наводке.
— У нас парень в АТО был… Когда они прошли по нашей улице, пришли на другую улицу, ни к кому в двор не зашли, а именно зашли в крайнюю хату. По наводке — это ж ясно! Он на нижнее село, старое, убежал. В камышах там с другом был или что. В общем, спасся. А когда пришел домой — все перебито, все в хате перевернуто.
Сергей Кучерешко тоже был АТОшником — пошел добровольцем в августе 2014 года и вернулся домой через полтора года. В его документах значится последнее место службы — в Новоселовке, он был наводчиком пулемета. Когда началось вторжение, пошел в военкомат, но ему дали отсрочку. 7 марта россияне забрали его из дома в ходе зачистки и на следующий день убили.
«По одежде, по силуэту опознала»
Во двор морга в Николаеве заезжает серая «Лада» с покрытым ржавчиной прицепом. Из машины выходит Сергей, Татьянин муж, а потом и сама Татьяна — сухонькая женщина лет за 50 в черном платке с цветами поверх все еще роскошных волос, светло-сером болоньевом жакете поверх черной одежды. У нее изрытое морщинами лицо и грубые от тяжелой работы в поле руки
— Женщина, поверьте, у нас выдача по минутам расписана. Сначала военных, — строго говорит сотрудник морга Татьяне, выглядывая во двор на несколько секунд.
— Позвонили вчера, можно забирать, а тут! — Татьяна делает попытку возмутиться, но тушуется перед военными, которые подходят забрать тело своего побратима.
Далеко не отходит, несмотря на то, что перед нею в очереди еще два тела.
Во дворике стоит трупный запах. Периодически включается мотор холодильника. Его рычание перебивают звуки артиллерии, работающей где-то недалеко. Доносится голос батюшки, который на территории морга отпевает некоторых покойников перед тем, как их везут на кладбище.
На Татьяне с мужем — вся организация похорон, потому что брат жил один. Они были соседями и видели, как Сергея забирали.
Колонна россиян заходила в село через верхнюю улицу. Сергей первым попался им на глаза: был в своем дворе и набирал воду. Его отвели к машине для проверки документов и тем временем обыскали дом. Забрали его телефоны, тактический фонарик и отпустили.
Брат перед этим успел предупредить Татьяну, и они с мужем решили спрятаться.
«Бутылку воды двухлитровую схватила и давай бежать, — вспоминает Татьяна. — Я была совсем того: температура, обкидало. В ямку залезли из-под погреба… Сидели в ямке, телефон отключили и только высматривали: они идут и идут. И танки, и БТРы, и такие здоровые машины — КАМАЗы. Тянули автобус один школьный желтый».
На следующее утро россияне пошли по дворам с проверкой: шестеро военнослужащих, всем чуть за 20 лет, вооруженные автоматами, в светлой пятнистой форме. Татьяну с мужем застали уже дома. Они соврали, что вчера были на работе.
«А чего вас двое, а три кровати? А чего куча посуды?» — расспрашивали их россияне, предполагая, что в доме прячется кто-то еще.
Один держал Татьяну на кухне под прицелом. Остальные разговаривали с мужем на пороге. Потребовали показать телефоны. Сим-карт в них не было — Татьяна вынула их накануне, думала, так телефоны никому не будут нужны.
«У них нет симаков», — россияне сразу проверили. И пригрозили супругам, что если не принесут сим-карты, то заберут мужа с собой. Но тут по рации что-то сказали и россияне поспешили уйти — это его и спасло.
Вечером устроили зачистку и забрали брата.
«Серело, — вспоминает Татьяна. — Сергей рубил дрова. Они прям во двор посыпались с верхней дороги, с горы. Те же самые, только выглядели словно пьяные или обкуренные…».
Их с Сергеем дома обыскали одновременно.
«На крышу залезли, думали, может, наверху кто прячется… Побежали к погребу. Говорит один: «Вход в подземелье!». Как в России, половик откидывают, думают, что погреб в полу».
Началась стрельба. Татьяна с мужем забежали в кухню и попадали на пол. Зачистка продолжалась около 20 минут. После все затихло — Сергея увезли.
Татьяна с мужем зашли к нему во двор и увидели следы погрома: горел сарай, вещи раскиданы, форма, шторы, мотоцикл стоит расстрелянный, дверь в хату выбита, а в доме откинут половик и матрасы лежат на полу.
О том, что дальше произошло с братом, Татьяна узнала от другого пленного, который смог убежать. Он сначала прятался в одном из домов на нижней улице. Его зовут Михаил — фамилию Татьяна не запомнила, а контакты не записала. Мужчине где-то за 60 лет, не местный, из другого села.
О себе Михаил рассказал, что подвозил пассажира в Херсон. Тот был моряком, ему где-то за 30 лет, возвращался из командировки домой. В маршрутке места не было, он решил добираться на попутках. Их двоих россияне задержали на Кировоградской трассе, досмотрели ноутбук моряка, нашли там карты прохода кораблей и решили, что он корректировщик. Так Михаил и херсонец, чьего имени Татьяна не знает, оказались в плену. Позже к ним привели и ее брата.
Михаил видел, как избитый Сергей лежал на матрасе без памяти. А потом его застрелили. У херсонца были связаны ноги канатом, его били, а потом расстреляли очередью в спину. Оба тела скинули в яму и засыпали землей. Михаила, по его словам, привязали к дереву, а потом кинули связанного в окоп. Когда начался обстрел, он выбрался из него и убежал. Мужчина отметил, что россияне, чинившие зверства, были пьяные.
Когда российские войска вытеснили из района, Михаил показал, где все происходило. Татьяна увидела могилу с крестом. На нем дата — 8 марта. Михаил также сказал ей: «Вашего Серегу слили». Он намекнул, что знает, кто, но имя почему-то не раскрыл, пообещав это сделать «после войны».
В селе не могли поверить, что Сергея убили. Еще надеялись, что он прячется.
«Он прятаться не будет», — отвечала им Татьяна. Она сразу поверила, что могила на горе — его. И стала носить туда цветы.
Два месяца Татьяна ждала, чтобы следствие занялось убийством брата. Эксгумацию провели только 3 мая, и она с несколькими другими односельчанами пришли на опознание — они сами попросили.
Сергея Татьяна узнала только по зубам, силуэту и одежде. И по связке из восьми ключей, которую он всегда носил с собой. Спина была синей от побоев, а голова обезображена, уши отрезаны и на шее с левой стороны было выходное пулевое отверстие. В этой же могиле нашли второго убитого — херсонца. Тоже со следами насильственной смерти.
«Да чепуха, что мы были на опознании, — машет рукой Татьяна. — Мы грузили сами! Рукавицы лопаются… Тот тяжелый… Грузить — лестница переворачивалась. Падал пару раз… Херсонец, распух, не можем погрузить. Хлопцы говорят: руки как-то убери — я картонкою вот это. А пальцы — словно ногти отпадали».
Мешков для трупов следователи им не дали, и тела пришлось везти в морг без них в открытом прицепе.
В руках у Татьяны документы с экспертизой. В них написано: причина смерти не установлена из-за резко выраженных гнилостных изменений.
«Пока СБУ разрешило, трупы уже сгнили», — злится она и боится, что дело заглохнет. Татьяна настроена решительно.
«Я не хочу никаких выплат, я хочу справедливости», — говорит женщина.
Дело расследует полиция. Его квалифицировали как военное преступление. Подозреваемых пока не установили. По данным разведки, в марте в районе Новофонтанки и Кашперо-Николаевки стояли подразделения 34 и 205 отдельных мотострелковых бригад 49-й армии Южного военного округа.
Кроме того по оперативным данным Генштаба, опубликованным в период с 6 по 8 марта, на Николаевском направлении вели наступления следующие войска РФ: 7-я десантно-штурмовая дивизия Воздушно-десантных войск, береговые войска ЧФ — в частности, 126-я бригада береговой обороны Черноморского флота военно-морского флота РФ. Также 3 марта, сообщал портал «Милитарный», в Вознесенске украинские войска захватили технику и документы 11-й отдельной гвардейской инженерной бригады.
«Кучерешко, подъезжайте», — зовет, наконец, сотрудник морга.
Но теперь приходится ждать водителя Ивана — он уехал искать топливо и телефон с собой не взял. Татьяна звонит односельчанам сказать, что проводы задерживаются на час.
Когда Иван появляется на своей «Ладе», Татьяна выдыхает с облегчением. Она начинает суетиться, из пакета достает погребальное покрывало, иконку, гвоздики, не знает, как правильно их уложить, и спрашивает у сотрудника морга. Тот подзывает Ивана с Сергеем, и они заносят в морг пустой гроб — с небесно синей обивкой, белыми рюшами и золотой вышивкой. Вскоре выносят закрытый, с телом, и с трудом грузят его на прицеп. Сергей там же заколачивает его.
Обитающие на территории морга вороны зловеще каркают. Татьяна прислушивается и говорит: «Пятница 13-е сегодня».
Она садится с мужем в машину, которая увозит, наконец, Сергея домой, в родное село.
«Как будто фильм ужасов смотришь»
Хоронить Сергея пришла почти вся Новофонтанка, староста и знакомые из других сел. Гроб с его телом поставили во дворе дома, где его начнет отпевать священник, а потом отвезут на кладбище. Батюшка, который едет из Ингулки, опаздывает. Татьяна с подругами и сестрой Раей, которая тоже приехала, готовят стол на поминки. Гости ждут на улице, за забором, обсуждают последние новости и вспоминают оккупацию.
— Они просто не успели тут. Они б больше горя наделали, — размышляет вслух Наталья из соседнего села Кашперо-Николаевка.
Россияне зашли к ним на день раньше, чем в Новофонтанку. Сначала разбомбили с самолета одну из улиц. Погибла женщина, которая оказалась на улице, когда неподалеку разорвался снаряд.
— Ми сразу не могли осознать. Как будто фильм ужасов смотришь, как боевик какой-то. Мы за ними смотрели: они тут низом шли, на Пески, там сделали понтонный мост… Они поставили технику под каждую хату. Две-три единицы. Техники было больше населения в селе — это гарантия. Нас никто не уничтожил вместе с ними!
— Да, бомбили, как только из села выйдут, — подтверждает ее муж Валерий.
— Я думала, что нами пожертвуют во имя уничтожения этой техники. Мы были морально [готовы]… Десять дней их долбали, и вынудили отойти.
Так как россияне несли серьезные потери, они отчаянно искали корректировщиков среди местных. Обыскивали дома — в первую очередь смотрели военную форму. Мужчин собирали в сельской школе и избивали.
«Да в Крыму нас с цветами встречали!» — упрекали селян россияне.
— Я прибежала к спортзалу, когда мужики там были, — вспоминает Наталья, извиняясь за мат и оправдываясь тем, что только так могла говорить с россиянами. — Я ж слышу, что бьют. Начала поднимать кипиш, на них наезжать. Вышел старший: «Да у них в телефонах геолокация!» — «Пиздишь! Покажи!». Он: «Я сейчас покажу». Но не показал. «Вот смотри, твой сын, ничего с ним не случилось». Сын вышел весь в пылюке — его не сильно [избили]. Сильно били охотников, наших хлопцев молодых. У одного в телефоне нашли фото подбитого танка, а на другом телефоне охотники скинули направление движения россиян. После того как их отпустили, он взял за локоть и говорит: «Когда-нибудь вы нас простите»…
Вспоминает еще один случай, когда на их улице загорелся гараж от попадания снаряда. Наталья тогда сорвалась на россиян.
— Мы злые, заморенные, света не было, мы с колодцев воду тягали, руки стерли. А они стоят важные — обстрел кончился. И меня прорвало: «Уебывайте на хуй отсюда! Чего вы пришли! Вы, вояки!». Отвечают: «Нас послали».
— Как пожар, трое помогали, — уточняет Валерий.
— Один пьяный пришел, оружие бросил и помогал, — продолжает Наталья. — Валера его за грудки взял: «Что вы сюда пришли! Что вы натворили!». Он: «Прости!». Валера: «Что прости! Бери туши!». А двое пришло, говорю, кинь той автомат, я его не заберу, воду с колодца вытягивать неудобно ж с автоматом. Он не кинул. Но воду крутили.
— Те, что тушили двое, те сдались [в плен]. Молодые, лет под 19 примерно.
Истории с воспоминаниями об оккупации иногда звучат как анекдоты, но за ними — пережитые отчаянье и страх.
Российские военные грабили местных жителей. Они попытались забрать машину, стоявшую во дворе у Натальи и Валерия. Автомобиль принадлежал семье, которая приехала из Николаева в Кашперо-Николаевку прятать детей.
— Спрятали — в ад! — с горечью говорит Наталья.
— Русские: «Нам колеса надо». Говорю, это не наша машина. «Мы вернем». «Да не вернете вы! Вы никому не возвращаете!». Он: «Так, давай неси паспорта и телефоны». Говорю: «У нас смотрели, вы ничего не увидите. Карточки позабирали, телефоны поломали. Хватит!» А он: «Да ваших ЗСУ уже нету!». Говорю: «Есть! А кто ебашил вас?!» Так и сказала. У него так челюсть заходила: «Да у ваших, ЗСУ, в Николаеве на первом этаже — танк, на втором этаже люди живут, а на крыше снайперы сидят!». Валера говорит: «Я не знаю, что в Николаеве, но у меня перед домом твой БТР стоит, видишь?». Он говорит: «Я вас ненавижу, бандеры йобаные, стрелял бы всех!». Челюсти заходили. Мы так притихли и уже больше не возражали — и они ушли.
— Вот так, 53 года был россиянином, а теперь стал бандеровцем. Пусть будет так. Лучше бандеровцем, — говорит Валерий.
Он объясняет, что до 91 года жили с женой в России, хотя она сама родом из Хмельницкой области. Перед референдумом о независимости Украины переехали к тете Натальи в Кашперо-Николаевку. С тех пор так и живут в селе. Стали заниматься фермерством: сеять подсолнухи и пшеницу. Землю арендовали у Сергея.
Сергей не был большим землевладельцем: немного гектаров досталось ему от родителей, еще часть он получил от государства как АТОшник. Сам держал свое небольшое хозяйство: кур и кролей. Хата хоть и старая, но в сарае стоял новенький спортивный велосипед и мотоцикл Musstang.
— Никогда ничего он не требовал: никаких льгот, нигде ничего, — говорит о Сергее Наталья. — Ему нужно — он пошел пешком к нам в Кашперо-Николаевку, в магазин, скупился. Говорю: «Мы скупляемся, может, тебе чего-то?» Он: «Чего я должен людей напрягать?».
Наконец, приезжает батюшка вместе с певчей, и разговоры затихают.
«Христосе воскресе из мертвых», — затягивают они в два голоса.
Сестры Татьяна и Рая и еще четыре женщины выстраиваются в ряд во дворе, так, чтобы батюшка мог обойти гроб вокруг. Остальные подходят ближе, но остаются стоять за оградкой. Крестятся, повторяют молитвы.
Часть мужиков остались сидеть на обочине и на церковный обряд не сильно обращают внимание. Обсуждают стоимость топлива, советуют, как управляться с пчелами, вспоминают о знакомом, который недавно на мине подорвался и о том, как местные жители снимали растяжки, не дожидаясь прихода военных.
Один из них Виталий вспоминает о Буче.
— Сколько людей убили! Вот это — Раша! — говорит он, — Приезжали следаки, чтобы его откапывать. Говорит один: «Я вообще не знаю, как вы тут живые остались!». Я честно думал, постреляют. Сколько раз нас выводили: стройтесь, документы. Уехали — вторые приехали: стройтесь, документы. По три раза. Идут, думаю, все, сейчас расстреляют. Идет, предохранитель щелк-щелк.
Мужики кивают одобрительно, мол, было, да.
— Да малых жалко — пятеро детей! — продолжает Виталий. — Считай, они все это видели. Мала сразу плохо — писяться начала. Сейчас немного стабилизировалась. А малой: жахнет там в балке, бегаю ищу в два ночи, нет его — уже в погребе…
Разговор прерывает голос батюшки. Он закончил первую часть отпевания и командует мужикам грузить гроб на прицеп, чтобы везти его на кладбище. Виталий идет помогать. За рулем — тот же Иван, что забирал тело Сергея утром из морга.
За гробом выстраивается процессия: люди несут крест, венки. Все потихоньку идут по холму вверх, к кладбищу. На перекрестке по традиции кидают на дорогу рушник. Перед входом мужики берут гроб на плечи и идут так сквозь высокую траву.
Возле могилы Сергея снова отпевают — в молитвах батюшка называет его невинноубиенным. Недолго говорит староста: она приносит родным соболезнования от всей громады и обещает, что «память о Сергее как о герое своей родины, патриоте родной земли, о мужественном, порядочном воине навсегда останется в наших сердцах». Вслед за ней говорит речь батюшка, завершая ее словами «Слава Украине! Героям Слава!».
Татьяна впервые плачет — все это время она старалась держаться. Она и сестра по очереди подходят к гробу и целуют его, прощаясь. Когда его опускают в могилу, каждый бросает сверху горсть земли. Мужики закапывают его, ловко орудуя лопатами. В селе нет ни могильщиков, ни похоронного бюро, и местные привыкли со всем справляться сами. Теперь Сергей лежит в окружении своих родных, похороненный с молитвами и по всем традициям.
Дома у Сергея ждет поминальный обед. Татьяна и Рая зовут гостей за стол, сами усаживаются последними. Угощают густым борщем, котлетами с пюре на второе, соленьями, селедкой и пирожками. Неизбежно начинается разговор об оккупации, который плавно переходит к воспоминаниям, как селу хорошо жилось до конца 90-х. Тут был магазин, в выходные ходили в клуб: бильярд, домино. Местные помнят, как к ним на юг приезжали заробитчане с запада страны и из Молдовы. Это поднимает всем настроение.
— Весной приехали сахарный буряк сапать. И как сошлась Украина с Молдовой в Кашперовом. Их быстро тогда, раз — и убрали. Что-то не поделили, — рассказывает фермер Валерий и гости смеются.
Сейчас все по другому. Старики поумирали, дети уехали работать в город. Жителей Новофонтанки теперь можно по пальцам пересчитать.
«Мы живем — выживаем тут. Та война пройдет — переживем и ее. Хлопцы дадут гари, еще на Красной площади гопак станцуем — и будет хорошо», — предсказывает будущее для своего села Николай. Он один из тех, кто помогал закапывать Сергея.
Гости не задерживаются долго за столом. В дорогу им обязательно дают пирожки и сладости.
Перед тем как прощаться, Татьяна показывает комнату брата — там стоит только старая железная кровать и небольшой шкаф. Женщина объясняет, что был еще стол — его сейчас накрыли в соседней комнате, а телевизор забрала к себе, потому что боится мародеров. По этой же причине не закрывают на замки двери — все равно сорвут. Дом обокрали еще до ухода россиян. Кроме некоторых вещей, по словам Татьяны, украли документы на землю — теперь придется восстанавливать.
Из шкафа она достает семейные фотоальбомы, показывает себя, сестру Раю в молодости, родителей, своего сына, который сейчас в Николаеве, еще одного брата — он давно перестал общаться с родными. И фотографии Сергея: на детских его можно сразу узнать — он не сильно изменился, только полысел.
Прошло уже несколько месяцев, как россияне отошли от Новофонтанки. Жители села уже вовсю возделывают огороды, поля бороздят тракторы. Татьяна с Сергеем каждое утро устраивают телефонную «перекличку» со своими детьми, которые живут в Николаеве и Одессе под постоянными обстрелами.
Автор: Татьяна Козак; Ґрати