После полномасштабного вторжения России в Украину судебная система вынуждена была очень быстро реагировать — в некоторых судах работу приостановили, а потом и вовсе прекратили до мирных времен, некоторые судьи пошли волонтерить, записались в тероборону или мобилизовались в Вооруженные силы. Но часть судей такого выбора не имела — их города были первыми, куда вошли российские военные. Какое-то время они даже рассматривали срочные ходатайства — об аресте или изменении меры пресечения. Но потом прекратили отправлять правосудие в целях безопасности.
13 марта Верховный суд дал рекомендации судьям, которые находятся в оккупированных населенных пунктах. Им предлагают, в частности, дождаться «зеленого коридора» для эвакуации или выбираться самим, если есть уверенность в безопасном маршруте, попытаться забрать дела из суда, а также уничтожить материалы, которые содержат государственную тайну, печати и электронные цифровые подписи судей, если нет возможности их вывезти. Журналисты издания «Ґрати» пообщались с двумя такими судьями, которые рассказали, как они живут в оккупированных городах и планируют ли эвакуироваться. Имена мы не называем в целях безопасности.
«Можем выжить и без помощи российских оккупантов» — судья из Херсона
В целом мы держимся, поддерживаем друзей, соседей. В городе — спокойно, нет даже воздушной тревоги. Паники — нет. Каждый день я привожу ребенка к подруге, мы оставляем детей с ее мамой и едем куда-то за продуктами. То производители что-то выставят на продажу, то обычные люди с машин продают. Так и питаемся.
Периодически оккупанты пытаются спровоцировать — предлагают продукты, но к ним никто не выходит. Даже пенсионеры, что для меня очень показательно. В доме, где я живу, есть старенькие люди, мы пытаемся помогать им, спрашиваем, что нужно, и привозим. Мы можем выжить и без помощи российских оккупантов.
А вечером выходим на акцию протеста с украинскими флагами. Каждый день. Хочу жить в своей стране, в Украине. И очень ждем украинских военных, которые бы освободили город. Все верят в победу.
Одну оккупацию я уже пережила — в 2014-м, в Луганске. Когда там началась война, мне сказали, что нужно уезжать. И я уехала с ребенком. Теперь, когда российские военные начали заходить в город, была возможность сесть в автомобиль и уехать. Но у меня не поднялась рука. Я не хочу жить где-то в другом городе или стране. Из Луганска я уехала, поскольку Донбасс тогда сдали — не было сопротивления ни правоохранительных органов, ни местного населения… Сейчас я вижу, как сильно объединился Херсон против оккупации.
Там — на Донбассе — у меня остались мама и бабушка. Многие знакомые осуждают мою проукраинскую позицию, из-за пропаганды люди там больше за Россию.
Ни в Херсон, ни из Херсона сейчас никого не пускают. Российские военные — просто стоят. Я проходила мимо одной из групп военных: стоит их техника, но местных не трогают. Я не сильно разбираюсь в военных подразделениях, но мне кажется, что это не рядовые военные, какое-то специальное подразделение.
Город обстреливали в начале, когда только заходили. Обстреляли район Антоновки — окраину Херсона. Там — мост из Крыма. Этот район почти уничтожен. Захвачено здание СБУ и еще какие-то здания. Но городская власть работает, заботится об обеспечении граждан жизненно важными продуктами.
Наш суд работал до 6 марта. До этого времени рассматривали очень срочные дела — содержание под стражей, продление меры пресечения. Стороны в основном не ходили, только прокуроры по уголовным делам приходили, подозреваемых и обвиняемых в суд также не привозили уже — по видеосвязи включались.
Что касается новых дел, то, насколько я понимаю, правоохранительные органы выехали из города еще в самом начале. Возможно, это связано с тем, чтобы часть из них не переходила на сторону врага, как это было на Донбассе.
«Отрубают связь. Видимо не нравятся мирные митинги» — судья из Мелитополя
Периодически у нас нет мобильной связи и интернета, город оккупирован еще с первых дней российского вторжения. Оккупантам, вероятно, не нравятся мирные митинги, поэтому отрубают нам связь. Мы проводим акции каждый день. Я тоже хожу. Не страшно. Приходит много людей, организаторы выстраивают нас в два ряда, рассказывают, как нужно идти, чтобы не провоцировать военных. Кому-то, говорят, раньше прострелили ногу, из-за каких-то провокаций. Поэтому сейчас все организовывают, чтобы уберечь людей.
Никто, наверное, не ждал, что они (российские войска — Ґ ) придут из Крыма. 24 февраля были авиаудары по аэродрому, разбили транспортный самолет, вышку, а вечером в город вошли танки из Крыма. Мы еще вышли в тот день на работу, а на следующий были бои, наши военные отбили оккупанта, потом наших отбили… В таких условиях работать, конечно, невозможно. Но мы еще работали, рассматривали срочные ходатайства об аресте или продлении содержания под стражей. СИЗО находится ближе к Запорожью, поэтому конвойная служба не привозила задержанных — по видеосвязи включались. Хотя из-за проблем со связью было сложно проводить заседания. Скажу честно, не было таких, кто хотел выйти на свободу или под домашний, как правило, продлевали арест.
Российские военные ходят по городу, не стреляют. Соседи, коллеги рассказывают, что их очень много, по трое-четверо ходят с автоматами — типа патрулируют город. Приезжали к суду, посмотрели и уехали. Захвачено здание СБУ, райгосадминистрация, монастырь, училище, телевышка. Транслировали обращение Путина, но я не смогла дольше пяти минут это смотреть. Мама рассказывала, что по радио слышала, как «жителей города освободили от хунты». Как-то так…
За последние несколько дней ситуация изменилась — похитили мэра города (Ивана Федорова, его задержали 12 марта и освободили в результате обмена пленными 16 марта — Ґ), а также одну из организаторок акций в защиту мэра. После акции протеста (13 марта — Ґ ) кто-то кинул дымовую шашку в группу людей, которые уже возвращались домой с акции, и военные выдернули из толпы девушку-организаторку. Оккупанты все время ищут того, кто платит [за акции]. Не верят, что можно просто выходить на улицу, отстаивая свою позицию.
Задержали также главу районной рады (Сергея Прийму — Ґ ) — зашли утром к нему, провели типа обыск, забрали документы, телефоны и его. Больше информации о нем нет.
Сейчас в город никого не пускают, даже продукты и лекарства не завозят. Пока продукты можно купить — выставили все, что было на складах, на рынках все продается, но за наличку. Открылись три отделения банков, в день обслуживают где-то 200-300 человек — наличка есть.
Если выезжать из города, то нужно было это делать еще 24-го, когда все только началось. Сейчас — очень опасно. У меня — дети, родители здесь. Детей я нигде самих не оставлю. У коллег также разные личные обстоятельства. К кому-то дети из Харькова только приехали, убегая от обстрелов, одна коллега с семьей была в Египте и теперь не может вернуться домой, хотя и хочет. Пытается как-то через Польшу попасть в Украину, а потом уже сюда.
Посмотрим, что нас ждет. Но ни я, ни коллеги не готовы работать под российскими флагами. Я общаюсь с теми, кто уже раз переживал подобные события на Донбассе, они говорят, что возможность уехать будет всегда. Только была бы Украина, чтобы куда-то можно было уехать.
Автор: Виктория Матола; «Ґрати»