Как сложилась судьба тех чекистов, которые пытались остановить репрессии

В первые десятилетия советской власти, в годы «красного террора», среди сотрудников госбезопасности были и те, кто выступал против массовых репрессий, находя подобные методы неприемлемыми. При этом такие люди могли искренне верить в «перегибы на местах» и оставаться преданными режиму. Рассказываем, как сложилась судьба чекистов, пытавшихся остановить репрессии.

«Робеспьер революционного Петрограда» и противник террора: Моисей Урицкий

Председатель Петроградской ЧК (ПЧК) Моисей Урицкий был олицетворением «красного террора». Его называли палачом и Робеспьером революционного Петрограда. Однако, историки, изучавшие первый год советской власти, пришли к выводу, что именно он был той фигурой, которая препятствовала началу массового террора, конфликтуя при этом с партийным руководством и Феликсом Дзержинским.

В 1918 году советское правительство переехало в Москву, и Урицкий стал главой Петроградского ЧК. Его ведомство фактически подчинялось одновременно и Петроградскому совету во главе с Григорием Зиновьевым, и Феликсу Дзержинскому. При этом люди Дзержинского увезли практически все материалы следственных дел, оставив петроградских чекистов с сотнями арестованных, но без документов — это создало некоторую напряжённость в отношениях двух структур.

ПЧК под руководством Урицкого арестовывал подозреваемых в контрреволюционной деятельности, но практически тут же отпускал большинство из них на свободу. При этом Урицкий не допускал освобождения под поручительство и под давлением влиятельных лиц из Москвы.

Моисей Урицкий

Тем временем в Петрограде продолжали расстреливать преступников за особо тяжкие преступления — этим занимались сами большевики, поскольку город был наводнён бандитами. Урицкий выступал принципиальным противником таких расстрелов. Его поддержал большевик Николай Крестинский, комиссар юстиции, и в конце апреля 1918 года расстрелы были отменены. Урицкий и Крестинский, которым нужно было разгрузить переполненные тюрьмы, начали освобождать арестованных.

Напряжённость между Москвой и Петроградом нарастала. Урицкий, узнав о деле, в котором московские чекисты угрожали обвиняемому на допросе, потребовал у Дзержинского расследовать этот случай и наказать виновных. «Железный Феликс» обеспокоился мягкостью и умеренностью действий ПЧК и его главы.

20 июня в Петрограде был убит правыми эсерами комиссар печати и пропаганды Северной коммуны Моисей Гольштейн. Известный как В. Володарский, он был одним из самых ненавистных для антикоммунистов советских деятелей. Питерские рабочие потребовали репрессий в отношении контрреволюционеров. Их поддержал Ленин. Урицкий снова выступил против массового террора — и ненадолго ему удалось отстоять свою точку зрения. Петроградский совет вынес «последнее предупреждение» врагам рабочей революции. Ленин ответил Зиновьеву полной негодования телеграммой:

«Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы удержали. Протестую решительно! Мы грозим массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс»

В Москве начались массовые аресты. В июле левые эсеры устроили мятеж, который был подавлен, а 12 его участников расстреляны — в том числе, бывшие сотрудники ВЧК, чьи действия расценили как предательство.

Урицкий начал сдавать позиции в борьбе со сторонниками радикальных мер. Крестинского отозвали в Москву, и Урицкий остался последней влиятельной фигурой, мешавшей Зиновьеву и московскому руководству развернуть массовый террор. 18 августа был принят декрет, дающий ПЧК право расстреливать контрреволюционеров. Урицкий смог только внести поправку о том, что расстрел должен быть утверждён коллегией ПЧК единогласно.

На совещании, где решалась судьба приговорённых к расстрелу, коллегия отвергла доводы Урицкого и сломив его сопротивление, утвердила приговор. Одним из расстрелянных был бывший офицер Владимир Перельцвейг. Его гибель стала для Урицкого роковой — 30 августа 1918 года он был убит поэтом и бывшим кадетом Михайловской артиллерийской академии Леонидом Канегисером, другом Перельцвейга. В этот же день в Москве был тяжело ранен Ленин.

Ирония заключалась в том, что убив Урицкого, враги большевиков устранили последнюю преграду на пути массового террора. В последующие месяцы в Петрограде сотни людей были расстреляны, тысячи — арестованы. Позже Ленин признавал, что чрезвычайные комиссии «принесли тьму зла» и даже приказывал расстреливать «паршивых чекистов» за особо вопиющие злоупотребления.

Неопытный следователь и сомневающийся чекист: Сергей Гот-Гарт

Сергей Гот-Гарт родился в семье немецких подданных. Воевал в Красной Армии, дослужился до помощника начальника штаба полка, после увольнения работал чертёжником, а затем на заводе в Ленинграде — начальником технического отдела. В 1937 году, когда сотрудников НКВД не хватало для проведения массовых репрессий, его мобилизовали в оперативный сектор управления НКВД Ленинградской области.

Исследователи сталинского террора считают, что первые сомнения в политике партии появились у него в 1930 году во время раскулачивания крестьян в Ленинградской области (он был мобилизован как чекист запаса)

До того времени я представлял себе кулака таким, каким его рисуют на плакатах, а при аресте столкнулся с невзрачными, плохо одетыми и живущими часто в плохих избах крестьянами

Репрессии коснулись и ближнего круга Гот-Гарта. Его брат Константин, командир спортивного отряда Центрального аэроклуба им. Косарева, был арестован 17 августа 1937 года и расстрелян 28 октября того же года. Неизвестно, знал ли Гот-Гарт о его судьбе, но зато точно знал об аресте хорошего знакомого — директора завода № 23 — и сомневался в справедливости этого решения. К тому моменту уже был арестован Генрих Ягода, один из идеологов репрессий, и его арест накладывал тень на весь период террора под его началом.

В июне 1938 года Гот-Гарта перевели на следственную работу и поручили ему дело профессора Минца. Он сразу увидел, что данные в материалах дела недостаточно убедительны. Однако более «опытный» следователь смог выбить из Минца признательные показания во вредительстве.

Обвинительное заключение вызывало сильные слёзы, а у многих они сопровождались утверждением того, что их муж арестован и осуждён ошибочно. Мне приходилось их убеждать, что ошибка в работе НКВД невозможна. Однако большое количество лиц, с которыми мне приходилось вести следствие, породили у меня сомнение

Гот-Гарту дали другое дело, по которому проходил главный инженер завода «Светлана» Векшинский. Никаких материалов о его вредительской деятельности не было. На допросе Гот-Гарт «чувствовал себя подавленным». У него возникла мысль о его «ответственности как члена партии за проводимую преступную ложную практику допроса». Он должен был окончательно сделать выбор: либо выполнять указания начальства, либо высказать собственную точку зрения.

Поздно вечером Гот-Гарт закончил работу и на следующий день написал письмо Сталину, в котором рассказал, как ведутся допросы, и выразил своё несогласие с их методами.


К Вам, т. Сталин, как к секретарю ЦК ВКП (б), как к творцу Великой конституции, обращаюсь я со следующим сообщением:

Я мобилизован, как чекист запаса, в УНКВД Ленобласти и назначен работать на следствии. Там я выявил, что метод, применяемый на следствии в Ленинграде (там это мне пришлось видеть или слышать), не только ничего общего не имеет с законами Соввласти, но является преступным и идёт во вред всему нашему делу.

Этот новый метод следствия заключается в том, что арестованного держат без сна по нескольку суток, заставляют простаивать у стенки до изнеможения сил, обзывают нецензурными словами. Всё это и ежеминутные запугивания превратить арестованного в котлету служит методом получения у арестованного показания о своей виновности и указать лиц, соучастников.

Такой «метод» следствия, не говоря уже о жестокости, является преступным и вредным потому, что человек, потерявший силы и не имеющий другого выхода, как давать показания, т. е. называть других людей, может назвать людей и невиновных.

Здесь я не хочу сказать о какой-то снисходительности к врагам народа. Я думаю, что это понятно.

Посылая это письмо вам, т. Сталин, я одновременно заявляю свой протест в УНКВД ЛО.

Вместе с этим Гот-Гарт обратился и к своему руководству. Неизвестно, дошло ли его письмо до канцелярии Сталина, но через 3 дня Гот-Гарта исключили из партии, а затем арестовали за «подрывную работу», которую он якобы вёл внутри аппарата НКВД, «выступая в защиту врагов народа».

На допросе Гот-Гарт написал, что осознаёт «совершённое преступление». Заявление заканчивалось словами: «Я встал на ложный путь, который в итоге привёл меня к борьбе с органами Советской власти». Позже он отказался от этих слов, написанных под давлением следователя.

Портретов Гот-Гарта в хорошем качестве почти не сохранилось
Здание НКВД-КГБ-ФСБ в Петербурге

К этому моменту репрессии и преследования «врагов народа» стали сворачиваться. В свете новой политики действия Гот-Гарта выглядели иначе. На новых допросах он повторил свои мотивы, и вскоре его освободили. Он продолжил работать начальником технического отдела и главным механиком Центрального ремонтного завода Ленэнерго. В годы войны был в народном ополчении, работал на оборонных заводах Новосибирска. Умер Гот-Гарт в 1977 году.

Письма во власть писали и другие сотрудники ленинградского управления НКВД. В ноябре 1937 года в адрес ЦК и Комитета партийного контроля пришло анонимное письмо от «молодых чекистов». В нём подробно разбирался механизм фальсификации дел. Руководство НКВД отметило, что анализ ситуации выполнен профессионально — вряд ли такое могли сделать неопытные сотрудники. Известно и о другом письме Сталину — двое сотрудников ленинградского НКВД рассказывали о незаконных арестах и просили его не допускать их в дальнейшем. Сталин направил это письмо Лаврентию Берии, предложив «объясниться» с чекистами. Берия отчитался, что провёл работу с начальником УНКВД Ленинградской области, а тот на совещаниях пригрозил сотрудникам массовыми арестами.

Бывший журналист и неудавшийся чекист: Николай Киселёв

Николай Киселёв до 1938 года работал в редакциях различных газет в Нижнем Тагиле, Карелии и Ленинграде. Летом 1938 стал заместителем редактора газеты «Спартак» Ленинградского спорткомитета. В августе его, как и многих других членов партии и комсомольцев, направили на работу в Ленинградское управление НКВД на должность «уполномоченного для особых поручений при начальнике контрразведки Ленинграда и области». Его задачей была литературная обработка «выходных» дел — тех, которые направлялись в Москву и требовали особого редактирования.

В роли практиканта немецкого отдела Киселёв присутствовал на допросах подследственных и стал свидетелем их избиений. По его словам, тогда он впервые усомнился в том, что из него получится хороший борец с «врагами народа». Летом 1939 года он уволился с формулировкой «за невозможностью дальнейшего использования». Через два года его арестовали за критику советской власти. Киселёва обвинили в разглашении методов чекистской работы, клевете на сотрудников НКВД, а также в том, что он «является инициатором пения антисоветских песен и высказывает антисоветские взгляды на Красную Армию». Его приговорили к 8 годам лагерей. Он вышел на свободу в 1949 году, а в 1956 году был реабилитирован.

Преданный чекист и честный следователь: Павел Коломийц

Опытный чекист со стажем, заместитель начальника Особого отдела Сибирского военного округа капитан госбезопасности Павел Коломийц, в декабре 1937 года написал письмо наркому Николаю Ежову и попросил прислать комиссию для расследования фальсификации дел. Через несколько дней он был арестован за сопротивление аресту группы военнослужащих-немцев, а через полгода его осудили на 20 лет. В ходе «бериевской оттепели» в 1940 году он был освобождён. Допросы он описывал так:

«Меня допрашивали, не выпуская из комнаты следователя в камеру, непрерывно семьдесят двое суток, то есть с 23 декабря 1937 года по 6 марта 1938 года. Причём на протяжении первых пятидесяти двух суток мне дали спать лишь четыре раза в среднем по 3,5–4 часа. На протяжении этих двух суток от меня требовали подписи заявления и показаний о моей принадлежности к контрреволюционной правотроцкистской организации, о вербовке меня в неё бывшим начальником Красноярского УНКВД Павловым. Ко мне применяли: чередовавшиеся многосуточные выстойки и высидки, систематические побои, истощение сил жаждой и голодом, несниманием за всё это время сапог с сильно отёкших ног, растирание до крови шеи шерстяным воротником гимнастёрки и прочие формы физических и моральных издевательств».

Павел Коломийц

На следствии Коломийц говорил, что усмотрел в разгроме правотроцкистских формирований «излишнюю жестокость и огульную оценку виновности». Он протестовал против практики изъятия жён врагов народа и признался, что тормозил некоторые дела «под предлогом отыскания извращений, неточностей, ошибок и т. д.».

Сотрудник НКВД Павел Егоров, который сидел с Коломийцем в одной камере, в письме к Сталину описывал Коломийца после «конвейера» и избиений: «Старый чекист с высокой партийностью, он был беспощаден к врагам. Являясь врагом провокационных дел, он с момента приезда в Новосибирскую область вёл глухую, но неравную борьбу с фальсификаторами». Егоров отмечает, что до ареста Коломийц был цветущим человеком, а когда его привели в камеру, «это был старик с седой бородой, с разбитым ухом и изувеченным носом». Несмотря на пережитые мучения, Коломийц не падал духом. «У него была колоссальная надежда на скорый конец произвола, — пишет Егоров. — Он до конца был предан Вам и партии и пережитые пытки не могли поколебать его веру в дело партии».

Чекисты против террора

Подавляющая часть работников НКВД участвовала в репрессиях и следовала установкам партийного руководства. Одни при этом действовали с азартом, другие не проявляли энтузиазма, но характер и размах чисток в 1937–1938 годах обескураживал многих.

В 1930 году в ходе раскулачивания сибирских крестьян произошел беспрецедентный случай. Районный уполномоченный ОГПУ в Уч-Пристаньском районе Новосибирской области Ф. Добытин из сочувствия к крестьянам арестовал 80 человек партактива, 9 человек убил, а затем освободил находившихся под арестом «кулаков». Захватив полторы сотни винтовок, он организовал партизанский отряд, который позже был разгромлен.

Иногда сотрудники НКВД сознательно тормозили следствие — вымарывали фамилии из показаний, скрывали обвинительные материалы, уничтожали дела и освобождали арестованных.

В сентябре 1937 года референт НКВД по следственному производству Гуднев скрылся, а за день до своего исчезновения освободил без санкции руководства четверых арестованных за подрывную агитацию против ЦК и выпуск нелегальной литературы.

Сотрудник новосибирского УНКВД Е. Смоленников в 1936 году прекратил дело семерых финнов, обвинённых в шпионаже. В 1937 он выразил протест против фабрикации дел и в конце апреля был осуждён на 8 лет лагерей.

В. Садовский, мобилизованный в НКВД в 1937 году, отказался создавать дела на «липовые контрреволюционные организации». В начале 1938 года его уволили из органов и затем арестовали. Он держал голодовку в течение 105 дней, протестуя против избиений. После 20 суток «конвейера» Садовский потерял сознание и следователь, водя его рукой, подписал признательные показания. Когда Садовского уводили на суд, он сказал сокамернику, работнику НКВД Б. Сойферу: «Если ты останешься живым, я прошу тебя, напиши всё, что я тебе рассказал, в ЦК ВКП(б) и наркому». Садовского расстреляли.

Проявлением протеста была и сдача документов. В ноябре 1936 года оперативный сотрудник экономического отдела управления НКВД по Новосибирской области А. Князев-Ветошкин направил парторгу свой партбилет, а начальнику управления — служебное удостоверение, после чего был арестован. Доступ к его следственному делу до сих пор закрыт.

Чекисты пытались уходить от реальности и другими методами. Алкоголизм был распространён ещё до Большого террора, но в его годы пьянство нередко становилось следствием нежелания участвовать в операциях НКВД.

Ещё одной формой протеста стали самоубийства сотрудников. Вскоре после смерти Максима Горького в начале 1937 года покончил с собой его близкий друг, начальник управления НКВД по Горьковской области Матвей Погребинский, в своё время боровшийся с детской беспризорностью и ставший прототипом одного из главных героев фильма «Путёвка в жизнь».

Автор: Константин Макаров; Команда 29

Использованы исследования Виктора Иванова, Владлена Измозика, Александра Рабиновича, Ильи Ратьковского, Татьяны Соболевой, Алексея Теплякова, Валерия Уйманова и Владимира Хаустова

You may also like...