«Вагончик жизни покатился под уклончик…» Как раньше карали за железнодорожные катастрофы

Наиболее известной из харьковских железнодорожных катастроф считается сход с рельсов поезда, в котором из Крыма возвращался царь Александр III с семьей. Произошла она в 2 часа 14 минут 17 октября 1888 года в нескольких десятках километров к югу от Харькова — у железнодорожной станции Борки Курско-Харьковско-Азовской железной дороги.

Утром того дня царский поезд прибыл в Тарановку с полуторачасовым отставанием от расписания. И машинисты пытались наверстать упущенное время. В это время лил дождь, была слякоть. Машинистам рекомендовали проезжать медленно участок дороги Тарановка – Борки, который считался аварийным. Однако состав шел здесь под уклон со сравнительно большой скоростью — 68 километров в час.

Паровоз сошел с рельсов, а массивные царские вагоны раздавили вагоны, которые находились перед ними. При этом погиб 21 человек, в основном, — из прислуги, 37 человек было ранено. Но знатные путешественники уцелели. В момент аварии поезда Александр III с женой и детьми находился в вагоне-столовой. Камер-лакеи, которые стояли в дверях, погибли. Остальных здесь спасло лишь то, что крыша при падении одним концом уперлась в пирамиду из тележек…

Расследование аварии было сравнительно недолгим. Сначала все подумали о террористах. Однако эксперты пришли к выводу, что никаких следов терракта нет. Следствие по этому делу возглавлял 44-летний Анатолий Федорович Кони, известный адвокат.

Меры безопасности передвижения первых лиц Российского государства регламентировались специальными инструкциями. Но законы двора плохо согласовались с правилами железнодорожных перевозок. Виновных в аварии царского поезда было найти легко – от рядовых железнодорожных «стрелочников» до министра путей сообщения.

Но непосредственно отвечали за техническую безопасность поездки царя главный инспектор железных дорог барон Шернваль и его помощник — барон Таубе. Впрочем, как выяснил Анатолий Кони, их должностная инструкция была составлена так бестолково, что ни тот ни другой сами не понимали, за что конкретно отвечают. Что касается министра путей сообщения адмирала Константина Посьета, то он никогда и не скрывал, что ничего не понимает в железных дорогах.

Но это не освобождало чиновников от ответственности. Однако против осуждения высших чиновников выступили члены Государственного Совета. И министр путей сообщения получил выговор и через месяц после аварии ушел в отставку. Император не стал возражать, но потребовал полного прекращения дела об аварии, чтобы рядовые железнодорожники также были освобождены от наказания.

Авария под Белгородом

Вечером 20 марта 1937 года на станции Болховец, неподалеку от Харькова, случилась другая катастрофа. При этом погибли четыре человека, девять были ранены, а также «уничтожен 41 грузовой вагон». Убытки составили 300 тысяч рублей. Как оказалось, первопричиной катастрофы стало то, что диспетчер задержал, пропуская другие поезда, следовавший в Харьков товарный поезд. Когда перегон освободился, выяснилось, что на паровозе этого товарняка уже нет в достаточном количестве воды. Паровоз был направлен за водой в Белгород.

А поезда на Белгород стали пропускать по обгонной дороге, где нужно двигаться сравнительно медленно. Однако машинист одного из поездов вел его со скоростью 60—70 км/час. И только увидев впереди другой поезд, применил экстренное торможение. Но было поздно. Под суд пошли диспетчер (ему «дали» 8 лет лишения свободы), два дежурных диспетчера (одного осудили на пять лет, второго оправдали) и машинист (10 лет лишения свободы). Но этим дело не закончилось. Ведь эпоха царизма давно миновала. Правоохранители стали «копать» поглубже.

Почти через шесть месяцев после катастрофы на станции Болховец был арестован заместитель начальника Южной железной дороги 33-летний Александр Шелест. Из материалов следствия: «Шелест в 1934—1935 годах, когда работал начальником Харьковского ВРЗ, проводил большую вредительскую работу по ремонту пассажирских вагонов и разрушению станочного оборудования». Александр Митрофанович свою вину «признал полностью» и был осужден 2 января 1938 года к высшей мере наказания (ВМН) — расстрелу.

Очередным участником «железнодорожной» антисоветской терро­рис­тически-вредительской организации оказался 50-летний инженер станции Лозовая Анисим Кошман. Хотя Анисим Павлович лишь три месяца был среди «контрреволюционеров», но из-за его вредительской деятельности «Донецкому бассейну было недодано 30 тысяч вагонов для погрузки угля». В суде Анисим Кошман вины не признал. Впрочем, это не имело значения — ВМН.

В середине 1937 года контрразведчики добрались до 48-летнего начальника Южной железной дороги Петра Сергеевича Шишкова. Начальник ЮЖД уже на первом допросе сообщил, что был завербован заместителем Наркомпути в ноябре-сентябре 1930 года, после чего стал «участником бухаринско-троц­кистской организации, а с конца 1934 года — одним из руководителей созданной на Южной железной дороге антисоветской диверсионно-вредительской организации, которая ставила своей задачей разрушение железнодорожного транспорта в целях ослабления экономической мощности и обороноспособности Советского Союза».

При этом Шишков «на протяжении 1934—1937 гг. через завербованных им девять человек создал диверсионно-вре­дительские группы в паровозной, вагонной и грузовой службах, службе дорог и движения Управления Южной железной дороги». Наказанием за такие преступления мог быть только расстрел, к которому Петра Шишкова приговорили 7 января 1938 года. Тогда же по ходу расследования всплыла и авария на станции Болховец.

Прокурор, который «наказывал невиновных, выгораживая преступников»

Среди участников преступной организации появился прокурор Южной железной дороги В. К. Есаулов, который в ходе расследования катастрофы в Болховце «не привлек к ответственности настоящих виновников — начальника Белгородского эксплуатационного отделения и начальника политотдела».

Причем прокурор имел неострожность отшутиться на замечание, что его роль в деле привлечения к ответственности невинных «прямо совпадает с практикой троцкистов». Есаулов лишь заявил: «Разве ты не знаешь, что я троцкист… Ничего, нас — троцкистов, еще много». Усугубила ситуацию информация о том, что Есаулов жаловался на свое материальное положение, утверждая при этом, что руководители партии и Советской власти сидят в Кремле и обжираются, тратя средства без учета.

Прокурор Южной железной дороги был арестован 24 сентября 1937 года как подозреваемый в соучастии в контрреволюционной троцкистской диверсионно-тер­рорис­ти­ческой организации. Хотя Есаулов должен был понимать, что его ожидает после таких обвинений, он пытался противостоять системе.

В деле остался акт о том, что в 22.50 26 декабря 1937 года теперь уже экс-прокурор отказался свидетельствовать, ссылаясь на то, что его накануне допрашивали всю ночь. (В акте приписка Есаулова: «Не спал в течение 31 часа»). Но «следствием было установлено, что он начал свою контрреволюционную деятельность в Москве в 1932 году под непосредственным руководством троцкистко-зи­новьевского объединенного террористического центра». Есаулов не признавал всех этих обвинений. Но был разоблачен «свидетельствами обвиняемых и свидетелей».

Дело прокурора Южной железной дороги слушалось «в закрытом судебном заседании без участия сторон обвинения, защиты и вызова свидетелей». Из последнего слова Есаулова: «Я был рабочим. И мой отец 40 лет проработал рабочим на транспорте. Я — доброволец Красной Армии и участник Гражданской войны. Всю жизнь был честным, всегда был на страже и боролся с врагами народа. Я прошу суд верить мне, что я не виноват в этом деле. Но я — молодой прокурор и имел ошибки в своей работе. Я прошу сохранить мне жизнь. И я на любой работе докажу свою преданность и разобью эти гнусость и клевету».

В августе 1956 года дело прокурора (как и других заговорщиков Южной железной дороги) было пересмотрено. Есаулова реабилитировали. Тогда же вдове прокурора сообщили, что она может получить конфискованное при аресте мужа имущество. Впрочем, речь шла всего лишь об «испорченном фотоаппарате «ФЭД» и женщина отказалась. Кстати, приблизительно тогда же Военная коллегия Верховного суда выдала указание соответствующему отделу ЗАГСа указать в справке о том, что Есаулов В. К. был осужден 26 марта 1938 года и, отбывая наказание, умер 21 февраля 1939 года.

Автор: Аркадий Генкин, ВРЕМЯ