Все болезни – от работы. Руководишь страной – значит болен?
Трудоспособность руководящих кадров считалась делом государственным. Поэтому их обязывали отдыхать и усиленно питаться. 85 лет назад, в 1924 году, Политбюро решило усилить охрану здоровья партийной номенклатуры и создало специальную Лечебную комиссию ЦК. Из документов этой комиссии следует, что ответственные работники руководили страной в состоянии болезненного переутомления.
«Упаси Боже от врачей-большевиков»
Когда в 1918 году Владимир Ленин убедил Совнарком и ЦК перенести столицу из Петрограда, мало кто догадывался, что в действительности двигало «вождем мирового пролетариата».
Великий знаток конспирации сообщал всем, что правительство переезжает в Нижний Новгород, и только самые близкие люди знали, что столицу переносят в Москву.
Организуя побег из Петрограда, В.Ленин не только спасал костяк большевистской партии от наступающих немецких войск, а себя — от неудавшегося покушения и двух раскрытых заговоров, но и отрясал прах прежней бюрократической верхушки с ног нового пролетарского руководства. В прежней столице империи оставались десятки тысяч чиновников, бывших офицеров, предпринимателей и лоббистов всех мастей, в условиях нарастающей разрухи имевших весьма призрачные шансы обосноваться в Москве. В результате большевики могли попытаться начать управление страной, так сказать, с чистого листа, без оглядки на традиции и чьи-либо интересы.
Правда, и всю инфраструктуру, обеспечивавшую деятельность правительства и ЦК, в Москве нужно было создавать с нуля. Совнаркомовским хозяйственникам пришлось подыскивать место для автогужевой базы, обслуживавшей большевистскую элиту, выселять из Кремля прежних обитателей и делить площади между семьями новых советских руководителей. А поскольку места для всех не хватило, национализировали и превратили в общежития, или, как их называли, дома ВЦИК, все лучшие московские гостиницы.
Отдельной проблемой стало медицинское обслуживание большевистских лидеров. Из-за белого и красного террора люди все больше озлоблялись, и медики не были исключением. Так что многие большевики начали опасаться, что буржуазные врачи смогут, а главное, захотят залечить их до смерти, и предпочитали доверять свою жизнь только медикам-большевикам. Совершенно иной точки зрения придерживался «вождь мирового пролетариата».
Близкий к большевикам журналист Николай Вольский вспоминал: «В случае болезни Ленин обычно обращался к очень хорошим врачам или знаменитостям. У брата своего Дмитрия он не стал бы лечиться. Из Женевы в конце 1903 года он ездил в Лозанну к знаменитости — доктору Мермоду. В Париже оперировать сестру Марию от аппендицита позволил только в хорошей клинике известному хирургу — доктору Дюбуше. Крупскую, страдавшую базедовой болезнью, свез из Кракова в Берн к знаменитому специалисту Кохеру» (Здесь и далее лексические, стилистические и синтаксические особенности цитируемых источников сохранены. — Прим. ред.).
А в полном собрании сочинений В.Ленина есть его письмо (1913 год) Максиму Горькому, которого взялся лечить доктор Манухин: «Известие о том, что вас лечит новым способом большевик, хотя и бывший, меня, ей-ей, обеспокоило. Упаси Боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности! Право же, в 99 случаях из 100 врачи-товарищи «ослы», как мне раз сказал хороший врач. Уверяю вас, что лечиться (кроме мелочных случаев) надо только у первоклассных знаменитостей. Пробовать на себе изобретение большевика — это ужасно!»
Н.Вольский утверждал, что в другом случае В.Ленин, рассуждая о врачах-коммунистах, говорил: «Возможно, что они умеют написать прокламацию и произнести речь на митинге, но медицинских знаний у них, конечно, нет никаких. Откуда им быть у них, когда они их не приобретали, практики не имели, а занимались политикой? Я хочу иметь дело с настоящими врачами, специалистами, а не с невеждами». А всем видам лечения в «мелочных случаях» В.Ленин предпочитал отдых и усиленное питание.
О сестре Марии Ильиничне он писал матери 24 августа 1909 года: «Я ей советую усиленно пить больше молока и есть простоквашу. Она себе готовит ее, но, на мой взгляд, недостаточно все же подкармливает себя: из-за этого мы с ней все время ссоримся».
Возглавив правительство, В.Ленин не изменил своим принципам. Заболевших товарищей, включая супругу, Надежду Крупскую, он отправлял на отдых с усиленным питанием. А также посылал страждущих большевиков на лечение за границу и выделял остродефицитную валюту для оплаты консультаций европейских медицинских светил. В 1921 году, например, по его прямому указанию Политбюро приняло решение: «Включить т.Горького в число товарищей, лечащихся за границей, и поручить т.Крестинскому проверить, чтобы он был вполне обеспечен необходимой для лечения суммой».
Даже при выборе врача для маленькой, на десять коек, для самых экстренных случаев, больницы в Кремле В.Ленин остался верен себе. Он утвердил заведующей больницей практикующего врача Александру Канель, которая устраивала и остальных руководителей, хорошо знавших ее мужа — бывшего члена московского комитета РСДРП Вениамина Канеля. Для тех, кто мог обойтись без госпитализации, открыли небольшую, с одним врачом, амбулаторию.
Вот только пациентов в кремлевских больничке и амбулатории оказалось гораздо больше, чем они могли обслужить. И в этом не было ничего удивительного. Проверенных, а главное, способных организовывать и руководить людей среди большевиков оказалось очень и очень мало. Так что всем, кто действительно мог решать проблемы и проводить в жизнь решения Совнаркома и ЦК, давалось огромное количество поручений и постов. А закономерным результатом перегрузки оказывалось нервное истощение, обострение старых и появление новых недугов. Чтобы обеспечить всех необходимой помощью на дому, Наркомздрав организовал амбулатории во всех домах ВЦИК, а вскоре в них появились и комнаты с больничными койками.
Очень быстро увеличилась и основная больница. Число коек в ней за 1919 год выросло втрое, до 30, и появились три врача. А в 1920-м дополнительно открыли изоляционное отделение для инфицированных товарищей. Затем из-за все увеличивавшегося числа пациентов пришлось обзавестись собственной аптекой. Потом появились физиотерапевтическое отделение, лаборатории, рентгеновский кабинет. В 1921-м все медицинские подразделения объединили в Санитарное управление Кремля. Но это отнюдь не уменьшило остроты проблемы.
«Для наблюдения над состоянием старой партгвардии»
Квалифицированные врачи по всей стране брали за свои услуги немало. Платить приходилось и в ряде государственных поликлиник и больниц. А у большевиков-руководителей существовал партмаксимум зарплаты, не позволявший получать качественную медпомощь. Поэтому аппаратчики из центральных органов власти и с мест всеми правдами и неправдами пытались попасть на прием к кремлевским медикам. А некоторые из тех, кому это полагалось по должности, отказывались от исполнения врачебных предписаний.
Уже к концу 1921 года стало очевидным, что в руководстве Санупра (или Лечсанупра, как его стали именовать позднее) должен быть человек, авторитетный среди большевиков, и притом врач. В январе 1922 года Политбюро обязало Нарком-здрав «указать определенно ответственное лицо за выполнением постановления ЦК о лечении отдельных товарищей». Однако эта кандидатура должна была устроить и В.Ленина, когда вождь, как надеялись все его верные соратники, выздоровеет и сможет вернуться к исполнению своих обязанностей в полном объеме. Поиски несколько затянулись, и лишь к концу лета 1922 года Наркомздрав выбрал кандидата на должность начальника Санупра.
Павел Обросов (в некоторых документах — Абросов) стал бунтовщиком и революционером гораздо раньше, чем студентом-медиком. И из-за постоянного участия в революционных сходках, беспорядках и следовавших за ними отсидок учился на медицинском факультете Томского университета 9 лет. Уже по одному этому параметру он подходил под ленинские критерии большевистского врача-невежды.
В перерывах между антиправительственными мероприятиями П.Обросов, если верить его ученикам и биографам, занимался научной работой. Но главное, что могло понравиться В.Ленину, был яростным сторонником курортного лечения и доказывал это, буквально рискуя головой, когда организовывал на берегах Енисея, где было полно врагов советской власти, курорты для восстановления сил переболевших тифом сибирских большевиков.
В Москве П.Обросова назначили начальником Лечсанупра и одновременно начальником отдела лечебных местностей Наркомздрава. Так что работу по оздоровлению руководства партии и правительства он мог вести на обеих должностях одновременно. Вот только оказалось, что средства, выделявшиеся Лечсанупру, крайне ограниченны. И одной из задач П.Обросова стала их строгая экономия.
К примеру, когда в начале 1923 года иностранные медицинские светила приехали в Москву, чтобы проконсультировать врачей В.Ленина, начальник Санупра договорился, чтобы они заодно осмотрели тех членов Политбюро, чье состояние вызывало особую тревогу. Он же стал устраивать регулярные консилиумы и принудительно отправлять руководителей, в том числе членов Политбюро, на отдых. Так, в 1923 году он отправил на лечение секретаря ЦК РКП(б) Валериана Куйбышева и в длительный отпуск — председателя Реввоенсовета Льва Троцкого.
Отбиваться от просьб руководителей среднего звена о консультациях у светил и поездках на зарубежные курорты оказалось гораздо тяжелее. Все просили, настаивали, требовали и имели на то по своему состоянию полное право. Но деньги, выделявшиеся в начале года Лечсанупру, таяли, как снег под лучами солнца, еще до прихода настоящей весны.
По просьбе П.Обросова в начале лета 1924 года установили строгие лимиты на расходование «лечебных» денег и создали специальный фонд в размере 100 тыс. руб. А вскоре попытались ограничить число обслуживаемых Лечсанупром руководителей. Политбюро приняло решение «Об охране здоровья партгвардии», согласно которому организовывалась Лечебная комиссия ЦК и был составлен особый список «старых гвардейцев» из высшего руководства — всего 100 человек.
В решении говорилось:
«1. Для систематического наблюдения над состоянием здоровья старой партгвардии создать комиссию.
2. Точное выполнение решений этой комиссии считать по силе обязательности партийной обязанностью каждого товарища.
Распоряжения этой комиссии считать обязательными для советских органов (управления домами ВЦИК, столовая СНК), содействие которых необходимо для выполнения задач комиссии.
3. В круг наблюдения ввести на ближайший срок ответственных товарищей из старой гвардии по особому списку числом около 100 человек.
4. Бюро ЦК и секретарям губкомов организовать такое же наблюдение над ответственными парттоварищами в своих районах, пользуясь в случае нужды аппаратом центральной комиссии.
5. Комиссии предоставить право приглашать контрольных врачей для систематического наблюдения за лечением и соблюдением режима указанными товарищами.
6. Комиссии обеспечить лечебную помощь семьям взятых под указанное медицинское наблюдение товарищей.
7. Наркомфину выделить соответствующие средства в распоряжение комиссии.
8. Комиссии взять на себя общее руководство постановкой лечения парттоварищей».
«Окунулся с головой в работу и почувствовал себя плохо»
Однако решения не дали ровным счетом ничего. Лечебной комиссии ЦК не удавалось оставаться в установленных рамках ни по численности обслуживаемых, ни по расходуемым средствам.
Так, в январе 1927 года Лечебная комиссия, судя по ее отчету, собиралась восемь раз и заседала в общей сложности около 22 часов. За этот месяц она направила на лечение в поликлинику Лечсанупра 422 человека, а на консилиум туда же — 129 больных. Еще более полутора тысяч направили в городские медучреждения Наркомздрава. О 100 «партгвардейцах» уже никто не вспоминал. Потратили же за месяц около 18 тыс. руб., что в годовом исчислении больше чем вдвое превысило лимиты 1924 года. Но главным, естественно, были результаты. А они по-прежнему оставляли желать лучшего.
Судя по документам 1927 года, чтобы пересчитать не жаловавшихся на здоровье членов Политбюро и наркомов, достаточно было пальцев одной руки. О члене президиума Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) СССР и председателе объединения общего машиностроения ВСНХ, который время от времени исполнял еще и обязанности члена суда, Александре Толоконцеве в докладе Лечкомиссии ЦК говорилось: «Признаки утомления усилились».
Старая большевичка Варвара Яковлева, создававшая с Феликсом Дзержинским ЧК и работавшая в 1927 году замом наркома просвещения РСФСР, чувствовала себя не лучше: «На днях закончила курс лечения массажем. По-прежнему крайне много перерабатывает (по ночам особенно). Ощущает значительную потребность в физическом и умственном отдыхе». А у наркома социального обеспечения РСФСР Иосифа Наговицына от запредельной усталости открылся застарелый туберкулез.
Ректор Коммунистического университета им. Я.Свердлова Мартын Лядов по настоянию врачей отдохнул в принадлежавшем тогда Лечсанупру подмосковном санатории «Архангельское», но это не принесло никаких результатов: «Самочувствие улучшилось, но не резко. Т.Лядов сразу же окунулся с головой в работу и почувствовал себя плохо».
Секретарь Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Сергей Гусев, сочетавший с основной работой неимоверное число поручений, по заключению врачей, также слишком много работал и чувствовал себя крайне скверно: быстрая утомляемость, слабость. Председатель ЦКК В.Куйбышев, по данным врачей, из-за крайнего переутомления страдал нарушением функции органов внутренней секреции. А у сменившего его Серго Орджоникидзе наблюдались регулярные сердечные приступы. Еще у одного партийного контролера — секретаря парткомиссии ЦКК Емельяна Ярославского — на почве усталости начало сдавать сердце.
Особенно тяжелым было состояние тех, кто отвечал за проблемные отрасли: тяжелую промышленность и сельское хозяйство. Заместителю председателя ВСНХ Моисею Рухимовичу, как констатировали врачи, никакое кремлевское лечение не помогало: «Состояние слабости и раздражительности нарастает. Головные боли, понос (как прежде). По-прежнему обращает на себя мало внимания. Стал раздражителен особенно». Диагноз наркома земледелия и главы Крестьянского интернационала Александра Смирнова — неврастения и диспепсия.
Что было говорить о наркомах, если по той же причине страдало высшее руководство страны. Лишь глава правительства Алексей Рыков был утомлен, но более или менее здоров. В отдыхе нуждался и очень уставший секретарь ЦК Вячеслав Молотов, а у Иосифа Сталина на почве переутомления развился рецидив ревматизма, поразившего правую руку. Усталость накапливалась и у наркома обороны Климента Ворошилова. Крайне нуждался в отдыхе также нарком торговли Анастас Микоян.
Можно представить, какие решения принимали руководители в таком состоянии. Годом ранее, когда ситуация почти ничем не отличалась, Л.Троцкому удалось провести через Политбюро решение о строительстве Днепрогэса — несвоевременное и крайне затратное. Все долго удивлялись, как такое стало возможным, и сходились во мнении, что только из-за крайней усталости и болезненного состояния присутствовавших.
И можно лишь посочувствовать тем, кого судил в периоды обострений член Верховного суда Арон Сольц, страдавший неизлечимым болезненным слюноотделением и ослаблением памяти.
Всех, кому это позволяли врачебные консилиумы, П.Обросов отправлял на воды — в Кисловодск, Железноводск, Боржоми, Карловы Вары. А поскольку отдых, как правило, не помогал (И.Сталин, например, в 1927 году на отдыхе почувствовал себя гораздо хуже и слег), больных отправляли к ведущим зарубежным специалистам, прежде всего к профессору Карлу фон Ноордену, у которого во Франкфурте-на-Майне побывала едва ли не вся советская верхушка.
А если и это не помогало, применялись экзотические для того времени методы. К примеру, секретарь исполкома Коммунистического интернационала Иосиф Пятницкий психастению, связанную с заболеванием щитовидной железы, лечил психотерапией. А врач Алексей Замков, муж знаменитого скульптора Веры Мухиной, экспериментировал — лечил все болезни очищенной мочой беременных женщин, которую он назвал гравиданом. Главврач нервно-психической лечебницы для страдающих алкоголизмом профессор Стрельчук сообщал А.Замкову о результатах лечения: «Еще никто из выписанных пациентов после лечения гравиданом не рецидивировал». И кремлевская аптека закупала столь сомнительное средство в солидных количествах.
«Обнаружены серьезные заболевания сердца»
Партийная номенклатура, правда, предприняла попытку изменить ситуацию. В 1947 году был подготовлен проект решения ЦК и Совета министров СССР «О режиме труда и отдыха руководящих работников партии и правительства», в котором говорилось: «Анализ данных о состоянии здоровья руководящих кадров партии и правительства показал, что у ряда лиц, даже сравнительно молодого возраста, обнаружены серьезные заболевания сердца, кровеносных сосудов и нервной системы со значительным снижением трудоспособности. Одной из причин указанных заболеваний является напряженная работа не только днем, но и ночью, а нередко даже и в праздничные дни. Кроме того, у ряда работников развитие болезни явилось результатом их явно пренебрежительного отношения к состоянию своего здоровья. ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР считают, что сохранение здоровья и трудоспособности руководящих работников партии и правительства является государственным, а не только их личным делом. В целях максимального сохранения здоровья руководящих кадров и для предупреждения преждевременного снижения их трудоспособности ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР постановляют:
1. Установить с 1 мая 1947 года следующий распорядок дня и режим работы для руководящих работников партии и правительства:
а) начало рабочего дня — в 13.00, конец рабочего дня не позднее 1 часа ночи с двухчасовым перерывом для обеда и дневного отдыха. В субботние и предпраздничные дни заканчивать работу не позднее 20.00;
б) запретить работу в выходные и праздничные дни;
в) запретить проведение заседаний и совещаний в промежуток времени от 17 до 20 часов; установить длительность совещаний не более 3 часов. Курение во время заседаний запретить.
Изменения установленного распорядка рабочего дня лиц, деятельность которых связана с работой преимущественно в ночное время, а также другие изъятия могут быть произведены только с разрешения ЦК ВКП(б) и Совета министров Союза ССР.
2. Считать обязательным для каждого руководящего работника использование ежегодно месячного очередного отпуска. Для лиц, нуждающихся в санаторно-курортном лечении, должны быть установлены по медицинским показаниям время и длительность отпуска, а также и место его проведения.
3. Обязать руководящих работников партии и правительства строго выполнять назначенный врачами пищевой режим, предусматривающий характер питания и приемы пищи не менее 3 раз в день. Для организации рационального и лечебного питания передать столовую МГБ СССР в ведение Лечебно-санитарного управления Кремля.
4. Обязать начальника Лечебно-санитарного управления Кремля:
а) расширить и улучшить диспансерное обслуживание руководящих работников с целью раннего выявления и предупреждения заболеваний. Провести в 1947 году всестороннее медицинское обследование руководящих работников и в дальнейшем проводить его систематически, не реже одного раза в год;
б) установить специальный, индивидуальный режим труда и отдыха для работников, страдающих хроническими заболеваниями, а также для лиц старше 60 лет, обеспечив постоянное врачебное наблюдение за ними;
в) организовать контроль за выполнением установленного настоящим постановлением режима труда и отдыха, врачебных назначений и своевременного прохождения диспансерного обследования».
Однако И.Сталину проект, по-видимому, не понравился, поэтому он так и остался на бумаге. В случае переутомления больным руководителям прописывали отдых, диетическое питание и прогулки. Правда, подобное лечение не всегда оказывалось эффективным. Напротив, в ряде случаев (как, например, с членом Политбюро Андреем Ждановым) оно было противопоказано пациенту и заканчивалось его смертью.
Но исполнение заветов В.Ленина об отдыхе и питании продолжалось и следующими поколениями врачей-невежд. Леониду Брежневу сократили рабочий день до минимума и давали снотворное, вызывавшее привыкание. К Юрию Андропову не пригласили зарубежных светил и лечили его изнуряющими диетами и отдыхом.
Судя по всему, отдыхом элиту лечат и по сей день. А обо всех сопутствующих этому деталях станет известно много-много лет спустя.
Евгений Жирнов, «Коммерсант-Власть»
Tweet