Никто не хотел уступать

20 лет назад власти СССР и военные впервые примерялись к путчу. В истории бросок десантников под Москву остался лишь маневрами. Что же происходило?

Двадцать лет назад, в сентябре 1990 года, в Москву начали стягиваться войска

Эти события в богатом на политические сенсации сентябре 1990 года власть постаралась объявить «аки не бывшими». Вроде было — и не было. Неправильно поняли, товарищи. Но от фактов никуда не деться. 8 сентября 1990 года командующим Воздушно-десантными войсками генерал-полковником В. Ачаловым был отдан приказ командирам Тульской, Псковской, Болградской, Каунасской и Кировабадской воздушно-десантных дивизий выдвинуться в Москву «в состоянии повышенной боевой готовности по «южному варианту»».

В ночь с 9 на 10 сентября Рязанская воздушно-десантная дивизия с вооружением, в полной боевой экипировке была направлена в Москву. 10 сентября начались передвижения Псковской парашютно-десантной дивизии. Эти части были возвращены из Киргизии, из Оша, где участвовали в подавлении жестоких кровавых столкновений между киргизами и таджиками из-за спорных земель и воды.

В эти же дни Витебская воздушно-десантная дивизия переподчинена КГБ.

Удивительные вещи стали происходить и в Москве. Отмечу и личное наблюдение. В эти дни в гостинице «Россия», где жили некоторые иногородние депутаты РСФСР и сотрудники аппарата председателя Верховного Совета РСФСР Ельцина, вдруг пропали женщины-горничные, коридорные и вместо них появились и выдавали ключи крепкие парни-прапорщики в форме.

Привести эту силу в движение мог только президент СССР Михаил Горбачев и министр обороны Дмитрий Язов.

В прессу попали данные, что Комитет государственной безопасности разослал в ряд обкомов информацию, в которой сообщалось, что демократическими властями России якобы подготовлен план захвата телевидения, радио, вокзалов, аэропортов и других жизненно важных объектов столицы. Эта информация была обсуждена, в частности, 6 сентября 1990 года на бюро Рязанского обкома КПСС.

Утечка сведений, которые оценивались как однозначно провокационные, вызвали политический скандал. 11 сентября на заседании Верховного Совета Ельцин выступил с заявлением, что к Москве двигаются десантные армейские части. «Нам пытаются доказать,— говорил он,— что это мирное мероприятие, связанное с подготовкой к параду, однако есть сильное сомнение в этом».

В ответ с яростным опровержением выступил в «Известиях» командующий Воздушно-десантными войсками генерал-полковник Ачалов, заявивший, что войска прибыли в Москву для подготовки к параду, а другие воинские части десантников направлены для уборки картошки.

Крайними были назначены военные. Министр обороны отбивался от журналистов, рассказывая, что десантников отправили на помощь в деревню, что это обыкновенные маневры…

Параллельно с этим была блестяще проведена операция по уничтожению документов. Генерал Подколзин, тогда — начальник штаба Воздушно-десантных войск, позже вспоминал в интервью, данном газете «Аргументы и факты», что ему лично пришлось уничтожать приказы о передвижении войск в Москву. В архиве Секретариата ЦК КПСС и Политбюро ЦК КПСС пока также не обнаружены сведения о том, какие конкретно цели ставились политическим руководством перед военными. Молчит об этом в своих мемуарах и Михаил Горбачев.

Зачем потребовалась военная демонстрация в центре России в сентябре 1990 года? Почему она обернулась фарсом? Имела ли она следствия?

Если начинать сначала, необходимо вспомнить о Декларации о государственном суверенитете РСФСР, принятой абсолютным большинством народных депутатов РСФСР 12 июня 1990 года. Мне уже приходилось писать в «Огоньке», что сразу же после принятия этого документа разгорелся конфликт между российскими и союзными властями за право управления промышленностью и ресурсами России.

Эти споры велись на фоне стремительного нарастания экономического кризиса в стране, не хватало продовольствия, время от времени вспыхивали табачные, водочные бунты, охватывавшие крупнейшие города страны — Свердловск, Челябинск. Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Борис Гидаспов прямо говорил на заседании Политбюро ЦК КПСС осенью 1990 года: «Я утром еду на работу, смотрю на хвосты (очереди за продуктами) в сто, тысячу человек. И думаю: вот трахнет кто-нибудь по витрине — и в Ленинграде начнется контрреволюция. И мы не спасем страну».

То, что старая советско-распределительная экономика разваливалась, было очевидно. Ясно было и то, что необходимы экономические реформы. Но какие?

В количестве советов и рекомендаций, как наладить экономику, недостатка не было. Советские экономисты — Гавриил Попов, Леонид Абалкин, Отто Лацис, Руслан Хасбулатов — были желанными гостями для журналистов, их выступления на телевидении вполне могли соперничать по популярности с эстрадными звездами. Интерес к экономистам в самых широких слоях населения страны объяснялся верой в то, что этим хорошо говорящим людям свойственно то тайное знание, использование которого позволит преодолеть кризис. Следует только дать им возможность практически осуществить задуманное.

Первым экономистом, которому был дан этот шанс, стал академик Абалкин, назначенный в августе 1989 года на должность председателя государственной комиссии по экономической реформе и заместителя председателя Совета Министров СССР. Леонид Абалкин считал, что «нужно во многом по-новому осмыслить природу социализма, многообразие его моделей, его гуманистический облик и движущие силы». Эту новую модель и следовало выбрать. Но »…прежде чем начать переход к новой модели, нужно остановить сползание экономики в пропасть, переломить негативные тенденции».

Итак, сначала изучить модели социализма, затем — остановить экономический кризис и только потом — реформы. А время шло, обрушивая на головы граждан страны новые и новые экономические проблемы. К извечному дефициту добавлялись тенденции к экономическому изоляционизму, когда между республиками, областями, районами и городами воздвигались экономические барьеры. Символом их стала «карточка покупателя», привязывавшая людей только к своему городу и району.

Надежды на выход из кризиса по социалистическому варианту не сбывались.

На Первом Съезде народных депутатов РСФСР произошла своего рода сенсация на темы реформирования экономики. Михаил Бочаров, народный депутат СССР и РСФСР, директор Бутовского комбината строительных материалов, претендовавший на премьерское кресло, выступил с эффектной программой стремительного перехода к рыночным отношениям за 500 дней. Программа поражала воображение своей дерзостью и несомненной проработанностью.

Председателем Совмина России стал Иван Силаев, а красивая программа, как выяснилось, принадлежала не Бочарову, а группе молодых экономистов, работавших в аппарате Совета Министров СССР. В нее входили Григорий Явлинский, Михаил Задорнов и Алексей Михайлов. Состоялась встреча Явлинского с Силаевым. Премьер пригласил экономиста войти в состав правительства России в качестве вице-премьера, ответственного за проведение экономической реформы.

Концепция скорого реформирования экономики страны встретила поддержку значительной части депутатского корпуса России и прессы. Ее решительно поддержали председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин.

В Советском Союзе появились две конкурирующие программы. Одна — Явлинского и российского Верховного Совета, предусматривавшая мероприятия по переходу к рыночной экономике с дотошностью расписания электричек — ускоренного перехода за 500 дней, другая — Абалкина и его непосредственного начальника — предсовмина СССР Николая Рыжкова, предполагавшего «энергичные меры по углублению реформы со взвешенностью действий на всех уровнях управления».

Можно было до бесконечности спорить, но у правительства уже не было средств для того, чтобы обеспечить стабилизацию. Сокращались производство, золотовалютные запасы страны, росли инфляция, дефицит государственного бюджета.

Программа «500 дней» привлекала кажущейся реалистичностью, она рождала надежды на скорый выход из кризиса. Она становилась политическим фактом уже потому, что в нее поверили миллионы людей. Программу поддержало российское руководство. Но ее поддержал на первых порах и президент СССР. Программа «500 дней» позволяла проводить единую экономическую политику во всей стране. Ельцин и Горбачев заявили о необходимости совместных действий по экономическому реформированию СССР.

Казалось, что конфронтация между ними уходила в прошлое. Они часто звонили друг другу, информировали о результатах договоренностей свое окружение. Лев Пономарев, один из руководителей московской организации «Демократическая Россия», человек, в эту пору близкий Ельцину, рассказывал мне, что Борис Николаевич в эти месяцы 1990 года говорил об улучшении отношений с Горбачевым, об их совместной заинтересованности в «500 днях».

Горбачев, по воспоминаниям его помощника Анатолия Черняева, с энтузиазмом рассказывал: «Начинается самое главное. Это — уже окончательный прорыв к новому этапу перестройки. … Подводим под нее адекватный базис…» Идея перехода к экономическим реформам в рамках всех союзных республик, высказывавших намерение остаться в СССР, получила поддержку у руководителей этих республик. Совет Федерации и Президентский совет на своем заседании 30-31 августа 1990 года поддержали программу «500 дней».

Договоренность Ельцина и Горбачева была оформлена специальным соглашением. Документ должны были подписать Горбачев и Ельцин, а также премьеры — союзный и российский — Рыжков и Силаев. Первыми этот документ подписали «первые лица» — президент СССР и председатель Верховного Совета РСФСР. Рыжков датировал этот документ 27 июля 1990 года. Горбачев потребовал от председателя Совмина СССР участия в доработке программы. По словам Рыжкова, тот согласился поддержать возможность сотрудничества с руководством России.

2 августа 1990 года появилось распоряжение президента СССР М.С. Горбачева «О подготовке концепции союзной программы перехода на рыночную экономику как основы Союзного договора», указывавшее на договоренности между президентом СССР и председателем Верховного Совета РСФСР и создавшее комиссию, куда были включены экономисты — сторонники программы «500 дней», а также Абалкин и его сторонники.

Проект концепции перехода к рынку должен был быть представлен к 1 сентября 1990 года. Об успешности сотрудничества с Ельциным и о больших надеждах, связанных с принятием программы «500 дней», о намерениях начать реальную экономическую реформу уже в ближайшие месяцы Горбачев говорил своим западным партнерам — М. Койвисто, Дж. Андреотти, Дж. Бушу, Дж. Бейкеру, Д. Херду.

Однако уже с первых дней существования этой комиссии начались внутренние раздоры. За экономическими спорами, как выяснилось, не самыми важными в этой ситуации, возник коренной вопрос проведения реформ. Он был прост и ясен: кто главный?

Было два ответа. Первый — реформа проводится союзным руководством во главе с президентом Горбачевым и предсовмина Рыжковым.

Второй — реформа осуществляется во всех республиках СССР по единому плану, но под руководством своего, республиканского, руководства.

Тогда возникал второй вопрос: а что остается союзному центру?

В случае утверждения программы «500 дней» с неизбежностью требовалась реформа правительства СССР. Практически предопределена была бы в этом случае отставка правительства Рыжкова. Ослабление руководящей роли центра, передача важнейших экономических функций республикам создавали иную политическую основу для союзного государства.

Следствием ее должны были стать договорные отношения между союзным центром и республиками, двухсторонние договоры между республиками. А это, в свою очередь, должно было повлечь за собой пересмотр места и роли и политических институтов СССР, и ЦК КПСС, и Верховного Совета СССР, и Съезда народных депутатов СССР.

Не случайно уже 28 июля 1990 года, в первые недели сближения Горбачева и Ельцина, в Секретариате ЦК КПСС обсуждалась и была одобрена записка Василия Купцова, секретаря ЦК Российской коммунистической партии. В ней сообщалось, что некие оппозиционные силы готовят в ближайшие месяцы захват власти в стране.

Доказательством тому служат, по мнению Купцова, намерения лидеров оппозиции провести осенью 1990 года учредительный конгресс демократических сил, а затем добиться досрочного роспуска Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, пересмотра Конституции СССР. «В ближайшее время эту стратегию планируют апробировать в масштабах РСФСР»,— утверждал Купцов. Способами достижения власти должны были стать «круглый стол», по примеру Комитета гражданского действия или Гражданского форума по примеру стран Восточной Европы, вынужденная отставка президента СССР под давлением забастовок.

Оппоненты Горбачева били и другими аргументами. Исключительно своевременно в конце июля 1990 года на политическом поле появилась некая «Программа действий – 90», автором которой стал лидер карликовой ультрарадикальной партии «Возрождение» В. Скурлатов. «Программа действий – 90» призывала захватывать землю, власть, организовывать отряды самообороны. Именно так ее понял первый секретарь Московского горкома КПСС Юрий Прокофьев. «У нас противодействия антизаконным действиям нет,— сетовал он.— Вот, к сожалению, товарищ Гуренко тут сегодня прочитал «Программу действий – 90». Я ее изучил с карандашом. Это прямой призыв к свержению существующей власти, к действиям антизаконным, антиконституционным».

Недолгий союз между российской и союзной властями начал разваливаться. Концепции Абалкина и Явлинского не укладывались в единую схему. Российское правительство пыталось реализовать принципы государственного суверенитета в экономической сфере, а это вызывало резкий протест союзных властей. Массовая поддержка российского правительства в обществе казалась им угрожающей.

30-31 августа состоялось расширенное заседание Президентского совета и Совета Федерации, в котором приняли участие и представители российского руководства. Работа над проектом программы «500 дней» была завершена. Но участникам обсуждения пришлось иметь дело не с одним, а с двумя документами.

Вторым стала записка председателя Совмина СССР Николая Рыжкова, в которой содержалась критика программы «500 дней». Это было скандалом. Горбачев пытался сгладить конфликт, предлагал объединить и примирить оба варианта проекта экономических реформ, отвел требования об отставке правительства: «Надо улучшать работу правительства, а не разгонять его. У нас просто нет времени и возможности для того, чтобы заниматься еще одной реорганизацией».

31 августа состоялось очередное заседание Президиума Верховного Совета РСФСР. «Тов. Горбачев,— говорил на этом заседании Ельцин,— предложил две программы слить. Это то же самое, как соединить амперы и километры. Это невозможно. Совершенно другие принципы заложены».

Концептуальное различие между двумя программами Ельцин видел в том, что группа Шаталина — Явлинского предлагает, чтобы экономическая политика осуществлялась через суверенные республики в составе СССР, «а правительственная программа — она опять-таки насильственная программа сверху: вот мы вам диктуем, а вы исполняйте, и все».

В этом эмоциональном высказывании Ельцина — ключ к пониманию конфликта вокруг программы «500 дней». В спорах на первый план выходили не экономические аспекты — они представляли в то время интерес только для немногочисленных специалистов. Общий смысл необходимости перехода к рыночным отношениям был очевиден для большинства тогдашних политиков. Спор шел о будущей политической организации Союза: должно ли остаться унитарное государство, что вытекало из концепции Рыжкова, или его сменит конфедерация республик, как это следовало из программы «500 дней». В этом смысле симпатии Горбачева должны были в конце концов склониться на сторону Рыжкова.

Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, все более выходивший из политической тени своего предшественника — Горбачева и начинавший играть самостоятельную роль, заявлял Горбачеву и его окружению: «Если будете так вести дело, в сентябре Верховный Совет скинет правительство, в ноябре будут распущены Съезд народных депутатов и сам Верховный Совет. Назначат новые выборы, и не позднее декабря скинут и президента, и вас!»

И вот 9-10 сентября начались странные маневры десантников.

11 сентября Верховный Совет СССР начал обсуждать экономическую программу Рыжкова. Итог — поручить Рыжкову объединить программу Рыжкова — Абалкина и предложения Явлинского и его сторонников.

Итак, маневры понадобились просто для того, чтобы иметь дополнительные аргументы в противостоянии союзного и российского руководства.

Почему закончились эти маневры смешными оправданиями? Потому что открытый конфликт с участием армии подрывал легитимность власти президента СССР, да и главная задача на тот момент — провести план Рыжкова и сохранить союзную власть — была достигнута хотя бы на время.

Какие уроки были извлечены из «осенних маневров»? Для радикальных сторонников сохранения СССР из числа военных, КГБ и партаппарата на будущее стало ясно — Горбачев не решится применить силу, чтобы разогнать новую российскую власть. Пройдет год, и 19 августа 1991 года на улицы Москвы зайдут, чадя и газуя, сотни танков и боевых машин. Появится ГКЧП. Появится сила против силы — народ против путча. И кончится советский период в истории России.

Рудольф Пихоя, доктор исторических наук, профессор, журнал «Огонёк»   № 37