Взгляд на российскую зону из тюремной гостиницы

«Э, бл*!», — звучит откуда-то сверху. Поднимаю голову — сквозь решетку на окне протянуты две полностью покрытые татуировками руки, очевидно, принадлежащие автору обсценного междометия. Но взывают не ко мне. «Чего Тимурка-то не приехал?», — конкретизирует свое недовольство хозяин рук. Вопрос — парню позади меня, с наглой улыбкой и в кепке фасона, любимого бывшим мэром Москвы. Так начинается…

…мой визит на обычную российскую зону в 500 км от Москвы — в Тамбовской области. Начинается под громкий, но какой-то механический, лай собак, не прекращающийся монотонный аккомпанемент жизни здесь.

Впрочем, не такая уж эта зона сейчас и обычная. На зоне в эти дни переполох — приехала столичная комиссия. Ждали и самого Александра Реймера, начальника ФСИН, но, видимо, напрасно — настойчиво ходят слухи, что он в отпуске. К приезду москвичей готовились: отовсюду пахнет свежим ремонтом и краской, санузел овит пластиковым плющом, аккуратно пострижена грива лошади, на которой возят какие-то бочки и бидоны из местной деревни.

Сама лошадь, как выясняется, тоже новая. Старую совсем недавно насмерть сбили на близлежащем шоссе. Обитатели зоны к возможному приезду Реймера отнеслись с меньшим трепетом, нежели администрация. За три недели до визита московских гостей произошло ЧП: одного из заключенных трижды ударили ножом, он проигрался в карты и не смог вернуть долг. Зэк выжил, но, по последним данным, балансировал между жизнью и смертью где-то в областном центре.

Чтобы попасть на зону, необходимо временно расстаться с некоторыми важными элементами вольной жизни. На пропускной отбирают все бумажные деньги, мобильные телефоны, любую электронику и аксессуары к ней. Далее — полный досмотр. Двое охранников долго водят по мне металлоискателями, минут пять уходит на сумку, в которой в итоге находят запрещенный предмет — USB-кабель, по-доброму журят и изымают. Вскрывают все продукты: каждый чайный пакетик, сигареты, бытылку кефира. Все, что содержит алкоголь, разумеется, под запретом. Большие сомнения вызывает проездной на метро, уж больно он похож на запрещенную карточку экспресс-оплаты, а за нахмуренным лбом провинциального тюремщика читаются его давние воспоминания о жетонах.

Я поселился в корпусе для длительных свиданий. Это место похоже на неплохую уездную гостиницу. Одноместный номер стоит 500 руб. за ночь. Внутри — кровать, стол с двумя стульями, тумбочка, зеркало, радиоточка, часы и шкаф с посудой. Удобства — общие на этаже, кухня тоже общая. Там собираются заключенные и родственники, навещающие их. Вместе они готовят еду, молча, а затем разбредаются есть по комнатам. Все разговоры — тоже там.

По радио играет «I always feel like somebody’s watching me», в коридоре висит, мигая в ритм песни, камера наблюдения. Вообще на единственном жилом этаже нет охранников, а заключенные не носят тюремных роб. Комнаты запираются, но только изнутри. Четыре раза в день проходит проверка, которая заключается только в подсчете всех зэков в «гостинице» по головам. А пока они свободно ходят туда-сюда, среди них и обладатель татуированных рук. Он вообще с ног до головы покрыт «наколками», а его торс вечно обнажен — скрывать столь плотную концентрацию тюремной живописи было бы по-настоящему преступно.

Никто не улыбается, кроме завхоза Василия, у которого, например, можно получить большущий нож для кулинарных целей. Выдавая прибор, Василий извиняется, что он недостаточно острый. Мне показалось это скорее мрачной шуткой.

Часть окон корпуса выходит на основную часть зоны, на них решетки, а стекла не прозрачны. Впрочем, это не проблема, если хочешь что-то рассмотреть — мне удалось снять с петель форточку в своей комнате. Территория зоны, вид на которую открывается из «номера», разделена на две части: слева — производственные корпуса, где заключенные делают офисную мебель и вяжут шерстяные носки. Заработать на этом можно от 50 до 2000 рублей в месяц.

Труд не является обязательным, поэтому работают лишь около 300 человек из 1300. Деньги предлагается тратить в местном ларьке, где самый ходовой товар — сигареты «Тройка», своеобразная валюта зоны, с помощью которой осуществляются все внутренние операции купли-продажи. Цены договорные, например, за 10 пачек можно приобрести тренировочные штаны, но в некоторых случаях получается сторговаться и на 6-7 пачек.

С правой стороны — жилые бараки. Население зоны разделено на 13 отрядов, которые, в свою очередь, бывают «режимными» и «нережимными». В «режимных» состоят те, кто соглашается жить по правилам, установленным администрацией, вписывая себя таким образом в систему поощрений за хорошее поведение. В таких отрядах удается добиться удивительных вещей, скажем, установить в бараке спутниковое телевидение.

Смотрят в основном фильмы и футбол, а больше всего болельщиков на этой зоне у московского «Спартака». В «нережимных» отрядах правила внутреннего распорядка не соблюдаются, но администрация закрывает глаза на мелкие нарушения. Там не ложатся спасть в десять вечера, однако и футбола «нережимникам» тоже не видать.

Попадая на зону, человек должен выбрать модель поведения — «режимную» или «нережимную», которой он будет придерживаться на протяжении всего срока (хотя переход из одной категории в другую и допустим по местной традиции, но такой заключенный навсегда останется изгоем в новой компании). Если он не виновен или искренне относится к преступлению, как к ошибке, то он выберет «режим».

В такие отряды идут те, кого на зоне называют «мужиками» — обычные люди: банкиры и компьютерщики, спортсмены и доктора. А попавший за колючую проволоку наркоман почти наверняка предпочтет «нережимный» отряд, потому что в среде «режимных» наркотики не приветствуются, а в другой части зоны весьма распространены. Сюда отправятся и те, кого плохая компания и социальные обстоятельства при поддержке радио «Шансон» воспитали на так называемой «воровской романтике».

Впрочем, «режимники» и «нережимники» спокойно относятся друг к другу, у них разные цели и интересы. Да и прежней «нережимности» сейчас, по крайней мере, на этой зоне нет. Заключенные рассказывают, что жизнь здесь сильно изменилась, после того, как суды начали массово выписывать условно-досрочное освобождение.

Право на УДО было предусмотрено российским законодательством с начала 90-х, однако реальный шанс выйти раньше срока начали предоставлять относительно недавно. И тогда сразу рухнула основанная еще в советских зонах система ценностей, которая включала в себя традиционное противостояние администрации со стороны большинства зэков, четкую иерархию «невольного» населения, а также достаточно мягкие наказания за преступления, совершенные на зоне.

К примеру, за убийство другого заключенного еще в середине 90-х к сроку прибавляли один год, зато положение убийцы резко менялось в лучшую сторону — заказчики кормили и защищали исполнителя до выхода на свободу. Теперь же администрация может напрямую влиять на решение о досрочном освобождении, и заключенные знают, что выйти, отсидев треть или половину срока вполне реально, поэтому в той или иной мере с властями тут сотрудничают все или почти все.

Однако некоторым на зоне куда более комфортно, чем на свободе, и речь вовсе не о профессиональных преступниках-рецидивистах, для которых эта среда стала более естественной, чем вольное общество. Заключенные рассказывают мне историю одного парня, который вышел несколько лет назад по УДО. Условия досрочного освобождения подразумевают, что раз в месяц нужно приходить отмечаться в милицию, а герой истории спустя пару месяцев пропал.

Его нашли в родном поселке и вернули на зону досиживать срок. И оказалось, что он запил так сильно, что забыл о необходимости время от времени показываться на глаза сотрудникам правоохранительных органов. А причина пьянства была проста: выйдя на свободу, парень не смог найти работу ни в своем поселке, ни в областном центре. Он перебивался тем, что выращивал и продавал картошку, имея с этого всего пару тысяч рублей в месяц. О возвращении за решетку он не жалел. Государство тратит на питание одного заключенного 34 рубля в день, или чуть больше 1000 рублей в месяц, а работать, чтобы выжить, тут не надо.

Но другим все же удается устроиться после «звонка» получше. На следующее утро меня встретил местный таксист по имени Михаил, специализирующийся на маршруте зона-Тамбов. Он сам отсидел тут два срока, а теперь зарабатывает по 1000 рублей на поездке в один конец.

Уезжая, я подумал, что всего за эти сутки совершенно перестал замечать беспрерывный собачий лай. Вдруг раздается знакомое «А, бл*!». Но это снова не мне — Тимурка все-таки приехал.

Автор: Дмитрий Романов, Право