Події

Внутренние последствия российской войны с ИГИЛ: новое пробуждение джихадизма в России

Published 23 Жовтня 2015

Нарастающий в России экономический кризис представляет собой наибольшую угрозу стабильности в регионе, а также является важнейшим и, возможно, долгосрочным фактором оживления здесь исламизма. Кризис увеличивает социальное недовольство, которое на Северном Кавказе чаще всего быстро трансформируется в исламистские лозунги. Этот регион зависим от бюджетных дотаций больше других в России, и поэтому острее других ощущает их нынешнее сокращение.

По данным ряда специальных исследований, Россия входит в десятку стран мира с самым большим количеством террористических актов и в тройку лидеров по числу жертв террора (по данным за 1990-2010 годы)*.

Этот список открывает Ирак – здесь от рук террористов погибло 72519 человек, за которым следуют Пакистан (14150) и Россия – 13601 человек. В Афганистане, который занимает четвертую строчку в этом списке, людские потери от терроризма более чем в два раза ниже, чем в России.

Основными зонами действия терроризма в России являются республики Северного Кавказа. Следующую географическую зону по числу потерь представляют российские регионы, граничащие с республиками Северного Кавказа, или расположенные недалеко от этой границы – Ставропольский край, Астраханская и Волгоградская области, а также Москва. В 2000-е годы во всех случаях, когда исполнители терактов были однозначно идентифицированы, выяснялось, что они связывали свои действия с лозунгами джихада.

По моим оценкам, развитие джихадизма в России и, прежде всего, на Северном Кавказе прошло три стадии.

На первой стадии (1990-е годы) идея «джихада» была в тени этнического национализма и сепаратизма – основного мобилизационного двигателя терроризма на Северном Кавказе, в первую очередь среди чеченских вооруженных формирований. Первые лидеры чеченского сепаратизма – Джохар Дудаев и Аслан Масхадов (последний в особенности) – активно противодействовали распространению салафизма-исламизма в Чечне, подчеркивая национальный, а не религиозный характер борьбы за государственную независимость Чеченской республики.

Однако постепенно джихадизм вытеснял национализм в качестве основы сплочения чеченских боевиков и при Доку Умарове, принявшем на себя 17 июня 2006 года обязанности нелегального президента подпольной республики Ичкерия, стал превалирующим. Это стало началом нового этапа в развитии исламизма в северокавказском регионе.

Вторая стадия джихада связана с тем, что он стал правящей идеологией «Имарата Кавказ» (полное наименование – «Исламское государство Имарат Кавказ»), самопровозглашенного идейного и территориального образования на Северном Кавказе, признанного террористической организацией в России и США. О его создании Доку Умаров объявил 7 октября 2007 года, провозгласив себя «амиром» (главой) моджахедов Кавказа, «предводителем джихада».

На этой стадии исламизм в регионе вырвался за пределы Чечни и стал опираться на сетевую организационную структуру, охватывающую все республики Северного Кавказа. Впрочем, такая интернационализация поначалу порождала множество проблем внутри чеченского террористического движения, которое в начале 2000-х доминировало в северокавказском регионе. Так, в 2010 году несколько полевых командиров чеченского сектора Имарата заявили о выходе из-под присяги Умарову. Однако постепенно интернационализм джихада становился все более привычным. Отчасти это было связано с перемещением зоны активности из Чечни в Дагестан, который с начала 2000-х годов возглавил список регионов России с самым большим количествам терактов и наибольшим числом их жертв. Дагестан исторически был центром ислама на Северном Кавказе, а также самой религиозной республикой региона. В частности, это способствовало укреплению легитимности исламизма как доминирующей идеологии террористических отрядов в Дагестане.

После ликвидации Умарова российскими спецслужбами (январь 2014 года), Имарат возглавили дагестанцы – Алиасхаб Кебеков (он же Абу Мухаммад Али ад-Дагистани), а после его устранения в апреле 2015 года Мухаммад Сулейманов (Абу Усман Гимринский). Однако эти замены не восполнили потери авторитетнейшего Умарова, который по боевым заслугам среди террористов был равен Шамилю Басаеву, а по искусству конспирации, возможно, Умарову равных вообще не было.

Первый глава «Имарата Кавказ» правил им в условиях подполья семь лет, а его преемник прожил на этом посту чуть больше года. Так или иначе, Имарат, который уже с 2012 года переживал упадок, после смерти своего основателя стал быстро чахнуть и терять свой авторитет у боевиков. Он постепенно утрачивал и свою роль единой зонтичной структуры для террористических отрядов в регионе. На это место пришла другая организация – неизмеримо более опасная, чем структура, изобретенная Умаровым.

Третья стадия в развитий северокавказского джихадизма связана с тем, что он не только идейно, но и организационно стал составной частью международного, глобального террористического движения. В июне 2015 года боевики, входящие в структурные подразделения «Имарата Кавказ» (вилаяты Дагестан, Нохчийчо (Чечня или иначе Ичкерия), Галгайче (Ингушетия), объединенный вилаят Кабарды, Балкарии и Карачая), присягнули лидеру «Исламского государства» Абу-Бакру аль Багдади.

Начался этот процесс раньше. Различные отряды северокавказского джихадизма стали заявлять о присяге «Исламскому государству» еще в конце 2014 года. Одним из первых, 19 декабря, присягнул лидер дагестанского сектора Абу Мухаммад Кадарский. За ним аналогичные заявления сделали лидеры боевиков Кабардино-Балкарии, затем Ингушетии и, наконец, 12 июня 2015 года в Интернете появилась запись выступления командира батальона смертников «Рияд ас-Салихийн» амира Хамзата (Аслана Бютукаева), который принес присягу от имени всех боевиков Чечни. На мой взгляд, это не случайность, не эпизод, а закономерная трансформация северокавказского террористического подполья, для которого международная сеть ИГ предпочтительнее местного самодельного Имарата во многих отношениях.

Авторитет «Исламского государства» в среде мирового исламизма многократно превышает авторитет «Имарата Кавказ». Декларируемая цель ИГ – создание мирового халифата – обладает психологической притягательностью великой тоталитарной утопии. Кроме того, она более легитимна, понятна и масштабна, чем цели Имарата. Боевые успехи ИГ, воюющего сразу на несколько фронтов, привлекают застоявшихся северокавказских моджахедов особенно на фоне теряющего инициативу Имарата. Не случайно в рядах ИГ воюют уже несколько тысяч (по разным оценкам от 2 до 5 тысяч) российских граждан.

Боевые отряды Имарата всегда действовали относительно автономно и дорожили этой автономией. Понятно, что их подчинение заморскому верховному амиру дает полевым командирам больше свободы, чем подчинение местным лидерам «Имарата Кавказ», а также ослабляет проблему межэтнических противоречий, нараставших в Имарате.

Национальная гордость сильно мешала чеченцам подчиняться дагестанскому амиру, а дагестанцам – чеченскому. Иное дело арабы: с ними не связаны давние исторические предрассудки, накопившиеся между этническими группами Северного Кавказа; напротив, арабы всегда пользовались большим уважением как народ, принесший ислам на Кавказ, и опыт Чеченской войны это подтвердил. Хаттаб, самый известный арабский полевой командир в чеченской интифаде, с середины 1990-х и до своей гибели в 2002 году, воспринимался среди джихадистов региона как герой, как исламский Че Гевара.

Какие угрозы для России таит в себе включение северокавказского террористического подполья в сетевую структуру «Исламского государства»?

30 сентября 2015 года Российская Федерация вступила в войну на Ближнем Востоке и объявила о бомбардировке позиций террористической организации «Исламское государство». Правда, почти сразу же в западных медиа появились сообщения о том, что были атакованы вовсе не террористы ИГ, а силы сирийской оппозиции, противостоящие президенту Башару аль-Асаду. Оценка достоверности этой информации не входит в задачу этой статьи. Тем не менее, война «Исламскому государству» Россией объявлена, и теперь лидерам военных группировок, присягнувших ИГ, нужно выполнять священную клятву – скорее всего, через активизацию террористической деятельности в России.

На мой взгляд, это может оживить террористическую активность в регионе, перевесив те факторы, которые подавляли активность террористов. Как известно, она существенно снизилась в 2012-2015 годы, в сравнении с предыдущими годами. Однако этот спад был вызван недолговечными, преходящими обстоятельствами. Вот лишь некоторые из них:

1. Беспрецедентная силовая санация террористических зон в регионе, начатая в ходе подготовки к олимпиаде в Сочи-2014 и продолжавшаяся в последующие годы, позволила не только выбить верхушку Имарата, но и ликвидировать многие ключевые фигуры среди полевых командиров. Однако силовые операции федеральных сил имеют и иные последствия. Например, они порождают новых мстителей среди местного северокавказского населения. Пока молодые боевики не обучены и не могут сразу заместить убитых опытных командиров, но опыт – дело наживное. Кроме того, возможности силового решения проблем джихадизма ограничены и в других отношениях. У федеральных вооруженных сил резервы не беспредельны, особенно ныне, когда они нужны не только на Северном Кавказе, но и не в столь отдаленных от него регионах юга России, граничащих с Украиной, и на Донбассе, а в последнее время и в Сирии.

2. Отток нескольких тысяч молодых радикалов на войну в Сирию понизил активность боевиков на Северном Кавказе, однако часть таких моджахедов, несомненно, вернется на родину, принеся с собой как боевой опыт, которого не хватает местным новобранцами, так и опыт беспрецедентной жестокости, освоенный в рядах ИГ. В случае военных неудач «Исламского государства», численность возвращающихся из его рядов будет существенной. Более того, вполне вероятно, что в этом случае Северный Кавказ станет зоной транзита и для других солдат джихада, ведь тропы уже проложены и вся логистика переходов в регионе хорошо отлажена, а потому перекрыть такой транзит будет очень сложно.

3. Временное снижение активности северокавказских террористов было связано с эрозией самой структуры «Имарата Кавказ», ослаблением руководства и целевых ориентиров боевых действий. Переход под эгиду ИГ, вероятно, укрепит идейно-организационные основы активности северокавказского джихада. Пропагандистскую поддержку кавказским террористам лидеры ИГ уже оказывают. Еще в 2014 году в Интернете распространялось видеообращение «Исламского государства» с угрозами в адрес президента Путина (ему сулили свержение, «падение трона») и с обещанием принять участие в «освобождении Чечни и всего Кавказа». Это обещание начинает исполняться ныне, когда ИГ стало действовать в России через присягнувшие ему отряды северокавказских террористов.

Здесь же у властей нет той психологической прокладки, которая защищает их на большей части территории России вследствие массовой народной благодарности за присоединение Крыма. Исламисты не радуются возвращению русского Севастополя, они больше замечают недовольство крымских татар; северокавказские бизнесмены и чиновники не испытывают особого удовольствия от появления нового субъекта Федерации: они знают, что раньше Северный Кавказ был первым в очереди на получение субсидий из федерального бюджета, а ныне уступил это место Крыму.

По мощи и масштабности вооруженного исламизма Россия уступает только Ближнему Востоку. При этом, как я попытался показать, в нашей стране сохраняются и временами даже усиливаются факторы, возбуждающие активность этой враждебной для общественного развития силы.

*(ред) По данным последнего Индекса Глобального Терроризма (Global Terrorism Index), Россия располагается на 11 месте

Автор: Эмиль Паин, intersectionproject