4 июля украинская полиция отмечала профессиональный праздник и пятую годовщину своего создания. Однако, несмотря на смену названия и длительную реформу, ведомство по-прежнему сотрясают скандалы, а коррупцию в его рядах так и не удалось искоренить.
Похожей была ситуация и во времена царской России, когда в Киеве впервые появилась полиция. В журнале Фокус рассказывают, как давние предшественники нынешних столичных правоохранителей наладили систему поборов для получения надбавки к своему жалованию.
Во многих европейских державах правоохранительные органы получили название “полиция” — от древнегреческого слова “полис” (город, государство). Первые полицейские подразделения в Российской империи создал Петр I — для Петербурга и Москвы. При царице Анне Иоанновне в 1733 году учредили полицейские конторы в нескольких крупных городах на периферии, в том числе в Киеве. Во главе полицейской конторы стоял полицмейстер (раньше это слово писали “полицеймейстер”).
Городовой. Карикатура из газеты «Киевская мысль», 1908 г. (фото: Михаил Кальницкий)
Полицейские органы играли заметную роль в городской жизни. К примеру, в Киеве, расположенном тогда только на правом берегу Днепра, прообразом нынешних административных районов были полицейские участки. С 1879 года их было восемь: Старокиевский, Бульварный, Дворцовый, Печерский, Лыбедской, Лукьяновский, Подольский и Плоский. Главный офис городской полиции находился в том же комплексе, что и Старокиевский полицейский участок, — на Владимирской, 15, где и по сей день расположено городское УВД. Здесь верховодил полицмейстер, которому подчинялись приставы — начальники участков.
Участки, в свою очередь, делились на околотки, где распоряжались околоточные надзиратели. А на городских перекрестках дежурили рядовые полицейские — “постовые городовые” с шашками на боку. На эту службу старались набирать здоровенных мужиков с крепкими кулаками. При малейшем непорядке они пускали свои кулаки в ход, а если нарушитель оказывал сопротивление, тогда звучал заливистый свисток и со всех углов полицейские спешили на подмогу.
В те времена низовой состав полиции не особенно благоденствовал: служба у них была утомительная, а оклад скромный — даже с учетом дополнительных “столовых” и “разъезжих” выплат он составлял 50–60 руб. в месяц, на уровне дохода рабочего или ремесленника. Полицейским то и дело приходилось искать, где бы перехватить деньжат до жалованья. В Киеве организовали даже специальную ссудо-сберегательную кассу для служащих в городской полиции. Однако многие правоохранители, не отличавшиеся излишней щепетильностью, решали свои материальные проблемы при помощи поборов.
Сколько стоила благосклонность околоточного надзирателя
Давным-давно в российском обиходе завелась традиция подкармливать полицейских “приношениями от частных лиц”. В конце XIX — начале ХХ века эта традиция сводилась к тому, что чины полиции, от городовых до приставов, в праздничные дни посещали богатые дома — как бы для “поздравления хозяев” — и получали от них мзду. Правда, высокие начальники в департаменте полиции усматривали в этом “нравственное растление” и требовали отказаться от подобных церемониалов. Но метастазы коррупции уже глубоко проникли в полицейскую среду.
Излюбленным средством незаконного обогащения полиции было “крышевание” подопечных уголовников. Классический пример подобного бизнеса приведён в “Золотом теленке” Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Наверняка все читатели помнят, как Паниковский, бывший карманный вор под личиной слепого, рассказывал дружку Балаганову о своих киевских похождениях: “Я платил городовому на углу Крещатика и Прорезной пять рублей в месяц, и меня никто не трогал. Городовой следил даже, чтоб меня не обижали. Хороший был человек.Фамилия ему была Небаба, Семён Васильевич. Я его недавно встретил. Он теперь музыкальный критик”.
Визитная карточка пристава Лукьяновского полицейского участка (фото: Михаил Кальницкий)
Более зловещий тип коррупционера-полицейского выведен в повести Александра Куприна “Яма”, материал для которой писатель собирал в киевских домах терпимости. Куприн рассказывал об околоточном надзирателе пресловутых “Ямок” по фамилии Кербеш: “Весь город знает, что два года назад он женился на богатой семидесятилетней старухе, а в прошлом году задушил ее; однако ему как-то удалось замять это дело».
История эта не выдумка писателя, она произошла на самом деле в 1900–1901 годах. Настоящее имя околоточного — Евгений Кербашев. Этот рыжеволосый здоровяк стал мужем пожилой домовладелицы Акулины Белоносовой, которой принадлежала усадьба на Ямской улице. Вскоре Акулина скончалась, а её недвижимость, согласно завещанию, перешла к околоточному.
Оказалось, однако, что завещание старухи буквально накануне её смерти было изменено: сначала она отписала усадьбу сестре, но потом появился документ в пользу мужа. Как установило следствие, покойная даже не была у нотариуса: для заверки нового завещания к нему привели подставное лицо! Такой ход событий вызвал сомнения в естественной смерти богатой женщины. Её сестра даже подала в суд, но Кербашева оправдали ввиду «недоказанности его преступлений”.
У Куприна мы застаем Кербеша прямо на “рабочем месте”. Один из персонажей приходит к нему, чтобы получить необходимый документ, однако полицейский выдвигает массу причин для отказа.
Тогда проситель находит решающий довод: “Виноват, господин околоточный. Я забыл самое главное: один наш общий знакомый Барбарисов поручил мне передать вам его небольшой должок”. — “А, Барбарисов? Так, так, так! Помню, помню!” — “Так вот, не угодно ли вам принять эти десять рублей?” — “Ну и свинья же этот ваш… то есть наш Барбарисов. Он мне должен вовсе не десять рублей, а четвертную, двадцать пять рублей. Это, видите ли, бильярдный долг. Итак, молодой человек, гоните ещё пятнадцать”. — “Ну, и жох же вы, господин околоточный…” — “Помилуйте! Жалованье наше, вы сами знаете, какое… Жена, дети… Получайте, молодой человек, паспортишко. Распишитесь в принятии. Желаю…”.
Устав ссудо-сберегательной кассы служащих в киевской городской полиции, 1897 г. Обложка (фото: Михаил Кальницкий)
В реальную историю Киева вошел ещё один околоточный надзиратель, по фамилии Антифеев. Ему была вверена пустынная местность Юрковица на задворках Лукьяновки. Представители городских властей обычно не совали сюда носа. Пользуясь бесконтрольностью, Антифеев развернул дерибан городской недвижимости. Киевляне скромного достатка, желая обзавестись клочком земли и выстроить на ней домик, приходили к нему с умеренной мздой — и беспрепятственно занимали участок за участком.
В итоге тут возник целый квартал самочинных поселений, или, как его называли, Полянка. Обитателями Полянки стали по меньшей мере полтораста семей. Когда же киевская мэрия наконец обратила внимание на эту окраину, городской землемер прибыл сюда с планом на «пустопорожний участок» и с немалым удивлением обнаружил застроенные территории! Но теперь уже поздно было что-либо менять.
Гражданское законодательство Российской империи предусматривало право владения по давности: если кто-то пользовался недвижимостью более 10 лет и никто не оспорил это в судебном порядке, земля переходила в собственность пользователя. Так что жители Полянки преспокойно обзавелись документами на свои участки, а их улицу нанесли на карту города. Выразив свою признательность благодетелю-околоточному, обитатели назвали улицу Антифеевской. Потом, правда, её переименовали в Старую Поляну, так она называется по сей день.
Как киевская полиция наживалась на “черте оседлости”
Со времен царя Николая I в Киеве были заведены особые порядки насчёт права жительства лиц иудейского вероисповедания. Тогда в империи существовала “черта оседлости”, в пределах которой евреи свободно жили в городах и местечках. В «черту» входила и Киевская губерния, однако сам город Киев из неё изъяли. Евреи могли проживать тут либо при наличии сословных привилегий, либо по усмотрению полиции.
Так возникла густая питательная среда для злоупотреблений. В одном из фельетонов той поры была высказана ехидная мысль по поводу снятия ограничений на право жительства евреев: если смотреть с точки зрения сострадания к полиции, то такую реформу следовало бы провалить, но если имеется желание подложить полиции свинью, то «черта оседлости» должна быть отменена.
Полицейский на Николаевской улице (теперь ул. Архитектора Городецкого). С открытки начала ХХ в. (фото: Михаил Кальницкий)
Очень популярная среди киевских правоохранителей схема была связана с льготами для евреев — купцов первой гильдии. Богатые предприниматели не только получали право беспрепятственно селиться в Киеве, им ещё позволялось держать в городе до десяти приказчиков-евреев для своего бизнеса. Между тем, далеко не все купцы нуждались в таком числе помощников. Но в полиции им настойчиво рекомендовали написать заявку именно на десять приказчиков.
Те вакансии, без которых купец вполне мог обойтись, заполняли сами полицейские чины своими “протеже” после получения взятки. Благодаря таким ухищрениям полиция могла за деньги поселить в Киеве любого иудея. В поборах при этом не стеснялись. Если еврей, подавая прошение, подкреплял его недостаточной суммой, полицейские возвращали ему бумаги со словами: “Не все документы!”.
С другой стороны, встречалось немало евреев, которые не имели средств на взятку, но остро нуждались в посещении Киева хотя бы на время. Им не оставалось ничего другого, как селиться в городе нелегально. Правоохранители жестоко преследовали таких смельчаков, ведь они, по сути, залезали полиции в карман. Не редкостью были ночные рейды по гостиницам и наёмным квартирам на предмет обнаружения бесправных жильцов. Впрочем, это давало дополнительный заработок другой категории полицейских — канцелярским служащим. Они часто состояли на жалованьи у владельцев гостиниц и заранее оповещали о предстоящей облаве на евреев.
Обогащению полиции способствовал и статус местностей на левом берегу Днепра. Они принадлежали в то время к Черниговской губернии, которая входила в черту оседлости. Немало евреев-бедняков выкручивались таким образом: они жили в поселке Предмостная Слободка (на месте нынешнего Гидропарка), там ночевали, а с утра уходили по мосту в Киев на заработки. Полиция об этом знала, и на мосту неизменно дежурили «стражи порядка», чью снисходительность беднякам ежедневно приходилось покупать небольшой подачкой.
Вячеслав Цихоцкий, киевский полицмейстер в 1898–1906 гг. Один из немногих, кто не мирился со злоупотреблениями. В 1907 году, занимая должность полицмейстера в Тифлисе (Тбилиси), он убедился во всеобъемлющей коррумпированности местной полиции, не выдержал этого и застрелился (фото: Михаил Кальницкий)
Вся эта деятельность обычно проходила под прикрытием начальников, вплоть до полицмейстера. Рассказывали даже, что в те части Киева, где проживало особенно много евреев, полицейских назначали по высокой протекции или за особые заслуги. За короткое время там можно было составить себе капитал. Так продолжалось вплоть до Февральской революции 1917 года, разом покончившей и с дискриминацией евреев, и с царской полицией.
Чем советская милиция отличалась от царской полиции
Большевистская революция всячески проявляла своё неприятие царской полиции. С ноября 1917 года в РСФСР существовала “рабоче-крестьянская милиция”, по образцу которой строились правоохранительные органы и в советской Украине. Казалось бы, она должна была действовать по новым принципам, демонстрировать неподкупность и верность революционным идеалам. Но на деле во времена новой экономической политики — НЭПа — и в советской милиции завелась коррупция. Причём в Киеве она охватила всю систему, снизу доверху.
В 1926 году в зале КИНО — Киевского института народного образования (так называли тогда Киевский университет) — при большом стечении народа проходил судебный процесс о злоупотреблениях среди киевских милиционеров. Ход процесса ежедневно освещался в прессе. 110 подсудимых сидели на скамьях в пять рядов. Среди них не оказалось начальника губернской и городской милиции Фёдора Коваленко, который застрелился при аресте, но его помощник по городской части Сергей Фрадько, начальник промышленной милиции Малышев, начальник снабжения Лялицкий, чуть ли не все районные начальники и десятки рядовых сотрудников вынуждены были отвечать перед законом.
В ходе следствия на процессе вырисовывалась шокирующая картина. Коваленко и Фрадько за короткое время густо оплели город коррупционными сетями. Начальники райотделов регулярно платили наверх дань за хорошее отношение и исправную отчётность.
Сами они с благословения шефов поступали таким же образом с участковыми надзирателями, а уж те брали деньгами и товарами с предпринимателей и торговцев на своих участках. Частная торговля эпохи НЭПа служила для этой мафиозной системы идеальной питательной средой. Любые потребности милицейского руководства удовлетворяли приватные коммерсанты, а несговорчивых сразу начинали так «кошмарить», что уж лучше было уступить.
Поборами «дирижировали» жёны начальников — Лидия Коваленко, Фелициата Фрадько. Начпроммилиции Малышев вместе с инкассатором Валовым переполовинивали те суммы, которые причитались государству за охрану разных предприятий. А начснаб Лялицкий, закупая для милиции товары и материалы, платил частным торговцам явно завышенные цены, получая от них щедрый «откат». Наконец, начальник оперативно-розыскной части Валентин Горский-Умнов брал взятки у родственников арестованных уголовников за различные поблажки.
Процесс по делу киевской милиции. Фото 1926 г. (фото: Михаил Кальницкий)
Характерно, что за обвиняемыми признавали немалые революционные заслуги. Фрадько, к примеру, состоял в партии большевиков с 1915 года, участвовал в восстании на киевском «Арсенале», в годы гражданской войны командовал полком, бригадой. Малышев устанавливал советскую власть в Москве, потом воевал с Врангелем, Махно.
Но это не избавило их от сурового приговора. По решению суда Фрадько, Малышева, Горского-Умнова и начальника Подольской районной милиции Менабде расстреляли. Многие из их подельников получили различные сроки заключения с конфискацией имущества. Таким образом, советская власть покарала коррупционеров куда строже, нежели царская юстиция. После этого новый состав киевской милиции вёл себя более осторожно, на масштабные злоупотребления уже не осмеливался.
Автор: Михаил Кальницкий; ФОКУС