«Зона» заражения. Туберкулез и ВИЧ главные убийцы «зеков» (фоторепортаж из зоны)

Весной прошлого года Илдара Фатыхова из Екатеринбурга обвинили в убийстве родной бабушки и отправили в СИЗО. Тогда арестант весил 84 кг, и тюремные медики признали его абсолютно здоровым. В августе, когда начался суд, Фатыхов уже не мог ходить – отказали ноги. В зале суда он прошептал: «Я бабушку не бил» – и упал в обморок. В декабре Фатыхов весил 35 кг. Врачи поставили диагноз: туберкулез и СПИД. Под давлением правозащитников тюремщики начали готовить документы на досрочное освобождение. Но не успели – 25 января Илдар умер.

Тема об отношении к больным заключенным оказалась у всех на слуху год назад, когда стало известно, что у сидящего под следствием бывшего топ-менеджера ЮКОСа Василия Алексаняна СПИД, рак, и еще он почти слепой. Потом обвиняемого Алексаняна все же перевели из тюрьмы в гражданскую больницу и не так давно даже сняли охрану – после того, как его родственники внесли гигантский залог в 50 млн рублей. В прошлую среду по запросу прокуратуры суд все равно отправил Алексаняна на повторную медэкспертизу.

Так как Алексаняна прокуратура видела ключевым свидетелем по новому делу ЮКОСа, его история выглядела прежде всего политической. Но его случай на самом деле не исключение: пенитенциарная система России и так не очень гуманна, а туберкулез и СПИД делают жизнь заключенных невыносимой – и все чаще короткой.

Служба исполнения наказаний (ФСИН) ждет скачка смертности. Всего в российских тюрьмах сидят 890 000 человек. По официальной статистике, девять из десяти заключенных больны, причем 42 000 – туберкулезом, а 49 000 заражены ВИЧ. «Сочетание этих двух болезней – как спичка, которую подожгли с двух концов», – говорит первый заместитель главы медуправления ФСИНа Алла Кузнецова. Тут важна динамика: по ее данным, число ВИЧ-инфицированных на зонах в прошлом году выросло на треть. «Летальность в нашей системе будет расти именно из-за этой страшной парочки», – утверждает Кузнецова.

ФСИН жалуется на ВИЧ, правозащитники – что людей не лечат вообще или лечат плохо. Половина жалоб из мест лишения свободы – на качество медицинской помощи, говорит Александр Бородулин из аппарата уполномоченного по правам человека. Кремль на словах согласен: «[Пенитенциарной] лечебной системой нужно заниматься, это абсолютно очевидно», – заявил две недели назад Дмитрий Медведев. Комитет против пыток ООН еще два года назад рекомендовал России создать независимую от Минюста тюремную медицинскую службу: нынешняя – при ФСИН – «не соответствует требованиям».

КРАЙНЯЯ СТЕПЕНЬ

У правозащитницы из Астраханской области Вероники Карпычевой-Петровой лежат десятки жалоб от осужденных. «Людей лишают элементарной медицинской помощи. Это пытка», – говорит она. Валентин Мартынов – один из ее подопечных. В астраханской исправительной колонии №2 он сидит за кражу мобильного телефона и дубленки. Мартынов – инвалид 3-й группы с хроническим остеомиелитом – воспалением костного мозга. Перенес несколько операций на ноге. В колонии болезнь обострилась – нога сильно распухла и почернела. Мартынова отправили в тюремную больницу, где, по его словам, все лечение свелось к записи в медкарте, а лекарств не было.

«Лекарства у нас давали только тем, кто совсем уж был плох. А так у тюремных врачей на все случаи жизни только анальгин», – рассказывает бывший заключенный Роман с другой зоны. Он сидел в Ивдельской колонии Свердловской области, и там, по его словам, больные туберкулезом и ВИЧ находятся в одних камерах со здоровыми заключенными. В той же Ивдельской колонии известен случай Алексея Порохина. Ему дали 3,5 года «по малолетке» – тоже за кражу мобильного телефона. За год до освобождения он умер.

Родственники Порохина утверждают, что он погиб от побоев: не хотел сидеть в одной камере с туберкулезниками, и его за это избили надзиратели. Когда Порохин уже умирал, тюремный врач разрешил матери привезти лекарства – для желудка. Что у молодого человека отбиты почки и его нужно срочно госпитализировать, ей не сказали. А тот факт, что в Ивдельской колонии больных туберкулезом содержат вместе со здоровыми осужденными, подтвердила и местная прокуратура. Она там проводила проверку. «Создается впечатление, что некоторые сотрудники колоний специально содержат здоровых и больных вместе – видимо, для распространения заболевания», – говорит правозащитник Алексей Соколов из екатеринбургской «Правовой основы».

Официально эпидемия туберкулеза в тюрьмах сходит на нет. За последние десять лет заболеваемость и смертность снизились более чем в 2,5 раза. «На бумаге и правда все прекрасно: от туберкулеза не умирают – умирают от сопутствующих заболеваний. А в графе “причина смерти” пишут: сердечно-сосудистая недостаточность, легочное кровотечение, кахексия (крайняя степень истощения)», – говорит собеседник Newsweek во ФСИН. Правозащитница из Ижевска Лариса Фефилова убеждена, что туберкулезники, как и ВИЧ-инфицированные, выздоравливают в тюрьмах только на бумаге.

Александра Васюкова посадили за убийство в исправительной колонии №2 Орловской области. В октябре ему поставили диагноз «туберкулез левого легкого». В феврале его признали здоровым, а туберкулез – «клинически излеченным». Меньше чем через месяц у Александра случился спонтанный пневмоторакс – проще говоря, завернулось левое легкое. То есть произошло осложнение туберкулезного процесса. «12 дней он лежал в камере без всякой помощи, задыхался, не мог даже кашлять и только стонал», – рассказывает его тетя Нина Асипенок. Васюкова вылечили еще раз и опять вернули из госпиталя в колонию. У одного из сокамерников кроме открытой формы туберкулеза был еще сифилис и гепатит. Скоро Александр начал плевать кровью. С тех пор он требовал лечения и забрасывал прокуратуру и ФСИН жалобами: мол, ему же на суде не смертный приговор вынесли. Тогда его как злостного нарушителя режима стали сажать в штрафной изолятор.

Родные Васюкова через суд добились медицинского обследования. Обследование показало, что у него туберкулез обоих легких, хотя из документов, с которыми пришла в суд администрация колонии, следовало, что Васюков «снят с диспансерного учета по туберкулезу и в лечении не нуждается». Теперь дело Васюкова против колонии находится в Европейском суде по правам человека. Заключенный обвинил колонию в том, что там его заразили двухсторонним туберкулезом, а потом отказали в медицинской помощи. Его тетя говорит: «Я видела Сашу в декабре – у него кожа вросла в щеки, боюсь, он уже не жилец».

КЛЕТОЧНАЯ МЕДИЦИНА

В середине февраля в Вологде президент Медведев провел заседание президиума Госсовета – как раз по уголовно-исполнительной системе России. Перед этим его сводили на экскурсию в вологодскую колонию для несовершеннолетних. Там Медведеву показали компьютерный класс и веб-камеру для видеосвиданий. Зэки президенту не жаловались.

Зато за неделю до его визита заключенные из соседней колонии пожаловались – и в Генпрокуратуру, и уполномоченному по правам человека. 300 зэков из колонии строгого режима в городе Сокол Вологодской области подписали письмо с требованием наладить в тюрьмах хоть какую-нибудь медицинскую помощь: «ВИЧ-инфицированные и больные туберкулезом месяцами не видят положенных по закону лекарств, об усиленном питании никто уже и не вспоминает». Проведенная ФСИН проверка правоту этих жалоб не подтвердила. «И как только им не стыдно! У врачей от обиды слезы на глазах стояли!» – возмущалась замглавы медуправления ФСИН Алла Кузнецова, вернувшись из Вологды. Но она признает, что даже в образцово-показательной колонии, которую показывали президенту, глава медсанчасти – всего лишь фельдшер.

Заключенные часто жалуются – в том числе и правозащитникам. Например, уполномоченному по правам человека. Уполномоченный обращается в колонию, а там ему в подавляющем большинстве случаев говорят, что заключенный здоров. Кто-то лукавит. Ничего удивительного, говорят тюремщики, заключенные норовят сгустить краски, чтобы привлечь внимание. Ничего подобного, возражают заключенные и их защитники, тюремные врачи под полным контролем тюремного начальства – вот и вся проверка.

ООН и Совет Европы в этом вопросе поддерживают осужденных и рекомендуют передать тюремную медицину на гражданку, например Минздраву. Тогда ФСИН перестанет контролировать лечение. ФСИН категорически возражает и ссылается на опыт 1950-х, когда больницы в порядке эксперимента передали Минздраву и якобы кончилось это плохо. «Осужденные по ночам свободно гуляли по городам и совершали новые преступления», – говорит собеседник из службы исполнения наказаний.

Впрочем, тюремная медицина сама выходит на волю – в буквальном смысле. «После того как здоровье стало нацпроектом, от нас разбежались многие специалисты – им платят в четыре раза больше», – говорят в медицинском управлении ФСИН. Колонии той же Вологодской области укомплектованы врачами лишь наполовину, а в каждом четвертом российском изоляторе временного содержания нет даже фельдшерской ставки. «Я с ужасом думаю: вот уйдет еще один человек, и кто будет наших зэков вообще обследовать? Мы и так порой специалистов по разным областям собираем и привозим их в колонии», – говорит Кузнецова из ФСИН.

Не можете нормально лечить – не обрекайте людей на смерть, возражают правозащитники. Андрей Бабушкин из комитета «За гражданские права» призывает расширить перечень заболеваний, по которым осужденных отпускают на волю: «Летальность от туберкулеза сердца на зоне огромна – но этот диагноз не является основанием для освобождения». Источник из ФСИН сообщил Newsweek, что в прошлом году в местах заключения умерли 4679 человек. Подтвердить эти цифры официально и пояснить, от чего умерли эти люди, ФСИН отказалась.

Фото: Андрей Рудаков, продолжение фоторепортажа в фотогалерее "Что чаще всего укорачивает жизнь заключенных"

Елизавета Маетная, «Русский Newsweek»