Чип и ЗЭК = гуманизм + эффективность. Браслет позорный
Скоро нам придется зарекаться не от сумы и тюрьмы, а от сумы и чипа. Недавно вступила в силу инструкция Минюста о порядке применения наказаний, не связанных с лишением свободы, которая допускает применение электронных средств слежения. Прежде всего — электронных браслетов.
Это и гуманнее, и эффективней», — считают сторонники «браслетной революции». «Это первый шаг к Апокалипсису», — уверены ее противники. Всю первую половину этого года Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) на средства комиссии Евросоюза проводила в Воронежской области уникальный для России эксперимент: тем, кто осужден по нетяжкой статье, давали выбор — или колючая проволока, или электронный браслет на руку. Как ни странно, многие выбирали колючку. Корреспондент «РР» стал свидетелем первых браслетных опытов в российской исправительной системе.
Именем академика Бехтерева
Учреждение № 10. Час езды от Воронежа. В народе — Перелёшино, по названию соседнего села. На КПП все традиционно и буднично: лязг решеток, просьба сдать мобильники и получить жестяные номерки. По ту сторону нас встречает непуганая кошка. Сидит на дороге, дожевывает крупный мальборовский окурок. Значит, с куревом тут проблем нет, а вот повар, похоже, злодей.
Колония-поселение — это нечто среднее между тюрьмой и пионерским лагерем. Нравы и режим предельно гуманны, но чем больше свободы у сидельца, тем больше проблем у администрации. Контингент норовит конфликтовать, нарушать порядок и вступать в половые связи, поскольку на одной территории содержатся и мужчины, и женщины. Так уж вышло, что Перелёшино стало полигоном по отработке электронной системы контроля за осужденными. Хорошо это или плохо, сотрудники колонии еще не поняли, а вот осужденные уже вынесли «электронной заразе» свой вердикт, и он сугубо негативный. Потому что слово «дисциплина» для нашего человека хуже, чем слово «война».
Вот пытается идти строем разношерстная команда зэков. В голове всплывают сцены из романа «Мы» Евгения Замятина, но тут же тонут — нет, не тянут эти граждане на биороботов. Все в гражданской одежде — кто в поношенной куртке-аляске, кто в тренировочном костюме Adibas, — на голове, как шляпки гвоздиков, кепки-восьмиклинки типа «нам, татарам, лишь бы даром». Скорее это кучка хмурых гастарбайтеров, у которых только что отобрали паспорта и теперь ведут на стройку.
Зэки проходят мимо бюста академика Бехтерева, водруженного на высокий постамент. Несмотря на низкую облачность, умнейшая голова его сияет. Зэки отводят от академика глаза. Легендарный психиатр смотрит на них строго, даже с укоризной. Прямо в мозг.
Вслед за нами на территорию учреждения проходит улыбчивая дама трудно уловимого возраста. Она кокетничает с сопровождающим нас Игорем Колосовым, замначальника колонии по безопасности и оперативной работе. Может, думаю, коллега майора или чья-то жена на свидание приехала. Оказывается, обыкновенная осужденная. Возвращается из сельского продмага. В мутоновой шубке, высоких сапогах и даже с признаками макияжа на лице.
— Аня, вот, кстати, покажи браслет-то, — майор не то приказывает, не то флиртует.
Аня с удовольствием задирает меховой рукав, выпрямляет в локте руку и одновременно слегка наклоняет кисть тыльной стороной к себе — так женщины в ювелирном магазине примеряют украшения. Потом мечтательно говорит:
— Сюда бы еще наклеить зразы от Сваровски!..
Бог его знает почему, но на Ане тюремный браслет действительно выглядит дорогой бижутерией. И не важно, что цацка пластмассовая, похоронного вороного цвета. Зато как подчеркивает побитый алый лак на ногтях!
Участников эксперимента в Перелёшино 73 человека. Несмотря на то что у «окольцованных» появляется почти стопроцентный шанс на условно-досрочное освобождение, желающих «окольцеваться» немного. Причины надо искать в области психологии и мистики. Как только на ноге или руке защелкивается пластик, ты становишься всего лишь килобайтом в мощной и бездушной системе электронного контроля. Это пугает и бесит.
В каждой казарме — стационарное устройство. Вроде как электронный начальник отряда. Устройство представляет собой небольшой пластиковый ящик, напоминающий телефон с автоответчиком. Его можно запрограммировать на самые разнообразные комбинации. Допустим, режим требует от заключенных неотлучно находиться в казарме с 23.00 до 6.30 — проще говоря, чтобы ночью они спали на своих койках, а не шастали по территории колонии в поисках алкогольно-сек суальных приключений. В таком случае от сотрудников техподдержки требуется всего ничего — задать, как в будильнике, этот временной интервал, а также периметр действия (до 80 метров). Если заключенный с браслетом в указанное время выйдет за периметр, на пульт наблюдения сразу поступит тревожный сигнал. Попытался снять браслет, резко его покрутил, сильно оттянул от кожи — система реагирует так же.
Или вот такой еще аллегорический пример приводят стражники. Зэк Рюриков очень невзлюбил зэка Абубакарова. Тот отвечает ему лютой взаимностью. И нужно сделать так, чтобы их пути никогда не пересекались. Электронные браслеты, по замыслу авторов эксперимента, не позволят Рюрикову и Абубакарову повздорить до потери здоровья, потому что маршруты их движения по зоне будет контролировать электронная система. Чуть только приблизились на расстояние услышанного слова — все, срабатывает сигнализация.
Между тем мне, например, представляется, что гораздо актуальнее разводить заключенных по половому признаку. Скажем, в законе не прописано, что в колонии-поселении мужчины и женщины должны содержаться изолированно друг от друга. Вот они и ищут соития — когда и где представится случай. Кто их осудит? Но, со слов охранников, многие из них — гепатитчики и носители прочей венерической заразы. С внедрением браслетов вопрос «Что делать?» отпадает сам собой. Чуть кто приблизился к потенциальному партнеру на расстояние вытянутого полового органа — все, тревога.
— Или вот еще. У нас тут подсобное хозяйство имеется, посевные площади, — говорит майор Колосов. — За всеми не уследишь, к каждой грядке сотрудника не поставишь. А теперь — нет проблем! Пристегиваешь к человеку израильский GSM-передатчик, который работает при помощи обыкновенной мобильной или спутниковой связи, и все — удаленный контроль обеспечен.
Браслет позорный
Браслет? Да, добровольно. Нет, не жмет. Зачем нужно? Не знаю.
Мужики, которых мы застаем в казарме, все как один уходят в вежливый отказ. В глаза не смотрят, по лицам путешествует одна и та же натренированная полуидиотская полуулыбка, маскирующая примерно следующую мысль: «Меньше болтаешь — меньше сидишь».
На этот случай у администрации есть дежурный ньюсмейкер. Нам приводят молодогои какого-то вялого осужденного. Выражение лица у него страдальческое.
— У вас какая статья? — спрашиваю.
— Порошка одного прикупил. Трохи для сэбэ, — отвечает за него сотрудник. На местном сленге это означает: приобретение наркотиков без цели сбыта.
Юноша, однако, оказывается вовсе не робким, выражается изысканно и немного с вызовом:
— Поймите меня правильно: даже родители не знают, за что я здесь сижу. Срок мизерный. Выйду — постараюсь забыть. Право, не обижайтесь.
Так и сказал — «право». Впрочем, здесь это устаревшее вводное слово приобретает некий юридический оттенок.
Сотрудник снова смеется. В его голосе смесь презрения и уважения: уроды, алкашня, но вот как такого заставишь разговаривать против его воли, Шопенгауэра хренова?
— А для зэка надеть браслет — это не западло?
— В колонии-поселении нет, — майор Колосов, кажется, намеренно избегает тюремной лексики. — Да и потом, такие понятия уже уходят в прошлое даже в строгих зонах. Главное — побыстрее освободиться. Любой ценой.
Вот еще один браслетник. Зэка Тюремский. Не фамилия — судьба. Отъявленный рецидивист, но статьи сплошь «вегетарианские»: то украдет на копейку, то в морду даст по пьяни. А здесь он видный и уважаемый человек — работает на сельхозтехнике, обслуживает коровник, обрабатывает поля. Недавно купил дом недалеко от зоны, перевез туда жену и ребенка, ночует вместе с ними. В сущности, на зоне он почти и не бывает. После освобождения ничего менять не собирается и родное село в гробу видал.
— Там, если кто чего попер, меня сразу в участок таскать будут. А здесь я всем известен как облупленный. Причем с хорошей стороны.
— Покажи браслет, — заклинает его майор Колосов.
— Да ладно тебе, начальник. Надоело.
— Чего-чего? — прищуривается с показной угрозой майор.
Зэка Тюремский неохотно задирает испачканную машинным маслом штанину, демонстрируя ногу чуть повыше татуированной щиколотки. Это самая «раскрученная» нога в Воронежской области — она уже во всех местных СМИ засветилась.
— А поехали к женщинам! Они отзывчивее, — предлагает кто-то из сотрудников и находит у всех понимание.
Мы отправляемся на ферму, снабжающую молоком почти все зоны Воронежской области. Женщины и вправду оказываются отзывчивее: сразу зовут в душ. Фотографироваться. Чтобы продемонстрировать водонепроницаемость браслетов.
На ферме у зэчек-доярок есть своя каморка, где можно отдохнуть и поесть. Нас сразу приглашают в этот тюремный будуар. Наташа Гетман, Люда Завалова, Анжела Шульга, Валя Пешкова. Две кушетки, постеры полуголых моделей, рекламирующих нижнее белье. Здесь тепло и сухо, а на зоне это самое главное — то, чего не ценишь, не замечаешь на воле.
— Гетман? Это от немецкого слова «гауптман»? Капитан то есть.
— Сам ты капитан, — отвечает Наташа обиженно.
Я понимаю, что сморозил глупость: все-таки здесь зона.
На воле она тоже была дояркой. В сущности, после приговора суда в жизни Наташи ничего не изменилось. Лучше даже стало: кормят, водки нет, подруг завела.
— Вы браслеты добровольно надели? — спрашиваю всех женщин разом.
Они хором прыскают в кулаки, по привычке прикрывая сильно прореженные судьбой зубы:
— Конечно добровольно, — отвечает за всех Валя Пешкова. — Попробовали бы мы отказаться!
— Ну и как, работает?
— А хрен его знает. Мы на дойку к пяти утра приходим, а к обеду, в одиннадцать, батарейка уже разряжается. Говорят, это нам наши братья-евреи снова секонд-хенд подсуропили. А вообще все хорошо, только лучше на руке носить. На ноге неудобно: если сапоги на молнии, то хрен застегнешь.
Валя Пешкова, как водится, сидит «ни за что». Как и все остальные. Случай классический — за мешок картошки. В тюремном архиве нахожу ее дело, читаю: «…путем подбора ключа проникла в амбар. Похитила 55 ведер картошки, примерный вес — 450 кг».
Зэк в большом городе
Впрочем, будущее чип-ГУЛАГа не в тюрьме, а на свободе. В городе Воронеже добровольно носит браслеты уже 131 человек из числа тех, кто приговорен к условным срокам. Для сотрудников уголовно-исполнительных инспекций, которые следят за «условниками», это реальное облегчение. Ведь что такое режим условного наказания? Раз в месяц осужденный должен отмечаться в инспекции, а по ночам обязан находиться дома, по месту прописки. Но проконтролировать этот режим затруднительно. Да, по закону надзирающий офицер раз в месяц обязан нагрянуть без предупреждения. Но дело это малоэффективное. Инспекторы говорят: «Ты сегодня пришел, и он знает, что завтра уже нечего бояться».
По словам начальника отдела по руководству уголовно-исполнительной инспекции УФСИН по Воронежской области майора внутренней службы Светланы Бобровой, внедрение электронной системы должно существенно разгрузить ее подчиненных. Мировая практика показывает, что один инспектор может эффективно работать не более чем с полсотней поднадзорных лиц. А для воронежских инспекторов уже и сотня в порядке вещей. Если же «браслетная революция» победит, контролировать условников можно будет в режиме реального времени.
— На Западе условники мечтают о таком наказании, а у нас людей еще уговаривать приходится, — недоумевает Свет лана. — А ведь браслет на ноге гарантирует, что за время условного срока ты не станешь жертвой ошибки правосудия. Подобные системы внедрены уже более чем в 60 странах, так что здесь мы в роли догоняющих.
К системе электронного контроля за неблагонадежными лицами уже приглядываются милиционеры. Очень нравится им идея на долгие годы или пожизненно метить чипами вышедших на свободу киллеров, террористов и педофилов.
— Вот, сидит у нас гражданин за растление малолетних. Это, как известно, неизлечимо. А ему дали всего три года, — говорят воронежские офицеры. — Он освободится и куда пойдет? Правильно, к школе. Так вот, надо нацепить ему браслет и нарисовать для него маршруты передвижения, которые не пересекались бы с детскими учреждениями. Ведь систему можно запрограммировать как угодно. Например, дебоширам запретить посещать увеселительные заведения, пьяницам — кабаки. Едва приблизился — сигнал тревоги.
В роли педофила я себя представляю плохо, а вот дебоширом у нас может оказаться каждый. И перспектива лишиться на всю жизнь возможности посещать увеселительные заведения обдает неприятным холодком. Где-то на горизонте сознания снова замаячили Замятин и Оруэлл.
Вот он — мозг будущей системы глобального контроля. Обычная панельная многоэтажка, неприметная дверь по соседству с какими-то мирными конторами. Оператор диспетчерского центра наблюдения показывает на мониторе графики и цифры, разноцветные — в зависимости от поступившей информации, штатной или нештатной. Объясняет:
— Сигнал тревоги немедленно отгружается на сервер и там обрабатывается. Оператор связывается с инспектором, и тот принимает решение, как действовать дальше: иногда достаточно позвонить подопечному, в другой раз лучше послать оперативную группу.
Выбираем два адреса, чтобы посмотреть, как работает система в условиях города. Едем на хромой «семерке» в неблагополучный Коминтерновский район. Водитель призывает уничтожить российский автопром, а перед этим — пытать конструкторов. Он бы с удовольствием пересел на самую старую иномарку, но ведомство обязано закупать только отечественные автомобили. Подаю ему идею — зачипить топ-менеджеров АвтоВАЗа, чтобы каждый потребитель их продукции имел возможность посылать им электрический разряд ненависти. Шофер в ответ сладострастно улыбается.
Адрес первый. Старший инспектор Владимир Тройнин, он же дядя Володя, листает у подъезда толстое дело своего подопечного:
— Значит, так. Сейчас идем к условно осужденному Ермакову Юрию. Срок «2 на 3».
— Это как?
— Два года реально, три условно. То есть если за три года накосячит, то сядет на два ужепо-настоящему. Статья — растрата госимущества. Несколько эпизодов. Вот один: работая экспедитором, умыкнул 300 бутылок водки.
Входим в квартиру Ермакова Юрия. Застенчивый вид. На руках сиамская кошка. Ограничение свободы у него незначительное: ночью должен быть дома. Жена про все знает. Сыну сказали, что «тот черный ящик нужен, чтобы на работу вызывали, а браслет лечит от остеохондроза».
Вне дома он без наблюдения. Удивительно, но работает, как и прежде, экспедитором. Друзья помогли, пристроили. Вот что значит — связи.
Дядя Володя высится над нами статуей Фемиды. В его тени Ермаков со всем соглашается: «Не жмет. Нормально».
— А супружеский долг исполнять не мешает?
— Привыкли уже.
Адрес второй. Лихачев Олег. 35 лет. Полтора года условно. Живет с матерью и взрослой дочерью. Раньше в этой квартире был наркопритон. Теперь по-прежнему бедно, но чисто и прибранно, цветы на подоконнике.
Олегу тоже предписано ночевать дома. Но он и так никуда не ходит: когда кололся, занес заразу в пах, теперь — инвалид.
Юристы с паяльниками
Пока не совсем ясно, как все задуманное будет реализовано на практике, но в теории затея с электронными браслетами все-таки имеет массу достоинств. По крайней мере, на первый взгляд.
Начать с того, что она гуманизирует всю систему исполнения наказаний, приближает Россию к европейским стандартам: появляется дополнительная альтернатива лишению свободы. У судей расширяется поле для принятия решений — взять, к примеру, тот же домашний арест, который сегодня почти не практикуется.
Сокращается количество заключенных в колониях, а следовательно, и персонал.
Облегчается труд инспекторов и контролеров. Повышается качество службы, показатели раннего обнаружения побегов и предупреждение рецидива. Не распадаются браки, дети воспитываются в полноценных семьях. Осужденный продолжает работать — значит, уровень дохода семьи не изменяется.
И, наконец, главное. Нормальные, но раз оступившиеся люди получают шанс отбыть свой срок, не испытывая унижений со стороны уголовного элемента.
— С кем не бывает, — говорит добрая Светлана Боброва. — От тюрьмы у нас действительно не зарекаются. Парень в драке кому-то руку сломал, или в ДТП человек виноват — их, конечно, надо наказать. Но зачем содержать вместе с упырями?
Технической поддержкой эксперимента занимается Воронежский институт ФСИН. Среди 8 вузов подобного профиля он единственный с техуклоном. Курсантов в зависимости от факультетской принадлежности прозвали кого юристами, кого паяльниками.
Специально для нас здесь организуют занятие по средствам электронного мониторинга.
— Сейчас паяльников сгоним, — говорит Александр Антиликаторов, начальник кафедры технических комплексов охраны и связи. Своей фамилией он гордится и любит рассказывать о ее древнеримском происхождении.
Приходят паяльники — юные, веселые. Есть и девушки. Невнимательно слушают. Оживляются, когда наступает время демонстрировать браслеты в действии.
— Кто хочет быть моделью? — спрашивает преподаватель.
Руку тянет курсант закавказской наружности.
— Осепян, у тебя же ноги волосатые.
— Зато носки уставного цвета.
— Ладно, все смотрим на ногу Осепяна. Вот браслет. С помощью электронного ключа его активирует уполномоченный офицер, — говорит преподаватель, имитируя «окольцовку» осужденного. — У браслета одноразовая защелка на шифтах — аналог зубов щуки. Если поковырять, на пульт наблюдения сразу пойдет сигнал тревоги. Надевать надо так, чтобы человеку не жало и не терло.
— А как ноги мыть? — спрашивают юноши.
— А брить? — интересуются девушки.
Преподаватель эти вопросы мужественно игнорирует.
— Когда принимаете ванну, ногу высовывайте наружу, а то чугун будет экранировать.
— А если работа связана с командировками? — это уже я.
— Тогда придется менять работу.
Ориентировочная стоимость комплекта — около 100 тыс. рублей. Но это если закупать в Израиле. Антиликаторов утверждает, что в России уже есть предприятия, способные выпускать аналогичное оборудование по цене обычного GPS-навигатора, тысяч за десять. Но есть и опасения:
— Мы сейчас изучаем имитостойкость системы. То есть ее неуязвимость для вандалов и самоделкиных. Ведь обязательно будут попытки взломать систему или перенастроить. Россия — такая страна. Дай нашему зэку металлический шарик, он и его сломает.
— А может, оно и хорошо, что система уязвима?
— Почему?
— А вы представьте, что может случиться, если она станет совершенной и неумолимой — это же какое искушение для мирового порядка! Обязательно найдутся какие-нибудь новые диктаторы, которые поставят планету под электронный каблук.
— А мы вообще хотим перейти на ошейники, — начинает пугать меня Антиликаторов. — Чтобы при нарушении режима они взрывались, впрыскивая заключенному в горло смертельную кислоту.
Подполковник говорит это с очень серьезным, даже несколько кровожадным видом. Но едва заметная насмешка в голосе все-таки выдает его намерение протестировать меня на глупость.
— Врете?
— Вру, — разочарованно признается подполковник.
— Нет, а кроме шуток. Вы же технарь. Причем из тех, кто придумывает механизмы, ограничивающие свободу человека. Вы не могли не размышлять над тем, к чему все это может привести. Это ведь очень популярный и актуальный сюжет уже на протяжении многих десятилетий. Антиутопия, новая диктатура, царство антихриста. Оруэлл, Хаксли, Замятин, Чхартишвили. Говорят, появилась даже новая фобия: люди отказываются делать операции под общим наркозом, потому что боятся, что им имплантируют в мозг какие-нибудь чипы.
На лице подполковника Антиликаторова проступают явные пятна скуки.
— Ресурсов нормального человека достаточно, чтобы сопротивляться экспансии машин. Вы помните, сколько лет уже ведутся разговоры про нейролингвистическое программирование через электронные СМИ? И что? Вы разве голосовали на выборах за того, кто вам был несимпатичен?
— Я вообще не голосовал.
— Вот видите.
— Ну хорошо, тогда вернемся к техническим проблемам. Вы еще не все государственные тайны выдали.
— Система в целом эффективна, но некоторые недостатки уже выявлены. Например, она предполагает, что радиосигнал есть в нашей стране везде. Но это далеко не так, к сожалению. По Читинской области не ездили — там телефоны часами могут не работать. Вся надежда на систему ГЛОНАСС.
— А не дорого это будет — за одним сбежавшим преступником следить со спутника?
— А если, не дай бог, он убьет кого-нибудь? Жизнь человеческая — она ведь, как известно, бесценна. Да и ловить его потом дороже выйдет. Раньше это сделали бы внутренние войска — усилия солдатиков ничего не стоили. Теперь упор делаем на технику.
В центре Воронежа стоит символ власти в виде бронзового Петра Первого. Местные жители любят рассказывать, что император левой своей рукой указывает прямо на первую городскую тюрьму, СИЗО № 1. Это символично, говорят они. Хотя что тут символичного, спрашивается? Вот если бы у него на руке был застегнут браслет электронного слежения… Цветмет все-таки.Да и вообще — мало ли что?
Игорь Найденов, фотографии: Алексей Майшев, Русский репортер
