Кризис задел всех. Кроме воров-карманников. Интервью с «инженером карманной тяги»
Ежегодно каждый четвёртый москвич лишается своего кошелька (мобильного телефона и пр.). При этом на одну заявленную кражу приходится 75 незаявленных! Один из лучших московских воров-карманников раскрывает секреты своего ремесла и жалуется на бездарных конкурентов. Сочувствуем и учимся прятать кошельки.
Тридцатидевятилетний Евгений Крошкин (фамилия изменена. — ред.) — профессиональный вор, «инженер карманной тяги». Коренной москвич. Сколько обчистил карманов своих земляков, даже приблизительно сказать не может. Думает, не меньше двух тысяч — по воровским понятиям это далеко не рекорд. Первая и последняя судимость была после того, как он слямзил четвёртый в своей жизни кошелёк.
— Значит, с тех пор больше не попадались?
— Как не попадался? Квалификация с годами растёт, а осязание, наоборот, ухудшается. Попадался прямо с кошельком в руке.
— Как не попадался? Квалификация с годами растёт, а осязание, наоборот, ухудшается. Попадался прямо с кошельком в руке.
— Доходило до суда?
— Кому я нужен? «Судят» на месте. Менты, бывало, тоже советовали: вы его накажите как следует! Знают, что, как только привезут меня в отделение, потерпевшие сами от меня откажутся. Сперва они бойкие, а как только сообразят, что надо заявление писать, адрес указывать да ещё на суде при всём народе назваться, сразу сникают.
— Кому я нужен? «Судят» на месте. Менты, бывало, тоже советовали: вы его накажите как следует! Знают, что, как только привезут меня в отделение, потерпевшие сами от меня откажутся. Сперва они бойкие, а как только сообразят, что надо заявление писать, адрес указывать да ещё на суде при всём народе назваться, сразу сникают.
— Боятся?
— Ну да. Рассуждают так: сейчас этому гаду три года дадут, а он через месяц по амнистии выйдет. Придёт и зарежет. Или дружки его после суда выследят и ножиком пырнут.
— Ну да. Рассуждают так: сейчас этому гаду три года дадут, а он через месяц по амнистии выйдет. Придёт и зарежет. Или дружки его после суда выследят и ножиком пырнут.
— Но ведь не зря боятся?
— Если честно, то зря. Карманники с бандитами не дружат, на мокрое не идут. А уж мстить кому-то — это вообще западло.
— Если честно, то зря. Карманники с бандитами не дружат, на мокрое не идут. А уж мстить кому-то — это вообще западло.
— Так вы что, сами призываете под суд вас отдавать?
— Я говорю, как надо бы делать. Под суд кому ж охота…
— Я говорю, как надо бы делать. Под суд кому ж охота…
— И больно вас бьют?
— Иногда как в песне: «Били-били-колотили, морду в жопу превратили». А с синяками на лице работы нет. Лучше бы рёбра ломали, хотя они и срастаются долго. А вообще-то отпускают обычно, у нас народ добрый.
— Иногда как в песне: «Били-били-колотили, морду в жопу превратили». А с синяками на лице работы нет. Лучше бы рёбра ломали, хотя они и срастаются долго. А вообще-то отпускают обычно, у нас народ добрый.
— Поймали — отпустили. Неужели всё так просто?
— Да нет, конечно. Но у любого карманника есть набор отмазок.
— Да нет, конечно. Но у любого карманника есть набор отмазок.
Главное — быстро оценить обстановку, людей, которые тебя держат, и применить нужную. У меня коронный номер — плач. Если я вижу, что смыться трудно, решаю сдаваться. Стою, словно не верю, что попался, рисую тоску зелёную. Рисовать надо убедительно, чтобы жертва задумалась: не похож на вора-то! Ишь как убивается! Может, с горя в чужой карман полез? Пока сомневается, я слезу пускаю. Представляете ситуацию? Человек ведь не каждый день воров ловит, не знает, что делать, а тут ещё пойманный мужик рыдает. Человек смущается, думает: кошелёк цел — ну и ладно. Иди, говорит, хрен с тобой!
— Что, так легко?
— А то вы наш народ не знаете! Всегда срабатывает, до милиции дело не доходит.
— Для милиции, наверное, карманник — желанная добыча. Взять легко, а в отчёте будет фигурировать вор-рецидивист.
— Есть специальные оперативники, они карманников выслеживают. Остальные редко о нас мараются. Когда ГУМ ещё был народным магазином, там ежедневно 100—120 щипачей ловили! Сейчас таких точек больше стало, поэтому в Москву вор со всей страны прёт. Все рынки щипачами кишат.
— Есть специальные оперативники, они карманников выслеживают. Остальные редко о нас мараются. Когда ГУМ ещё был народным магазином, там ежедневно 100—120 щипачей ловили! Сейчас таких точек больше стало, поэтому в Москву вор со всей страны прёт. Все рынки щипачами кишат.
— Рынки поделены?
— Зачем? Чтобы нас легче было отловить на постоянном рабочем месте? Я рынки не люблю — там, если попадёшься ребятам, которые «крышу» держат, могут искалечить. Им надо, чтобы порядок был. Обвес, обсчёт — это их не колышет. Но когда кошельки тянут, они не любят.
— Зачем? Чтобы нас легче было отловить на постоянном рабочем месте? Я рынки не люблю — там, если попадёшься ребятам, которые «крышу» держат, могут искалечить. Им надо, чтобы порядок был. Обвес, обсчёт — это их не колышет. Но когда кошельки тянут, они не любят.
— Где же вы работаете?
— В автобусах, троллейбусах. Работаю в одиночку, хотя по науке положено вдвоём: один пассажиров отвлекает, другой щиплет. Транспорт чем удобен? Если попадусь, вести в милицию меня хлопотно: человек ехал по делам и вдруг поймал вора. Надо планы менять. И как вора вести? Одному страшно — вдруг соучастники рядом? Помощников тащить меня в милицию нет. Да ещё я порыдаю или в крайнем случае могу «со страху» в штаны надуть — в расчёте на брезгливость. Отпускают.
— В автобусах, троллейбусах. Работаю в одиночку, хотя по науке положено вдвоём: один пассажиров отвлекает, другой щиплет. Транспорт чем удобен? Если попадусь, вести в милицию меня хлопотно: человек ехал по делам и вдруг поймал вора. Надо планы менять. И как вора вести? Одному страшно — вдруг соучастники рядом? Помощников тащить меня в милицию нет. Да ещё я порыдаю или в крайнем случае могу «со страху» в штаны надуть — в расчёте на брезгливость. Отпускают.
— Много ваших в транспорте?
— Много. Да ещё кавказцы понаехали. Они по трое-четверо работают. Затолкают человека со всех сторон и в тесноте режут сумки — на карманы у них ловкости не хватает. Остатки пенсии брать не брезгуют, хотя на Кавказе стариков уважают.
— Много. Да ещё кавказцы понаехали. Они по трое-четверо работают. Затолкают человека со всех сторон и в тесноте режут сумки — на карманы у них ловкости не хватает. Остатки пенсии брать не брезгуют, хотя на Кавказе стариков уважают.
Однажды еду в метро — в вагоне четверо джигитов обступили девчонку у дверей. Что-то лопочут по-своему, обжимают её. Но она почувствовала, что сумочку взрезают. Схватила одного за рукав, он вырвался, шипит: «Молчи, дура, зарежу!» Как раз двери открылись, все четверо вышли. Девчонка молча идёт за ними. Парни оглянутся, шикнут на неё, а она всё равно идёт. Правильно: в вагоне скандалить без толку, а на станции у выхода всегда менты маячат или военный патруль. Ей достаточно закричать, и ребят повяжут.
— А как вы выбираете свою жертву?
— Ни один щипач не полезет наугад. Есть ряд признаков, по которым можно определить, сколько у человека денег. По одежде, по выражению лица.
— Ни один щипач не полезет наугад. Есть ряд признаков, по которым можно определить, сколько у человека денег. По одежде, по выражению лица.
— И сколько, к примеру, у меня?
— Так… Ну, тысячи три-четыре. Ну, может, карточка ещё зарплатная. Правильно?
— Так… Ну, тысячи три-четыре. Ну, может, карточка ещё зарплатная. Правильно?
— Почти в точку. А я для вас ценная добыча?
— Не ценная, но нормальная. Трое-четверо таких, как вы, в день, и жить можно. Правда, московские щипачи предпочитают работать с приезжими: они поминутно ощупывают карманы, проверяют целость капиталов. Сами наводят. Ну а я в автобусе наблюдаю, кто откуда кошелёк достаёт. У меня был водитель знакомый, так он специально время от времени объявлял в микрофон: «Граждане пассажиры! Будьте внимательны: на маршруте работают карманники!» Народ машинально хватался за карманы, за сумки и таким образом мне сигнализировал.
— Не ценная, но нормальная. Трое-четверо таких, как вы, в день, и жить можно. Правда, московские щипачи предпочитают работать с приезжими: они поминутно ощупывают карманы, проверяют целость капиталов. Сами наводят. Ну а я в автобусе наблюдаю, кто откуда кошелёк достаёт. У меня был водитель знакомый, так он специально время от времени объявлял в микрофон: «Граждане пассажиры! Будьте внимательны: на маршруте работают карманники!» Народ машинально хватался за карманы, за сумки и таким образом мне сигнализировал.
— Трудно ли вытащить кошелёк?
— Мне — нет. Я могу расстегнуть любую сумку, вытащить из любого кармана. Многие, особенно женщины, ошибаются, когда думают, что если закопать кошель на дно сумочки, обложить его со всех сторон расчёсками-пудреницами, то вор не доберётся. Доберётся! Кошелёк нельзя украсть только в одном случае — если человек держит его в руке.
— Мне — нет. Я могу расстегнуть любую сумку, вытащить из любого кармана. Многие, особенно женщины, ошибаются, когда думают, что если закопать кошель на дно сумочки, обложить его со всех сторон расчёсками-пудреницами, то вор не доберётся. Доберётся! Кошелёк нельзя украсть только в одном случае — если человек держит его в руке.
Бумажник вытащить ещё проще, потому что мужики в основной своей массе самонадеянны. Думают примерно так: я же не полный осёл, чтобы какой-то хмырь вытащил у меня портмоне! Потом, оставшись без денег, кредитных карточек, паспорта и водительских прав, вынуждены признаться себе: да, что-то я ушками хлопнул!
— А зачем вам чужой паспорт?
— Да на фиг не нужен! Но что делать, если мужики любят класть все яйца в одну корзину? Теперь ещё вошли в моду «бумажники водителя». Какой м***к их придумал? Там столько отделений, что хочется положить туда всё до последней квитанции. Наверное, приятно тряхнуть перед тёлками пухлым лопатником, но зато сколько потом мороки восстанавливать документы!
— Да на фиг не нужен! Но что делать, если мужики любят класть все яйца в одну корзину? Теперь ещё вошли в моду «бумажники водителя». Какой м***к их придумал? Там столько отделений, что хочется положить туда всё до последней квитанции. Наверное, приятно тряхнуть перед тёлками пухлым лопатником, но зато сколько потом мороки восстанавливать документы!
— Разве щипачи не подбрасывают документы владельцу? Не отсылают почтой?
— Это всё сказки. Лишний риск. Отпечатки пальцев, почерк на конверте… Я всё лишнее — в мусорный контейнер, да поглубже. Хочешь найти украденный паспорт — прошвырнись по подмосковным свалкам: там у бомжей свой стол находок. Вернут, как говорится, за вознаграждение.
— Это всё сказки. Лишний риск. Отпечатки пальцев, почерк на конверте… Я всё лишнее — в мусорный контейнер, да поглубже. Хочешь найти украденный паспорт — прошвырнись по подмосковным свалкам: там у бомжей свой стол находок. Вернут, как говорится, за вознаграждение.
— Что из украденного оставляете себе?
— Только деньги — это же не улика. Щипачи сразу передают кошельки и бумажники сообщникам, а те идут куда-нибудь в подъезд и сортируют: документы — в мусоропровод, кредитки — перекупщику. Причём с кредитными карточками действовать надо быстро, пока владелец не блокировал свой счёт в банке. Перекупщик всегда интересуется: в котором часу бумажник «помыли»? Если час прошёл, не возьмёт: можно влипнуть. И упаси Бог его обмануть: на нож посадят, как нефига делать! Ну я-то кредитки не беру и не продаю. Скромно живёшь — дольше на свободе ходишь.
— Только деньги — это же не улика. Щипачи сразу передают кошельки и бумажники сообщникам, а те идут куда-нибудь в подъезд и сортируют: документы — в мусоропровод, кредитки — перекупщику. Причём с кредитными карточками действовать надо быстро, пока владелец не блокировал свой счёт в банке. Перекупщик всегда интересуется: в котором часу бумажник «помыли»? Если час прошёл, не возьмёт: можно влипнуть. И упаси Бог его обмануть: на нож посадят, как нефига делать! Ну я-то кредитки не беру и не продаю. Скромно живёшь — дольше на свободе ходишь.
— Кризис как-то повлиял на профессию?
— Никак. Как ловил людей с бабками, так и ловлю. Они всегда будут. Домушникам, я знаю, стало сложнее, но они теперь наугад не ломятся, а строго по наводке работают и тоже берут только бабки.
— Никак. Как ловил людей с бабками, так и ловлю. Они всегда будут. Домушникам, я знаю, стало сложнее, но они теперь наугад не ломятся, а строго по наводке работают и тоже берут только бабки.
— А вот интересно: есть ли сейчас женщины-карманницы?
— Даже больше, чем можно подумать. «Щиплют» только мужиков. Бабам проще: прижалась ляжкой — и без труда тянет лопатник. Я не считаю это искусством.
— Даже больше, чем можно подумать. «Щиплют» только мужиков. Бабам проще: прижалась ляжкой — и без труда тянет лопатник. Я не считаю это искусством.
— А сами-то где обучались?
— Тоже у щипача. Учился, правда, плохо, быстро попался. Пришлось доучиваться на зоне.
— Тоже у щипача. Учился, правда, плохо, быстро попался. Пришлось доучиваться на зоне.
— Сколько ещё надеетесь поработать по специальности?
— Мне на пенсию не выходить. Буду щипать, пока кондрашка не хватит. Кстати, старики — лучшие щипачи: всегда можно пнём прикинуться, сказать, что ошибся карманом. У кого на немощного рука поднимется?
— Мне на пенсию не выходить. Буду щипать, пока кондрашка не хватит. Кстати, старики — лучшие щипачи: всегда можно пнём прикинуться, сказать, что ошибся карманом. У кого на немощного рука поднимется?
Беседовал Игорь Зайцев, «Частный корреспондент»
