Быт азербайджанской тюрьмы: неписаные законы, жара и музыка
В тюрьмах Азербайджана сидят не менее 157 политзаключенных, говорят местные правозащитники. Власти отрицают, что они осуждены по политическим мотивам.
Международные организации считают, что в стране нарушаются права человека. Правительство с ними не согласно.
Активисты-правозащитники Расул Джафаров и Интигам Алиев, экономист Натик Джафарли, а также оппозиционный политик Ядигяр Садыхов отбывали различные сроки в азербайджанских тюрьмах и рассказали о своем опыте тюремного заключения.
Секреты тюремной кухни
Расул Джафаров, правозащитник:
В тюрьме – по крайней мере в той, где я был, – есть неписаный закон – встречать любого арестованного застольем с чаем, чтобы он чувствовал себя хорошо и, так сказать, влился в коллектив.
В первый день в СИЗО меня встретили чаем с сахаром, потому что заключенным предложить больше нечего. Один из них, “смотрящий” – главный в камере – по обычаю спрашивает, кто ты, откуда, за что арестован. Подключаются и другие, и вот в этот момент приходит осознание, что тебе сидеть и жить с этими людьми долгие месяцы.
Сладости в тюрьме тоже бывают, и считаются роскошью. Любые сладости – конфеты, шекербура [пирожки с орехами – прим. ред.], шоколад – на тюремном жаргоне называются 55. Понятия не имею, что это означает, возможно, некую статью из советского уголовного кодекса.
Если у осужденного есть сахар, хлеб и сигареты, он считается не бедным.
Интигам Алиев, правозащитник:
Объем продуктов, которые заключенные должны получать, и их перечень держатся в секрете. На деле качество еды – как в СИЗО, так и в колонии – отвратительное.
Ею перебиваются немногие – большинство едят то, что им присылают из дома. Обычная тюремная еда – суп или борщ из плохой капусты, масло, овощи и старая дурно пахнущая курятина.
После нее у заключенных начинал болеть желудок. Временами нам давали мелкую жареную рыбу, но тоже скверного качества, и ее тоже невозможно было есть.Пока я был в СИЗО, нам на каждого заключенного давалось в месяц по одному стакану сахарного песка и столько же маргарина. А еще в неделю мы получали по одному или два яйца.
Не давали нам ни чая, ни кускового сахара, ни овощей, ни других продуктов. Ни в СИЗО, ни в самой зоне ни разу нам не приносили ни фруктов, ни овощей.
Даже хлеб там был старый и черствый. Его ели только самые бедные заключенные, остальные покупали хлеб за свои деньги.
Однажды я попросил домашних приготовить мне 200 кутабов [азербайджанское блюдо, похожее на чебуреки – прим. авт.] для себя и тех, кому не несут передачи. Потом я выяснил, что мои дома всю ночь не спали, готовили эти кутабы, я-то сам никогда их не делал и думал, что это просто. А мы – несколько камер – съели все это за две минуты.
Ядигяр Садыхов, политик:
В СИЗО холодильников не было, и мы – заключенные – старались, чтобы передачи нам приносили в разные дни. Иной раз мне сообщали из дома, что принесут продукты, а я говорил – приходите завтра, сегодня не моя очередь. В колонии же было получше, имелся продуктовый склад с холодильниками, но и там места на всех не хватало.
Удобства и гигиена
Интигам Алиев:
Раз в два месяца мы получали по куску мыла и два стакана стирального порошка, да и то не всегда. Все расходы на чистоту ложатся на заключенных. Пока я был в тюрьме, наволочки и простыни нам не меняли ни разу.
Зимой в камере бывало холодно, а летом невыносимо жарко. Особенно тяжко в июле и августе, когда температура в камере доходит до 50 градусов, только на седьмой месяц в тюрьме мне позволили за свой счет принести в камеру вентилятор.
Кроме того, в камерах СИЗО и в бараках колонии заключенных больше, чем предусмотрено. В результате именно в СИЗО бывают случаи, когда на всех не хватает коек, и спать приходится посменно. Также не хватает места для хранения собственных вещей и еды.
Ядигяр Садыхов:
И мыло, и порошок были плохого качества, и я пользовался тем, что мне передавали. Те же, у кого передач из дома не было, старались вытребовать полагающееся у руководства. Иногда получалось.
В плане удобств куда больший бич для арестантов – это холод и жара. Зимой было холодно, но хуже всего было в СИЗО летом, где после 5 часов приходилось возвращаться с прогулки в камеру.
Зимой же, по крайней мере в нашей колонии, было хорошо, там стояло новое отопление. А летом случалась такая жара, что я до 2 часов ночи не мог уснуть в бараке, где нас было 130-140 человек.
Расул Джафаров:
В СИЗО горячая вода была раз в неделю. В одной камере, например, в субботу, в другой в среду и так далее. Только раз в неделю мы могли нормально искупаться. В остальные дни приходилось кипятить воду понемногу, в чем придется. В колонии дела обстояли лучше.
Газеты, книги, телевизор
Ядигяр Садыгов:
В изоляторе в каждой камере есть телевизор, и мы могли смотреть азербайджанские каналы и один турецкий телеканал. В колонии же есть клуб, который работает с раннего утра и допоздна. Там можно было смотреть телевизор.
В СИЗО решали, что смотреть, большинством. Я особо этим не интересовался, так как в основном все хотели смотреть ток-шоу. Исключение делал только для интересного фильма или футбола. А в колонии все зависело от начальника тюремного клуба – тоже арестанта, – и решал все именно он.
Расул Джафаров:
Мне повезло, что многие журналы и книги, которые мне приносили, были на английском. Будь они на азербайджанском или русском, их бы не пропустили из-за малейшего намека на критику.
Например, у меня была книга про арабские революции на английском, и одно только слово “революция” вызвало бы у руководства тюрьмы крайнюю настороженность.
Еще я видел у других политзаключенных турецкий журнал, и никаких проблем не было, до тех пор пока в этом журнале охрана не увидела карикатуру на Эрдогана. То есть даже не азербайджанского политика, а иностранного – вот что поразительно.
Интигам Алиев:
Ни в СИЗО, ни в колонии законы не запрещают получать прессу, но в действительности газеты заключенным не выдаются. Только после моих жалоб в Совет Европы и другие международные структуры мне дали подписку на две газеты. Эти газеты мне выдавали через неделю после их выхода, некоторые через 10-12 дней.
Похожая ситуация была в колонии. Простые заключенные не могут получить оппозиционные газеты, только через три месяца пребывания там я смог добиться, чтобы в библиотеке мне стали выдавать оппозиционную прессу, и тоже несвежую.
Как и куда жаловаться?
Интигам Алиев:
С самого начала мне было на что жаловаться. В частности, нарушалось мое право на конфиденциальную беседу с адвокатом, а на всю мою переписку и разговоры по телефону была наложена цензура, и меня периодически незаконно обыскивали.
И когда я собирался пожаловаться об этом в пенитенциарную службу или омбудсмену, начальство тюрьмы отказывалось принимать мои письма и не давало никаких письменных объяснений.
Я нашел способ передавать свои жалобы в суд и госорганы, а именно, говорил адвокату в устной форме при встречах, а тот уже оформлял их в виде документа и рассылал по инстанциям.
Но, в отличие от меня, у большинства заключенных не было такой возможности, потому что у них просто не было адвокатов, и за такие жалобы их ждала опасность жестокого наказания.
После выхода на свободу я, по просьбе некоторых товарищей, оставшихся за решеткой, печатал на компьютере кассационные, апелляционные жалобы, заявления и ходатайства и через близких передавал в тюрьму или СИЗО.
Но эти структуры не разрешали заключенным подписывать эти заявления, обосновывая это тем, что недопустимо принимать заявления из мест заключения, напечатанные на компьютере.
До тюрьмы я вел несколько десятков дел в местных судах и в ЕСПЧ. В СИЗО мне было запрещено доставлять письма из ЕСПЧ.
Письма, уведомления, решения суда и прочие приходившие мне документы в приемной комнате следственного изолятора принимать отказывались. В связи с этим я писал письма в пенитенциарную службу, руководству СИЗО, министерство юстиции, но не получал ответа.
“Плюсы” тюрьмы
Расул Джафаров:
На одном из первых заседаний суда я сказал, мол, спасибо, что дали мне время больше спать и читать, чем на свободе. И действительно, в камере больше отдыхаешь или просто лежишь, а так как нет интернета, то нет и других занятий, кроме чтения книг. Никогда я еще не читал столько, сколько прочел в тюрьме.
Там была и “Цивилизация” Ниала Фергюсона, и “Давид и Голиаф” Малкольма Гладуэлла, и “Муравьи” Бернара Вербера, и Милан Кундера, и много чего еще. Книги мне передавали мои друзья из России, Украины и Европы.
Моя бывшая девушка прислала мне томик Вацлава Гавела “Письма к Ольге”, собранный из писем, которые он писал из тюрьмы своей жене. И вот, если он писал очередное письмо 25 августа, я его читал тоже 25-го. Не то чтобы мне это казалось особенно важным, просто в тюрьме других занятий нет, и мне нужен был какой-то ритуал.
Натик Джафарли, экономист, политик:
Там в СИЗО было прогулочное место – пространство с пятиметровыми стенами, без окон, только с открытым потолком, куда и так было не добраться. Но на всякий случай оно было зарешечено арматурой и колючей проволокой, через которую проникал солнечный свет.
Это был август, стояла страшная жара, не было ветра и слышалось, как играет в соседних таких же прогулочных зонах разная музыка – блатной шансон, мейхана (национальный рэп) и еще тот кошмар, который ставят на наших свадьбах. И все эти звуки проникали сверху и смешивались. Не было от этого – жары и музыки – спасения никакого, кроме книг.
У меня был один кривой матрас, под который я подкладывал книги, чтобы он лежал ровно. Я брал его с собой в прогулочную зону, клал на пол прямо под решеткой, откуда шел свет, “заправлял” книгами и читал.
Это были книги воспоминаний Кондолизы Райс, Генри Киссинджера, Ли Куан Ю, еще несколько биографий и детективы на десерт. Я провел в заключении всего месяц, и за это время успел прочитать больше, чем за год.
Политзаключенных нет?
Азербайджанское государство не раз говорило, что в стране нет политзаключенных. На пресс-конференции в Брюсселе в 2014 году президент Азербайджана Ильхам Алиев заявил: “Мы более 10 лет являемся членами Совета Европы. Мы – члены Европейского суда по правам человека. Это изначально доказывает, что в нашей стране политзаключенных быть не может”.
Похожа позиция Баку и по поводу содержания в тюрьме. “Как и в предыдущие годы, так и сейчас все более ужесточается контроль качества еды в тюрьмах, колониях и следственных изоляторах, – говорит начальник отдела по связям с общественностью пенитенциарной службы Мехман Садыгов. – Три раза в день заключенных кормят, и еда по содержанию полностью соответствует нормам”.
Нормам, заявленным распоряжением кабинета министров, соответствуют также, по его словам, моющие средства, мыло и средства гигиены, которые непременно выдаются в срок. Кроме того, говорит Мехман Садыгов, “во все колонии поставляется самое новое медицинское оборудование”.
Автор:Маггерам Зейналов, Баку; Би-би-си
Tweet