Ванька Каин и Сонька Золотая Ручка, казацкий жаргон и петербургские трущобы: рассказываем о главных именах и событиях в истории преступности с XI века до 1917 года.
Первые признаки организованной преступности на Руси
Начало Троицкого списка Русской Правды. XIV век / Wikimedia Commons
Среди основных преступлений древнерусского кодекса права — Русской Правды — названы убийства, разбои и кражи. Именно с воровством связаны упоминания первых известных признаков организованной преступности в XI веке. Статьи Русской Правды говорят о том, что воры (или, как их называли в ту эпоху, тати) часто действовали вместе, похищая вещи, зерно или скот. Краденые вещи перепродавались по многу (более трех) раз, что предполагает существование скупщиков краденого, которые сбывали вещи на торгу (то есть на рынке).
Каждый из пойманных преступников выплачивал фиксированный, довольно большой штраф. Хотя такое наказание и не кажется жестоким, ремесло татябыло крайне опасно, поскольку заставший его на месте преступления мог по праву убить злодея «во пса место» (то есть «как собаку»). Но если пойманного вора связали или не лишили жизни сразу же, то расправа с преступником, которого теперь следовало отвести на суд князя, расценивалась как самосуд.
Русская Правда устанавливала суровые наказания для конокрадов: им грозило изгнание из общины, а одна из самых суровых кар ждала того, кто убьет человека без всякой на то причины. Убийца изгонялся уже вместе с семьей, а их имущество конфисковывалось.
Преступность в Древней Руси в это время пока очень слабо организована, поэтому неудивительно, что еще нет специального аппарата для борьбы с ней. Община и те, кто пострадал от рук преступников, доискивались правды сами; князь и его люди судили уже пойманных воров и убийц и назначали им наказание.
Такое положение дел будет сохраняться приблизительно до конца XV века, когда с рождением нового единого государства Русская Правда и другие старые правовые практики (в частности, изгнание) во многом потеряют свое значение.
Бандитские шайки Киевской Руси
В Киево-Печерском патерике — сборнике рассказов о жизни подвижников монастыря, формирование которого началось в первой трети XIII века, — содержатся сведения о трех воровских шайках, действовавших на сопредельной территории, и сфере их преступных интересов: так, например, особую ценность для них представляли книги, при этом такой специфический товар нужно было уметь сбывать, что позволяет делать выводы о существовании связей с книготорговцами и других связях, которые сегодня можно было бы охарактеризовать как профессиональную преступность. В частности, патерик сообщает, как тати несколько раз хотели ограбить благочестивого инока Григория, не имевшего другого имущества, кроме книг и овощей с собственного огорода. Воры были пойманы, но «затужил Григорий, что из-за него осуждены они», и отдал городским властителям часть книг, чтобы спасти воров от наказания. Таким образом, мы узнаем о практике преследования преступников, а также о том, что от наказания можно было откупиться.
Успешные походы русских пиратов
Ушкуйники захватывают Кострому. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI век / Wikimedia Commons
У истоков организованной преступности во всем мире стояли разбойники и пираты. В Древней Руси такими разбойниками были ушкуйники — жители Великого Новгорода и прилегавших к нему земель, которые ходили по рекам Вятке, Каме и Волге грабить соседние территории на небольших судах-ушкуях. Случалось, что походы ушкуйников завершались большим успехом. Так было в 1360 году, когда они взяли город Жукотин и вырезали находившихся в нем татар. В 1391 году они повторили свой поход и снова разорили Жукотин, а затем даже Казань.
Ушкуйничество как явление пошло на спад в XV веке и окончательно прекратило существование после присоединения Новгорода к Москве в 1478 году.
Начало уголовного розыска и уголовного права
Судебник 1497 года. Список начала XVI века / Shakko / Wikimedia Commons
Судебник 1497 года вводит в масштабах всего государства термин «ведомый лихой человек» («лихой» — преступник), означавший по сути профессионального преступника-рецидивиста. С этим понятием связана специальная процедура «облихования», или «лихованного обыска», которая заключалась в том, что в ходе опроса властями населения той местности, где жил подозреваемый, устанавливалась виновность или невиновность и в том числе присваивался статус «ведомого лихого человека». Данное понятие с некоторыми изменениями продолжало существовать вплоть до конца XVII века.
Также Судебник 1497 года выделяет ряд социально опасных преступлений, среди которых наибольшее значение имели разбой, татьба (воровство) и убийство. Эта триада особо тяжких деяний обозначила границы того, что с некоторыми оговорками можно назвать уголовным правом России не только XVI–XVII веков, но и более позднего времени.
Все три перечисленных преступления были характерны для организованной преступности того времени. Банды разбойников и воровские сообщества, как известно из документов, существовали в сети социальных связей: где-то жили, кому-то сбывали товар и т. д. Правительство среди прочего пыталось бороться со скупщиками краденого и становщиками (теми, кто держит станы — что-товроде притонов), которые давали приют разбойникам и ворам.
Для искоренения преступности применялись особые процессуальные процедуры, среди которых большое значение придавалось пыткам. Еще одним индикатором того, что власти были решительно настроены на борьбу с нарушителями, являлся сформулированный в середине XVI века запрет идти на мировую с разбойниками, ворами и убийцами.
Формирование «криминального» жаргона
На окраине Московского царства формируются разнонациональные поселения, основой которых со временем становятся казацкие общины. Казаки обеспечивали себя «воинским промыслом», сдерживая крымских татар и турок, и получали за это помощь из Москвы. Иногда они совершали набеги и на соседей. Случалось, что от казаков, среди которых к концу XVI века преобладали русские люди, страдали и царские послы и купцы.
Казаков отличало особое социально-политическое устройство: они считали себя подданными царя, но на условиях самоуправления: на общевойсковом сборе-круге решения принимались путем голосования, там же избирался войсковой атаман. Среди прочего, например, донские казаки не выдавали тех, кто к ним приходил.
Считается, что именно казачья среда с ее вольностью оказала большое влияние на становление разбойничьей субкультуры XVI–XVII веков: в начале XVII века слово «казак» чуть ли не являлось синонимом «разбойника», а русский язык со временем обогатился такими словами и выражениями, как «притон» (тайная пристань речных разбойников), «сарынь на кичку» (бить всех; также боевой клич разбойников во время нападения), «дуванить» (то есть делить добычу), «пустить красного петуха» (поджечь) и пр.
Первая государственная система борьбы с преступностью
В губной избе. Картина Алексея Максимова / © РИА «Новости»
К 1539 году относятся первые известия о появлении губных изб
в России. Они представляли собой органы местного управления по борьбе с особо опасными преступлениями (разбой, татьба, убийство). Все чины губной избы обычно были выборными. Возглавлял ее губной староста из дворян, которые в силу возраста или увечий не могли нести полковую службу. Старосте помогали выбиравшиеся из крестьян или жителей города целовальники, которые брали на себя большую часть оперативной работы и даже могли участвовать в принятии судебных решений. Кроме целовальников (выборный чин из крестьян или посадских, который приносил присягу и целовал крест) в губной избе были сторожа, охранявшие административное помещение и тюрьму, палач, а также иногда бирюч, зачитывавший населению царские указы.
Для контроля над губными избами был создан Разбойный приказ, не только управлявший местными органами борьбы с преступностью, но и выступавший в качестве высшей судебной инстанции (если не считать суд царя и Боярской думы), применявшейся в крайних случаях как высшая апелляционная инстанция или если дело было очень сложным.
Возникновение подобного сравнительно сложного аппарата по борьбе с разбойниками и ворами было следствием не только общих процессов, происходивших в русской государственности того времени, но и развития организации самой преступности, противостоять которой можно было только централизованными усилиями различных институтов власти.
Самое громкое организованное преступление XVI века и начало разбойничьей этики
Икона, изображающая Адриана Пошехонского. XVIII век / Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет
В ночь с 5 на 6 марта 1551 года вооруженные жители Белого села (Ярославская губерния) ворвались в монастырь и, найдя спрятавшегося игумена Адриана, стали выпытывать у него местонахождение ценного монастырского имущества. Вскоре игумен отдал им сосуд с 40 рублями, собранными братией на строительство большой монастырской церкви, после чего с ним жестоко расправились. Выставив у обители охрану и бросив связанных насельников в подпол, они продолжили грабеж, забрав медь, воск, книги, ларцы, одежду и другую церковную утварь, а также лошадей с возами.
Вернувшись с разбоя, белосельцы распределили награбленное и разошлись по домам. Между тем один из разбойников, Иван Матренин, при дележе добычи утаил ларец, в котором ожидал найти золото, серебро и другие драгоценности. Его надежды не оправдались: оказалось, что в ларце игумен Адриан, известный своей любовью к иконописи, хранил образы, кисти и другой художественный инвентарь. Испугавшись своего открытия, преступник немедленно пришел к их приходскому священнику попу Косарю, который был организатором и идейным вдохновителем разбоя, и просил у него прощения за то, что «дерзнух неподобная украдох у своея братии».
Вскоре собравшаяся «братия» во главе с Косарем осмотрела ларец. Общее мнение высказал сам поп: «Се же бе на нас полищное, се злое» («Это на нас поличное, это не к добру»). После чего вместе с разбойниками стал думать о том, где бы спрятать злосчастный ларец. Размышления державшего совет духовного отца услышал один из служителей той же церкви Святого Георгия по прозвищу Баба, который и выдал злодеев властям. Проведя следствие, губные старосты и царские приказчики писали в Разбойный приказ, отослав туда материалы дела для вынесения приговора.
Если посмотреть на картину, которую нам рисует автор жития, как на целостное полотно, то мы увидим перед собой многие черты тогдашней преступности. Банда белосельцев, конечно, была собрана к случаю попом Косарем, своеобразным предводителем и организатором этого дела, и составляла не менее двух десятков человек. Лишь большая группа преступников могла позволить себе работать по разным направлениям: одни грабили, другие караулили выходы, третьи отвозили тело убитого игумена, четвертые вязали насельников обители и бросали их в подпол, а пятые вламывались в церковь.
Очевидно, что многие из них были искушены в разбойном ремесле. На это указывает и профессионализм в действиях при разбойном нападении, и ряд психологических моментов. Все тот же Иван Матренин, рассказавший под пыткой о своем богатом преступном опыте, не обнаружив в ларце драгоценностей, испугался и вспомнил о своеобразной «корпоративной» этике: пришел виниться перед Косарем за то, что «дерзнух неподобная украдох у своея братии». Вопрос о том, что необходимо было делать с неожиданно появившимся «злым» (могущим принести вред) поличным, решался на сходке тех же участников нападения. Услышавший эту дискуссию церковный служебник Баба про себя засмеялся и иронически заметил: «Безумен поп, не весть, где положити, восхоте разбоя творити, такожде и душ человеческих побивати, устроих себя от неправды богатство собирати и красти у сосед своих всякое орудие…» («Безумный поп не знает, куда награбленное спрятать, а еще хочет разбойничать, убивать людей и обогащаться имуществом своих соседей»). Очевидно, что предметом для насмешки стал непрофессионализм преступников и, в частности, попа Косаря, который, решив стать на путь разбоя, не знал, как спрятать поличное.
Здесь мы наблюдаем двойственную ситуацию: с одной стороны, преступники-белосельцы — простые жители со своими «животами, статками и пашнями» (имеется в виду имущество белосельцев, среди которого особо выделяются земли), с другой — они неплохо организованны, стоят заодно, имеют своего главаря, отменно вооружены и даже исповедуют что-то вроде собственной разбойничьей этики. Эти противоречия свидетельствуют о том, что разбойники-белосельцы представляли собой пример довольно средний, типичный для своей эпохи.
Первые свидетельства о преследовании преступников по описанию
В январе 1596 года банда разбойников под предводительством Ивана Обоютина ограбила галичских купцов (современная Костромская область), ехавших по Переяславской дороге по направлению от Троице-Сергиева монастыря. Вскоре после нападения четырех разбойников поймали, а оставшиеся семеро, включая Обоютина, скрылись. Чтобы скорее изловить преступников, Разбойный приказ из Москвы разослал местным властям ряда уездов приметы и описание оставшихся на свободе членов банды.
В составе шайки нашлось место самым разным представителям русского общества: двое дворян, казак, холоп, гулящий человек. Правда, происхождение главы разбойников, Ивана Обоютина, нам неизвестно, зато в документе упоминаются его прозвища в преступном мире: Киндеев, Бедарев, Кошира. Внешность и платье каждого из разбойников подробно описаны: указан рост, особенности лица, наличие бороды или усов, цвет волос. Из документа, например, известно, что один из разбойников стриг («сёк») свою бороду. Интересны описания платья вплоть до пуговиц и нашивок, а также шапок. Одежда и головные уборы некоторых разбойников были отнюдь не дешевы — упоминается хорошее сукно и шелк, окрашенные в лазоревый, желтый, вишневый и темно-красный цвета.
Вооруженные экспедиции дворян-сыщиков
В 1601–1603 годы в России из-за климатических аномалий были неурожаи. Охвативший страну великий голод среди прочего привел и к небывалому росту преступности. Для борьбы с разбойниками правительство снарядило вооруженные экспедиции дворян-сыщиков в Тулу, Владимир, Волок Ламский, Вязьму, Можайск, Медынь, Ржев, Коломну, Рязань, Пронск. Столичные эмиссары прибегали к самым крутым мерам. Так, в инструкциях, данных бельскому сыщику, от него требовалось «пытати [разбойников] крепкими пытками и огнем жечь», самым «пущим» преступникам разрешалось ломать ноги.
Кульминацией борьбы с разбойниками стала расправа с многочисленной и сильной бандой Хлопка Косолапа, действовавшей неподалеку от Москвы. В сентябре 1603 года царские войска под руководством воеводы Ивана Федоровича Басманова рассеяли преступников и взяли в плен самого Хлопка. Однако победа далась большой ценой: правительственный отряд попал в засаду, устроенную разбойниками, и понес большие потери. В бою среди прочих погиб и воевода.
Первое упоминание об уголовном арго
Портрет Исаака Массы. Картина Франца Халса. 1626 год / Art Gallery of Ontario / Wikimedia Commons
Голландский мемуарист Исаак Масса писал в начале XVII века, что у казаков, беглых холопов, гулящих людей и преступников существует особый язык — отверница
. Документы не сохранили ни одного слова из этого уголовного арго, хотя частью его лексикона могло быть хорошо известное в XVII веке слово влазное, которое, как правило, означало пошлину, вносимую новым тюремным сидельцем в пользу общины заключенных. В этом значении влазное просуществовало по меньшей мере до начала XX века. В частности, оно упоминается в «Словаре воровского и арестантского языка» Всеволода Попова 1912 года.
Таким образом, мы видим, что уже в самое раннее время жаргон преступников связан с тюрьмой. Со временем эта тенденция будет только усиливаться.
Ужесточение наказаний за преступления и профилактика преступности
В 1650-х годах тяготы Русско-польской войны, чума и народные движения породили новую волну преступности. Государство пыталось унять преступность, прибегая как к увещеваниям и милостям, так и к жестоким наказаниям.
В 1653 году царь пожаловал приговоренных к смерти преступников, велел им живот дать («помиловать»), а в качестве наказания отсечь по персту на левой руке и отправить в ссылку в Сибирь, Нижнее Поволжье или на юг России. При этом разбойников вообще требовалось казнить в любой день в течение недели после вынесения приговора, без оглядки на церковные праздники, кроме Пасхи. Преступники лишались причастия перед казнью, а покаяние давалось лишь по раскаянию. В 1655 году патриарх Никон через Разбойный приказ разослал во все уезды грамоты с обещанием помиловать всех преступников, явившихся к властям с повинной. В 1659 году в Нижнем Поволжье ситуация обострилась настолько, что именным царским указом землевладельцам разрешили казнить всех разбойников и поджигателей, не учитывая количество и характер совершенных ими преступлений.
Ужесточение наказаний продолжалось и в дальнейшем. Так, в 1663 году Алексей Михайлович повелел отрубать у преступников-рецидивистов обе ноги и левую руку и те «ноги и руки на больших дорогах прибивать к деревьям», а рядом с отсеченными конечностями приклеивались листы, на которых были выписаны совершенные ими преступления. Все это делалось для того, чтобы люди знали о том, как безжалостно государство в отношении нарушителей закона. Подобные практики, судя по всему, воспринимались как чрезмерно жестокие, поскольку уже в 1666 году от них отказались.
Первое свидетельство о преступниках из числа элиты
В июле 1679 года в Москве на Красной площади казнили стольника Прохора Кропотова вместе с двумя его сообщниками. Это первый известный нам случай, когда представители высшего сословия — Прохор Кропотов и его товарищи по эшафоту вместе с несколькими десятками представителями царского двора — составили разбойничью банду, которая несколько лет грабила и жгла села и деревни Подмосковья, не гнушаясь убивать тех, кто вставал на их пути.
Когда злодеяния преступников получили огласку, правительство направило отряд за Кропотовым и его подельниками, которые пытались бежать от преследователей. Другие преступники явились с повинной, надеясь на смягчение наказания.
Казнь Кропотова на Красной площади стала событием для современников, которые сравнивали ее с расправой над Степаном Разиным в 1671 году. Власти были обеспокоены делом Кропотова не менее, чем население, поскольку глава шайки не просто грабил и убивал, но и говорил, что готов сбежать в Польшу, а затем двинуться с ее королем войной на Москву. Бравада Кропотова, по-видимому, расценивалась царем и его окружением не иначе как государственная измена.
Причины, по которым Кропотов и многочисленные представители других дворовых чинов первый и последний раз в истории Московского царства промышляли разбоем в Подмосковье, доподлинно неизвестны. По мнению историка Павла Владимировича Седова, преступники среди прочего нуждались в средствах для того, чтобы продолжать вести образ жизни, пристойный для элиты конца XVII столетия.
Первая книга, описывающая преступность времен Петра I
«Книга о скудости и богатстве». 1724 год / © РИА «Новости»
В 1724 году, на закате петровского царствования, самобытный прожектер и мыслитель Иван Тихонович Посошков завершил «Книгу о скудости и богатстве»
. В ней, размышляя о наиболее значительных препятствиях к процветанию России, он посвятил целую главу разбойникам, которых «у нас паче иных государств множество». Критику до сих пор не изжитых властями прежних порядков, повинных, по мнению Посошкова, в росте преступности, можно свести к следующим положениям: во-первых, власти слишком медленно разбирают судебные дела, а множество преступников подолгу сидят в тюрьмах, откуда они затем убегают и продолжают нарушать закон. Во-вторых, сами «древние» уголовные законы уже устарели и нуждаются в изменении. В-третьих, Посошков отмечает, что должностные лица нередко закрывают глаза на бесчинства преступников за взятки, а население часто равнодушно относится к совершаемым преступлениям и не участвует в поимке злодеев.
В 1711 году в Лихвинском уезде обнаружили артель, в которую входило чуть больше ста разбойников, одетых в драные мундиры, с оружием. Преступники из беглых солдат, в том числе рекрутов, построили себе несколько изб, окружили их забором и даже организовали несение караула. Посошков отмечал, что потери от этих провинциальных артелей, которые несло государство, были довольно велики.
В 1721 году в Муромском уезде два десятка грабителей разбили конвой, перевозивший почти 24 тысячи рублей серебром — весьма внушительную по тем временам сумму. Интересно, что и в этом случае часть обвинений пала на население близлежащих мест, жителей которых обвиняли в помощи преступникам.
Появление воров-карманников и переход от насилия к краже
Одним из следствий реформ Петра I стало появление воров-карманников, поскольку сами карманы были частью европейского платья, в которое будущий император одел едва ли не всех жителей городов. До начала XVIII века воры срезали мешочек с деньгами (мошну), подвешенный к русской одежде, не знавшей карманов. Именно поэтому предшественников воров-карманников называли мошенниками.
Вообще, Петровские реформы оказали влияние на все сферы жизни русского общества. Рост городского населения, развитие промышленности и общая модернизация государства дали начало переходу от насилия к краже. Городская преступность, ориентированная на тайное хищение имущества, получает значительно большее распространение, нежели придорожный разбой или грабеж в темном переулке. Именно в среде городского воровского мира возникла первая легенда организованной преступности России — Ванька Каин (см. ниже).
Первый преступный авторитет
Ванька Каин. XVIII век / Из книги Матвея Комарова
Ванька Каин — реальное историческое лицо, легендарный вор, жизнь и деяния которого заслуживают внимания для понимания организационной преступности в России в XVIII веке.
Иван Осипов родился в деревне Болгачиново Ростовского уезда в 1722 году в семье крепостных и ребенком попал в дворовые люди купцов Филатьевых, проживавших в Москве. Здесь Осипов при неизвестных нам обстоятельствах сближается с представителями воровского мира и по неизвестной же причине получает кличку Каин. С 1735 по 1741 год он успешно промышляет карманными кражами, но в 1741 году неожиданно приходит с повинной к властям и предлагает им помощь в поимке своих собратьев по воровскому делу. С этого момента Каин становится официальным доносителем и, возглавляя небольшую шайку преступников, активно занимается с ее помощью поимкой других нарушителей закона. Оправдывая свое прозвище, Каин с 1741 по 1748 год отправил в темницу 774 человека, так или иначе связанных с воровским миром Москвы.
Двойная игра, которую вел Каин, не могла остаться незамеченной, даже несмотря на то, что многие из чиновников, ответственных за борьбу с преступниками, были настроены весьма лояльно по отношению к доносителю. Московский генерал-полицмейстер Алексей Татищев лично обратился к императрице Елизавете Петровне с докладом, в котором просил прекратить беззакония, чинимые Каином.
Следствие тянулось долго, с 1749 по 1755 год, когда Каина приговорили к смертной казни, замененной позднее на пожизненную ссылку на каторгу в Рогервик, куда он проследовал в кандалах, с вырезанными ноздрями и клеймом «вор».
Фигура Ваньки Каина еще при жизни стала привлекать внимание публики. Об этом свидетельствует, в частности, появление так называемой «Автобиографии», якобы написанной самим вором. На основе этого анонимного произведения писатель Матвей Комаров в 1779 году создал роман «История Ваньки Каина», который не утратил своей популярности и в XIX веке.
Однако значение Каина не исчерпывается лишь ролью культурного образа преступника. Официально признанный властями как «доноситель», он действовал подобно сыщику в современном понимании слова, использовал агентуру и знание преступного мира, для того чтобы бороться против его представителей. Так неожиданным образом организация воровского сообщества Москвы повлияла на развитие уголовного сыска в России.
Появление воровской субкультуры
Матвей Комаров. «Обстоятельные и верные истории двух мошенников…». 1794 год / Аукционный дом и художественная галерея «Литфонд»
Благодаря архивным документам дела Ваньки Каина мы впервые можем составить некоторое представление о жизни и устройстве воровского сообщества Москвы середины XVIII века, а также набросать социальный портрет тех, кто в него входил.
Среди московских преступников существовала своеобразная специализация, возникшая благодаря тому, что техники совершения различных преступлений кардинально отличались друг от друга. Так, можно выделить тех, кто занимался карманными кражами, кражами в банях, кражами с возов и телег, уличными грабежами, домовыми кражами и разбоями в городе и на дорогах, которые вели к нему.
Если днем представители воровского мира «работали» на городских улицах, то по ночам они собирались в самых различных местах: под мостами, в печурах (нишах во внутренней части стен) Китай-города и Белого города, в кабаках, в различных нежилых или брошенных строениях и т. д. Зимой ворам приходилось искать жилье за плату, снимая угол в самых непритязательных местах. Все эти притоны были больше чем простыми ночлежками: в них сбывали краденое, развлекались, здесь же многие из тех, кто оказался на дне, втягивались в преступный заработок и пополняли ряды московских мошенников.
Большинство городских преступников были молодыми людьми в возрасте от 18 до 30 лет, хотя имелись и те, кто начал приобщаться к воровскому ремеслу с 10 до 18 лет. К воровскому миру присоединялись в основном представители трех групп. Первая состояла из деклассированных элементов (беглые солдаты, потерявшие связь с общиной горожане и крестьяне), вторая — из бывших работников московских мануфактур, а третья — из солдатских сирот, воспитанников Московской гарнизонной школы. Любопытно, что большинство преступников родились в Москве, а не являлись провинциалами, искавшими лучшей жизни в этом городе.
Судя по имеющимся данным, все эти люди вставали на преступный путь в столь юном возрасте не от хорошей жизни. Полные сироты или те, кто рос без отца, они были принуждены зарабатывать на хлеб тяжким поденным трудом или наниматься на мануфактуры. Многие из них оказались оторваны от привычных им социальных институтов, потеряли всякую связь с общиной, к которой принадлежали они и их родители.
Одним из объединявших преступный мир культурных явлений являлся арго, большое количество слов из которого мы знаем благодаря книге Матвея Комарова о Ваньке Каине. Рассказывая читателю увлекательную историю одного из самых известных воров, Комаров в конце XVIII века сохранил многие слова из лексикона своего героя. Например, под стукаловым монастырем понималась Тайная канцелярия, под четками — кандалы, купцами пропалых вещей назывались воры, а кистень, которым они, случалось, орудовали, именовался не иначе как гостинец.
Создание полицейской канцелярии
Портрет первого генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга Антона Девиера. Картина неизвестного художника. Первая четверть XVIII века / Эрмитаж
Упразднив в начале XVIII века старые приказы и местные органы власти, ответственные за борьбу с преступностью, Петр I на основе западноевропейских образцов формирует новую систему органов власти, в которой, однако, до определенного момента не была представлена полиция. В 1718 году в Санкт-Петербурге создается полицейская канцелярия во главе с генерал-полицмейстером Антоном Мануиловичем Девиером; в 1722 году подобная канцелярия открывается в Москве, а затем то же было сделано и в некоторых других городах. Полиция в ту эпоху вообще надзирала над общественным порядком в самом широком смысле слова (в том числе за городским порядком, благоустройством, платьями к маскарадам, соответствию строящихся зданий архитектурным нормам и т. д.), а потому, обладая небольшим штатом, была перегружена обязанностями и не могла эффективно бороться с преступностью.
В середине XVII века независимые от местных властей полицмейстерские конторы подчинялись Главной полицмейстерской канцелярии. Такая система сохранялась до реформ Екатерины II, когда были созданы возглавляемые городничими Управы благочиния, ставшие новыми полицейскими институциями. Для каждого из таких ведомств определялся свой штат — как правило, более достаточный для поддержания порядка, нежели раньше. В 1802 году было образовано Министерство внутренних дел, которое подчинило себе все полицейские власти, на которые к тому же вновь возложили ряд новых функций, что снизило результативность их работы. В таком виде полиция без существенных изменений просуществовала вплоть до реформ середины XIX века.
Собственно сыскная полиция появляется только во второй половине XIX века.
Первые статистические данные о типах преступлений
Карта из «Исследований о проценте сосланных в Сибирь в период 1827–1846 годов». 1873 год / Электронная библиотека Тамбовской области
В 1866 году в Тобольске было опубликовано исследование Евгения Николаевича Анучина, посвященное уголовной статистике России за 20 лет — с 1827 по 1846 год. «Исследования о проценте сосланных в Сибирь» было написано по документальным материалам Тобольского приказа о ссыльных, который, как следует из его названия, занимался организацией ссылки преступников в Сибирь со всех концов империи.
По данным, представленным Анучиным, через приказ за это время прошло почти 160 тысяч человек. Из них половина была сослана административным порядком за бродяжничество, дурное поведение и побеги из Сибири, а вот другую, интересующую нас половину, составили преступники, сосланные по приговору суда. Среди них самым популярными преступлениями было мошенничество и воровство (40,6 тысячи человек), затем шло убийство и самоубийство (14,5 тысячи человек), а замыкали тройку лидеров разбой и грабеж (5 тысяч человек). Такое соотношение совершаемых преступлений в целом не претерпело серьезных изменений в дальнейшем, что подтверждается другими статистическими выкладками вплоть до начала Первой мировой войны в 1914 году.
К сожалению, нам неизвестно, какая доля из перечисленных цифр приходилась на организованную преступность, поскольку этот вопрос тогда еще мало интересовал статистику. Однако нельзя не заметить, что переход от насильственных (разбой и грабеж) к ненасильственным, часто совершаемым тайно преступлениям в количественном отношении уже завершился к первой четверти XIX века.
Первое художественное описание преступного мира
Всеволод Крестовский. «Петербургские трущобы». Титульный лист первого тома. 1867 год / Аукционный дом и художественная галерея «Литфонд»
В 1864–1866 годах был опубликован роман Всеволода Владимировича Крестовского «Петербургские трущобы». Наряду с авантюрно-детективным сюжетом автору удалось изобразить самые разные социальные слои петербургского общества, что сделало книгу одним из самых читаемых произведений в России второй половины XIX века.
Стоит отметить, что особенно привлекало публику весьма натуралистичное описание жизни городского дна, снабженное к тому же многочисленными жаргонизмами. Как утверждали одни, Крестовский черпал сведения из походов по трущобам вместе с именитым сыщиком Путилиным. Другие справедливо указывают на сходство лексики преступников в романе с рукописью о языке питерских мошенников Владимира Ивановича Даля. Так или иначе, но в целом у нас нет оснований сомневаться в надежности источников, привлеченных Крестовским.
Среди тех слоев петербургских низов, о которых рассказывает автор, — ссыльные каторжники (жиганы), нищие, проститутки, мошенники (мазурики), обитатели тюрем и даже представители некоторых религиозных сект. Кроме того, Крестовский рассказывает и о достаточно специфических явлениях преступного мира, упоминая, например, «золотую роту» во главе с главарем-«капитаном» — преступников, вымогающих деньги у обыкновенных воров и жуликов.
Сонька Золотая Ручка и феминизация преступности
Пожалуй, самой известной преступницей Российской империи была Софья Ивановна Блювштейн, вошедшая в историю под прозвищем Сонька Золотая Ручка. Прекрасные манеры, артистизм и знание этикета помогали ей проворачивать смелые и оригинальные аферы (имя ей сделали кражи драгоценностей в ювелирных магазинах). Полагали также, что Сонька была связана с известным преступным сообществом «Червонные валеты», на счету которого было несколько десятков дел, связанных с грабежами, подделкой векселей и банковских билетов, убийствами и шулерской игрой.
Известность преступницы подогревалась газетными публикациями о ее похождениях. Несмотря на сформировавшийся вокруг нее ореол неуловимости, Соньку не раз арестовывали в разных городах империи, но доказать ее вину не представлялось возможным. В конце концов в 1880 году аферистку поймали и сослали на Сахалин, где, отбыв назначенный срок, она умерла через несколько лет после освобождения.
Сонька Золотая Ручка на каторге. Сахалин, 1888 год / Александровский городской историко-литературный музей «А. П. Чехов и Сахалин» / World Digital Library
Феминизация преступности была в XIX веке тенденцией, которая существовала и в Европе, и в России. По данным второй половины века, наиболее часто женщины совершали кражи, грабежи и мошенничества, причем обычно они привлекались к суду как соучастницы. В целом эти преступления не носили серьезного характера, и Сонька Золотая Ручка была в ряду женщин-правонарушителей безусловным исключением. Похоже, что положение женщины в мире организованной преступности являлось зеркальным отражением ее статуса в русском обществе, которое накладывало на женщину ряд правовых и моральных ограничений.
Начало исследований уголовного жаргона
В 1912 году лингвист Бодуэн де Куртенэ получил рукопись под названием «Исследование жаргона преступников» от бывшего студента Технологического института Павла Петровича Ильина, осужденного по неизвестной статье в 1906 году и находившегося на момент написания исследования в каторжной тюрьме Иркутской губернии. Ознакомившись с текстом, Бодуэн де Куртенэ передал его в Академию наук.
Труд Ильина предлагает читателю не просто очередной словарь арго (такие были известны и ранее), а целую серию срезов лексики, употребляемой преступниками различных специализаций и мест проживания. Так, Ильин пишет об арго следующих отдельных групп, среди которых карманники, грабители, шулера, фальшивомонетчики, церковные воры, конокрады, воры-домушники, проститутки. Немало слов, если верить составителю «Исследования жаргона», имели хождение только в отдельных регионах: магагон(«дурак») — в Саратовской губернии, ракло («преступник-профессионал») — в Харькове, гоп («ночлежка») — в Санкт-Петербурге, хитрая избушка («трактир-притон») — в Сибири. Свои различия в арго имелись и у отдельных тюрем. В петербургских «Крестах» морг звали восьмым отделением, в Иркутской тюрьме о покойнике говорили, что он отправился «по Усольскому тракту», а в тобольской тюрьме мертвый отправлялся «под березки».
Организованная преступность в Одессе
Во второй половине XIX — начале XX века организованная преступность получила развитие не только в Москве и Петербурге, но и в Киеве, Ростове-на-Дону, Нижнем Новгороде и других городах. Отдельно следует сказать об Одессе, особенность которой состояла в чрезвычайно пестром этноконфессиональном составе населения и быстрых темпах роста преступности.
Важное место в одесском преступном мире занимали евреи. Противозаконная деятельность одесских евреев существенно отличалась от участия в преступных делах евреев Австро-Венгрии или Америки в начале XX века. Будапештские евреи, например, редко шли на совершение преступлений, сопряженных с насилием, обычно занимаясь различными экономическими махинациями, мошенничеством, шантажом и проч.; в США евреи мало чем отличались от других преступных иммигрантских сообществ и не сформировали структур, подобных тем, какие делали выходцы с Сицилии или из Китая.
В отличие от них, евреи Одессы включались во все виды противозаконной деятельности, не чураясь насилия и убийств. Причина этого заключалась в том, что в то время как более преуспевающие евреи пытались интегрироваться в общество за счет обхода ограничивавших их законов, бедные евреи могли рассчитывать лишь на самоорганизацию в формате уличных банд, взаимодействуя с разными этноконфессиональными общностями Одессы.
Благодаря художественной литературе и прежде всего рассказам Бабеля об Одессе и ее «короле» Бене Крике (прототипом которого, вероятно, был налетчик Мишка Япончик) одесский преступный мир приобрел особый ореол.
Самый знаменитый дореволюционный сыщик
Аркадий Кошко. 1910-е годы / Wikimedia Commons
Аркадий Францевич Кошко начал свою сыскную карьеру в рижской полиции в 1894 году. Успехи в деятельности способствовали тому, что в 1900 году он возглавил сыскное управление в Риге, затем с 1906 года работал в полиции Царского Села, потом заместителем начальника Петербургского сыскного отделения, а с 1908 года стал во главе московского сыска, чему, кстати, способствовал сам премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин, относившийся к Кошко с симпатией.
Стремительный карьерный рост объяснялся, конечно, прежде всего деловыми качествами Аркадия Францевича, который уделял большое внимание внедрению передовых достижений криминалистики. По его инициативе в Москве создали картотеку преступников, где содержались не только фотографии нарушителей, но и отпечатки пальцев и различные антропометрические данные (рост, размер обуви и проч.).
Другим достижением нового начальника стала организация масштабной агентурной сети, причем, что особенно важно, Кошко отобрал два десятка особо ответственных агентов, контролировавших и его подчиненных. Таким образом он смог выявить многих сотрудников, помогавших криминалу, и почти полностью свел на нет утечку информации. В обстановке секретности Аркадий Францевич несколько раз в год организовывал крупномасштабные облавы
, благодаря чему не только снизился уровень краж, но и гораздо спокойнее стали проходить праздники, которые до того времени были периодом раздолья для воров и мошенников.
Усилия Кошко были высоко оценены властями в России и профессионалами-криминалистами за рубежом. В 1913 году полиция Российской империи была признана лучшей в мире с точки зрения раскрываемости, а сам Аркадий Францевич получил новое повышение по службе и с 1914 года стал руководителем уголовного розыска всей страны.
Начало новой эпохи в истории организованной преступности
Революция 1917 года и последовавшая за ней Гражданская война стали не только поворотным пунктом в судьбе России, но и обозначили рубеж в истории организованной преступности. Впереди страну ожидал новый всплеск бандитизма, в связи с которым вспоминаются Мишка Япончик (и его литературный двойник, бабелевский Беня Крик) и Ленька Пантелеев.
Япончик, глава преступного мира Одессы (по всей видимости, претендовавший на реальное управление городом в годы Гражданской войны), олицетворял тип благородного разбойника, который грабит богатых. Ленька Пантелеев — бывший чекист, которого выгнали со службы, с 1922 по 1923 год организовал банду в Петрограде. Он был известен своими яркими ограблениями, бравадой, смелостью и бегством из «Крестов»: люди верили, что он был неуловим. После его смерти некоторые преступники продолжали действовать от его имени.
Заметка о поимке и смерти Леньки Пантелеева. 1923 год
© «Красная газета»
В ответ на усилившуюся во время революционных волнений преступность советское правительство взяло курс на централизацию борьбы с криминалом (в реальности новая система становится единообразной и централизованной лишь через несколько десятилетий), и первым шагом в этом направлении стало создание 10 ноября 1917 года милиции. Милиция с самого начала носит название рабочей, что подразумевало активное признание новой власти и политизацию органов правопорядка (это новая и важная черта), при этом квалифицированные кадры будут поступать на службу и из дореволюционных органов правопорядка. Причина этого не только в уровне образования, но и в том, что сначала милиция комплектуется на добровольной основе, а позже на какое-то время вводится повинность, а сама милиция обретает оттенок военной организации, что, как кажется, было для нее характерно весьма долго.
Заново строится система наказаний: в 1919 году появляются лагеря с принудительными работами. Сеть этих учреждений будет шириться и распространяться. Лагеря и колонии, где находилось большое количество заключенных, стали почвой для формирования и развития преступной субкультуры. В результате столкновения все более организовывавшейся преступности и аппарата по борьбе с ней возникает явление, ставшее визитной карточкой преступного мира России, — вор в законе.
Источники
- Акельев Е. В. Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина. М., 2012.
- Воробьев А. В. Разбойный приказ в XVI — начале XVII века: эволюция, руководство и административная практика. Российская история. № 1. 2012.
- Герасимов И. В. «Мы убиваем только своих»: преступность как маркер межэтнических границ в Одессе начала XX века (1907–1917 годы). Ab Imperio. № 1. 2003.
- Грачев М. А. От Ваньки Каина до мафии. Прошлое и настоящее уголовного жаргона. СПб., 2005.
- Давыдов М. И. Погонная память 1596 года из архива Суздальского Покровского монастыря. Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия «История. Международные отношения». № 4. 2015.
- Кошко А. Ф. Очерки уголовного мира царской России. В 2 кн. М., 2014.
- Миронов Б. Н. Российская империя от традиции к модерну. Т. 3. Гл. 10. «Право и суд, преступление и наказание». СПб., 2015.
- Посошков Т. И. Книга о скудости и богатстве. М., 2004.
Автор: Александр Воробьев; Arzamas