Тюремная энциклопедия: пупкари, «кумовья» и стукачи

К “персоналу” тюрьмы относятся все, кто носит форму внутренних войск: надзиратели, корпусные старшины, оперативники-“кумовья”, врачи и медсестры. А также – зеки хозобслуги (баландеры пищеблока, разновидные шныри-уборщики, электрики и санитары, сантехники, банщики, парикмахеры и фотографы). Для зеков хозобслуги существуют все льготы “козлов” зоны. Однако всегда есть опасность нарушений, за которые могут отправить в зону – это этап, боксы, “столыпинский” вагончик, пересыльные тюрьмы, опасность быть узнанным и, в лучшем случае, покалеченным.Помощнички

Зеков, оставленных отбывать срок в СИЗО, конечно, хорошо кормят за счет остальной братвы, томящейся в душных камерах. Раздача пищи развратит любого: один баландер раздавал сахар, соорудив второе дно в ковшике и уменьшив пайку на треть; другой привязал к черпаку большую недоваренную рыбу, и всякий, кто видел эту рыбу через “кормушку”, думал, что она попадет ему в шлюмку (миску). Однако рыба сваливалась вниз и висела на веревочке. “Эх, думал зек, не попала, гадина…” За такие фокусы с едой, конечно, могут жестоко наказать. Но и баландер в безвыходном положении: ведь сахар выдает другой, более упитанный “козел”, и сахару этого не хватит на всех, если придерживаться нормы… И себе надо прибавочку сделать. И рыбку съесть… Наказать могут мгновенно: выплеснут в лицо горячую кашу, а затянут в “кормушку” глаз выбьют или надругаются самым похабным образом.

Через баландеров, однако, передают малявы (записки) в другие “хаты”. Движимый подсознательным страхом раздатчик пищи иногда доносит маляву по назначению, но чаще в оперчасть. Исключение составляют, может быть, лишь авторитетные отправители и адресаты, могущие согнать баландера с “жирного” места, нажав на неведомую блат-педаль… Иных моментов соприкосновения с этой частью персонала у правильного зека нет. Ну, баня, фото, прожарка…

Начальнички

Персонал в форме намного ближе к зеку. В тюрьме строгих правил пупкарь (надзиратель) заглядывает в камеру через глазок довольно часто. Если что-то показалось подозрительным открывает “кормушку” и смотрит через нее. Если происходит что-то из ряда вон выходящее – зовет подмогу и с ней входит в камеру.

Начинается шмон (обыск) – незапланированное мероприятие, нарушающее жизнь зеков самым бессовестным образом. Отнимаются в первую очередь самодельные карты, всяческие поделочки и острорежущие и колющие предметы. В зависимости от настроения пупкарь может засветить кому-нибудь подвернувшемуся под руку деревянным молотком по ребрам. Таким молотком проверяют “решку” (решетку): как звенит, нет ли надпила, и “кабуру” (стену) – нет ли подкопа?

Однако тот же самый пупкарь за определенную сумму принесет в камеру все, что угодно: чай, водку, сигареты. Или на самых выгодных для себя условиях обменяет вышеуказанное на хорошие вещи. Скажем, новорусский красный “лепень” (пиджак) ушел бы, наверное, пачек за 5 индийского чая… Ну ладно, за 10… А кожаная “бандитка” за литр суррогатной водки в грелке… “Рыжье” (золотые изделия) ценится выше, но предлагать его опасно: могут провернуть шмон и “отмести” товар без отдачи.

Многое в жизни зека зависит от пупкаря. (На юге их называют почему-то “цириками”). Пупкарь ведет зека на прогулку, к врачу; в его власти вовремя оказанная медпомощь, пусть она и примитивна. Он может передать если и не маляву (хотя и такое возможно), то хотя бы сообщение родным: жив, мол, здоров, передайте курево и побольше сала. Пупкарь принимает жалобы и заявления, первым реагирует на объявленную голодовку или вскрытые вены, иногда просто беседует на различные темы с кем-нибудь из зеков. “Уболтать” его как мента из КПЗ довольно сложно: в тюрьме служат люди опытные. Они в общем-то “сидят”, но бессрочно. Попадаются легендарные личности вроде прапорщика по кличке Маргарин в Каширской тюрьме, которого помнят до сих пор многие поколения зеков.

Довожу до вашего сведения…

Милиции не обойтись без сексотов, стукачей, топтунов, тихарей всевозможных агентов, доносчиков, провокаторов. Знакомство с этой частью мира тюрьмы и зоны у новоявленного зека начинается иногда уже в КПЗ. Возможно, в каких-то камерах ставят (и ставили) подслушивающие устройства, но, видимо, чтобы получить важную информацию, нужно еще и разговорить жертву “стука”. А для этого требуется свойский бывалый “паренек”, желательно прилично татуированный и умеющий славно “ботать по фене”.

“Наседки” непременный элемент той части тюрьмы, где обитают подследственные. Они “работают” в четком взаимодействии с милицией, прокуратурой и тюремной администрацией. Они вызывают на разговор, втираются в доверие к “объекту” и выуживают из него сведения для дознавателей. Это может быть информация о местонахождении краденых вещей, “подельников”, оружия да чего угодно! Судьба их, в случае разоблачения, незавидна: хорошо, если просто надругаются, не станут ломать ноги, руки, позвоночник; душить полотенцем. Если “наседка” успеет выломиться с хаты, застучит руками и ногами в железную дверь, то ее спасут контролеры: переведут в безопасное место: в санчасть, в другую камеру…

Само понятие “стукач” долгое время ассоциировалось у нас в основном с “политикой”; в основном это было стукачество примитивное: кто-то что-то где-то сказал о ком-то или о чем-то; написал нечто выходящее за рамки идеологии… сообщить об этом в “органы” мог вполне обычный, но чересчур бдительный гражданин. Но, видимо, существовали (и существуют) не просто “стукачи”, а профессиональные сексоты.

Зоновские стукачи делятся на должностных и подневольных. Завхоз отряда, шнырь, нарядчик и другие, подобные им, должны докладывать администрации (начальнику отряда, оперу) о происходящем. Поэтому никому и в голову не придет вести опасные разговоры в их присутствии. Куда опаснее стукачи из “своих”, попавшие в эту “струю” под угрозами “кумовьев” (оперчасти), запуганные, буквально зомбированные своим страхом. Они могут делить с тобой кусок хлеба, пить чифир, беседовать на жизненные темы и тут же сдавать “с потрохами” всю подноготную.

Расправа со “стукачом” в зоне такая же, как и в тюрьме. Если повезет могут расколоть на голове табурет или сделать “Гагарина”: затолкать в тумбочку и сбросить со второго или третьего этажа. Еще безобидней групповое надругательство и опущение до разряда “петухов”. В общем, “стукаческий” хлеб тяжел и горек, и участь их незавидна. Редкий из них доживает до мемуарного возраста. А распознать “стукача” проще простого. Сидит он, как будто письмо пишет. Бормочет: “Здравствуйте, дорогие мама и папа!..” А загляни через плечо а там: “Довожу до вашего сведения…” Попался, голубчик!.. А если серьезно избегайте, особенно в тюрьме, опасных разговоров, касающихся вашего “дела”. По тюремно-лагерным “понятиям”, никто не имеет права расспрашивать вас о перипетиях дела, если вы под следствием; да и в зоне это не принято, равно как и вопросы о статье: мол, за что? где? как? Кому надо, узнает все сам, без вашей помощи.

Общение с тюрьмой

Иногда вновь прибывшему предлагают взять “погонялово” (кличку) крикнуть с решки: “Тюрьма, дай кличку!” И тюрьма откликается: одни отвечают серьезно (“Косой!” “Сизый!” “Чума!”), другие хохмят, предлагая клички типа “Петушок”, “Козлик”, “Полкан” и т.д. и т.п. За это и сами облаиваются другими “хатами”. Так забавляются первоходочники и малолетки.

Общение с соседней камерой везде осуществляется по-разному. Можно откачать в унитазе воду и общаться как по телефону, а то и передавать всякую всячину: курево, “малявы” и т.д. В одной из камер “Крестов” ухитрились разобрать кладку в вентиляционном отверстии и даже обменивались рукопожатиями. Можно склеить из газеты трубу и запускать стрелу с ниткой на решку противоположного корпуса (видел спецов: выдували стрелу очень далеко и очень точно). Менее распространено перестукивание, хотя это самый надежный способ.

В некоторых старых тюрьмах ухитрялись разбирать потолочные перекрытия и проникали в камеры ниже этажом, как в романе “Граф Монте-Кристо”. Из тюрьмы в тюрьму ходят легенды о таких проникнивениях в женские камеры: “Эх, братва! Что там было!” В таких легендах есть доля правды, на пустом месте ничего не рождается…

С женщинами можно пообщаться заочно, покричать им, они ответят, могут даже спеть что-нибудь радостное или печальное. В Выборгской тюрьме из мужского отделения бани пробурили отверстие в женское и видели в него да что, собственно, такого можно увидеть сквозь метровую толщу и дырку два сантиметра в диаметре?!! В той же тюрьме запуливали малявы на улицу, переговаривались с подружками, приехавшими поддержать дорогого человека. Сейчас, говорят, в некоторых тюрьмах за определенную мзду пупкарь может сводить зека в другую “хату” пообщаться с “кентом” (другом). Да и к женщинам, наверное, водят… Главное, живым оттуда прийти.

Зек имеет право жаловаться

Впрочем, в недавние еще времена на жалобы почти не обращали внимания. Зек требовал прокурора по надзору, а оперчасть присылала тюремного “пожарника”: он выслушивал претензии и обещал наказать виновных, что-то разрешить и т.п. Однако грамотные жалобы иногда имели действие.

Один мой знакомый в ответ на сорванный крест написал четыре бумаги: Горбачеву, Патриарху Московскому и всея Руси, Генеральному прокурору и почему-то Валентине Терешковой. Жалобы никуда не отослали, конечно, а крест вернули, хотя за сутки до этого начальник оперчасти обещал из жалобщика сделать “католика”: “Подвешу к трубе: ты у меня, рожа, без почек останешься!” Сейчас, слава Богу, кресты не срывают…

Что-либо просить у администрации чаще всего бесполезно. То, что тебе положено на законных основаниях, они сами дадут, а исключение из правил делать не будут, даже если это допускается законом и инструкциями МВД. Можно объявить голодовку. Однако согласно “понятиям”, ее нужно довести до конца. Так же как и в остальном: пригрозил исполни, достал нож бей. Жестоко, может быть, но иначе нельзя. Потому что снятая безрезультатная голодовка дает администрации повод не реагировать на подобные протесты других зеков. Некоторые зеки вскрывают вены: на эти штуки менты перестали реагировать уже давно. Более впечатляет вскрытие брюшной полости и вываливание собственных кишок в алюминиевую шлюмку перед изумленным и испуганным пупкарем. Но это для серьезных людей. К тому же существует точный способ исполнения этого действа, не все с ним знакомы. Это не харакири, не ножичком специальным делается, а заточенным “веслом” (ложкой)… Глотают и эти самые “весла” с целью попасть в санчасть, уже в зоне сварочные электроды.

Сейчас в тюрьмах участились бунты, но ничего хорошего они зекам не сулят. Временные послабления, временные нормы питания. Месяц прошел все возвращается на круги своя. Однако нельзя отрицать право зека на протест в любой форме: бывают исключительные обстоятельства, когда только бунт способен изменить тяжелое положение большинства. Подавляются бунты, как в тюрьме, так и в зоне, жестоко. Под мясорубку карательных мер попадают все без исключения: одних убивают, других сажают, третьих избивают до частичной потери здоровья.

Есть еще один способ борьбы: забастовка. Но в условиях зоны этот способ легко провоцируется администрацией в бунт: у оперчасти всегда найдутся помощники-провокаторы, да и весьма велика возможность нервного срыва практически у любого зека… При любой форме протеста, если руководствоваться тюремно-лагерными “понятиями”, необходимо стоять до конца. Сломленная натура теряет уважение. А потеря уважения увеличивает тяготы тюремной (и зоновской) жизни вплоть до невыносимых…

Формы борьбы администрации с зеком, отстаивающим свои права

Если говорить о зоне и тюрьме как о модели свободного общества, в которой концентрируются все пороки и положительные стороны, то легко можно предугадать любые изменения как в инструкциях МВД, так и во внутреннем смысле “понятий”. Демократизация, либерализация с одной стороны; беспредел – с другой; также и наоборот…

Основные формы подавления в тюрьме и в зоне карцер, пониженное питание, лишение передач и свиданий, физическое насилие, унижения различных видов, вплоть до угрозы перевода (в тюрьме) в “петушиную хату”. Да и в некоторых зонах практикуются такие методы.

Нет ничего страшнее “пресс-хаты”. Это специальная камера, в которой отсиживаются приговоренные (по тюремному закону) зеки: стукачи, фуфлыжники, крысятники и просто отмороженные мордовороты, возжелавшие вкусить возможных благ и боящиеся зоны как огня… Тут вытаптывают из “почтальона” воровскую маляву, денежный грев, выбивают показания или местонахождение денег из особо упрямых подследственных. Сплошь и рядом существование “пресс-хат” отрицается, но и подтверждается многочисленными свидетельствами прошедших этот ад земной.

Вот что происходило в одной из “крытых” (истинных тюрем), по свидетельству очевидца: “…Людей с этапа, подозреваемых в том, что они провозили деньги или иные ценности, кидали “под загрузку” после распределения в какую-либо из “пресскамер”, где их избивали до полусмерти, забирали все вещи, которые были при них, и все более-менее ценное. Деньги обычно провозили в желудке: их запаивали в целлофановые гильзы и глотали. В “пресс-камерах” об этом знали. Людей, которых закидывали с этапа, “лохмачи” привязывали к батарее, заставляли оправляться под контролем и держали до тех пор, пока не убеждались, что все деньги вышли. Золотые зубы или коронки вырывали изо рта или выбивали. Все награбленное “лохмачи” оставляли себе, а избитого и ограбленного заключенного… передавали надзирателям. Золото, деньги и другие ценности передавали оперу, закрепленному за данным корпусом. Этот опер снабжал “лохмачей” чаем и куревом. Утаить что-либо от опера “лохмачи” не могли, ибо “опер” (“кум”) периодически вызывал каждого в отдельности на беседу и узнавал все…” (“Завтра”, № 4, 1997, “Путь к свету”, В. Податев).

Возможно существование и т.н. “подпрессовывающих” камер, где создается, с целью воздействия на упрямца, невыносимая обстановка с все нарастающим давлением. Это потоньше, чем прямое выбивание, но тоже действует…

Карцер пониженное питание, холод (или жара), сырость и туберкулез в перспективе. И надзиратели в карцерах особые: некоторые поливают пол водой, другие самого зека… Лучше не попадать в карцер или в ШИЗО (в зоне); впрочем, лучше вообще не садиться в тюрьму. Однако если попал – приходится терпеть, ибо по-простому сократить какие-либо сроки представляется невозможным. Шконка в карцерах закрывается в стену и на замок до 23 часов (как и на армейской гауптвахте), лежать нельзя, сидеть сложно…

Чтобы зеки не особенно рассиживались в дневное время, в одной южной тюрьме пол сделали так называемой “шубой”: такому проведению досуга позавидовали бы матерые йоги… На южных зонах морят в ШИЗО жарой, а на севере холодом.

В сравнении с карцером и ШИЗО, ПКТ и “пресскамерой” всевозможные “лишения” кажутся со стороны детскими наказаниями. Однако когда человека, отсидевшего половину срока (5-7 лет), неожиданно лишали первой же положенной посылки, это было для него тяжелейшим ударом даже более моральным, чем материальным…

Среднее звено администрации (пупкари, рядовые “кумовья”, прапорщики) чувствует себя в местах лишения свободы вершителем судеб их “непогрешимость” и Папе Римскому даст сто очков вперед.

Один мой знакомый угодил в карцер только по той причине, что был из города С. А именно в этом городе получил по морде начальник оперчасти во время летнего отпуска. Другого отправили по этапу в город В., на Дальний Восток, только потому, что фамилия его совпадала с названием города: “кум” пошутил и бедолага трясся в “столыпинском” вагоне долгих три месяца, прошел Крым и Рым многих пересылок, в том числе и беспредельную Новосибирскую…

Противостоять беспределу “администрации” можно лишь с помощью полного спокойствия во всем, при любом проявлении протеста: будь это законные жалобы и заявления или “незаконные” глотания электродов. Тут зеку ничего не потребно, кроме собственной воли, хотя с Божьей помощью лучше обойтись без насилия над своими внутренними органами и больше давить на внутренние органы “системы”. Несомненно, что “Система” та же, что и десять пятнадцать лет назад. А двадцать лет назад начальник оперчасти одной из зон с гордой злобой говорил автору: “Я сталинский сокол!”

А. Кучинский

“Украинский ресурс по безопасности”

(Продолжение следует)

You may also like...