Меня “обшмонали”, изъяли все что было – деньги, документы, вещи, отняли даже ремень и шнурки. Догадываюсь: чтобы не повесился ненароком. Ну уж, думаю, дудки – не дождетесь, хотя настроение довольно мерзкое. В тюрьму привезли к ночи. “Регистрейшн”, – говорят. Ага, догадался я, сейчас меня занесут в картотеку преступников. И точно: чуть ли не со всех частей тела сняли отпечатки, записали особые приметы, хотя я всю жизнь считал, что их у меня нет, и под конец сделали отличное цветное фото – писаный красавец, на себя не похож. “Господа, я на свободе!”
Такую телеграмму послал друзьям из Хельсинки петрозаводский бизнесмен, ни за что ни про что просидевший в финской тюрьме восемь дней. Сейчас он с юмором вспоминает эту историю, рассказывая ее приятелям за кружкой доброго пива, но тогда… Вот уж верно говорят: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Но чтобы оказаться в финской… – Олег отхлебнул “Холстена”. – Kупил я как-то иномарку – обычная машина, растаможена, в Петрозаводске сменила уже несколько хозяев: в каждом случае продавалась с выполнением всех формальностей. И я приобрел ее через нотариальную контору.
Съездил на ней по делам два раза в Финляндию. Собрался в третий. Нормально прошел таможню. Приехал в Хельсинки, где меня остановил патруль. Полицейский поднял капот, осмотрел двигатель, потом куда-то позвонил. “Пройдемте”, – говорит по-английски. Английский я еще знаю с грехом пополам, по-фински – ни гу-гу. В полиции мне что-то объясняют, но понял только одно: я задержан и буду препровожден в городскую тюрьму Хельсинки.
Меня “обшмонали”, изъяли все что было – деньги, документы, вещи, отняли даже ремень и шнурки. Догадываюсь: чтобы не повесился ненароком. Ну уж, думаю, дудки – не дождетесь, хотя настроение довольно мерзкое. В тюрьму привезли к ночи. “Регистрейшн”, – говорят. Ага, догадался я, сейчас меня занесут в картотеку преступников. И точно: чуть ли не со всех частей тела сняли отпечатки, записали особые приметы, хотя я всю жизнь считал, что их у меня нет, и под конец сделали отличное цветное фото – писаный красавец, на себя не похож.
Отвели в неосвещенную камеру-одиночку. Я был уже так измотан, что воспринял темноту как должное – тюрьма все-таки. На ощупь нашел бетонный выступ-кровать, лег на него и постарался уснуть. Утром увидел: напротив – такие же “нары”, но с матрасом и белоснежным бельем – для меня, конечно. Был в камере, естественно, и выключатель. Принесли завтрак, но тут во мне взыграла советская, то есть российская гордость: не буду есть. Kонсула мне! “Kонсулато!” На каком языке я его так назвал, не знаю, но по-другому не умел. Надзиратель вроде бы понял, но “консулато” так и не появился.
Сутки я просидел без допроса и предъявления обвинения. Смирив гордыню, съел обед и ужин – супов, кстати, в финской тюрьме не дают, каши дерьмовые, но мясо, гамбургеры, молоко, булочки с маслом и йогурт есть можно. Раз в день появляется лоточник. У него можно купить сигареты, соки и прочее доппитание. Спиртного в ассортименте не было. Распорядок дня был такой. После завтрака – прогулка на свежем воздухе, если так можно назвать одинокое гуляние по каменному “мешку” на крыше тюрьмы, из которого видно только небо. Пообедал – хочешь спи, хочешь читай – никто не беспокоит. Правда, с повышением культурного уровня у финнов трудно. Я попросил что-нибудь почитать, так мне принесли рекламную газетенку трехмесячной давности. Нет в камере и телевизора, такую привилегию имеют только сами надзиратели. Зато самому не надо заниматься уборкой – на это есть тюремный персонал.
Наконец-то появились первые посетители – врач и медсестра. Меня осмотрели, спросили, на что жалуюсь. “На вашу полицию”, – говорю. И вновь: “Kонсулато!” На второй день повели на допрос. Он шел через переводчика. Вопросы мне задавали в основном о машине, тут до меня и дошло, что она и стала поводом моего ареста.
Закончив косвенный опрос, следователь соизволил открыться. Оказывается, на таможне номер двигателя моей иномарки был пропущен через компьютер, и выяснилось, что она была украдена в Швеции. Я попытался объяснить, что имею все документы, подтверждающие законность покупки машины. Но следователь “срезал”: “Знаем, как у вас в России это делается”. Требование вызвать “консулато” опять не помогло. На третий день я предстал перед судьей, который должен был решить, как поступить со мной дальше. Приглашенный адвокат требовал освобождения, прокурор – дальнейшего задержания, так как я могу скрыться и помешать следствию. Судья долго не думал и дал мне возможность “погостить” в тюрьме семь дней, как говорится, до выяснения. Адвокат утешил: больше шести месяцев по этому делу не дадут.
Началось само выяснение. Следователь предъявил мой паспорт: “Ваш?” – “Да”. – “Фото ваше?” – “Да”. – “Подпись под ней ваша?” – “Да”. Затем та же процедура была проделана с водительскими правами. Но когда дело дошло до подписи, следователь расцвел: “А вот и нет, ее поставил другой человек. Значит, подделка”.
Сейчас смешно вспомнить, сколько времени я убил, доказывая этому смышленому финскому парню, что на российских водительских документах подпись под фотографией ставит сотрудник ГАИ. По-моему, он так и не постиг особенностей нашей национальной бюрократии. Затем крайнюю подозрительность у следствия вызвала “зеленая карта” – польская страховка. Kороче, по всем сомнительным моментам были разосланы запросы. А мне оставалось ждать.
В камере я обнаружил небольшую книжечку на финском языке и выяснил, что это правила содержания арестованных. Kак же, думаю, я их изучу? Потребовал заместителя комиссара. “Переводчика, – говорю, – а не то – “консулато”! Переводчик тут же появился и перевел мне содержание брошюрки. Теперь я знал все свои права и твердо решил их отстаивать. В один из дней шел дождь, и тюремное начальство отменило прогулку, что дало мне повод проверить незыблемость прав человека в Стране Суоми: “Хочу на положенную мне прогулку!” И снова: “Kонсулато!” Надо же, через пять минут я уже гордо мок под дождем на крыше.
Неудобство доставлял мне еще один пункт правил – душ можно было принять только два раза в неделю. Я обнахалился и заявил: “Хочу иметь ежедневную помывку”. “Но наши правила…” – попытался возразить надзиратель. “А у нас в России, – залепил я, – заключенных каждый день моют”. И – “Kонсулато!” Не знаю, чем руководствовались финны, но каждый день ровно в 15 часов меня водили в душ. Единственной привилегией, которой не удалось воспользоваться, был телефон, по которому разрешалось звонить раз в сутки. Загвоздка была в том, что говорить надо было только по-фински. Тут уж не поспоришь.
В общем, сидеть у них в тюрьме можно. Обиды не держу, хотя так и не понял, почему “консулато русико” так и не пришел узнать о судьбе своего соотечественника. Наконец, пришли ответы на запросы следствия. Подтвердилось все: и что документы мои подлинные, что машину я купил на законных основаниях, и что она действительно была в розыске. В итоге злополучную иномарку изъяли и, видимо, передали хозяину-шведу, мне вернули от нее российские номера, с которыми я и вернулся домой. Зато, господа, я был на свободе! Еще пивка, ребята?
Записал Александр Трубин