Четырехлетний эксперимент: езда по украинским дорогам без прав и документов

Мария Осипчук — псевдоним. Мы умышленно скрываем имя автора, поскольку с публикацией этого текста в журнале закончился ее рискованный четырехлетний эксперимент: езда по украинским дорогам без прав и документов. Диспуты журналистка «Репортера» с ГАИ о философии коррупции.

Текст: Мария Осипчук, РЕПОРТЕР

Пропало все: паспорт, права, техпаспорт машины и страховка. Паспорт автор восстановила, а документы на машину — нет. Сначала было некогда, затем в ГАИ закончились голографические бланки, а когда они появились — стало лень. Лень выстаивать очередь, чтобы восстановить документы по формальной процедуре, лень платить взятку, чтобы права оформили за пару дней. Автор решила провести собственный эксперимент — как долго можно проездить без прав с условным дедлайном в четыре года.

С выходом этого номера подошел конец вольницы: новые документы — на руках, а главное — у журнала есть история коррупции на украинских дорогах, которая, кстати, в этом случае для нашей журналистки оказалась явлением позитивным.

Цена эксперимента

«В последнее время нареканий на коррупцию стало заметно меньше. И это отрадно. Коррупция и теневой сектор экономики имеют, я бы сказал, свой «национальный« характер, что напрямую влияет на всевозможные мировые рейтинги экономических свобод», — этой фразой заканчивается мое интервью с уже экс-вице-премьер-министром Валерием Хорошковским в июне 2012 года. В то время, да при той должности, он был главным ответственным в Кабмине за борьбу с коррупцией.

Просторный кабинет Хорошковского расположен в здании Кабинета министров на улице Грушевского, который через несколько месяцев он покинет со скандалом, не согласившись с политическим курсом власти. Выхожу из правительственного подъезда и сажусь в машину, в спешке припаркованную с противоположной стороны от центрального входа в Национальный банк на улице Институтской. В десяти метрах от поста ГАИ. Уже на перекрестке перехватываю цепкий взгляд инспектора. Взмах полосатой палочкой — и я паркуюсь (едва только завела мотор), создавая препятствие для целой шеренги машин.

Инспектор, сальноволосый парень по имени Вадим, непроницаемый и проницательный. Улыбнувшись мне самым приязненным образом, он скороговоркой сообщает, что машина три часа стояла в неположенном месте, и просит документы. Документов нет. Дальше диалог течет по накатанному шаблону. У него шаблон и у меня — шаблон.

— Как нет документов?

— Нет, и все тут. Разбили окно в машине, украли.

— Почему вы их не восстановили?

— Нет времени проходить длительную процедуру, стоять в очереди. По ускоренной, за взятку — неохота. Вы меня понимаете?

— Я сейчас вызываю эвакуатор, и вашу машинку на штрафплощадочку поставят. Вот тогда вы точно восстановите документы.

Мне весело вести этот разговор. Знаю, чем он закончится.

А он всегда заканчивается одинаково. Главное — не хамить инспектору и медленно объяснить, что и к чему. Когда начинают пугать эвакуатором и штрафплощадкой — это сигнал: пора переходить к деловой части диалога.

— Давайте решим вопрос полюбовно.

— Это как?

— Зачем вам этот эвакуатор? Мы и так с вами пробку создали на узкой улице. Вот, слышите, гудят! Представляете, если при таких пробках сюда еще огромный эвакуатор пригнать. Мы с вами весь квартал перекроем.

— Что вы предлагаете делать? — инспектор проявляет виртуозную гуттаперчевость — из строгого сотрудника ГАИ он превращается в умеющего понимать юмор мужчину средних лет.

— Вот вы шутите. А знаете, что скоро начнет работать правило, по которому владельцы транспортных средств, которые паркуются в неположенном месте, будут платить штраф не только за парковку, но и за эвакуацию. А еще — за содержание на штрафплощадке.

— Давайте я лучше вам заплачу.

— …Как это?

Еще минуты три мы кокетничаем на тему того, что сотрудникам ГАИ неприлично делать подобные предложения, и проходим в будку, расположенную на перекрестке улиц Институтской и Липской. Еще минут пять инспектор проверяет мою машину: не угнана ли она, уплачены ли штрафы за прошлый период. Все хорошо, штрафов нет — он удивлен. Откуда им взяться? Мне два года никто не выписывает официальные штрафы. Затем он еще немного пугает меня историей о штрафплощадке и принимает 100 гривен. Делает это подчеркнуто нехотя: когда я кладу деньги на тумбу, он накрывает их бумагами, а его мимика говорит что-то вроде: «Ну так и быть, выматывайтесь поживее!» Скорее всего, это просто не та сумма, на которую он рассчитывал.

Действие происходит в административном центре столицы, из окна будки ГАИ видны Нацбанк и Кабмин.

Нелепое чаепитие

Больше 100 гривен за любого сорта нарушение на дороге я никогда не плачу. Езжу уверенно и ровно, но правила нарушаю регулярно. В основном паркуюсь где ни попадя и раз в неделю превышаю скорость. Таким образом, по приблизительным расчетам, общение с ГАИ в месяц обходится мне от 100 до 300 грн. В год — от 1,2 до 3,6 тысячи грн. Итого: цена моего 4-летнего эксперимента — около 10 тысяч грн.

Правда, бывают исключения. Вот случай. С подругой торопимся на прием в посольстве. Обе — в вечерних платьях и фривольном настроении. На повороте останавливает инспектор, он контрастно с нами строг и неразговорчив. Говорит: перестраиваясь в правый крайний ряд, нужно было включить поворот, но тут же забывает об этом, когда узнает, что водитель — без документов.

На прием мы так и не попали, зато час провели в маленькой инспекторской будке, в самом центре страны, на Крещатике. Сначала шутили «про палочку и корочку», затем травили анекдоты из жизни инспекторов и блондинок, потом торговались о цене, а после искали банкомат, где можно снять наличку, — 100 грн инспектору показалось слишком мало. Разошлись за 400. Когда инспектор взял деньги, а мы с потухшими лицами собрались выйти на мороз, он попросил подождать еще минуту. Все шло к тому, что нас отпустят просто так. Ан нет — деньги принял с апломбом, как кассир в банке принимает квитанцию на оплату коммунальных услуг.

Когда взял взятку, сказал — ждите. Ушел. Плотно, от мороза, закрыл дверь, а через пять минут вернулся с двумя пластиковыми стаканами пакетированного чая, где плавали дольки лимона. Еще минут десять пили чай, пробовали продолжать шутить, и это было самое нелепое чаепитие в моей жизни.

С высоты эвакуатора

Калькуляцию коррупции на украинских дорогах я веду вслух, в кабинке эвакуаторной машины, за рулем которой — розовощекий Павел, собственно, водитель эвакуатора. В его лице — угловатая резкая неправильность, дополненная шрамом на носу, что обращает на себя внимание больше, чем идеальные пропорции. С нескрываемым любопытством рассматриваю его профиль, он внимательно следит за дорогой — лишь бы не встретить ГАИ. Павел бережно везет мою машину без документов на станцию техобслуживания. У машины заклинило сигнализацию, мотор не завелся — пришлось вызвать эвакуатор и отогнать ее на СТО.

— Как у вас тут высоко!

— Сядьте ровно, не крутитесь и пристегните ремень. Если нас остановит ГАИ, я получу вместе с вами.

— Не получите, я четыре года без прав езжу, меня все время эвакуатором, то есть вашей машиной, пугают. Обошлось пока.

— Одно дело когда вас одну остановили — вы поулыбались и поехали. Другое дело — когда я на эвакуаторе везу куда-то машину без прав и техпаспорта. Да и вообще без документов. А может, я ее украл!

— А может, я ее украла. Вы не боитесь?

— Единственное подтверждение тому, что машина не ворованная, — ваши ключи и то, что вы можете машину открыть. Если бы не они, я бы вас не взял. Как вы так ездите?! — урезонивает меня Павел. Машину без проблем доставили на СТО, с гаишником пронесло, а Павел получил сверх стандартной цены за эвакуацию авто положенные 100 грн.

По взмаху палочки

Поздний вечер. По улице Фрунзе, когда вокруг ни фонаря и ни одной машины, откуда ни возьмись возникает представитель ГАИ, машет палочкой и останавливает. Я удивлена — правил не нарушила.

Инспектор приветствует меня бородатой остротой.

— Приветствую блондинку за рулем!

— А что я нарушила?

— Ничего. У нас тут небольшое ЧП. Да вон пьяный на мерседесе в столб въехал. И показывает на перекресток.

И действительно, там, у скошенного столба, а точнее немного в столбе, черный, покореженный мерседес. А около него оперся о капот, или о то, что от него осталось, довольный и розовощекий водитель убитой машины. Он чуть обескуражен, оттого, видимо, улыбка не сходит с его лица. Видно, что он выпил, но не смертельно пьян.

— Чем я могу помочь?

— Нам нужно протокол составить. Вы могли бы выступить понятой? Просто нужны ваши документы и подпись. Это займет 10 минут.

Возникла выжидательная пауза секунд на двадцать. Я смотрю на сотрудника ГАИ и понимаю, насколько интересно узнать историю выпившего водителя. Но в то же время — насколько несвоевременно это желание. Поэтому делаю глаза кота из мультфильма «Шрек».

— Это не обязательно, это добровольно, просто других машин тут нет.

Продолжаю грустно смотреть. Он с такой же грустью, но настойчиво продолжает смотреть на меня.

— …Мне очень нужно ехать.

— Ну, тогда извините.

Пронесло.

Захарченко и Медведев

Скорость по черниговской трассе на пути в Москву, на подъезде к контрольно-пропускному пункту, — 90 км в час, при лимитированной знаком в 60 км в час. С третьего ряда меня «снимает» сотрудник ГАИ. Дело не в превышении — плохо горит левая фара. За этим замечанием следует просьба — предъявить документы. Документов нет, и меня просят пройти в здание КПП, расположенное тут же, у дороги. Настроение — замечательное, ведь меня как нельзя кстати приглашают пройти в КПП у большой дороги — тут я еще не была.

Внутри уютно, чисто и просторно. На стуле скучает напарник моего дорожного инквизитора.

— У вас нет сигарет? — первое, что спрашивает он.

— Нет.

— Угадайте, кто это на фотографии? — опять спрашивает напарник главного инспектора, приводя в недоумение не только меня, но и моего провожатого. Он в веселом расположении духа — еще больше, чем я.

На стене в КПП висит портрет министра внутренних дел Виталия Захарченко.

— Это Захарченко, — показываю на министра.

— Значит, вы не пьяны, — говорит мой собеседник.

— Не поняла. Где связь?

— Это шутка. И не шутка. У нас на КПП по Южной трассе тоже висит портрет министра. Только он там чуть потолще в лице. И многие водители, если они пьяны, путают его. Знаете с кем?

— С кем? — улыбаюсь.

— С кем c кем… С Медведевым — бывшим президентом России. Я потому и спросил: «Кто на фотографии?» Хотел проверить, пили вы или нет.

— Нет, я не пью за рулем. Я только езжу без документов. Вы знаете, у меня историческая неделя, я зареклась: больше никогда не забывать документы, — говорю я, умалчивая, что получу права только на следующей неделе — после того как выйдет репортаж, где я опишу Захарченко, которого гаишники сравнивают с Медведевым.

Закончив с формальностями, то есть проверив, не в угоне ли моя машина и на кого зарегистрирована, инспектор, наконец-то, заговорил по-существу.

— Ладно, ну вы же знаете, что без документов ездить нельзя?

— Знаю, и про эвакуатор знаю, и про то, что вы не сможете выписать на меня штраф. И что отпустите — знаю. Потому что я люблю украинскую ГАИ и уважаю вашу профессию.

— Да ладно?!

Поговорите с человеком о нем — и он будет слушать вас часами. Так завязалось одно из самых необычных интервью в моей профбиографии. С сотрудником ГАИ, в КПП.

Инспектора, который в последний раз остановил меня, когда у меня не было документов, зовут Виталий, он 20 лет работает в ГАИ, читает газеты и регулярно проходит курсы по повышению квалификации. Виталий убежден, что хороший сотрудник ГАИ — человек, назубок знающий правила дорожного движения и азы психологии.

— Вы смотрите новости, следите за событиями в политике?

— Ну конечно. А вы думали, мы тут все тупые, неграмотные и хамим водителям?

— Речь о другом. Что изменится на украинских дорогах, если мы подпишем ассоциацию с ЕС?

— Ничего. Машины станут дешевле — импортные, не наши. А правила дорожного движения в Европе почти такие же. Вы понимаете, что дело не в документах, а в людях.

Минуты три он урезонивает меня за преступную халатность: как можно выходить из дому без прав и техпаспорта, ну какая из меня европейка, а потом сокрушается: «Таких, как вы, большинство».

— Водители садятся за руль, когда у них не горит фара, машина в аварийном состоянии, плохо работают тормоза, когда пьяны. У нас слово «выпил» — это почти как покурил: ничего страшного, проскочу. И глаза такие удивленные, когда я сообщаю, что машину забираю. Вроде как я в этом виноват. А вы знаете, что раньше были вытрезвители, где водителей трезвили?

Мой инспектор не на шутку разошелся, стал очень серьезным, перешел на украинский язык. Виталий не нравоучительствовал, а искренне делился тем, что наболело.

— Вы бы знали, какие страшные аварии мы разгребаем! За два года на украинских дорогах гибнет столько же людей, сколько советских солдат в Афганистане за 10 лет войны. На 100 ДТП приходится около 16 смертей. Это в восемь раз больше, чем в Европе, в той же Германии, к которой мы стремимся. Я ни разу не видел пьяного немца за рулем. Поляков видел, болгар видел, но пьяных немцев и французов — никогда. А почему? Потому что в Европе порядок, высокие штрафы и нет вседозволенности. А у нас все что хочешь есть: депутатские корочки, дорогие иномарки. И к каждому нужно входить в положение.

Я не хочу с ним спорить и в противовес рассказывать о коррупции на дорогах, о том, что в Грузии, где народ ездил как хотел, уволили всех инспекторов и наняли новых, молодых и подтянутых парней. Это произошло прежде, чем ввели высокие штрафы за нарушения и установили повсеместную систему видеонаблюдения, чтобы взятки перестали не только брать, но и давать — за это в Грузии также строго наказывают.

Понимаю, что в этот раз отделаюсь разговором, а не купюрой в 100 грн, и не хочу сбивать сентиментальный флер с этого диалога.

Я слушаю моего визави и пытаюсь понять, почему он так много говорит о смертях. Возможно, это связано с тем, что с недавних пор в ГАИ изменилась система мотивации персонала. Теперь качество работы инспекторов оценивают исходя не из количества выписанных штрафов, а из количества аварий, в том числе со смертельным исходом.

Финал

Финал моей дорожной истории эпический и вполне закономерный: инспекторы отогнали мою машину на штрафплощадку. Это произошло дождливым четверговым вечером в результате аварии. В мою машину на светофоре въехала другая машина — водитель не выдержал дистанцию, в щепки разбив всю заднюю часть моего авто и, конечно же, собственный автомобиль. Он вызвал ГАИ, чтобы оформить ДТП, и страховую компанию — чтобы зафиксировать аварию и получить на руки документы, позволяющие в будущем компенсировать ущерб.

И тут до меня дошло: когда вмешивается третья сторона (страховая компания), имеющая свой легальный бизнес-интерес в том, чтобы все было «по правилам», — коррупция теряет свой смысл. Инспекторы, которые оформляли ДТП, так и не смогли придумать официальную схему, по которой можно было бы отправить машину не на штрафплощадку, а на СТО — за взятку или без. Страховая, безусловно, подняла бы скандал, и в ГАИ это знали…

Машину отогнали на штрафплощадку в Броварах — жуткое кладбище гнилых машин. Как правило, сюда свозят то, что разбивается на скоростной трассе Киев — Чернигов, есть даже остатки от больших фур. За отдельным забором мокнет под дождем гора велосипедов — их сотни штук, покореженных, с колесами, выгнутыми восьмеркой.

— Скорее всего, за каждым велосипедом — история сбитого велосипедиста?

— Да, село Калиновка, которое по трассе Киев — Чернигов, считается проклятым. У села, недалеко от центрального пешеходного перехода, каждую неделю сбивают либо пешехода, либо велосипедиста.

— Сколько тут всего машин?

— Несколько сотен. Есть такие, водителей которых давно нет в живых. Многие из этих машин рано или поздно уедут на металлолом — заплатить за штрафплощадку будет дороже, чем купить новую.

Мой сегодняшний инспектор суров и неразговорчив, как, в общем-то, наверное, должен выглядеть любой сотрудник ГАИ, повидавший множество аварий со смертельным исходом. Мы садимся в его машину и едем в местное отделение ГАИ, чтобы оформить последнюю порцию документов, а по дороге говорим о происшедшем, о взятках.

— Я думаю, если бы сотрудники ГАИ не брали взяток, то и аварий было бы меньше.

— А вы много встречали инспекторов, которые берут взятки?

— Все берут взятки. Ну, кроме вас, конечно.

Он не на шутку сердится, ерзает в кресле водителя, впрочем, мне не страшно — максимальное наказание, которое можно было получить, я уже получила.

— Вы знаете, какая зарплата у инспектора?

— Тысячи три гривен.

— Вы думаете? А 1 200 грн — молодым инспекторам, не хотите? Представляете, взрослый мужик, которому семью делать надо? Он сутками стоит на улице, дышит выхлопными газами и получает 1 200 грн. Вы бы с таким имели дело?

— Опыт стран СНГ показывает, что повышение зарплат не привело к тому, что инспекторы ГАИ перестали брать взятки. Исключения — лишь Грузия и Белоруссия.

— Грузия? Все про эту Грузию говорят. Я слышал, что после смены власти там опять начали брать взятки. А чтоб наши не брали — так повысьте зарплату, оборудуйте рабочее место по-людски.

— Это где и как?

— Машины. Когда в Грузии наводили порядок, то первым делом купили инспекторам новые машины, а моя, смотрите, еле дышит. А потом в автомобилях ГАИ появились устройства звуко- и видеозаписи, чтобы можно было оформление протокола записать и проконтролировать при необходимости. У нас же на бензин с натяжкой деньги выделяют. Что вы хотите? Иногда берут деньги, чтобы заправить машину. Кстати, я погашу двигатель, чтобы не нагорало.

— Тяжелая финансовая ситуация не распространяется на руководство ГАИ — большая часть офицеров ездят на машинах представительского класса…

— Знаете, на чем они зарабатывают? На автоимпорте.

— На легализации сомнительных машин?

— Вроде того. Хотя без решения суда зарегистрировать левую машину невозможно. Так что еще вопрос: где больше коррупция — у нас или в судах.

— Говорят, что сотрудники ГАИ наживаются на водителях грузовиков, обкладывая их поборами, и зарабатывают на этом немаленькие деньги.

— Это неправда. Этого уже давно нет. Мы уже не имеем права ни требовать документы на груз, ни проверять эти грузовые, или как их, путевые листы. Мы даже не можем штрафовать их за перевес.

— Что такое перевес?

— Это когда машина перевозит груза больше, чем положено. Помните, в прошлом году со снегом сошли дороги? Так это вот из-за этих грузовиков. Это здоровые тяжелые фуры поломали дороги. Мы даже не можем их наказать.

— А кто их может наказать?

— Укртрансинспекция. Специальная контора, которую создали несколько лет назад.

— Что инспектор ГАИ чувствует в тот момент, когда он берет взятку? Я, конечно же, спрашиваю не о вас.

— Самое неприятное — вымогать по необходимости.

— Это как?

— Это когда ты останавливаешь «крутэлыка» на дорогой машине за сильное нарушение. Но он настолько крут, что считает, что его морда — это крутой документ. Или тычет тебе в лицо липовые значки всякие и корочки. Он хамит, а ты понимаешь, что он на бензин для своего «трактора» тратит в месяц больше, чем твоя зарплата за полгода.

— И что вы делаете? Как вы у такого вымогаете?

— Я с ним сюсюкаюсь долго. Мне тут важно удержать грань: и не хамить, и показать, что он не прав. Важно потянуть время. Такие дядьки страх как не любят нотаций. В той же Грузии на козырных придумали управу: их увозили в участок и там часами показывали им кино про нарушения, ДТП, про оторванные ручки-ножки и мозги, размазанные по асфальту в результате аварий. И долго читали мораль, что нельзя превышать скорость и ездить пьяным и т. д. Представляете, нашего депутата вытащить из-под Верховной Рады и на полдня в участок отвести. Так он там все снесет! Короче, тянем время, воспитываем. В нашей стране за нравоучения любят платить деньги. Иногда даже с благодарностью. Бабки для них — ничто.

В какой-то момент инспектор осекается и понимает, что случайно вышагнул из образа честного сотрудника ГАИ. Но все относительно в этой службе. Любопытно другое. Оказавшись без привычного руля, я была обескуражена и готова как можно скорее переоформить документы, заплатив за это любую в рамках приличия сумму.

Как это ни удивительно, потратив несколько дней на сбор и переоформление бумаг, выстояв много очередей и проговорив с десятками сотрудников ГАИ, МРЭО и милиции, ни разу не столкнулась с тем, чтобы у меня кто-то попросил денег, на удивление — даже за стоянку на штрафплощадке. В итоге мне выдали техпаспорт, инспектор вручал его торжественно-помпезно:

— Поздравляю! Берегите как зеницу ока теперь. В нашей стране без документов могут позволить себе ездить или безответственные, или очень богатые.

ОТ РЕДАКЦИИ: УКРОЩЕНИЕ КОРРУПЦИИ

Согласно Индексу восприятия коррупции — 2013 от Transparency International, Украина занимает 144-е место в мире по уровню коррумпированности, которое делит вместе с Ираном и Нигерией. Даже в странах Таможенного союза — России, Казахстане и Белоруссии — коррупция меньше мешает бизнесу, нежели в Украине. Наша ситуация ближе к Таджикистану и Киргизии

Основные проблемы Украины сформированы в отчете GRECO (Группы государств Совета Европы против коррупции). Это — отсутствие антикоррупционного органа, закрытость государственных закупок, отсутствие общедоступного списка предприятий и чиновников, которые попались на взятках, и отсутствие запрета на участие в тендерах для родственников чиновников.

Из-за этого Украина потеряла шанс одновременно с Молдавией закончить безвизовый диалог с ЕС и на Вильнюсском саммите получить решение о переходе к отмене виз со странами Шенгена. Еврокомиссия официально предложила отменить визы для Молдавии, а Верховная Рада не смогла принять закон «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины (относительно усиления эффективности государственной антикоррупционной политики)» и украинцы потеряли шанс получить безвизовый режим с Европой в ближайшее время.

Причина проста: принятие действенного антикоррупционного законодательства может привести к параличу всей системы государственного управления, поэтому депутаты всеми силами стараются принимать такие антикоррупционные законы, которые никак не мешают самой коррупции.

Пример первый. В Германии чиновник, попавшийся на взятке, теряет право на спецпенсию и возможность в будущем работать на госслужбе. У нас лишить бывшего министра права на спецпенсию не может никто и никогда, а запрет для проворовавшегося взяточника занимать руководящие должности в министерствах и ведомствах не может быть дольше пяти лет. Введение аналогичных запретов в Украине может привести к массовому исходу чиновников, особенно людей предпенсионного возраста — в министерствах и ведомствах будет попросту некому работать.

Пример второй. В столице Кении — Найроби — у входа в каждое присутственное место стоит яркий ящик желтого цвета с надписью о том, что местное антикоррупционное бюро рассматривает анонимные заявления о коррупции. В Украине анонимные жалобы и обращения запрещены, а сами жалобы рассматривают подразделения собственной безопасности внутри ведомств. То есть заявления о фактах коррупции в милиции рассматривают сотрудники МВД. Такая система противодействия коррупции недейственна, ибо абсурдна, и применяется для устранения неугодных внутри самих ведомств. Создание антикоррупционного бюро, специального органа, направленного на противодействие коррупции, блокируется последние 16 лет при трех президентах.

Первая попытка его создать датируется еще 1997 годом — тогда Леонид Кучма основал Национальное бюро расследований. Однако оно было ликвидировано решением Конституционного суда — тот счел, что президент превысил свои полномочия и Бюро нужно создавать законом, а не указом главы государства. Депутаты пяти созывов принять этот закон так и не удосужились. Причина банальна: опыт стран Европы показывает, что основной задачей подобных органов является противодействие коррупции внутри политической элиты.

Сейчас, к примеру, судят бывшего президента Германии Кристиана Вульфа за то, что он выпил пива и отдохнул в выходные за счет своего знакомого. Перед этим Вульфу объявили импичмент по этому поводу. В Украине даже оппозиционные депутаты отдыхают, ужинают или ходят на концерты за чужой счет. И Федерация футбола Украины, рассылая депутатам бесплатные билеты на матчи национальной сборной, даже не догадывается, что в Европе это считается коррупцией.

Пример третий. Летом этого года министр транспорта Румынии Релу Фенекиу приговорен к пяти годам заключения за злоупотребление служебным положением и коррупцию. Согласно материалам следствия, через коммерческую фирму, принадлежащую семье Фенекиу, закупались старые трансформаторы для электрических подстанций, после чего осуществлялась их покраска, а продукция продавалась различным поставщикам электро-энергии по цене новых трансформаторов.

В Украине аналогичный бизнес есть у каждого мало-мальски приличного чиновника — и шансы сесть за подобные шалости равны нулю. Даже разоблаченным коррупционерам опасаться нечего — в 90% случаев они привлекаются только к административной ответственности. Украина— единственная страна в Европе, где коррупция это не уголовное, а административное правонарушение с самой жесткой санкцией лишь в виде штрафа и увольнения с работы.

Под давлением со стороны ЕС весной этого года парламент ужесточил ответственность. И со следующего года, после того как новое антикоррупционное законодательство вступит в силу, коррупционеров будут привлекать к уголовной ответственности. Однако это громко сказано — в подавляющем большинстве случаев нормы Уголовного кодекса предусматривают штраф, а не лишение свободы. То есть за кражу мобильного телефона в тысячу гривен — три года колонии, а за взятку на ту же сумму — символический штраф.

Внимательно перечитав новое антикоррупционное законодательство, европейцы потребовали ввести норму о том, что размер штрафа не может быть меньше размера взятки, а караться коррупционные деяния должны лишением свободы. Самое серьезное требование европейцев — ужесточить ответственность за незаконное обогащение, то есть получение должностным лицом неправомерной выгоды в значительном размере или передача им такой выгоды близким родственникам при отсутствии признаков взяточничества.

Теперь для украинского министра и депутата поездка в Венецию в выходные за счет друга детства может закончиться пятилетним заключением. Более того, европейцы требуют уголовного наказания за то, что жены и дети депутатов и чиновников отдыхали или ели за счет друзей и знакомых.

Закон относительно усиления эффективности государственной антикоррупционной политики противоречит морали и поведенческим стереотипам украинцев, а его принятие может заблокировать деятельность государственной машины в стране. В этом и причина задержки. Впрочем, есть свет в конце тоннеля. В условиях ухудшения отношений с Западом и до конца не понятных отношений с Россией возможности финансировать бюджетный дефицит за счет внешних заимствований резко снижается. Главным резервом пополнения бюджета является жесткое пресечение коррупции и казнокрадства внутри страны. Вопрос накануне выборов 2015 года — стратегический.

Тем более что основным трендом в госполитике в последнее время является максимальная концентрация бюджетных потоков в руках узкого круга лиц на самом верху системы (если, конечно, нынешний Евромайдан эту тенденцию не переломит). Сей «узкий круг лиц» в этом смысле прямо заинтересован в уничтожении коррупционеров на более низких уровнях — как своих конкурентов. И европейские рекомендации тут как раз окажутся очень кстати. Даже без Соглашения с ЕС.

Tweet