Чужая война: что заставляет молодых бурятов ехать на войну в Украину

Корреспондент The New Times отправился в бурятское село в Забайкалье, откуда 10 человек уехали воевать по контракту на Донбасс, среди них обожженный под Дебальцево танкист, и узнал, что заставляет молодых бурятов ехать на войну и почему газету «Новая Бурятия» пришлось резать канцелярскими ножницами

3 апреля на сайте, а позже и на страницах газеты «Новая Бурятия» появилось короткое интервью с Сэсегмой Батомункуевой, матерью танкиста-наводчика Доржи, тяжело раненного во время боев под Дебальцево, о котором «Новая газета» рассказала еще в начале марта.

В этой заметке мать обгоревшего танкиста жаловалось, что раненому сыну военные не помогают и что сын находится в тяжелом состоянии. Через сутки, 4 апреля, текст интервью с сайта «Новой Бурятии» исчез. Не оказалось его и в бумажной версии газеты, а само издание вместо воскресенья, как обычно, пришло к читателям на день, а то и два позже, да еще и похудевшим: вместо привычных двадцати страниц в газете оказалось только девятнадцать.

16-я полоса газеты «Новая Бурятия» с крамольной статьей про танкиста Доржи, раненного под Дебальцево  

Канцелярские ножницы

Было так: в воскресенье, вскоре после того как газета вышла из типографии, и в понедельник в помещение на четвертом этаже торгового центра Galaxy, расположенного в самом центре бурятской столицы Улан-Удэ, свозили еще пахнущие типографской краской номера «Новой Бурятии» № 12 (263) от 5 апреля 2015 года, тираж — 50 тыс.

Газеты так же срочно изымались со стоек самими сотрудниками редакции, их несли по лестницам просторного атриума, мимо бутиков, в офис с неброской мебелью и желтыми стенами, где в двух совсем крохотных смежных комнатах, разделенных стеклянной перегородкой, и расположена редакция газеты.

Там семь журналистов — все, кто в штате, несколько технических сотрудников и даже менеджер по распространению взяли в руки ножницы: их задача была вырезать из номера страницу № 16, на которой на всю полосу под рубрикой «Общество» был напечатан материал «Бурятский танкист из Дебальцево до сих пор в тяжелом состоянии». Потом «оскопленные» номера партиями, по мере готовности, возвращались на прежние стойки.

Причины и следствия

Газета «Новая Бурятия» в регионе считается «независимой», распространяется бесплатно, но в отличие от привычных рекламных изданий имеет не коммерческую, а общественно-политическую направленность. Тираж финансируется за счет рекламы. Цветастых объявлений в газете действительно чуть ли не больше, чем журналистских материалов. Каждое воскресенье свежий номер из типографии доставляется на лотки для бесплатной раздачи. Именно поэтому около 3 тыс. еще не порезанных экземпляров газеты горожане успели разобрать до того, как начался процесс экзекуции над тиражом.

«Сначала появилась информация, что полосы пришлось удалить, потому что фотография танкиста на них плохо пропечаталась, но у меня дома есть нетронутый экземпляр. С качеством печати там все порядке», — рассказал корреспонденту NT бурятский журналист Аркадий Зарубин, редактор местной газеты «Аршан».

«Мы посчитали, что, затронув «украинскую» тему, вышли за пределы своей компетенции, мы ведь все-таки местная газета», — оправдывается главный редактор «Новой Бурятии» Тимур Дугаржапов. «Это было наше собственное решение, я посоветовался с некоторыми людьми, коллегами, но на нас никто не давил», — уверяет Дугаржапов. Однако, по словам источника NT, близкого к редакции бурятской газеты, просившего не называть его имя, «советовался» главред отнюдь не с коллегами: экстренные цензурные меры были приняты после звонка главному редактору из ФСБ.

«Потерять лицензию — это значит заморозить выпуск на два-три месяца, — объясняет собеседник NT суть угроз, озвученных ведомством. — Зарегистрироваться под другим названием — не проблема, но коллектив останется без зарплаты на время вынужденного простоя, а людям нужно кормить семьи». Редакция оказалась перед выбором: или вручную удалить из газеты полосу с интервью, или просто изъять тираж и не выполнить обязательства перед рекламодателями, создавая себе серьезные финансовые трудности.

«Вырезать полосы из уже готового к раздаче номера — это беспрецедентный случай», — говорит Зарубин. Автор злосчастной заметки журналист Сергей Басаев объясняет осторожность главного редактора тем, что газета и так ведет две острые темы регионального масштаба: отставку ректора Бурятского госуниверситета и импичмент главы Хурала. «Лишний раз подставлять издание под удар не имело смысла», — говорит Басаев. Собственную заметку он называет «ленивой»: чтобы разобраться в ситуации, нужно было бы поехать на место, в Могойтуй, где живет семья Батомункуевых, а это соседний регион, почти 800 км пути. Журналист ограничился телефонным звонком: «Военная тема в Бурятии не пользуется большим спросом и не стоит таких затрат. Для бурятов — это чужая война».

Собеседник Кобзона

Доржи Батомункуев, фотография    с личной страницы ВКонтакте.ru,    2015 год

В конце зимы в интернет попала видеозапись, на которой депутат Государственной Думы от Забайкальского края певец Иосиф Кобзон беседует в Донецке с обожженным бурятом. На видео парень с перебинтованным лицом без обиняков заявляет эстрадной звезде: «Мы с вами уже виделись, когда вы приезжали к нам в Могойтуй».

И называет специальность: наводчик. Визит певца в ожоговый центр при Донецкой областной центральной клинической больнице пришелся на 23 февраля. Уже через неделю на страницах «Новой газеты» появилось интервью, сделанное спецкором газеты Еленой Костюченко предположительно с тем же молодым человеком, — там впервые было озвучено его имя и номер части: «Доржи Батомункуев, 5-я отдельная танковая бригада, воинская часть № 46108».

Воинская часть № 46108 квартируется в столице Бурятии Улан-Удэ (Забайкальский край граничит с Бурятией): здесь традиционно служат ребята из бывшего Агинского бурятского автономного округа, который в 2008 году объединили с Забайкальем. В интервью «Новой газете» танкист Батомункуев, лежа в палате ожогового центра при областной больнице, рассказал, как вместе с регулярными российскими войсками по приказу военного руководства попал на территорию Украины, как их часть перебросили под Дебальцево, где шли тяжелые бои между отрядами сепаратистов ДНР и украинской армии, как был подбит его танк, а он сам получил тяжелые ожоги. Было это 19 февраля, через семь дней, после того как в Минске были подписаны мирные соглашения при участии президента России Владимира Путина и лидеров Германии и Франции.

В поисках Доржи

От Улан-Удэ до Читы, столицы Забайкальского края, на поезде около 11 часов — ровно этот путь и проделал корреспондент NT. Не успели сошедшие в Чите покинуть перон, как мимо вокзала медленно пополз грузовой состав: военные грузовики, укрепленные на открытых платформах, движутся на запад. «На войну!» — вздыхает рядом с автором пожилая женщина. Никаких признаков, что конечным пунктом движения станет одна из непризнанных республик нет, вот только случайные прохожие деловито кивают головой: Донбасс — первое, что приходит им в голову при виде военной техники.

Поселок Могойтуй (ударение на второе «о») расположен на юге Забайкальского края, в 194 километрах от Читы (корреспондент NTдобрался до него на новеньком маршрутном такси за 2,5 часа), в центре степной котловины, окруженной пологими холмами. Выжженная желтая трава, редкие деревца… Конец апреля тут — жаркий сезон, в смысле огневой, несмотря на пронизывающий ветер и почти нулевую температуру ночью. Уже не первый год регион — лидер по лесным пожарам и степным палам. Снега зимой в забайкальских степях почти не бывает, к апрелю земля сухая, а трава может вспыхнуть от простого окурка или опрометчиво брошенной спички.

 Дом, в котором проживают мать, отчим и братья бурятского танкиста, Забайкальский край, пос. Могойтуй, апрель 2015 года 

По улицам в клубах белесого дыма семенят редкие прохожие. Пожилой таксист, щурясь, показывает на красное, еле различимое солнце: «Пожарные машины с окраины отогнали только вчера, была опасность, что огонь перекинется на дома». Севернее, ближе к Чите, горят леса.

Любовь Дашицыренова, ее бывший    жених сейчас сражатся в рядах    сепаратистов на Украине,    фотография с личной страницы    ВКонтакте.ru, 2015 год  

Когда-то тут были молокозавод, птицефабрика и ремонтная база. Сейчас работы в Могойтуйе практически нет — большинство предприятий закрылось еще в начале девяностых. В центре — трехэтажное розовое здание администрации, несколько магазинов, железнодорожная станция, аграрно-промышленный техникум и единственная гостиница. Большинство домов кирпичные, но за невысокими заборами не видно ни деревьев, ни скота (хотя когда-то регион славился своим животноводством).

Соседка Батомункуевых — они живут на улице Зугалайская — Ольга Семенова (на вид ей около сорока) подтверждает, что на видео с Кобзоном — действительно Доржи. «Мой сын Алексей и Доржи — друзья. Сын говорит, что Доржик действительно был на Украине, друзья все знали, но родителям не говорили, чтобы не волновались. И на видео — сын говорит — Доржи». Возле калитки муж Ольги возится со своей старенькой черной «Хондой»: он говорить отказался.

Большинство машин в поселке Могойтуй — подержанные иномарки азиатского производства. Дом Батомункуевых — почти на самой окраине, но на фоне прочих выглядит зажиточным: за забором виднеется массивный гараж, дальше — жилые постройки, каменный дом на две семьи. В одной половине живут Батомункуевы, во второй — Ольга Семенова с мужем.

Про Доржи Ольга отзывается с теп-лотой: «Вообще он хороший, общительный парень. Нашу бабушку с днем рождения каждый год поздравлял, она сейчас болеет, а то бы рассказала». Последнее время с соседями ни она, ни ее муж практически не общаются: «У них теперь свои проблемы», — понимающе кивает женщина, имея в виду ранения Доржи.

Сын самой Ольги учится в Чите, в Медицинской академии, через его аккаунт в социальной сети корреспондент NT пытался узнать подробности случившегося с Доржи Батомункуевым, но Алексей отказался от общения: «О друге ничего говорить не буду». В том, что Доржи Батомункуев, собеседник Кобзона и герой интервью — одно лицо, в поселке не сомневается практически никто. Но говорить открыто, тем более с чужаками, на «украинскую» тему боятся, а если соглашаются, то почти шепотом, не под запись и анонимно.

Защитник русского мира

Начмед стационара Могойтуйской районной больницы Татьяна Бальжинимаева уверяет, что Доржи Батомункуев в ее учреждении лечения не проходил. Эти слова готовы подтвердить в приватных беседах не только медсестры, но и соседи: «Доржика из Донецка сюда не привозили». После того как видеозапись показали по телевизору, по словам Ольги, на третий день родители сами летали на Украину, а позже из зоны боевых действий лечиться танкиста отправили в Санкт-Петербург, в какой именно госпиталь — неизвестно. До того как видео появилось в сети, родителям о местонахождении Доржи не сообщали.

И это несмотря на то, что семья по сельским меркам непростая: мать танкиста работает клерком в местном суде, отчим Егор Устинов — следователь в Могойтуйе, родной дядя Аюр Батаев — майор полиции. И мать, и дядя отказались говорить с корреспондентом NT. Равно как и директор школы, в которой учился Доржи, сославшийся на то, что парень выпустился «слишком давно».

Окончив могойтуйскую школу № 2, Доржи, как и большинство его одноклассников, поступил в институт, но, судя по всему, бросил учебу к 2013 году и отправился служить в армию, а после окончания срочной службы остался служить по контракту. Чимита, молодая девушка, уроженка соседнего села, говорит, что ее брат был сослуживцем Батомункуева и опознал его на видео с Кобзоном.

Сразу после того, как история Батомункуева получила огласку, в поселок наведались сотрудники ФСБ. С тех пор родственники отказываются от комментариев, утверждает сотрудник Агинского военкомата, согласившийся на условиях полной анонимности поговорить с корреспондентом NT. Более того, он говорит, что Доржи не единственный уроженец села, попавший на Донбасс. Из Могойтуйского района, по его словам, в зоне конфликта побывали около 10 человек.

«Поток контрактников за последние два года значительно вырос, — говорит сотрудник военкомата. — Из Агинска, где расположен пункт набора на контрактную службу, они попадают в ту самую часть, где служил Доржи, там подписывают заявление об увольнении со службы с открытой датой и отправляются на Украину. Если с ними что-то случится или журналисты вдруг раскроют их фамилии, в части уже лежит бумага, подтверждающая, что бурятский парень ушел из армии незадолго до своей отправки и уже потом записался в «ополченцы» по идеологическим причинам — защищать славянский мир!»

Доржи был не один, но найти его собратьев по оружию вряд ли удастся в Могойтуйе, резюмирует сотрудник воен-комата: «Те, что отправились воевать, пока все на Украине, а из родственников с вами никто разговаривать не будет, тут народ такой, никто ничего не скажет».

Девушка из местных, могойтуйских, согласившаяся побеседовать с корреспондентом NT «о ребятах, которых отправляют на Украину», при встрече сдержано улыбается. В местном кафе, озираясь на редких посетителей, она отсаживается за соседний столик. Через пару минут от нее приходит сообщение: «Как дела? Что-то нашел?» Разговор сводится к обмену короткими репликами через мессенджер популярной социальной сети: собеседница изредка поднимает голову, отрывая взгляд от экрана. Обещает найти телефон одного из тех солдат из местных, кто сейчас на Донбассе. Но просит не называть ее фамилии. Через пару дней дать телефоны она откажется: «Ребята сами не захотели общаться». Кажется, что слова «Донбасс» здесь боятся все.

Буддистский дуган (храм) виден практически из любой точки поселка, Забайкальский край, пос. Могойтуй, апрель 2015 года

На приеме у Ламы

Бывший Агинский автономный округ, как и Бурятия, — буддистский регион. Даже в самых маленьких населенных пунктах тут есть свои небольшие буддистские храмы — дуганы. Золотые кровли могойтуйского дугана видно практически из любой точки поселка. Холм, на котором расположено пузатое белоснежное здание храма, когда-то местными подростками был прозван «горой любви»: отсюда открывается лучший вид на округу, и еще до постройки святилища влюбленные парочки имели обычай проводить тут вечера.

В выходной день на территории храма резвятся дети, из озорства они крутят огромные цилиндры с мантрами (молитвенные барабаны), пока родители неподалеку, возле миниатюрной конической стýпы (молитвенная стýпа — это каменный конус обычно белого цвета) читают молитвы. Вокруг храма несколько срубов, тут ламы принимают посетителей для бесед и несложных обрядов.

«Когда солдаты бывают дома, они заходят сюда: очиститься духовно. Они не радуются, что воевали там (под «там» лама имеет в виду Украину) и что кого-то убили, и не чувствуют себя героями», — на приеме у настоятеля храма Аюр ламы периодически бывают почти все жители поселка. Пока лама, укутанный в традиционную красную мантию, разговаривает с нами, мерно перебирая деревянные четки, в комнату, почти лишенную мебели, за исключением небольшого «иконостаса» с изображениями бодхисатв да письменного стола, увенчанного неким подобием чернильницы в виде слона с воткнутым в нее огромным павлиньим пером, постоянно стучат посетители.

Лама не без колебаний соглашается назвать число отбывших на Украину: около 10 человек — такую же цифру назвали и в военкомате. «Они приезжают в очень нехорошем состоянии, потому что приезжают с войны, которая идет непонятно за что, непонятно с кем, но если ты подписал контракт, должен идти куда прикажут, — эти слова лама произносит почти шепотом, еле слышно. — Я не знаю, в каких родах войск они служили, они не рассказывают, держат чувства в своей душе, но… Радости на их лицах нет».

На войну, за деньгами

На фоне безработицы и совсем небольших зарплат служба по контракту для многих из этих краев остается единственным способом прокормить семью. 30 тыс. руб. — столько платят контрактникам в месяц — по местным меркам хорошие деньги: здесь 20 тыс. в месяц — большая удача. Цены в Могойтуйе не слишком отличаются от московских. Продукты в магазинах в основном российские. Одежда, техника и, как ни странно, картофель — из Китая. До Поднебесной тут совсем недалеко, если проехать около 300 км по безлюдной степи — уже граница. Часть жителей зарабатывает челночными перевозками. Армейский контракт — разумная альтернатива челночничеству.

Кроме Доржи пока с украинской войны почти никто не вернулся. «Друг моего мужа Баир Болотов служил по контракту, как и остальные, но в ноябре он неожиданно приехал. Без документов, сказал, что был на Украине», — рассказывает Чимита. Судя по ее словам, молодой человек дезертировал, но преследовать его за это невозможно: формально ведь российских военных на Украине нет, а контракт с открытой датой позволяет командованию части задним числом «уволить» любого, кто создает проблемы.

Не найдя работы в родном селе, через пару месяцев Баир снова отправился на фронт. Правда, уже как ополченец. Еще двое — бывшая девушка Болотова, Любовь Дашицыренова, и его брат Бато Будажапов, проживающий неподалеку от Могойтуйя, подтверждают, что Баир действительно был на Украине, но настаивают, что и в первый раз — в рядах добровольцев и никогда — как солдат регулярной армии.

На вопрос о причинах участия Баира в вооруженном конфликте Бато Будажапов отвечает предельно честно: «Скорее всего, деньги». Чимита настаивает на своем: «В войска Баир устраивался через тот же агинский пункт набора в контрактную армию, что и мой муж, только Баир уехал еще летом, а мы лишь сейчас подаем документы». Тот факт, что ребят отправляют воевать на далекую Украину, Чимиту возмущает. Но понимает, что ее мужа, возможно, ждет та же судьба: «А что делать? Нужно кормить семью, а у нас тут нет другого выхода». 

Фото: facebook.com/arkady.zarubin, ВКонтакте.ru, Дмитрий Ребров

 Автор: Дмитрий Ребров, Улан-Удэ — Чита — Могойтуй — Москва, The New Times