Розслідування

Жёны «Исламского государства». Как девушки сбегают к террористам и попадают в рабство

Published 17 Жовтня 2016

О сексуальном рабстве и садистском обращении с женщинами в «Исламском государстве» широко известно, многие девушки и женщины бросают спокойную жизнь, чтобы поискать личного счастья в одной из самых жестоких террористических группировок. Евдокия Москвина пообщалась с теми, кому вольно или невольно довелось узнать каково это – быть женщиной в «Исламском государстве».

В эти дни в Московском окружном военном суде идет процесс по делу Вари Карауловой, студентки философского факультета МГУ, неожиданно для всех родных и знакомых попытавшейся сбежать в «Исламское государство», чтобы выйти замуж за соблазнившего ее по переписке террориста. Как бы абсурдно это ни звучало, такие случаи уже стали массовыми: хотя о сексуальном рабстве и садистском обращении с женщинами в «Исламском государстве» широко известно, многие девушки и женщины бросают спокойную жизнь, чтобы поискать личного счастья в одной из самых жестоких террористических группировок. Евдокия Москвина пообщалась с теми, кому вольно или невольно довелось узнать каково это – быть женщиной в «Исламском государстве».

Моя подруга-дагестанка Мадина, жизнерадостная и образованная девушка, жила в одном из городов в средней полосе России. Однажды — ей тогда было 23 — она в очередной раз приехала в гости к дедушке, в свое родовое село в Дагестане, расположенное высоко в горах, в 3000 метрах над уровнем моря. С 15 века жизнь тут не сильно изменилась. Воду берут из источников, куда девушки ходят с кувшинами, а хлеб пекут на коровьих кизяках.

Взгляд на семейные отношения за последние 500 лет тоже не сильно изменился. И хотя Мадина жила в другом городе, успела получить образование и устроиться психологом, она не избежала своей участи – ее «украли». Условно, конечно: никто ей мешок на голову не надевал и в ковер не закатывал. Ее просто закрыли в доме у общих родственников и полтора месяца не разрешали уезжать. Каждый день разные родственницы заходили к ней в комнату и убеждали, намекали, давили. Обращаться в полицию не приходило ей в голову, ведь дело было со своими, близкими и дальними, но все же родственниками.

Через полтора месяца на разговор пришел жених. Он сказал, что любит и что ей нужно выйти за него замуж. Что ее родителям уже сказали, что невесту украли, поэтому родители дали согласие. Как мама потом объяснила 23-летней Мадине, она побоялась, что дочь уже никогда не выйдет замуж.

Мадина долго плакала, потом сдалась. Натиск родственников заставил ее, образованного психолога, согласиться выйти замуж за тракториста. Я не смогла приехать на свадьбу к подруге детства. Потом общие знакомые рассказали, что невеста в слезах отхлестала жениха букетом.

Потом мы изредка переписывались. И вот однажды Мадина появилась на аватаре WhatsApp в хиджабе. Я сразу перезвонила ей. Выяснилось, что хиджаб ее заставил надеть муж Навруз. Религиозность Навруза со временем переросла в настоящую одержимость. Через несколько лет маленьким дочкам и жене было приказано надеть хиджабы, выбросить всю косметику, а Мадине было велено уволиться с любимой работы. Оказалось, ее муж связался с той самой организацией, называющей себя «Исламским государством». Сквозь слезы она рассказала мне, что их случай типичен для Северного Кавказа. Вербуют всех вокруг. Многие женщины отправляются в ИГ вместе с мужем и детьми – это еще можно объяснить, но нередко молодые девушки отправляются в ИГ в одиночку, как и Варя Караулова надеясь выйти замуж за боевика. И происходит такое далеко не только в России. Я отправилась во Францию, Германию и Турцию, чтобы поговорить с теми, кому чудом удалось спастись.

Анна Эрель

Недавно на русском языке вышла книга известной французской журналистки Анны Эрель «Под кожей джихадистки». Сейчас писательница продала свою квартиру, уволилась из редакции и прячется по съемным комнатам, каждый месяц меняя адрес. Редакционное задание внезапно стало роковым: журналистка влюбилась в генерала ИГ, стала его заочной женой и чуть не уехала к нему в Сирию.

— На Facebook мне постоянно угрожают расправой. Правительство Франции взяло меня под свою охрану. Я сменила место работы и продала свое жилье. Стараюсь больше одного месяца не задерживаться в одной квартире. Более того, вся семья Биляля мне постоянно пишет. У него во Франции, еще до джихада, родилась дочка от одной из жен. Вот она постоянно плачет, спрашивает, где папа. Она не верит, что Биляль погиб. Я молчу, потому что сама не знаю, умер ли он. И еще у него есть три жены в Халифате, вот они мне постоянно пишут, оскорбляют, они уверены, что я и правда была влюблена в их мужа и собиралась приехать к нему. Они считают, что это я погубила его.

— Как вы познакомились?

— Я снимала много интервью с семьями подростков-джихадистов. Тогда еще не было Сирии, они уезжали в разные группировки на Восток. Я все время задавала себе вопрос, почему, почему они уезжают? Я видела много совершенно разных семей, одни маргинальные, с детьми, полностью предоставленными самим себе. Другие вполне благополучные, хорошо образованные дети, из семей, полных любви и понимания.

— Ты создала поддельный аккаунт в Facebook: Анна, 20 лет, француженка марокканского происхождения, выросла без отца, недавно приняла Ислам. Как этот аккаунт помог тебе изучить механизм вербовки?

— Постепенно у меня набралась сотенка друзей — радикалов из Франции, Бельгии, Англии. Но они все были молодыми мелкими сошками. Пока однажды я не поймала «крупную рыбу»: ко мне в друзья постучался мужчина, он сразу спросил меня, мусульманка ли я и что я думаю о джихадистах. И тогда меня осенила мысль: а что, если не раскрывать карты и продолжить общение с ним от своего вымышленного персонажа? Ведь профессия журналиста учит: никогда не бывает ни черного, ни белого, всегда только серый с его оттенками!

— Этот парень был арабом?

— Нет, как и я, он был этническим французом. В исламе ему дали имя Биляль. Он говорил, что покинул Европу навсегда. Потому что Европа находится в страшном грехе христианства, что все европейцы неверные, и чтобы стать хорошей мусульманкой, надо поехать в халифат и встать на свой путь джихада, на путь всевышнего. С этого момента мы начали много спорить. Я ему отвечала уклончиво: не знаю, как правильно верить, как верно молиться, и так далее. Он мне всегда твердил: «верь мне, верь мне, верь мне…» И я хочу вам сказать одну важную вещь: моему персонажу было 20 лет, а этому мужчине – 40. И я вас уверяю, что, будучи взрослым радикалом, очень легко убедить и влюбить в себя девчонку, которая вполовину моложе вас. Тем более, если эта девочка никогда не видела нормального авторитетного отца.

Я вас уверяю, что, будучи взрослым радикалом, очень легко убедить и влюбить в себя девчонку, которая вполовину моложе вас. Тем более, если эта девочка никогда не видела нормального авторитетного отца.

— Тебе было страшно?

— Мне было очень страшно. Со временем он предложил выходить в Skype. Мне и так было страшно. Но переписываться по Facebook это одно, а говорить – уже совсем другое. Мне было противно улыбаться и кокетничать с человеком, который убил очень много людей. Но мало-помалу я привыкла обсуждать с ним, как прошел каждый мой день.

— Биляль был вербовщиком или боевиком?

— Он был влиятельным полевым командиром с опытом работы еще в «Аль-Каиде» и Афганистане. Хотя вел себя со мной как тонкий психолог: с самого начала пытался понять, кто я есть, понять меня. Если я девушка, которая хочет поехать в Сирию, чтобы выйти замуж? Или я мечтаю взять в руки оружие и начать воевать? Вот он мне рассказывал: если ты хочешь, я тебе все подарю, мешок денег, оружие подарю. Какое оружие ты хочешь? Хочешь калаш? Или маленький пистолет хочешь? Я строила из себя ранимую девочку, что я не знаю хочу ли ружье, что я всего боюсь. Он быстро подхватил эту карту, и начал уверять меня, что будет меня защищать и во всем поддерживать, что он меня познакомит со многими людьми, что у меня там будет целая банда подружек, с которыми я буду гулять и делать простые обычные вещи. Что я даже в кино буду ходить! Что я буду жить с ним с Ракке. И что, если я захочу, он мне купит любой дворец, любой замок, какой я захочу. И чтобы я вообще не волновалась о деньгах. Оказывается, когда ты выходишь замуж за боевика ИГ, он дает тебе либо ценный свадебный подарок, либо очень много денег. Велел до нашей свадьбы определиться, какой подарок я хочу

— Ты всерьез решила выйти за него замуж?

— Я должна была стать его четвертой женой. Твердил, что в Сирии меня ждет море любви и счастья. И что я эгоистка, раз не еду. Говорил, что ты там сидишь такая грустная, приезжай сюда и помогай своим сестрам, помогай боевикам – у нас очень много задач для мусульман. И вы знаете, что самое страшное? В какой-то момент я почувствовала, что и правда…влюбилась! Что я и правда обязана к нему ехать помогать. Я знала, что он всего лишь соблазняет меня. Но даже понимая это, я начала потихоньку поддаваться на обман. В какой-то момент поймала себя на мысли, что сижу на крючке и не могу соскочить. Иншаллах, я не вышла за него замуж.

И вы знаете, что самое страшное? В какой-то момент я почувствовала, что и правда…влюбилась! Что я и правда обязана к нему ехать помогать. Я знала, что он всего лишь соблазняет меня. Но даже понимая это, я начала потихоньку поддаваться на обман.

— Ты влюбилась в террориста?

— Сначала мы изредка переписывались в течение дня. Смайлики друг другу отправляли. Или еще что-то. А вечером созванивались, когда у него заканчивался бой. А потом он поехал на передовую, и начал мне еще чаще звонить на Skype. Несколько раз в день звонил. Он прямо атаковал меня своим вниманием. И я в какой-то момент подумала, что вообще уже дышать без него не могу. А если я не дай Бог не отвечала, возвращалась домой и мой мессенджер в Facebook был полон: «где ты? где ты? где ты? где ты…» иногда любовно, иногда нервно, иногда раздраженно – это было уже слишком

— Он что-нибудь рассказывал о своем рабочем дне?

— Просыпается в 5:00, потом 4-5 часов едет в город на границе Сирии и Ирака, где добывают нефть. Он рассказывал мне, какие они хорошие люди и что раньше в этом городе весь мир добывал нефть, а местным людям ничего не доставалось, пока не приехал Биляль и его люди, и что они, такие добрые и хорошие, освободили местных от влияния иностранных государств и теперь добывают нефть сами, восстанавливают красивую цветущую Сирию для ислама. Во второй половине дня, если кто-то из его соратников был ранен, он ехал их спасать. Надо добавить, что Биляль не был молодым 20-летним джихадистом, который радикализовался и уехал на джихад, как многие мои друзья. Он уже много лет воевал против американцев, сначала в Ираке в 2003 году, а до этого «совершал джихад» в Афганистане. То есть, я завязала роман с серьезным боевиком-руководителем.

— Он как-нибудь описывал твое будущее с ним?

— Обещал купить дом, какой я только захочу, даже на 5 комнат. Что я могу приехать к нему с подружками, девушками, разумеется. И что я буду весь день ждать его дома, я имею право выходить гулять, но только с девушками-подругами. Что женщины у них не воюют, но имеют право ездить с мужем на передовую и делать фото или видео. В течение дня я буду следить за домом, и что самое важное – я обязана быть дома перед мужем соблазнительной кокеткой. Представь себе это лицемерие: на улице Ракки или любого другого города под контролем ИГ я должна ходить полностью закрытой, с головы до пят, только щель на глазах. Но дома я должна быть самой сексуальной для своего мужа! Он просил меня привезти из Франции как можно больше нижнего белья и духов! Да, и конечно, для него было важно, чтобы я оставалась девственницей до свадьбы, и что это будет прописано в нашем акте о заключения брака.

— А почему бы ему не жениться на местной девушке? Зачем звать к себе француженку?

— Биляль говорил, что местные недостаточно верят в Аллаха, не закрываются до пят. И потом, что местные девушки узко мыслят, с ними не о чем поговорить. В общем, теперь я уверена на 100%: если ты молодая девушка из Европы, наивная, да еще и девственница – ты самая первая жертва боевика, других критериев у них и нет.

— Ты всерьез думала поехать за ним?

— Меня затянула эта история. Я поняла в какой-то момент, что уже дышать не могу без нашего общения. Перестало быть ясно, журналист я или женщина. И да, мы говорили о его возможной гибели. Если бы он умер, я не должна быть грустной, принять смерть как божий дар. И к тому же, у нас должны быть совместные дети. Так что надо жить во имя наших детей. И вообще, жизнь здесь – она вообще не важна, а важно то, что будет после смерти. И что мы здесь живем, только чтобы умереть. Он очень часто повторял разные красивые формулировки из Корана. И вот в Коране есть такая фраза, что пророк якобы сказал однажды, что мы здесь на земле временно, поэтому можно делать все, что мы захотим, это всего лишь игра. Я у него тогда спросила – и что, ты тоже играешь? Он ответил: да, я развлекаюсь, как могу.

Ты в итоге решилась поехать к нему?

— Через три месяца разговоров он меня убедил, и я поехала. Мне было предложено добираться через Голландию, потом в Турции пересечь границу с Сирией, чтобы замести следы. В каждом пункте с меня требовали купить местный телефон и делать селфи, что я действительно нахожусь в этом месте. В Турции меня должна была встречать проводница – француженка. Мне было страшно посмотреть в глаза этой женщине! Ведь она собственными руками вела девочек на смерть! В общем, я выехала и даже добралась до Амстердама. А там купила телефон, сделала селфи, отправила Билялю и… остановилась на этом.

— Тебе не было страшно сказать «нет» такому человеку?

— Задеть самолюбие мужчины это в принципе очень опасно, а задеть самолюбие мужчины-террориста опасно вдвойне. Он был очень зол. Сказал, что он не просто ждал меня, но еще и предупредил все свое окружение, что я приезжаю. И что теперь он выглядит полным идиотом перед ними всеми. Что он их шеф, и что нельзя выставлять шефа настоящим дураком, иначе он потеряет всякий авторитет

— Он жив сейчас? Ты уверена, что находишься в безопасности?

— Нет, он умер <…долгая пауза, потом начинает говорить очень быстро> Я не знаю, как, но я почувствовала, что он погиб. Просто стало ясно, что теперь его нет. Хотя не понимаю, как это могло произойти, потому что террорист с боевым опытом в 20 лет не может просто так умереть, понимаешь? Как он мог так резко умереть после того, как одна молодая француженка его кинула? Может быть, его наказали за то, что он не смог доставить в Сирию очередную жертву

— Как ты думаешь, почему терроризм набрал такие обороты сейчас?

— Знаешь, что самое страшное? Члены ИГ сделали терроризм модным! Они стали первой организацией убийц, кто вышел в открытое медиапространство. Биляль каждый час делал фото и выкладывал в Instagram. Переходил границу с Турцией, сидел в кебабной, ел кебаб с калашниковым наперевес и делал селфи. Халифат осуществил американскую мечту по-арабски: предлагает мальчикам и девочкам стать богатыми и знаменитыми, присылать своим родственникам селфи с автоматами и пачками денег в руках. А наши коллеги-телевизионщики помогают им в этом: приезжают и снимают документальные фильмы о них. Это именно они помогают делать террористов «модными».

— Но почему за ними едут взрослые адекватные женщины?

— Женщины всегда хотят сильного мужчину рядом. К тому же, новообращенные мусульманки очень религиозны. И они хотят строгого мужа. А кто может быть строже, чем мужчина, уехавший в ИГ воевать за братьев-мусульман?

Биляль рассказывал тебе, откуда у ИГИЛ деньги?

— Он рассказывал, как они захватывали оружие на американских базах в Ираке. Калашниковы, пулеметы, даже тяжелая артиллерия. Потом многие мусульмане не поддерживают прямо, но отправляют им деньги. И это не только Саудовская Аравия, это практически все страны Ближнего Востока. И, конечно, главный доход – это захваченные террористами нефтяные скважины.

Халифат осуществил американскую мечту по-арабски: предлагает мальчикам и девочкам стать богатыми и знаменитыми, присылать своим родственникам селфи с автоматами и пачками денег в руках.

— Как ты думаешь, почему терроризм набрал такие обороты сейчас?

— Но почему за ними едут взрослые адекватные женщины?

Биляль рассказывал тебе, откуда у ИГИЛ деньги?

Ян Кизилхан

Профессор психологии, вызволяющий женщин из плена

Биляль говорил Анне, что их основной доход – это нефть. Но кое о чем он умолчал. У боевиков есть и другая статья доходов — рынок белых женщин. В Ракке и Мосуле развернулись невольничьи рынки. Сюда едут со всего Востока: жители Саудовской Аравии, Туниса, даже Турции покупают себе рабыню. За недорого.

Ян Кизилхан – доктор психотерапевт. Иранец по происхождению, он инициировал правительство Германии создать программу спасения жертв боевиков. Этот отважный человек вместе с переговорщиками ходил на сторону ИГ и лично вызволял живой товар из плена.

— Я обследовал тысячи женщин, и 99 % из них сказали мне, что их регулярно подвергали пыткам и изнасилованиям, каждый день. Их насиловали как отдельные боевики, так и группы мужчин. Одна девочка рассказывала мне, как они вместе с другими наложницами сидели в одной комнате, и с утра до вечера знали и ждали, что сейчас кто-нибудь придет, заберет и изнасилует ее. Вы можете себе представить 16-летних девочек, живущих в постоянном ужасе, постоянно плачущих и знающих, что сегодня их снова будут насиловать и пытать…

— Правда ли, что женщины – один из способов ИГ зарабатывать деньги?

— Впервые боевик ИГ попытался продать свою жену в августе 2014 всего за $10. Но сейчас цена выросла в тысячу раз. Вы знаете, почему? Потому что теперь не только террористы, но и люди со всего ближнего востока приезжают купить себе рабыню! Сейчас «нормальная» цена за женщину достигает $8-10 тыс.

— Как эти женщины попадают в руки боевиков?

— Во-первых, они физически воруют женщин, детей, мужчин. Воруют на территориях Сирии и близлежащего Ирака. Больше всего от рук террористов страдают малые народы Востока, не проповедующие Ислам. Идеология Халифата определяет их как «нелюдей», то есть это предметы. С которыми обходятся хуже, чем с животными. Огромная территория Сенжар, на которой исторически проживали Езиды – это не исламский народ со своим верованием. Обычно боевики предупреждают: мы идем в вашу деревню, кто не хочет принять ислам и вступить в наши ряды, должен покинуть территорию.

Жителям дается 48 часов. Но однажды боевики ворвались в деревню езидов без предупреждения. Это было частью плана: они добывали новую партию наложниц. Из 5 тысяч человек уцелело всего три сотни молодых женщин, попавших в плен. Они собрали всех девочек и женщин в местной школе. А потом взяли оставшихся мужчин, увели на 500 метров от школы и публично казнили их. Пошли по домам и забрали себе все более или менее ценное: золото, украшения, деньги, телефоны, машины. Потом они взяли всех пожилых женщин, и отвели их в соседнюю деревню, подконтрольную ИГ. Они силой обратили всех женщин в ислам, даже если те сопротивлялись. И сделали их рабынями.

Я расскажу вам одну типичную историю. Этой женщине было 26 лет. Ее как раз украли в деревне езидов в Сенжаре. Сначала ее вывезли в Калафа, там она была перекуплена другим мужчиной. Он подержал ее пару дней и сказал: ты мне не нравишься, я тебя выбрасываю. Он привел ее на рынок женщин в Мосуле и перепродал другому. И это повторялось 40 раз. Представьте себе, ее перепродавали 40 раз, и каждый раз ее насиловали сразу несколько мужчин. И это продолжалось больше 10 месяцев. Конечно, мы должны спросить самих себя и всех мусульман мира, как такое может случиться? Ведь имя ислама – это мир и любовь. Даже к животным не будешь относиться и истязать так, как боевики ИГ это делают со своими пленницами. И таких историй – тысячи и тысячи

Представьте себе, ее перепродавали 40 раз, и каждый раз ее насиловали сразу несколько мужчин. И это продолжалось больше 10 месяцев. Конечно, мы должны спросить самих себя и всех мусульман мира, как такое может случиться? Ведь имя ислама – это мир и любовь.

— Правда ли, что ИГ и детей превращают в боевиков?

— Это правда. В той же деревне они собрали группу детей и подростков от 8 до 14 лет и превратили их в маленьких бойцов. Вы можете себе представить, дети-солдаты, как в Африке! Они дают им военное образование, религиозное образование и заставляют воевать. Я работал с одним мальчиком. Я ему сказал: однажды ты вернешься домой, к своей семье, которая сейчас бежала в Ирак. На что он ответил: нет, я больше не езид, езиды неверные, у меня больше нет семьи. Я теперь буду убивать всех езидов.

Я убью даже своих родителей, если потребуется. То есть они сделали из него зомби! И в руках ИГ сейчас около 700 маленьких мальчиков, которых они используют в качестве солдат. Еще один источник детей-боевиков, это украденные женщины езидки с детьми. Они привезли их на территорию ИГ, в город Телифа. В одном месте собрали около 3 000 езидок. Они не давали им вообще никакой еды, потом дали еду с ядом. Большинство детей умерло. Выжили только самые выносливые.

Так они произвели «естественный отбор», если можно его так назвать. Остальных женщин и детей они развезли по разным городам, подконтрольным ИГИЛ. Теперь их продают в Ракке и Моссуле. Они прямо привозят девушек на рынок и продают их, как товар. Некоторые бойцы покупают себе жен практически на вес: сразу четыре — пять «штук». Собирают всех этих бедных девочек в одном доме, пытают и насилуют их. Можете себе представить, делают с ними все, что пожелают. Я обследовал одну девочку 9 лет, она была продана 8 разным мужчинам. Все они были в возрасте 60 лет. Вообразите себе, за 8 месяцев ребенок был изнасилован и истерзан этими взрослыми мужчинами сотни раз.

— Но есть и те, кто едет в этот ад добровольно. По статистике, из одной только просвещенной Франции в 2015 году в ИГ ушли 500 человек, из России и бывшего СССР и того больше — 2500.

— Целевая аудитория рекрутеров ИГ — неблагополучные иммигранты, не сумевшие интегрироваться в новую культуру. Несчастные подростки и молодые мужчины без каких-либо перспектив внезапно в лице ИГ обретают надежду и мечту. Им обещают деньги, оружие и даже славу. Кстати, многие женщины из тех, кто уехал туда по собственному желанию, разделяют идеологию ИГ, я знаю мусульманок-женщин, кто сам отправлял мужа украсть в рабство какую-нибудь езидку. И мужчины ехали и воровали женщину по наставлению жены. Кстати, после возвращения из ИГ женщин обычно не наказывают, хотя там немало женщин-солдат. Они контролируют близлежащие территории и даже сами воруют людей.

— Насколько женщины вообще важны для ИГ?

— Без женщин ИГ не выжило бы как организация. Женщины помогают им воевать, ездят на передовую, или же ухаживают за домом и детьми. В ИГ приезжают целыми семьями. Из Боснии и Чечни недавно приехало около 400 полных семей, мужчины привезли с собой жен и детей. Сейчас они почти все осели в городе Ракка. Эти люди верят в идеологию халифата и всей семьей готовы умереть.

— Я знаю, что вы регулярно помогаете спастись пленницам ИГ. Каким образом?

— Есть два пути, как оттуда сбежать. Первый – это как-то выбраться из деревни, и потом идти пешком по пустыне. Но здесь существует большая опасность, что, если тебя поймают, то почти наверняка казнят. Боевики ИГ регулярно убивают женщин, которые пытались сбежать от них. Сбежать очень сложно, — представьте себе девочку 16 лет, она никогда не была в городе Ракка, и вот она должна оттуда выбираться по ночам, без еды, без денег. Я знаю историю двух девушек-сестер, они три недели выбирались из ИГ. Днем прятались, а ночью шли пешком, без еды и почти без воды, даже местные жители боялись помогать им. К счастью, они спаслись, это редкое везение. Иногда террористы сами связываются с родственниками и говорят: «выкупайте свою дочь за $10 тыс.». Обычно ведут переговоры с террористами курды и когда договоренность достигнута, девушку привозят на место обмена. Туда же приезжает брат или отец с деньгами, и ее обменивают на деньги.

По статистике, из одной только просвещенной Франции в 2015 году в ИГ ушли 500 человек, из России и бывшего СССР и того больше — 2500

— Насколько женщины вообще важны для ИГ?

— Я знаю, что вы регулярно помогаете спастись пленницам ИГ. Каким образом?

Лидия

мать джихадистки

Француженка польского происхождения Лидия живет вместе с мужем в северной части Франции, в известном популярном у мигрантов регионе Па де Кале. Когда ее единственная дочь в возрасте 16 лет решила принять ислам, Лидия пришла в ужас. Но из уважения к выбору дочери мешать ей не стала.

— Она знала, что мы против, поэтому не сразу призналась, что приняла Ислам. Мы живем в городе Кале, в 30 минутах езды от Лилля. В 16 лет она поехала учиться в Лилль. И когда приехала к нам на первые выходные, я все сразу поняла. Закрытая одежда, длинная юбка, от прежнего кокетства не осталось и следа. Спустя время она стала ярой практиканткой, молилась 5 раз в день, даже ночью вставала на молитву. У нее даже как будто тело изменилось, стала более закрытой, зажатой что ли.

— Вы что-то предприняли?

— Мы ничего не могли поделать. Она отказывалась как-либо обсуждать свой выбор. Ну не могли же мы ее физически наказать за принятие новой религии. И потом, я надеялась, что когда она повзрослеет, все изменится. И когда у нее появилась возможность поехать по обмену студентов в Германию, мы с мужем очень обрадовались. Подумали, может быть, теперь все изменится. Для девочки наступал новый этап, менялась ее повседневная и профессиональная жизнь. Впереди ее ждут новые знакомства и возможности, — так мы думали. Но не тут-то было. Через пару месяцев нам позвонила ее соседка и сказала, что дочка больше не живет в съемной квартире. Она переехала к какому-то мужчине, одетому как джихадист. Вы знаете, такое длинное белое мужское платье, не знаю, как оно называется точно. Так вот, когда мы это узнали, я чуть с ума не сошла. Мы поехали в Германию ее искать

Когда я вошла в квартиру, увидела мою девочку, полностью закрытую в никаб, с головы до пят, даже лицо закрыто, для меня это стало настоящим шоком, я до сих пор не могу оправиться. У них дома дымились благовония, вместо телевизора включен диск с аудиозаписями из Корана. А ее муж, он вообще отказывался разговаривать с нами о чем-либо.

— Вы его вините в том, что произошло?

— Я тогда возненавидела его. Но потом, мало-помалу, узнала его историю. Он немец, как и моя дочь, перешел в ислам. Его родители очень милые люди, они были категорически против, закрывали его дома, запрещали ходить в мечеть. Когда я приехала к ним, для меня это стало шоком, я до сих пор не могу оправиться.

Однажды дочка сказала мне, что беременна. Мы засобирались в Германию. Но в последний момент она позвонила: не приезжайте, у нас сменились планы, мы уезжаем к друзьям. Знала бы я, о каких друзьях идет речь! Через несколько дней мама ее мужа прислала мне смс, что дети всей семьей выехали в Сирию. Это было тяжело, очень.

— Вы смогли с ней связаться?

— Через некоторое время она вышла на связь по WhatsApp. Мы каждый день переписывались. Каждое сообщение — как воздух. Так я постепенно узнала подробности: дочь поселили в общежитии для женщин, почему-то отдельно от мужа. По уверениям девочки, она очень хорошо живет, ее ребенок ест фрукты. Иногда они гуляют всей семьей парке. Я спросила, почему она не поселилась вместе с мужем, но она отказывается отвечать. Честно говоря, я даже не знаю, жив ли мой зять. Говорят, неопытных новичков там почти сразу посылают на передовую

— Вы пытались убедить ее вернуться домой?

— Я была уверена, что если она станет мамой, то поймет, что такое быть ответственной за свое чадо. Что теперь она меня понимает, и как женщина с ребенком на руках никогда не поедет в место, где опасность и где идет война. Но я ошиблась – она поехала туда беременной, и в халифате у меня родился внук. У меня такое впечатление, что эти люди, они в принципе теряют человеческое лицо. Даже нормальные инстинкты самосохранения для них перестают работать. И вообще для них неважно то, что происходит на земле. Только жизнь после смерти имеет значение. Поэтому для нее не представляет никакой проблемы принести в жертву жизнь собственного ребенка.

Я была уверена, что если она станет мамой, то поймет, что такое быть ответственной за свое чадо. Что теперь она меня понимает, и как женщина с ребенком на руках никогда не поедет в место, где опасность и где идет война. Но я ошиблась – она поехала туда беременной, и в халифате у меня родился внук.

— Вы говорите «халифат», а не «Исламское государство или ДАИШ…

— Халифат — так называет эту организацию моя дочь. Я повторяю за ней, потому что не хочу хоть каким-то образом повредить моей девочке в будущем. Не мое дело судить, что это за организация и чем она занимается. Я просто очень сильно жду мою дочку домой!

— Что она сейчас вам пишет?

— Для меня было очень важно держать с ней хрупкую, но связь. Я даже ночью вздрагивала от ее смс. Боялась задать лишний вопрос и таким образом отпугнуть ее. Но однажды дочка написала мне, что наставники запрещают ей общаться с матерью и давать информацию о своей повседневной жизни. Это была ее последняя смс, с тех пор мой телефон молчит, а сердце разрывается от боли

— Ее муж, он вступил в ряды боевиков?

— Первое время я была зла на ее мужа. Ведь это он поехал туда воевать, и повез за собой мою доченьку и малыша. Но потом я подружилась с его матерью. Она мне рассказала, каким добрым и чувствительным ребенком он был. Прислала мне фотографии его маленького. Это был очень светлый, добрый мальчик. Теперь я понимаю, что он – такая же жертва этой ситуации, как и моя дочь

— Что бы вы ей сказали, если бы увидели ее сейчас?

— Какой сложный вопрос… (плачет). Если бы у меня появилась возможность снова общаться с ней, я бы рассказала ей, как сильно я люблю ее. И что мы с отцом очень ждем ее. Что сильно скучаем. И что мы на 100% готовы принять ее обратно, и готовы помочь ей начать строить свою жизнь заново. Что мы уже научились мириться с болью и продолжаем жить своей жизнью даже без нее. Но это очень тяжелый вопрос, конечно

Сибель

24 года

B Турчанке Сибель 24 года. Она родилась и выросла в местности Кайсери. У ее отца есть собственная ферма в Турции, и девочка с детства помогала родителям, работала в поле. Когда началась война в Сирии, Сибель заканчивала школу. После школы она поступила в университет, но учиться ей не понравилось. И когда в семье начались проблемы, не раздумывая бросила учебу и вернулась в родную деревню. Девушка мечтала выйти замуж и родить детей, но отец оказался против. Жизнь Сибель замкнулась вокруг деревенской работы. Единственной отдушиной стал интернет.

— Я в твиттере познакомилась с одним парнем. Который начал утверждать, что тот ислам, который у нас, он неправильный, и что он мне поможет «с правильным исламом». Начал, грубо говоря, гипнотизировать меня. Мы обменялись контактами. И когда в соцсетях я начала с ним говорить, таких как он у меня в списке контактов стало еще больше. Я с ним долго общалась. И уже постепенно мы с ним начали говорить о встрече, о месте, как мы убежим в Сирию. Так я однажды оказалась в Стамбуле.

— Как вы добирались от Стамбула до Сирии?

— Он назначил мне встречу на автовокзале. Оттуда мы должны были ехать в город Газиантеп. Но на нашу встречу парень пришел не один. С ним было еще 6 человек. Они все сказали, что мы едем в халифат. Один день мы провели в Стамбуле, потом поехали в Газиантеп, оттуда переместились в город Кизилис на границе с Сирией. Там переночевали в ночлежке. Это была последняя спокойная ночь перед долгим периодом

— Как вы перешли границу, ведь она охраняется?

Мы дождались темноты. Там есть специальные проводники, они показывают, как и где переходить границу, чтобы не поймали. Им заплатили, конечно. Как только мы оказались в Сирии, мне было приказано покинуть своих спутников. Меня отправили ночевать в отдельной квартире. Там были десятки других женщин, все иностранки. Я там арабской речи вообще не услышала.

— Чего ты ожидала там увидеть?

— Я им поверила. Я думала, тут правильный ислам. И вдруг мне заявили, что я выхожу замуж. За кого? Кто он? Я не знаю… До того, как меня выдали замуж, меня много раз изнасиловали. А ведь я была девственницей, пока не приехала к ним! И они оправдывались тем, что в исламе это есть и это не грех. И вы знаете, что самое страшное? То, что меня и многих женщин вот так вот насиловали, и со временем мы начали к этому привыкать. Этот ужас становился нормальным. Просто другого выхода нет. Потом меня выдали замуж. Я не знала, кто он был такой. Меня особо на улицу не выпускали. Он был очень агрессивным. Он мог меня бить, пытать в любой момент, когда ему плохо, когда ему что-то не нравится, когда ему холодно, например. Короче, когда захочет

Я думала, тут правильный ислам. И вдруг мне заявили, что я выхожу замуж. За кого? Кто он? Я не знаю… До того, как меня выдали замуж, меня много раз изнасиловали. А ведь я была девственницей, пока не приехала к ним!

— Как проходил твой день?

— Утром ела только то, что давал мне так называемый «муж». Совсем немного еды. Потом он меня насиловал и уезжал на передовую. Пока его нет, можно немного постоять у окна, посмотреть на улицу. Видно было, что ходят люди с автоматами, а больше ничего. Я как в тюрьме жила, не имела права выйти куда-то без него. Раньше, дома в Турции, я постоянно ходила на рынок, покупала фрукты, еду, платья. А здесь мне сразу дали понять, что в ИГ женщина хуже вещи, и муж имеет право сделать с ней все, что пожелает. Мы даже душ принимали очень редко, и только когда разрешит мужчина.

— Тебя не пытались перепродать?

— Да, там постоянно продают женщин. На рынках и по объявлениям. При мне продавали других. Да и меня продали. Они говорят, что женщина не имеет права голоса и она должна молча выполнять то, что ей приказывают. Если вы нас будете слушать, тогда вы попадете в рай, — так они нам говорили. А еще, что на войне удовлетворять мужчин надо. А потом я ему надоела, и меня продали снова

— Новый муж относился к тебе лучше?
— Этот вообще оказался садистом. У него со мной только — еда, бить меня и насиловать. Только это нас связывало. И никаких прав. Женщина у них не человек. И я понимала в любой момент, что меня могут снова продать. У него была своя комната. Я не имела права туда заходить. Но я как-то рискнула. Мне уже было плевать, что со мной будет. Я даже в фильмах не видела столько оружия. Это было страшно и мне стало жутко от этого.

— А ты видела среди боевиков женщин?

— Да, там существуют женщины-бойцы. Они идут на передовую вместе с мужчинами и беспрекословно выполняют их приказы. Мне кажется, они выбирают вероятную смерть в бою, чтобы не быть ежедневной секс-рабыней для боевиков, какими были мы. Остальные воспринимали их как руководителей, и делали то, что они приказывали. Я думаю, они и есть бойцы. И знаете, что они говорили? Так мы попадем в рай, мы пойдем на всё ради аллаха.

— Как тебе удалось выбраться оттуда?

— Я очень хотела вернуться домой. Очень. Я уже хотела смерти. Я не хотела так жить. У меня не было выхода другого. Надо было бежать. Но я знала, что если меня поймают, то публично закидают камнями — такая казнь. И я ждала случай, чтобы позвонить домой. У меня не было никакой связи. Был, телефон, но мой так называемый муж брал его с собой. И вот как-то он его забыл. Я со страхом позвонила другу своему в Турцию. У него тут были связи. Но я не знала, где я. Я посмотрела из окна. Почитала ему название вокруг и улицу сказала, и все. Если бы вы знали, как мне было страшно. Как я боялась, что он вернется. И я даже думать не хочу, что бы было со мной. Но мне надо бежать.

— Как вам удалось организовать твой побег?

— Договорились, что на следующее утро мне нужно будет выбраться из дома. К счастью, около дома меня уже ждал один человек. Он дал мне поддельные документы и посадил в машину. На каждом пропускном пункте говорил, что купил эту женщину себе, и теперь везет домой. На каждом пункте платил им взятку. С наступлением ночи мы пересекли границу с Турцией. Нелегально, конечно, но там много переходов без контроля.

— Тебе было стыдно возвращаться?

— Когда я приехала домой, самое страшное для меня случилось там. Моя семья сказала, что я для них умерла. Меня нет в живых в этом доме. Мне пришлось уехать из деревни. Я сейчас в Стамбуле. Надеюсь, родители меня простят когда-нибудь. Я знаю, что провинилась перед ними. Но я думала, там ислам и я там буду в правильном месте. Но нет. Это не мой ислам. Я очень жалею. Моему отцу стыдно, что я жила с боевиками и была выдана замуж много раз. Для истинной мусульманки это несмываемый позор, хуже смерти. Не знаю, что принесет мне будущее. Очень хочу получить религиозное образование, выйти замуж и родить детей. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь забыть ужасы халифата.

Аделин Шенон

Не все женщины, попавшие в ИГ, сами приехали туда, некоторые просто оказались на оккупированной территории. Так произошло, например, с французской писательницей из Парижа Аделин Шенон, которая еще до войны вышла замуж за сирийца-бедуина и переехала жить в пустыню. Там у пары родилось двое детей. Пока муж занимался разведением диких лис, женщина работала в качестве автора и фотографа для французской прессы. Война застигла семью врасплох.

— Я никогда не говорила с мужем на религиозные темы. Я никогда не чувствовала никакого давления на себя. Мы жили в пустыне как бедуины. А бедуины Сирии, как и Ливана, очень толерантны к другим религиям. Когда был месяц Рамадан, они все постились, но мне муж отдельно приносил еду. Он знал с самого начала, что я католичка, и никогда не допускал даже возможности обратить меня в ислам. Бедуины очень мягкие, наверное, именно поэтому ИГ так легко захватило их земли. Они до последнего не верили, что к ним пришла война, просто отказывались это понимать

— Вам повезло, вы успели убежать.

— Когда они пришли в Ракку, стало ясно, что мы убегаем. Ракка — это город, который находится немного в изоляции. Там террористам было проще всего расположиться. Хотя это нельзя назвать «расположиться», потому что речь идет о полном истреблении местного населения. У них такая своеобразная техника: они убивают старшего сына рода, а потом спрашивают, согласны ли остальные принять ислам и вступить в их ряды. Если все остальные не следуют за ними, они убивают всех. Поэтому часто сирийские бедуины становились боевиками поневоле, чтобы избежать смерти. А женщин берут в плен. Если ты девственница – тогда тебя дарят как подарок или как сексуальный объект. Если ты уже была замужем, тогда тебя используют в качестве прислуги, служанки. Почти все мои соседи бедуины пережили это: в поселение врывается ИГ, ворует женщин и убивает мужчин. Они вернули Средневековье. Теперь женщина стала в прямом смысле слова объектом. Могут подарить сразу 3-4 женщины шефу, например, в знак своего почтения.

— Кто-то из твоей семьи согласился встать на сторону ИГ?

— Наша земля оказалась между двух огней, часть попала под оккупацию ИГ. Мой зять попытался жить на оккупированной территории. Но ему предложили отдавать 80% его продукции в пользу солдат, а себе почти вообще ничего не оставлять. Он, конечно, отказался. Они бежали в Турцию, сейчас живут в лагере для беженцев.

— Как ИГ удается привлекать такое гигантское количество людей?

— Представьте себе, вы приезжаете, вам сразу дают дом, дают жену, выдают оружие, а вместе с калашом — невероятную сумму денег – до 1 000 евро ежемесячно. Это гигантские деньги для Сирии, да и для всего Ближнего Востока сейчас. И при этом у вас голова полна идей и желаний изменить мир. Нельзя сбрасывать со счетов, что ИГ предлагают принципиально новый проект для жизни. Мы можем быть несогласными с этим проектом, но он есть!

Вы приезжаете, вам сразу дают дом, дают жену, выдают оружие, а вместе с калашом — невероятную сумму денег – до 1 000 евро ежемесячно.

— Что это за проект?

— Они формируют религиозные школы, в которых воспитывают новое поколение детей-баранов. Эти дети с детства привыкают к мысли, что женщина – это объект, что мальчик должен убивать неверных. Они искореняют в них всякое желание и способность решать свою дальнейшую судьбу за себя. Мальчиков приучают к мысли, что те скоро умрут за аллаха. А девочек – что они сексуальный инструмент, и только мужчина решает, жить ей или умереть. Я разговаривала с одной сбежавшей из оккупированной Ракки. И единственная мечта этой женщины была вернуться в Ракку, потому что там остались ее книжки. Она сказала, мне надо срочно научить мою маленькую сестру читать, иначе она никогда не будет свободной. Даже чтобы самостоятельно прочитать дорожный знак, сколько километров осталось до Дамаска, ей нужно хоть немного знать грамоту. Здравоохранение в ИГ для женщин тоже недоступно.

— Женщин запрещается лечить?

— В обычных больницах нет врачей для женщин. Это шариат, по шариату все раздельно. К тому же, женщина по определению считается грешной, прикасаться к женщине в шариате считается грехом. И если говорить о гинекологии, а там женщины очень часто становятся беременными, так вот заботиться о них некому вообще. Они часто умирают просто от отсутствия нормального медицинского осмотра. А ведь женщинам нужно заботиться о будущем ребенке, ей жизненно необходимы нормальные условия для элементарной гигиены. Но, конечно, если ты машина для производства детей, или рабыня — уборщица, то о твоем здоровье никто не печется. Это как в Африке: женщина ценна только своей функцией. Если она заболела или стала старой и не может выполнять свою функцию – ее просто выбрасывают за ненадобностью

Пока писался этот материал, пришли новости от Мадины. Ей повезло. Остановить Навруза смогли только старики-родители: они в приказном порядке заставили мужчину уехать из Дагестана и вывезти с собой семью в одну из областей в средней полосе России. Мадина даже успела снова устроиться на работу психологом. У нее все хорошо.

Автор: ЕВДОКИЯ МОСКВИНА, The Insider