Четыре года теракту в Харькове: конца рассмотрению дела — не видно

22 февраля 2015 года в Харькове во время шествия, возле Дворца спорта произошел взрыв противопехотной мины. В результате взрыва на месте погибли двое людей — активист Евромайдана Игорь Толмачёв и сотрудник Первомайского райотдела милиции Вадим Рыбальченко. Ещё двое — 15-летний Даниил Дидык и 18-летний Николай Мельничук — позже скончались в больнице.

Дело о теракте начали рассматривать в суде в июне 2015 года. Прошло почти два года, и в апреле 2017 года из-за изменений в составе суда дело начали рассматривать заново. С тех пор, по данным обвинения, было назначено более 60 заседаний. Половина из них не состоялась: обвиняемые жаловались на плохое самочувствие, заявляли ходатайства и отводы. Сколько еще ждать приговора? На вопрос издания «МедиаПорт» ответили представитель потерпевших Олег Головков и защитник обвиняемых Дмитрий Тихоненков.

— Как вы оцениваете ход процесса? Что мешает поставить точку в этом деле?

Олег Головков: Есть строгие правила, регулирующие процесс. В данном случае, учитывая и резонансность дела, и его сложность, и объем материалов, конечно, его объективное, полное, тщательное рассмотрение занимает достаточно много времени. Но при этом есть дополнительные факторы. Скажем, частые болезни или плохое самочувствия обвиняемых. Есть также такой фактор, как недостаточно мотивированные ходатайства со стороны защиты. Мы часто слышим обращения, уже много раз проговоренные, но все равно они продолжают заявляться, идет не столько процессуальная нагрузка, сколько социально-политическая. На самом деле, процесс, с моей точки зрения, да, выглядит довольно затянутым, но при этом он тщательный и объективный. Я бы не ставил продолжительность процесса в упрек суду.

Заседание по делу о теракте возле Дворца спорта 20 февраля 2019 года. Фото Павла Пахоменко

Я не вижу со стороны суда тех или иных действий, которые могли бы свидетельствовать либо о его предвзятости, или о какой-то привязанность к любой из сторон.

— Что помогло выйти на след подозреваемых и задержать их?

— Хорошо сработали правоохранители. И надо сказать, что на это дело были брошены лучшие сотрудники правоохранительной системы. Из всех возможных версий, которые отрабатывались, эта нашла подтверждение благодаря или недостаточной подготовленности обвиняемых, или тем просчетам, которые они допустили.

— Один из обвиняемых имел отношение к правоохранительным органам?

— Да, но он не был оперативным сотрудником, а был обычным силовиком. «Беркут», где важны — мышцы, а не интеллект.

— Насколько сегодня ваша позиция и позиция обвинения в этом деле совпадают?

— В значительной степени. Сначала вопросы вызвали недостатки следствия в части отсутствия прямых доказательств. В данном обвинительном акте они не предъявлены. Это единственное. Дополнительно, кроме этого процесса, интересуют причины поведения правоохранительных органов во время этого митинга и события, которые предшествовали этому всему, и качество правоохранительной системы. На мой взгляд, кроме исполнителей есть еще и те, кто создал условия для совершения преступлений.

Представитель потерпевших Олег Головков

— На ваш взгляд, достаточно ли собрано доказательств вины обвиняемых?

— Для нас достаточно. Посмотрим, как для суда. Ведь до сих пор версия событий с той стороны не озвучена. Мы не знаем, может, это и есть тактика защиты. Пытаться выстроить ситуацию на недоказанности.

— Какие из доказательств для вас стали ключевыми?

— Очень большую роль играет воспроизведение событий, проведенное с обвиняемыми на следующий день после их задержания. В принципе, они дали тот массив информации в своих показаниях, которого следствие на тот момент не могло иметь и, конечно, не имело. Учитывая то, что эти слова в дальнейшем подтвердились следственными действиями, то для меня это имеет очень значительную роль.

(В 2016 году представитель потерпевших опубликовал, по его словам, доказательство по делу — протокол по результатам негласных следственных действий, прослушивания в СИЗО обвиняемого Дворникова, в котором тот рассказывает о преступлении — ред.)

Как происходил теракт по версии следствия согласно обвинительного акта, озвученного в июне 2015 года. Графика «МедиаПорта»

— А что вызывает сомнения?

— Конечно, это опознание, которое всегда носит условный характер. Это показания свидетелей в части того, что каждый человек воспринимает события по-своему, и разногласия неизбежны, они всегда будут конфликтовать. Установить объективную истинность показаний свидетеля очень сложно.

— Сколько по вашей оценке нужно еще времени, заседаний, чтобы выйти на финишную прямую и услышать приговор?

— Сложно что-то прогнозировать. Впереди непредсказуемая стадия — заявления и ходатайства стороны защиты. И в данном случае может быть все, что угодно.

— Есть какие-то временные ограничения с юридической стороны: как долго может длиться суд?

— У суда единственное требование — организовать достаточные условия и одной, и другой стороне для представления своих доказательств, аргументации. Все. Суд не должен быть скорым. Суд должен быть объективным. Временные ограничения законом не установлены.

— Обращались ли к вам потерпевшие, интересы которых вы представляете, с просьбой ускорить рассмотрение дела?

— Да, обращались. Есть такая позиция, но в данном случае я прошу снижать этот эмоциональный фон. Разговариваем. Суд — это не митинг, а место объективного рассмотрения того или иного события. Ускорить процесс можно, если нас услышат те, к кому мы обращаемся с просьбами не превращать суд в митинг.

— Кого вы имеете в виду?

— В том числе и тех, кто сочувствует процессу и хотел бы какого-то логического его завершения.

— Как много таких людей ходит на заседания?

— Иногда бывают заседания, которые срываются именно по вине, так сказать, активной общественности, которая пытается устроить в зале суда митинг. Обращаемся, просим, пока такие ситуации удавалось снимать.

— Есть основания для обращения пострадавших в Европейский суд по правам человека?

— Об этом пока рано говорить. Объективно. Почему? Потому что есть какая-то неорганизованность процесса, связанная, прежде всего, с состоянием нашей судебной системы.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, например, несвоевременная доставка подсудимых, необеспечение им условий, чтобы они нормально могли представлять свою защиту в суде. До сих пор ведь нет ответов от медиков: состояние подсудимых — это симуляция или объективные причины? Тогда что необходимо сделать, чтобы их устранить? Потому что приезд скорой три раза за одно заседание — это перебор. Вот эти моменты мешают, затягивают. В итоге мы должны исследовать в суде медицинские карты вместо материалам дела.

— Возможен ли обмен обвиняемых на украинских пленных в Донбассе или из Крыма?

— Для нас, стороны потерпевших, это исключено. Этот вопрос возникал и возникает периодически, и мы делали соответствующие обращения в соответствующие организации, которые готовили обмен, с тем, что это недопустимо как для пострадавших, так, в принципе, и для общественности Харькова. Нам нужен приговор.

— Не изменилась ли ваша позиция по поводу наказания?

— Нет, не изменилась. Мы с самого начала просили максимально возможное наказание — пожизненное заключение.

***

— Четыре года идет процесс. По мнению прокуратуры и потерпевших, происходит затягивание дела с вашей стороны. Почему это происходит?

Дмитрий Тихоненков, защитник: Нет, никакого затягивания нет. Очень плотный график, который утверждается за полгода или больше. Вот у нас заседание, все среды заняты до начала июня.

— По мнению обвинения и потерпевших, вы злоупотребляете процессуальными правами.

— Как это проявляется?

— В постоянных вызовах скорой.

— У Башлыкова травма головы. Он вызывает скорую. Скорая определяет, что у него давление. Ему сбивают симптомы. Сколько раз мы заявляли, чтобы его нормально осмотрели в заведении вне СИЗО! Ведь в СИЗО нет таких возможностей, чтобы нормально проверить голову, чтобы установить диагноз. Человека доставляют в плохом состоянии, вызывают скорую и даже после этого часто продолжают заседание.

Обвиняемые Башлыков, Тетюцкий, Дворников на заседании 20 февраля 2019 года

Вместо того, чтобы нормально провести осмотр, и вопрос был бы снят … Именно поэтому Дворников объвляет голодовку, потому что нарушаются права.

— Голодовка завершена?

— Спросите у него. Я знаю, что его переводили в медсанчасть. Я не хочу этот вопрос комментировать. То есть нет никакого затягивания! Никаких аргументов нет. Вызов скорой, если человеку плохо, в чем тут затягивание?

Обвиняемые отказались общаться с корреспондентом «МедиаПорта». На фото Владимир Дворников

Так, на последнем заседании двумя обвиняемыми был заявлен отвод прокурору. Почему они это сделали? Потому что прокурор, когда мы исследуем материалы дела, вещественные доказательства, не объясняет, какое доказательственное значение они несут. Они говорят, что все скажут на дебатах. И значит, мы сейчас не знаем позицию прокурора, соответственно, мы не можем предоставить контраргументы. Мы можем только догадываться. И суд каждый раз продлевает меру пресечения, люди длительное время находятся под стражей. Если бы прокурор объяснил, что такой документ подтверждает это и это, такие-то показания свидетелей, но он ничего такого не говорит. «Я все скажу во время дебатов».

И возникнет ситуация, когда мы дойдем до дебатов, прокурор впервые озвучит свою позицию, на чем он основывается, и нам, конечно, потребуется время. Нам нужно будет снова посмотреть документы, на которые он ссылается. И нам снова скажут, что мы затягиваем. Но мы не затягиваем, мы обосновываем.

Нам осталось исследовать часть вещественных доказательств. На этом завершается все, что просил исследовать прокурор. После этого суд позволит нам заявить свои ходатайства. У нас заранее подготовлены ходатайства, мы их два года готовили. Но у нас нет еще возможности их изложить, пока прокурор свою позицию окончательно не выскажет. Наши ходатайства: допросить свидетелей, провести несколько экспертиз. Не буду раскрывать всю нашу тактику. Эти ходатайства нужны для того, чтобы выяснить реально, что тогда произошло.

Автор:  Надежда Шостак, «МедиаПорт»