Милицейская мзда: причины, традиции, следствия. Часть 2

Ни в коем случае нельзя принимать открыто, впрямую даваемые тебе деньги от малознакомых субчиков. Тут тебе самому до тюряги – лишь крошечный шажок… Как можно и нужно брать? Для иллюстрации расскажу один случай из моей практики. Именно тогда, кстати, я заработал самую большую сумму «левых» за все годы моей милицейской службы – четыреста долларов за пять-шесть дней! Кому-то эта сумма покажется смешной, но для нищего районного опера она – целое состояние. Жил на моей территории один парниша, Славик Бояринов по кличке «Боня». 22-х лет отроду, из спортсменов, мама у него магазинчиком заведовала, сам он «держал» пару маминых лотков на рынке. И не то чтобы был крутым мальчуганом, но считал себя именно таким; вечно – пальцы веером, «Да я любого!..» Ну, о чём кто базарит по пьяной лавочке – угрозыск особо не вслушивается, но сексот «Пламенный» однажды добросовестно отстучал, что имеет «Боня» на хранении пистолет системы «браунинг» с четырьмя патронами, как–то даже в присутствии оного сексота махал им у кого-то перед носом… Отмахнуться от такой информации мы не могли. Будь Бояринов членом организованной преступной группировки – тогда никаких вопросов, такими пусть УБОП занимается, районная уголовка в гангстерские игры старается не соваться… Но в том–то и суть, что Боня был никем, обычный мальчуган с амбициями; ни связей у него, ни влиятельных корешей. Не по занимаемому им в жизни месту было размахивать ему браунингом: ещё подстрелит кого-либо случайно, а нам – расследуй… И решили мы тот пистолетик у «Бони» изъять.

Но сказать это куда легче, чем сделать. Провести обыск у него на адресе – так он наверняка ствол на нейтральной территории держит; спрятал в уютной нычке на чердаке или в подвале, и всех делов… Обыском мы его только спугнём, отречётся от браунинга, и хрен заставишь его потом указать место хранения оружия добровольно – он же не враг самому себе… Но на каждую хитрозадую гайку всегда находится хитрожопый болт, методику действий в подобных случаях мы отработали на множестве операций, не Славе-жёлторотику было с нами состязаться…

Короче, другой наш сексот, гнилушный Мишка – «Старый», подкатил к «Боне» с деловым «базаром». Мол, надо у нарика Кольки Завьялова по кличке «Гипс» вышибить двести «баксов», которые тот задолжал за «дурь» и не отдаёт уж третий месяц мелкооптовому наркобарыжнику Митрофанычу… Митрофаныч сам из себя хиловат и, мол, не решается самолично «наехать» на «Гипса», всегда таскающего при себе остро заточенное «перо». Но ежели «Боня» те деньги у «Гипс»а добудет («Ты ж кремень, и Митрофаныч тебя уважает!»), то с той суммы 50 «баксов» отстёгиваются ему!

Расчёт был на то, что прельстят «Боню» не столько мизерные комиссионные, сколько возможность доказать «Старому», Митрофанычу, «Гипсу» и всему остальному человечеству, что славен и грозен витязь–«Боня». Так что пусть заинтересованные граждане заранее трепещут и боятся его беспощадного гнева… Но, одновременно, ставили мы на то, что «Боня» трусоват, и без браунинга на «тёрку» с «Гипсом» не пойдёт, не тот характер. Так что, готовясь к бою, достанет «Боня» браунинг из неизвестного нам тайника, двинется с ним на дело – тут мы его и повяжем.

Так и случилось… Едва Бояринов вломился на хату к Кольке – «Гипсу» и начал махать перед его побледневшей мордой металлической игрушкой, попутно базаря насчёт необходимости вовремя платить долги, как следом вломились и мы группой. И, для профилактики, врезав «Боне» по мозгам, чтоб не сопротивлялся (заодно и «Гипсу» перепало), поволокли голубчика в РОВД.

Дело смотрелось проще пареной репы: хранение огнестрельного оружия – раз, и разбой (то есть вымогательство у «Гипса» денег с применением оружия и с угрозой для жизни) – два… По максимуму светило «Боне» до 12 лет. Мы склонны были «навесить делюгу» по-максимуму: парень – мутноват, скользкий, без тормозов в голове; лучше уж посадить его авансом, пока и в самом деле не накуралесил. Мы надавили на «Боню», почти что выжав из него «сознанку» и в хранении, и в разбое, запаслись показаниями «пострадавшего» «Гипса», и стали готовить дело к передаче следователю. Понятно, что пару раз мама «Бони» пыталась перехватить меня в коридоре «для очень важного разговора». Я понимал, что хочет она мне предложить энную сумму дензнаков за оправдание её сынули, но я всякий раз от беседы уворачивался. Когда колесо правосудия уже завертелось, пытаться останавливать его – опасно. Кроме того, лично мне «Боня» был очень неприятен, и видеть его в тюрьме было как-то спокойней, чем на свободе…Наконец, принимать мзду от «Бониной» матери ни в коем случае нельзя было и потому, что она вполне способна «кинуть подлянку»: всучит помеченные в прокуратуре купюры, а как возьму их, так сразу и схватят меня за шиворот орлы из внутренней безопасности, подтянутые её заявлением, что это я будто бы вымогал у неё деньги за освобождение сына. Тебя – в камеру, а Бояринова, глядишь, и освободят «за недоказанностью», а на самом деле – в благодарность за то, что косвенно помог разоблачить «перерожденца и коррупционера в милицейских рядах»… Надо быть совсем малохольным, чтоб на подобную дешёвку купиться.

Но потом всё повернулось по-иному.

На вторые сутки содержания «Бони» в РОВД вошёл в кабинет мой Димка Попудренко – такой же, как и я, опер–«территориал», из соседнего кабинета. Только «земля» у него другая, но и на перекурах, и на оперативках мы часто стыкуемся… Поговорили с ним про разное, и видел я по его глазам, что он не просто так зашёл, а по делу, но торопить его не стал и встречных намёков не делал, ему что–то надо – пусть сам и инициативничает… Обычно в таких случаях по первым же произнесённым «серьёзным» фразам сразу видно, толкает ли тебе товарищ фуфло, чреватое скорыми и весомыми неприятностями, или же предлагается какой-то железный «верняк». Вообще-то в Димке я не сомневался: нормальный пацан, идеальный посредник для передачи взятки…

«Что там у тебя по Вячеславу Бояринову?..» – наконец-то, кончив шифроваться, спросил напрямик коллега. Ага, ситуация проясняется… Я задумался. Брать или не брать с «Бони» за «свал» со статьи?.. Конечно, парнишка зловредный и мутноватый, но это если только смотреть на него сквозь подслеповатое стёклышко закона. А если взглянуть по–человечески, умно и доброжелательно, то что ж такого особенного он натворил?.. Да ничего! Эка невидаль – с т в о л. Мы ж все вышли из босоногого детства, для любого мальчишки «огнестрелка» – любимая игрушка, и для многих взрослых мужчин – тоже. От того, что где–то в «нычке» у человека лежит пистолет, и он регулярно вынимает его отууда, чистит, любуется им, играется, прицеливаясь в воображаемого противника – от этого сам человек не становится хуже и опаснее для общества. Просто – взрослый ребёнок, что с него возьмёшь. Угроза обществу начинается в тот момент, когда человек вставляет в пистолет обойму, выходит на улицу и начинает угрожать, грабить, насильничать, убивать, наконец… Потенциально угрозу обществу представляет и хранение оружия с целью в будущем обязательно этим оружием воспользоваться. Но я «Бони» характер хорошо чувствовал, не было у него стратегических планов разбойничать с пистолетом в руке. Гнуть понты и строить из себя крутояра перед доверчивой уголовной шушерой он мог сколько угодно, но меня, опера, не обманешь. Эпизод с наездом на Гипса? Ха!.. Так это ж я лично его и спровоцировал, поставив Славика в такие условия, что он просто не смог от него уклониться. Решающим в данной ситуации было то, что Бояринов не являлся закоренелым уголовников, он был самым обыкновенным городским юнцом, по глупости и легкомыслию вляпавшимся в неприятную историю. За матёрого бандита мой боевой товарищ Попудренко не стал бы просить, и отмазывать закоренелого уголовника от статьи я тоже не стал бы. Конечно, был у меня вначале план отправить «Боню» лет на восемь в тюремные университеты, но разве там он станет лучше? Наоборот, выйдет на свободу уже закоренелым преступником. Разве общество от этого выиграет? Решено – беру «на лапу»…

С этой мыслью я заулыбался: «Да чего там… Залетел, родимый! И вещдоки налицо, и свидетельские имеются, и собственноручная сознанка… Никуда ему не деться!» Я смолк, щупая Попудренко взглядом. Хоть и товарищ он мне, но не друг сердечный, запросто может оказаться стукачом из службы внутренней безопасности, тогда в кармане у него сейчас – диктофон, каждый твой встречный вопрос при желании потом можно истолковать как намёк на твою горячую готовность взять мзду за закрытие данного уголовного дела, ты же хоть и действительно – готов, но не инициативно, если ему надо – пусть первый и предлагает! В скользких делишках кто меньше говорит и больше слушает – тот завсегда в более выгодном положении, идеальная позиция: молчи и жди, пока сами тебе всё предложат и на тарелочке перед тобою поставят!..

«Надо бы помочь хлопцу – вроде бы нормальный парень, и из хорошей семьи…» – не дождавшись твоих суетливых расспросов и от этого зауважав тебя ещё больше, наконец–то, первым выдавливает из себя Димка. Интонация у него просительная, это радует: чем больше вокруг что–то просящих у тебя людей, тем весомее себя ощущаешь. Хотя важно не пережать, чтоб передо мною на колени бухались и жалобно умоляли – это уже перебор, такого унижения не простят, рано или поздно оно аукнется…

«Ну а у тебя тут в чём интерес?» – интересуюсь я. Глаза мои улыбчивы, но это обманка, пронзительная бдительность легко читается в моём улыбчивом взгляде: нет ли подвоха? Не «подстава» ли из «внутбеза»? Но Попудренко спокоен, толково объясняет: маму «Бони» знает давно – три года назад у неё «отбомбили» хату, он ту квартирную кражу расследовал, за нескупой «подогрев» подсуетился, агентуру задёргал, пошерстил все известные притоны по несколько раз, и в итоге нашёл злодея, спёршего у мадам Бояриновой кучу драгоценных цяцек… И вот теперь, увидав сынка в беде, вспомнила она о некогда помогшем ей опере, разыскала его и попросила о содействии, дескать – «предложи такому–то помочь в моей беде… вы же сослуживцы!..» (Понятно, что за такое содействие Попудренко ещё и что-то получил дензнаками, это подразумевалось само собою, но прямо я его об этом не спрашивал, а он, ясно, об этом не распространялся).

В Димином изложении история звучала убедительно. Решено – беру!

Мы от греха подальше вышли из служебного помещения, и в одном из сквериков за углом обсудили самое главное: что же я от всего этого буду иметь? Тут тоже были свои подводные течения и камни.

…Вот как вы думаете, сколько готова уплатить любящая мамаша районному оперуполномоченному уголовного розыска за то, чтобы её единокровное чадо не загремело б на пару пятилеток в концлагерь для блатарей и мокрушников с паршивым питанием, зверствующей охраной и кучей безжалостных зеков вокруг?

Скажете – десять штук «зелени»?.. Сто? «Лимон»? Ага. Держи карман шире… Бездонна материнская любовь, но всё же не в такой степени, чтобы дать районному оперу хотя бы лишнюю копеечку сверх положенной ему, нигде не записанной, но, тем не менее, всем хорошо знакомой таксы. А такса эта такова, что по моей должности за развал «делюги» о хранении и использовании огнестрельного оружия я не могу, не имею права и возможности взять сумму вне пределов определённой «вилки»: от ста долларов – в случае, если оружие не «номерное» (то есть не зарегистрировано должным образом в нашей отчётности, и об изъятии которого у «клиента» известно лишь мне самому), до пятисот долларов – в случае, если оно уже не только зарегистрировано, но и по нему возбуждено уголовное дело, ведётся следствие и имеются обоснованно подозреваемые и задержанные либо даже арестованные. Причём в последнем случае тебе надо будет ещё и отстегнуть следаку – чтоб не буровился… А больше ни хрена тебе мать бандита не даст, пусть даже её сыночку угрожает четвертование с последующим сожжением останков на костре!.. Не даст – тебе, оперу, но позднее, когда уголовное дело всецело перейдёт в компетенцию следователя, за тот же результат она будет готова дать ему от одной до двух тысяч баксов, потому как в «табели о рангах» мздоимцев он стоит на ступеньку выше, и ему полагается – больше. Если следак «на лапу» не возьмёт (окажется чересчур боязливым или же просто слишком вредным), то за то же самое придётся заплатить судье и прокурору, и все знают – сколько: по «штуке» «зелени» за каждый год, отминусованный от приговора. В случае с «Боней», которому вполне реально светило ну пусть не 12, а только 10 или даже 8 лет, на те же самые 8-10 тысяч долларов и пришлось бы раскошелиться… И что самое смешное: уплатила бы их Бояринова без лишних слов и причитаний, потому как судье отдать десять штук – это и по чину, и «по совести», а вот трудяге-оперу отвалить не то чтобы тысячу, а хотя бы ещё один цент сверх «положенной» ему пятисотки – так скорее удавится.

Ну смешные же у нас люди, честное слово… Вот запроси я сейчас за свою помощь не 500, а, скажем, 800 долларов – мамаша «Бони» без раздумий от моего содействия откажется, и потащится со своими тысячами к следователю и выше. Чем выше уровень лица, решающего твою проблему, тем больше цена его содействия, и это при том, что нижестоящий в ряде случаев решает твои вопросы не только дешевле, но и быстрей, верней и качественней… Люди экономят гроши, отказываясь от твоей помощи, чтобы тут же стократно переплатить вышестоящим дядям, которые ещё и норовят с носом их оставить… Полный абсурд!

Для иллюстрации отвлеку ваше внимание ещё одним примером… Живёт на моей «земле» один крутой, из криминальных «авторитетов», а у него есть младшенькая сестричка–наркоманка. Поколачивал он её за наркоту множество раз, но (по оперативным данным) любил и души в ней не чаял, – после смерти родителей была она у него единственной отрадой. И однажды захотелось ей ш и р н у т ь с я, а бабок на «дурь» не было (не у брательника же просить!), и надумала она на пару с ещё одной наркушницей «выставить» хату побогаче. Засекли один адрес, залезли туда через форточку, стали вещи паковать, а того не пробили, что адресок был под сигнализацией, вот «вневедомственники» их и застукали… Короче, с девченкой той стали работать мы, опера. И вот тут крутой тот сделал м-а-а-а-ленькую промашку… Побрезговал нами, оперской «пехотой», «мусорьём дешёвым», не заглянул к нам в кабинет с парой бутылок водяры, не сказал по-людски: «Мужики, выручайте – сестра она мне любимая!..» Да что ж мы, звери? Особенно, когда уважаемый человек просит… Уговорили бы следака отпустить деваху на «подписку о невыезде», а это – польза двойная. Первое – человек до суда не парится в камере неизвестно сколько (до суда ведь месяцы надо ждать, а некоторым – и годы), а второе – при незначительности совершенного правонарушения суд в отношении ранее не судимых обычно в приговоре ориентируется именно на то, сочло ли следствие возможным до суда оставить такого–то на свободе или же «закрыло» его в СИЗО. Если – «закрыло», то стало быть – человек вёл себя неправильно, и такому впаяют срок на всю катушку. А если до суда гулял он на вольных хлебах, то, значит, своевременно всё осознал и раскаялся (подразумевается, что и заплатил кому надо); в отношении такого 99% гарантии, что суд ограничится условным сроком… Итак, всего лишь пол–ящика водки – и «закрывать» девку мы б ни стали, но – пожадничал «авторитет» (скорей даже – побрезговал нами),а посему без жалости отправили мы его сестричку вначале в «обезьянник», затем, по постановлению следователя – в СИЗО. Суд состоялся только через три месяца… Дали ей всё равно «условно», три года с отсрочкой исполнения на два года, но не «за так», вестимо, а за четыре тысячи все тех же «зеленых»… Отвалил их «авторитет», как на ветер швырнул, и единственно потому так получилось, что вначале пожадничал.

Но вернёмся к Бояринову. Договорились мы с Попудренко, что мать Славика за всё про всё уплатит мне «полштуки», из которых сто «баксов» я «отстегну» ведущему дело следователю. Сам же Димка должен получить от Бояриновой 20 % от суммы моего «гонорара» (обычная для посредников такса, хотя мне она кажется чрезмерной: он же ничем не рискует, рискую только я, за что же – гребёт?). И стал я мною же состряпанную делюгу «разваливать»…

Механика развала уголовных дел о хранении оружия многими поколениями оперов отработана и отшлифована до мельчайших деталей. Как ни странно, проще всего похерить «хранение» именно огнестрельного оружия. Если по с т в о л у ещё нет заключения экспертизы, то делается элементарная вещь: берёшь из камеры вещдоков пистолет и напильником подпиливаешь боёк. В результате несложной операции грозное оружие превращается в обычный кус железа, пригодный разве что для забивания гвоздей. За хранение металлолома у нас пока что не сажают. Затем с лёгкой душей сдаёшь пистолет на экспертизу, эксперт честно пишет заключение типа: «…боёк подпилен… пригоден только для коллекционных целей…», и твоего клиента отпускают на волю, к бабам, выпивке и звёздам… (А если оружие уже было на экспертизе ещё до твоего «подогрева», то тоже не беда – идёшь к эскперту, под водочку калякаешь с ним по душам, и тогда боёк в пистолете подпиливает уже он сам, сам же потом проводит и новую экспертизу – «по вновь открывшимся обстоятельствам». Но тогда основную часть гонорара получаешь уже не ты, а эксперт).

С ножом же мороки больше… В том смысле, что подпиливать там нечего!.. Но и тут при желании можно исхитриться… Если это – ножик с выкидным лезвием – выводишь из строя пружинку или фиксатор, если обычное п е р о – подмениваешь его другим, похожим, но с лезвием покороче, вписывающимся в рамки дозволенного законом для ношения с собою перочинного ножика. Однако тут можно и «залететь», особенно если «неподмазанный» следак начнет разоряться насчёт подмены вещдока. А вот со «стволом» никто из оперов ещё не «залетал»!

Но тут была ещё одна проблема… Кроме «хранения» «Боне» инкриминировалось ещё и «применение», то есть – вооружённый разбой. И тут уж было глубоко фиолетово, настоящее оружие использовал «Боня» для «разборки», или муляж. Для закона имело значение только то, что пострадавший принимал это оружие за настоящее, то есть – действовал в условиях непосредственной угрозы для своей жизни. Даже со спиленным бойком одних показаний «Гипса»: «Я думал, что он выстрелит!» – было достаточно, чтобы минимальный «восьмерик» светил нашему Славику с силой армейского прожектора. Но и это кажущееся непреодолимым препятствие легко устранялось одним из двух широко распространённых способов: можно либо кинуть «Гипсу» 20 долларов, чтобы он «забыл» про факт вымогательства у него денег вооружённым браунингом Бояриновым. Либо двинуть «Гипса» в ухо и запугать имеющимся у тебя против него компроматом – с той же целью сделать его память избирательно-дырявой в нужную тебе сторону… В том конкретном случае я выбрал первый вариант и – заплатил. Почему не сэкономил ? Потому что сегодяшняя копеечная выгода могла в перспективе обернуться завтрашними серьёзными убытками. Оказав мне важную услугу «за так», без всякой выгоды, «Гипс» почувствовал бы меня своим должником, и возникни в будущем острая ситуация – обязательно напомнил бы: «А я ведь тогда, гражданин оперуполномоченный, помог вам – помогите же и вы мне теперь…» И пришлось бы мне его от чего–нибудь «отмазывать», а оно мне надо – без всякого навара за всякую наркоманскую мразь заступаться? Теперь же, отвалив ему двадцатник, я имел полное моральное право однажды в будущем завалиться к нему на адрес с деловым разговором: «Помнишь, в позапрошлом квартале практически ни за что я отсыпал тебе гору бабла, можно сказать – озолотил с головы до ног? Долг платежём красен – гони–ка ты, любезный, информацию на кореша твоего, рецидивиста Родионова, погоняло «Шея», – чем сейчас промышляет? Где наркоту берёт? И не он ли это случайно ломанул коммерческую палатку на Северном рынке?» И пусть только вздумает «Гипс» строить из себя честного: «Я не стукач!». Трудяга-оперок может ведь и рассердиться…

Итак, «Гипс» свои показания маленько изменил, с моей подсказки в его показаниях теперь не браунингом размахивал перед его лицом ворвавшийся к нему «Боня», а невооружённой рукой (причём даже не кулаком, который при желании тоже можно расценивать как угрозу жизни и здоровью, а растопыренными пальцами). Обнаруженный же позднее при обыске у «Бони» браунинг во время его беседы с «Гипсом» всё время лежал в кармане у Бояринова, причём с тем же успехом мог бы валяться и на мусорной свалке, потому как был (вот акт экспертизы) безнадёжно испорчен, и годился разве что в качестве грузила при рыбалке… На языке правосудия поведение Бояринова смотрелось при данном раскладе заурядной хулиганкой: гулял он себе, случайно прихватив из дома металлолом, и забрёл в гости к старинному приятелю «Гипсу». Заспорили они, обоюдно погорячились, а тут на шум беседы заглянули проходившие мимо группой оперативники, немножко не разобрались и «закрыли» невинного, аки дитя. «Боню» за какой-то там разбой… Короче, чистой воды «обознанка»!..

Предельно выпотрошенную и обезопашенную «делюгу», на всякий случай, довели до суда, на котором «Боня» схлопотал аж цельный год, причём – условно. Так я свои 400 «баксов» и получил в считанные дни (но если считать точно, то всего – 380; отняв от 500 долларов 100 – следаку и 20 – «Гипсу»).

(Окончание следует)

Владимир Куземко, специально для «УК»