Что делать, если вами заинтересовались «органы». Опыты России-запредельной
Возможно, вами уже интересуются и вы уже в разработке, просто пока об этом не знаете. не ждите, что вам придет повестка на допрос и только потом за вами придут. Сначала придут… По данным правозащитников, в российских СИЗО, не дождавшись приговора, ежегодно умирает около 4 тыс. человек.
Трагическая история юриста Firestone Duncan Сергея Магнитского показала: попадать в СИЗО нельзя. Это смертельно опасно. Государство, имея в своем распоряжении никем не контролируемое и ничем не ограниченное, включая закон, право на насилие, часто использует его не для защиты граждан, а для борьбы с ними. И неважно, прав ты или виновен, бомж ты или респектабельный предприниматель: риски колоссальные, и ценой становится не только свобода — сама жизнь.
Еще несколько лет назад казалось: не лезь в политику, будь лоялен верховным правителям, делись с чиновниками, откатывай «правоохранителям» — и государство скажет тебе спасибо (или как минимум даст заработать деньги) за то, что создаешь рабочие места, развиваешь сервисы, вкладываешься в производство. Дела Ходорковского, Чичваркина, теперь Магнитского, юристы-заложники, адвокаты-изгнанники — все это свидетельство того, что никаких правил игры больше не существует. Отныне спасайся как можешь. Что делать, если вы никого не убили, не изнасиловали, но «оптимизировали» налоги или вас просто решили устранить с рынка и вами заинтересовались правоохранительные органы — The New Times опросил знающих людей
Первое: возможно, вами уже интересуются и вы уже в разработке, просто пока об этом не знаете. «К вам в офис приходят, говорят, что нужно посмотреть документы по делу с неустановленным подозреваемым. Вы соглашаетесь: конечно, смотрите, берите что нужно, отксеривайте целую «газель» документов. «Газель» уезжает, а потом вы узнаете, что это ваше уголовное дело, и в нем уже 18 томов — из той самой «газели», — рассказывает предприниматель Яна Яковлева, отсидевшая по знаменитому «делу химиков» 7 месяцев в предварительном заключении и потом полностью оправданная судом.
Второе: не ждите, что вам придет повестка на допрос и только потом за вами придут. Сначала придут: Яковлеву арестовали 11 июля 2006 года, а повестку получил уже ее отец — два дня спустя. Сергею Магнитскому вроде бы тоже направляли аж три повестки на допрос, он не получил ни одной, а потом брали дома так, как берут особо опасного преступника, подавшегося в бега от правосудия. «Это технология, — поясняет Яковлева.
— Заводится уголовное дело, идут обыски, выемки документов, допросы свидетелей, затем неожиданно из одного дела выделяется и возбуждается второе, по которому ничего не подозревающего свидетеля арестовывают и отправляют в СИЗО уже в качестве подозреваемого». Адвокат Евгений Черноусов, которому удалось добиться освобождения Яковлевой из тюрьмы, написал большую статью, описывающую эту технологию. «На практике используется лишь два вида уголовно-процессуального принуждения: до 40% обвиняемых арестовывается, в отношении остальных ограничиваются подпиской о невыезде и надлежащем поведении.
Доля иных мер пресечения (залог, личное поручительство, домашний арест) редко превышает 1–3%», — утверждает адвокат. Досудебный арест — удел 40% подследственных. Причина? Арест сам по себе становится доказательством, что вы в чем-то уже виноваты: из серии то ли у тебя шубу украли, то ли ты украл. Судебная практика свидетельствует: у находящегося под стражей подозреваемого фактически нет шансов получить оправдательный приговор. За девять месяцев 2009 года были завершены расследования в отношении 884 435 лиц, осуждены к различным срокам 675 805 человек, оправданы — sic! — 1766, или * Данные с сайта Федеральной службы исполнения наказаний.
0,7%, в отношении остальных (чуть больше 200 тыс.) дела прекращены (данные с сайта Федеральной службы исполнения наказаний).
Предупрежден — вооружен
Если вы полагаете, что арест не за горами и даже если такого поворота своей судьбы не ждете, при вас всегда должен быть телефон хорошего адвоката. Иначе защитник вам будет назначен, а это все равно что его нет вовсе: по словам опытных людей, в лучшем случае он ничего не будет делать, в худшем — будет работать на следствие. Сокамерники вам могут подсказать «надежного адвоката» — знайте, говорит жена осужденного бизнесмена и журналист Ольга Романова, это может оказаться «адвокат-предатель».
Как такого вычислить? «Если он вам советует не злить следователя, не писать жалобы, говорит «надо быстрее в суд, в суде разберутся» — это разводка», — предупреждает Яна Яковлева, которая поменяла не одного адвоката (что обошлось примерно в $100 тыс.), пока не нашла того, кто ее и вытащил из тюрьмы. «Адвокатам проще не ссориться со следователем, — говорит она. — Помочь сможет лишь защитник, готовый за вас действительно биться, идти на конфронтацию со следствием».
«Очень важно, чтобы в момент вашего задержания вы были не одни. Например, если при аресте вам наносились побои или были иные нарушения — должны быть люди, которые потом смогут это подтвердить, — советует правозащитник Андрей Бабушкин. — Запишите телефоны свидетелей и возьмите с собой в камеру — потом их надо передать адвокату.
Следующий шаг — медицинское освидетельствование: у задержанного есть право потребовать от начальника изолятора вызова независимого врача. Все доказательства невиновности нужно предъявлять следователю на первом же допросе. Нельзя ждать суда. Если есть алиби, то нужно постараться рассказать о нем в момент задержания. Все показания милиционеры обязаны зафиксировать в протоколе. Ознакомьтесь со всеми документами, по возможности снимите с них копии».
Отправляясь на допрос, будьте готовы, что после него вы окажетесь в изоляторе временного содержания: там вы, ожидая суда, который решит вопрос о мере пресечения, можете провести даже неделю. Яну Яковлеву забрали из спортзала, правда, позволили переодеться — на ней было летнее платье с голой спиной и туфли на высоченном каблуке. Сразу звоните родственникам и друзьям, чтобы вам привезли одежду, в которой вы будете дожидаться суда. Причем нельзя ждать, пока вас переведут в СИЗО: официально передавать вещи в СИЗО можно только раз в полгода, пронести теплые вещи с воли обойдется в 10 тыс. рублей. Не забудьте и о лекарствах.
«В больничке СИЗО лечат только зеленкой, — утверждает источник в ФСИН. — Лекарства можно заказывать с воли, но легальным путем они дойдут до зэка только через две-три недели». Если вообще дойдут. Мать Сергея Магнитского передавала сыну лекарства, а они, как ей потом объяснили, «случайно» оказались в другой камере. Стоимость передачи срочных лекарств по нелегальным каналам составит сумму, в 6–7 раз превышающую их стоимость. И вообще полезно вспомнить опыт 30-х годов, когда у мудрых людей всегда был наготове чемоданчик со всем необходимым для тюрьмы: за вами пришли (или вызвали на допрос) — взяли чемоданчик и с ним пошли.
Не попасть в СИЗО!
В следственный изолятор временного содержания попадать, как мы теперь понимаем, нельзя. Варианты следующие. «На стадии задержания, пока вас еще не «закрыли», остановить процесс можно с помощью начальника отделения милиции за $10–50 тыс., — говорит эксперт, сведущий в экономических делах. — Договориться со следствием, чтобы дело было закрыто, стоит уже $ 50–150 тыс. Если вас кто-то «заказал», например, конкуренты по бизнесу, торг начинается в районе $150–300 тыс.» «Все зависит от того, за что привлекается человек и кто ведет дело, — рассказывает другой специалист. — Районное УВД и Генпрокуратура РФ «стоят» по-разному. Чем ниже стадия, на которой идет расследование, тем дешевле».
Дешевле — в первые полчаса-час после задержания. Затем цена выхода на свободу будет лишь увеличиваться. И одних денег может оказаться недостаточно — спасти вас могут хорошие связи в трех ведомствах: администрации президента, ФСБ и Следственном комитете при Генпрокуратуре. Цена вопроса, например, в МВД или ФСБ — от $100 тыс. до $1 млн. «Но учтите, что разные группировки в этих структурах находятся в состоянии постоянной войны друг с другом, так что даже вмешательство высокопоставленных друзей не всегда может помочь», — предупреждает эксперт и напоминает о деле заместителя министра финансов Сергея Сторчака, который провел в СИЗО «Матросская Тишина» 11 месяцев, и деле генерала Бульбова, который провел на шконках «Лефортово» 25 месяцев.
Помните: договорный процесс с представителями правоохранительных органов весьма отличается от того, к которому вы привыкли, покупая морковку на рынке: «Сначала следователь сказал, что отпустит коллегу, бывшего директора завода, которого взяли за то, что он мешал кому-то куда-то избраться, за $5 тыс.; когда приехали договариваться — попросил уже $10 тыс., когда согласились — тут же поднял вдвое. Через четыре месяца мужика суд отпустил по амнистии», — рассказал The New Times один известный бизнесмен.
Если вас «заказали»
«Экономические» дела самые дорогие, поэтому расценки на все, начиная с передачи колбасы, заканчивая подношением следователю, будут в разы больше, чем аналогичные услуги обойдутся, к примеру, ворам. «Одному бизнесмену предложили заплатить за свободу $1,5 млн, — рассказывает Ольга Романова. — Но он вовремя понял, что деньги не помогут: те, кто его заказал, заплатили в шесть раз больше». Высокие связи в таких случаях тоже помогают редко.
Весь вопрос в том, кто и за сколько вас «заказал», — поясняют опытные люди. Цены тут называют самые разные: запрос члена Государственной думы обходится заказчикам в $10 тыс., нужное решение суда — от $50 тыс. до $100 тыс., полный пакет услуг по рейдерскому захвату вашего бизнеса — от $500 тыс. до нескольких миллионов.
Когда операция по вашему устранению с рынка запущена, тут все зависит от родственников и близких: смогут ли они быстро заложить квартиру или дом, занять недостающую сумму. «За невозбуждение уголовного дела, например, по налогам следователи обычно начинают торг с половины инкриминируемой суммы, потом опускаются до трети, — рассказывает бизнесмен, успешно избежавший преследования. — Закрыть дело о якобы контрабанде среднего уровня стоит около €200 тыс.
Если вашими налоговыми проблемами занимается не один следователь, а следственная бригада, то сумму надо умножать условно на 4 и заносить ее начальству. Если же дело не удалось остановить на уровне следствия и вам предъявляют статью, то ваши расходы на закрытие дела возрастут в 5 раз. Даже если дело дошло до судебного процесса, не отчаивайтесь. В арбитраже судьям надо занести около 10% от спорной суммы», — делится опытом предприниматель.
Геннадий Гудков, полковник ФСБ в запасе и депутат Государственной думы, говорит, что остановить нечистоплотных следователей может сумма $200 тыс. Но следователи — хорошие психологи и много кого повидавшие: «Они мгновенно оценивают твою платежеспособность, — говорит Яна Яковлева, возглавляющая ныне организацию защиты бизнеса «Бизнес-солидарность». Если тебя задержали, а ты едешь на «девятке», то с тебя не имеет смысла требовать $200 тыс. Будут просить $20 тыс.» Вместе с тем ко всем предложениям «освободить за деньги» стоит относиться крайне осторожно.
«В последние годы появилось множество бывших сотрудников правоохранительных органов, которые берут деньги и «кидают» родственников тех, кто оказался за решеткой, — рассказывает один из адвокатов. — Вернуть украденные таким образом деньги невозможно. В среде следователей таких бывших сотрудников никто не осуждает. Так поступить с близкими преступников, пусть даже их вина еще не доказана, считается незазорным». Таких адвокатов еще называют «фиксеры»: они, как правило, сразу просят $150 тыс. плюс расходы и услуги.
Как выжить в СИЗО
Итак, если уголовное дело раскручивается, то важно понимать, что шансов на оправдательный приговор у вас немного. Зато условия содержания в лагере на порядок человечнее, чем в СИЗО. Ускорить процесс, чтобы максимально быстро довести дело до суда и отправиться в лагерь, тоже стоит денег. В последнее время эта услуга пользуется особым успехом. Некоторые готовы даже платить только за то, чтобы процесс закончился быстрее вне зависимости от того, какой будет приговор. Такой ускоренный сервис стоит несколько тысяч долларов. Чтобы приговор был помягче, можно перевести дело в другой суд к более лояльному судье. Для людей, обвиняемых по экономическим статьям, такая услуга обойдется в $1 млн.
Однако многие задерживаются в СИЗО на несколько месяцев. И эти месяцы надо пережить. А для этого надо иметь возможность поддерживать связь с близкими: тот же Сергей Магнитский за 10 месяцев ни разу не получил свидания ни с женой, ни с матерью. Отчасти решение проблемы — мобильный телефон с сим-картой: передать его заключенному стоит от 10 тыс. до 100 тыс. рублей. Главное требование: телефон должен быть маленьким и разбираться на части (в разобранном виде он хранится в камере). Если найдут — отнимут.
Учитывая это, не кладите сразу на телефон много денег, в СИЗО обязательно есть свой «внештатный» хакер, который сумеет выкачать с телефона сумму больше 200 рублей. Часто проще и надежнее передать просто сим-карту, а «трубку» вам предоставит охранник: услуга стоит 100 рублей за звонок. Несколько лет назад столичное управление ГУИНа (Главного управления исполнения наказаний Минюста) решило оборудовать московские тюрьмы средствами глушения сигнала мобильной связи. Из этой идеи ничего не вышло, разве что по ночам стало тяжелее дозваниваться. Днем своими мобильными телефонами пользуются сами сотрудники учреждений, и отказываться от мобильной связи никто не готов. Поэтому «глушилки» днем «спят».
В каждом СИЗО свой разрешенный набор продуктов. В СИЗО в Капотне, например, можно передать домашние котлеты, а в Бутырке и Матросской Тишине они запрещены. Единых правил нет. Чтобы пронести в Бутырку пакет сухарей с изюмом (разрешены только пустые), нужно занести в приемное «окошко» 500 рублей. Продовольственная корзина из запрещенных продуктов обойдется в Бутырке в 5 тыс. рублей, но этот вопрос решается уже на уровне офицера охраны. Поменять камеру на более комфортную (с меньшим числом людей) можно за несколько тысяч долларов, но никто, правда, не гарантирует, что вас не «кинут».
И помните: в СИЗО друзей нет. Их немного остается после вашего ареста и на воле. Надежда на тех, кто останется, на родителей, на правильно выбранного адвоката. И — на свой здравый смысл. Деньги — дело наживное, а жизнь у вас только одна.
По состоянию на 1 ноября 2009 года в учреждениях уголовно-исправительной системы содержалось 875,8 тыс. человек. 731,4 тыс. человек отбывали наказания в исправительных колониях. В следственных изоляторах и помещениях, «функционирующих в режиме следственных изоляторов», содержалось 135,2 тыс. человек.
По данным правозащитников, в СИЗО, не дождавшись приговора, ежегодно умирает около 4 тыс. человек.
По данным ФСИН, 90% арестантов страдают теми или иными заболеваниями. 340 тыс. человек, по словам заместителя начальника медицинского управления ФСИН Аллы Кузнецовой, больны социально значимыми заболеваниями. 25 тыс. — инвалиды разных групп. Свыше 150 тыс. больных страдают от наркомании или имеют различные психические расстройства.
По тем же данным, наиболее «популярны» среди россиян такие статьи УК, как «Кража», «Грабеж» , а также статьи, связанные с незаконным хранением, приобретением, изготовлением или хищением оружия. Ни одно государственное ведомство и ни один правозащитный центр в России не ведет отдельной статистики по числу осужденных по «экономическим» статьям. В отличие, например, от Казахстана, где в декабре 2009 года намерены объявить специальную амнистию для «экономических» заключенных, или Белоруссии, где, по данным депутатов парламента, на 40 тыс. осужденных приходится 7 тыс., севших по экономическим статьям.
По словам эксперта Фонда в защиту прав заключенных Надежды Раднаевой, в их организацию за 2009 год поступило 1400 жалоб от лиц, находящихся в СИЗО или колониях. Большая часть поступающих просьб — о юридической помощи. На третьем месте — жалобы о физическом насилии. «Я не помню ни одного случая, чтобы какого-нибудь сотрудника СИЗО привлекли к уголовной ответственности за применение пыток», — говорит Раднаева. Пресс-секретарь межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток» Максим Прытков рассказал The New Times, что наиболее популярные способы физического давления на арестантов — избиение, изнасилование, применение электрического тока, утопление, дыба.
Барабанов Илья , Митяев Александр , Савина Екатерина, «The New Times»
Tweet