«Жаль сыновей. Я дал им все…» — сказал на суде отец, хладнокровно расстрелявший двоих своих детей

Могут ли быть вполне оправданные мотивы, по которым человек способен пойти на убийство своих детей? Несмотря на то что подобные случаи неоднократно описывались в художественной литературе (взять хотя бы «Тараса Бульбу» Гоголя), здравомыслящий человек однозначно ответит на этот вопрос отрицательно. У жителя Верховины Петра Маринчука (имя изменено) по этому поводу было иное мнение. То, что трое взрослых сыновей вступились за мать перед пьяным отцом, он воспринял, как глубокое оскорбление и унижение, за которое дети (а заодно и другие, совсем посторонние люди) заслуживают смертной казни. Недавно дело детоубийцы рассмотрел Апелляционный суд Ивано-Франковской области.

 «Видно, над нашим родом тяготеет какое-то страшное проклятие…»

Верховинский район – извечная территория компактного проживания гуцулов, свято придерживающихся традиций и устойчивых к влиянию извне. После ужасного преступления, о котором пойдет речь, местные жители сами подходили к сотрудникам милиции с предложением: «Отдайте убийцу нам, мы рассчитаемся с ним по-своему». Ни общепризнанная закрытость гуцулов, ни особенности их характера не могут пояснить и тем более оправдать убийство отцом своих детей – решающую роль здесь сыграли личные факторы: крутой нрав, вспыльчивый характер, мужская нереализованность и глубокая обида…

Отца Петра Маринчука до сих пор называют в районе очень уважаемым человеком. В свое время он руководил лесхозом, вырастил и поставил на ноги троих сыновей, каждый из которых получил хорошую работу. Однако в последнее время на Маринчуков посыпались несчастья. Несколько лет назад Петр, будучи лесничим, повредил на работе глаз – пришлось уволиться по инвалидности. Затем его мачеха покончила жизнь самоубийством. В начале 2009-го преждевременно ушел из жизни в результате несчастного случая родной брат Петра. И вот теперь – убийство детей… На допросе старший Маринчук несколько раз повторял: «Видно, над нашим родом тяготеет какое-то страшное проклятие…».

46-летний Петр Маринчук проживал в поселке Криворивня и вместе с женой воспитывал пятерых детей – двух дочек и троих сыновей (младшей дочке сейчас 12, а старшему сыну 27 лет). Даже после ухода с работы Маринчук считался хорошим хозяином: имел три дома, несколько легковых машин, грузовик и трактор, держал скот, выращивал в пруду рыбу…

Словом, обеспечивал родных всем необходимым. Но спокойной жизни в семье не было. Отличаясь крутым нравом, Маринчук относился к детям и жене, как к подчиненным, и строго контролировал их. Нежные чувства Петр питал лишь к самой младшей дочке, которую называл любимицей. Зато жену считал распутной, а сыновей – нагулянными. Хотя, как говорят его односельчане, никаких оснований для этого не было.

Супруга Петра – простая, покорная женщина, у которой из-за постоянных домашних хлопот (дом, дети, скот) не было ни минуты свободного времени. Тем не менее соседи не раз видели, как пьяный Петр с охотничьим ружьем наперевес гоняется по двору за женой, выкрикивая в ее адрес ругательства и оскорбления. Доставалось от отца и сыновьям. После получения инвалидности и вынужденного ухода с работы в расцвете сил Петр начал топить свою невостребованность в спиртном, что отнюдь не смягчало его характер. Односельчане из-за крутого нрава, «медвежьего» телосложения и поврежденного глаза прозвали его Циклопом.

– Двадцатого ноября, в субботу, Маринчуки собирались выдавать замуж старшую дочь, – рассказывает Юрий Ломничук, бывший сотрудник управления милиции в Ивано-Франковской области, расследовавший уголовное дело (сейчас он служит в другом подразделении). – Свадьба намечалась с размахом, к ней готовились заблаговременно. В среду жена Петра со старшим сыном Дмитрием (который со своей семьей живет в соседнем селе) поехали за продуктами. Когда они вернулись, хозяин был уже подшофе и начал цепляться к жене: мол, почему так долго ездила? В доме, кроме родных, были также тесть Дмитрия и молодой сельский парень, которого Маринчуки наняли помогать в работе. Ссору удалось сгладить. Но за ужином Петр опять накинулся на жену с упреками и оскорблениями: «Где ты сегодня так долго шлялась?! Ты всю жизнь гуляешь!» Сыновья вступились за мать. Тогда отец начал оскорблять и их, называя неродными, неизвестно от кого рожденными.

В конце концов у парней кончилось терпение, и они принялись силой укладывать отца спать. Тот вырывался, отбивался, несколько раз получил сдачи, а поняв, что не справится с тремя здоровыми парнями, смирился и лег спать. Лишь пригрозил напоследок: «Ну вы у меня еще получите…».

Включив свет, Петр выкрикнул: «Вот вам!» – и открыл огонь

В ту ночь вся семья и гости (Петр с женой, три сына, сват и наемный работник) спали в одной большой отапливаемой комнате на четырех кроватях и печи. Обе дочки вязали свадебные венки в соседней, дедовской хате и там остались на ночь, что фактически спасло им жизнь. В час ночи, когда все крепко спали, Петр тихонько встал и пошел в летнюю кухню, где налил себе еще водки (как позже рассказали родные, в тот вечер он выпил в общей сложности около литра спиртного), после чего сел на пороге и закурил. Жена, которая тоже проснулась, какое-то время незаметно наблюдала за ним из окна, но затем успокоилась и снова легла. А между тем Петр, сидя на пороге, решал судьбу спавших в хате людей.

Всю жизнь он был единоличным хозяином дома, и вот теперь взрослые сыновья поставили его авторитет под сомнение, впервые подняли на отца руку, публично унизили при посторонних в родных стенах. Усугубленная водкой острая обида заглушила здравый смысл – Петр достал двустволку, патроны и решительно вошел в хату. Включив свет, он выкрикнул: «Вот вам!» – и открыл огонь.

Первым заряд дроби в голову получил младший, 17-летний сын, спавший на печи. Следующей жертвой стал средний, 24-летний сын – ему, не успевшему проснуться, отец тоже выстрелил в упор в голову. После этого он отступил в коридор, чтобы перезарядить ружье. Разбуженные выстрелами и криками, родные и гости в панике бросились кто куда. Сват попытался забиться под кровать, старший сын и наемный работник выбежали в коридор, где напоролись на выстрелы из уже перезаряженного ружья. Несколько минут хозяин гонял людей по дому, словно зайцев на охоте…

За все время он сделал шесть выстрелов. Жене в этой суматохе каким-то чудом удалось выскользнуть из хаты через заднюю дверь и побежать к родственникам, которые позвонили в милицию… Когда все закончилось и стрельба прекратилась, со второго этажа спустился раненный в голову работник. В коридоре его встретил хозяин с ружьем. «Иди и умой лицо, – буркнул Петр окровавленному парню. – Мне уже все равно, за одного сидеть или за всех вас…» Парень вышел во двор, сделал несколько шагов и упал без сознания. А Петр направился в большую комнату.

– Я, раненый, лежал на полу, – рассказал позже на допросе тесть Дмитрия. – Петр зашел с ружьем и приказал посадить в кресло сына, лежавшего в коридоре. Я так и сделал. Тогда он принес бутылку водки, велел мне выпить стопку, после чего и сам выпил 100 граммов. А затем встал и сказал: «Раз я такое натворил, то все…» Поднял ружье, выстрелил в себя и упал. Я сразу схватил оружие, выбежал во двор и бросил двустволку в кузов грузовика. А сам спрятался в лесу и сидел там, пока не приехала милиция…

Последний, седьмой выстрел Петра был похож на попытку самоубийства. Но это лишь на первый взгляд. Один ствол ружья (правоохранители, кстати, обнаружили в доме три охотничьих ружья, из которых лишь одно было зарегистрировано) был укорочен. Петр, схватив левой рукой длинный ствол, выстрелил из короткого и раздробил себе пальцы. А на голове у него не обнаружили ни одной царапины – значит, в себя он не целился.

«Никакого раскаяния Петр не проявлял – одно лишь желание выкрутиться и избежать наказания»

Когда около трех часов ночи приехала оперативная группа, хозяин сидел в кресле, тупо уставившись в одну точку. Старший сын (который сам получил тяжелое ранение и потом долго лежал в реанимации) пытался перевязать ему окровавленную руку. Последствия устроенной хозяином кровавой бойни были ужасными.

Младший и средний сыновья погибли на месте (выстрелами им размозжило головы), старшему сыну заряд дроби пробил грудь, повредил шею и глаз. В его легких до сих пор осталось около восьмидесяти дробин. Не имевший никакого отношения к семейной ссоре наемный работник, которому на момент трагедии еще не было двадцати лет, получил слепое проникающее ранение в голову с ушибом головного мозга тяжелой степени. Семь дробин извлечь из мозга парня врачи не решились, ему придется жить с ними. Часть тела молодого человека парализована. Наименьшие ранения получил сват – ему лишь слегка зацепило шею… В результате страшной мести, устроенной хозяином дома, его семье, вместо свадьбы, пришлось готовиться к двойным похоронам.

Сам Петр заговорил лишь на следующий день после убийства. Подробно рассказал, как прошел вечер накануне, о ссоре с женой и стычке с сыновьями, которые насильно уложили его спать. А дальше его будто переклинило: «Ничего не помню. Очнулся, когда сидел в кресле с раненой рукой…» Ничего «не вспомнил» Петр и на последующих допросах, лишь повторял время от времени: «Почему они меня били? Как могли руку на отца поднять?!».

– На протяжении всего следствия я не заметил у Петра никакого раскаяния по поводу содеянного, – продолжает Юрий Ломничук. – Это хитрый, изворотливый человек, который любой ценой стремился выкрутиться и избежать ответственности. Он постоянно обманывал, старался запутать следствие, хотя в деле все было предельно ясно.

Более искренним оказался отец Петра, который пытался не то чтобы оправдать сына, но хотя бы понять его страшный поступок. Старший Маринчук неоднократно повторял: «Не надо было сыновьям поднимать на отца руку…» Остальные родные – жена, старший сын, дочки и другие родственники – резко осуждали поступок главы семьи. И у жителей райцентра двойное убийство вызвало огромное возмущение… Подследственный прошел сначала амбулаторную, а затем стационарную судебно-психиатрическую экспертизы, которые доказали его полную вменяемость. Однако вину свою Петр так и не признал, даже в конце следствия предпринимая попытки любой ценой оказаться на свободе.

Своей позиции Маринчук не изменил и на суде: «Никто не видел, что это я стрелял, – утверждал он. – Все по-разному говорят. Это ведь надо было перезарядить, прицелиться…» Только на последних заседаниях нечто похожее на сожаление появилось в его словах: «Я раскаиваюсь. Лучше бы умер я, а не они… У меня душа болит». «В чем раскаиваетесь, если утверждаете, что это не вы сделали?» – спросил председательствующий судья. «Жаль сыновей, я все им дал…» – не ответил на прямой вопрос Петр. Он так и не отважился публично назвать себя убийцей своих детей…

Апелляционный суд Ивано-Франковской области признал подсудимого виновным в убийстве двух человек, покушении на убийство еще троих и приговорил к пожизненному лишению свободы. В самом конце апелляционного срока Маринчук обжаловал приговор в суде высшей инстанции. Окончательную точку в его деле поставит Высший специализированный суд Украины по рассмотрению гражданских и уголовных дел. 

Ярослав Галас, «Факты» (Ивано-Франковск – Ужгород)