Российские тюрьмы как зоны несвободного предпринимательства
Российские тюрьмы фактически стали платными: зэков обкладывают данью, а тех, кто не может или не хочет платить, — «опускают». В тех российских зонах, что прозваны в народе «красными» (за то, что там полностью все подчинено администрации), с ног на голову перевернули все понятия. Сегодня здесь правят бал маньяки, насильники и прочие отморозки. Именно они выбивают деньги с обычных осужденных. Чтобы мужу, брату, сыну хорошо сиделось, люди вынуждены продавать квартиры и брать кредиты.
По крайней мере так утверждают не только осужденные, но и сами сотрудники.
Мой собеседник — офицер. Последние годы Алексей Немчук (имя изменено) работает в колонии строгого режима в Брянской области. Его рассказ даже для меня, много писавшей о жизни за решеткой, стал шоком.
«Зэки жалуются: на зоне стало дорого сидеть…»
Я давно знала, что он работает в колонии, но никогда никому и ничего об этом не рассказывает. И со мной от этой темы всячески открещивался. А тут его прорвало, причем сразу после того, как я обмолвилась, как бы «между прочим», про реформу пенитенциарной системы и про всякие позитивные изменения за решеткой.
— Главный источник зла, о чем, кстати, не раз говорил и министр юстиции, — секции дисциплины и порядка (СДП), — начинает Александр. — На самом деле это только считается, что они перестали существовать с прошлого года. Фактически они остались, но в другом виде. Только теперь функцию «эспэдэшников», к примеру, выполняют активисты отрядов адаптации. Туда попадают осужденные сразу же после того, как их привозят на зону. Вообще перво-наперво, когда человек оказывается в колонии, его анкету внимательно изучают. Смотрят, что есть у самого осужденного. Если он где-то прописан, то считай, что квартиру ему придется продать. На кой ему она, если ему сидеть лет 15 и ему каждый день за нее будут тыкать… Хуже всего приходится москвичам. Их доят по полной программе. Сами зэки теперь, знаете, что говорят? Что на зоне стало дорого сидеть. И кстати, теперь новая мода появилась. Нет денег? Пусть мама кредит возьмет. Прямо так и говорят, не стесняясь.
— А кто выбивает деньги — сотрудники колонии?
— Нет. Они только выясняют, насколько платежеспособен тот или иной зэк. А потом им занимаются активисты. Они собирают деньги и передают их тюремному руководству. Был случай, когда женщина — сотрудница брянской администрации, у которой сын попал за решетку и там его стали прессовать, хотела договориться, чтобы ему полегче сиделось. Так ей сразу назвали цену — полтора миллиона. Ремонт у нас в бараках делается в основном за счет зэков. Но ведь некоторым взять деньги негде. Контингент-то разный… Кстати, сами сотрудники тоже платят, как и осужденные. Хочешь очередную звезду на погоны? Неси 300 тысяч. А где их тюремщик возьмет? Правильно, с тех же зэков. На зоне теперь все поставлено на деньги. И за то, что осужденного к условно-досрочному подвели, ему платить надо.
— А как прессуют, чтобы заставить осужденного раскошелиться?
— Унижают морально, бьют, опускают. Те осужденные, которым нечего дать, случается, вешаются. Их к этому подводят. Если человек сам себя уважает, то что ему остается делать? В «гарем» (место, где живут «опущенные». — Прим. авт.) идти? За что?
— Активисты, которые заправляют в колонии, что они за люди?
— Сидят по самым тяжелым статьям. Это насильники, маньяки, убийцы. Им деваться некуда, у них сроки по
— И ничего нельзя этой системе противопоставить?
— Ничего. Самое обидное, что ломают даже нормальных осужденных. Человек, попав на нашу зону, начинает думать только об одном — как ему выжить. Чтоб мог встретиться с ребенком, женой, матерью, чтоб УДО подошло, любой сам себя переломает.
— А почему не могут навести порядок традиционные воры в законе, которые живут по понятиям?
— Так ведь их сюда редко направляют. А если они тут и оказываются, то их ломают так же, как всех остальных. Еще хуже. Им говорят: «Здесь ты никто, у нас правят не авторитеты, а зэки, которые работают на ментов». Кстати, вообще воры в законе потеряли свои позиции за решеткой по всей России. Их-то и осталось, настоящих, — единицы. Самые большие воры-законники — это не они (эти теперь всего лишь пешки), а те, что в погонах. И все «традиционные» воры везут им деньги.
Многое изменилось за последние годы…. Раньше все смотрящие по району собирали дань с ларьков, рынков, магазинов, как это называлось, «для поддержания бродячей жизни порядочных арестантов». И совершенно официально передавали на зону чай, сигареты, продукты. Так вот этого нет лет 5. Зэков больше никто не «греет».
Тюремная субкультура приказала долго жить
— На «малолетках» сегодня, наверное, хуже всего? Там ведь всегда порядки были жесткими. Вот один из бывших осужденных, который два года там провел, признался, что до сих пор спит, поджимая ноги, и руки держит сзади…
— Я верю этому. На зоне раньше опустить нельзя было ни за что, а на «малолетке» — запросто. Толпа налетела — и все. Подростки в принципе очень жестокие, а когда все это накладывается на тюремную романтику, получается кошмар. И многие «понятия» изначально пошли именно из колоний для несовершеннолетних. Но сегодня там ситуация реально изменилась. Насколько я знаю, сейчас на брянской «малолетке» порядок. В основном потому, что она теперь полностью укомплектована психологами, соцработниками. И «активистов» там, по моим данным, изжили благодаря тому, что ФСИН России вообще дала общую установку — «малолетки» должны быть не колониями, а центрами перевоспитания. Они ведь даже так называться будут. И такой прогресс лично мне говорит о том, что можно изменить ситуацию и во взрослых колониях.
— И как вы себе это представляете?
— Понимаете, весь ужас, вся несправедливость происходят не просто с молчаливого согласия руководства ведомства, а зачастую с его подачи. Самых оторванных зэков, которые требовали улучшения условий, не подчинялись, сразу же увозили на этап в Челябинск, где ломали. Был случай, когда сразу 150 человек туда отправляли. Там их били жестоко, обливали мочой, притапливали… Возвращались они уже шелковые, начинали работать и других ломать.
— Как это «притапливали»?
— В таз с водой голову опускают и держат, пока сознание не теряешь. Пару раз достаточно, чтобы спесь сбить. И никуда ты не дернешься. Со всех сторон давят — менты гноят, зэки гноят. Что будешь делать? Вешаться?
— Все-таки мне не очень понятно, почему сами осужденные позволяют управлять ими другим зэкам, да еще, что называется, — худшим из худших. Если бы они сплотились против этого беспредела…
— Бунт предлагаете поднять? Так ведь пробовали они. И массовые голодовки были. Но стоит ввести собровцев, как все прекращается.
— Интересно, как новые денежные отношения отразились на тюремной субкультуре?
— Это вы про татуировки, жаргон, что ли? Да этого уже ничего нет. Причем давно. Выражаются осужденные так же, как обычные люди, без какого-то специального сленга. Из прежнего осталась только «прописка». Это когда зэка бьют в первый день его появления в колонии. Наши женщины-сотрудницы рыдают порой, когда это видят. Но это поначалу, потом и они привыкают.
«За секс на зоне приходится платить»
— Вы говорите, что сегодня чуть что — опускают. Значит, гомосексуалистов стало в колониях много?
— У меня в отряде 250 осужденных, 25 из них — обиженные (то есть ровно 10%). Но примерно половина из этих обиженных — чисто рабочие.
— Что значит — рабочие?
— Ну, что они реальные педерасты. Они без этого просто жить не могут. У них и имена такие — Юлька, Светка, Роза. Они сами к осужденным пристают. За свои услуги берут чаем, сигаретами. То есть не бесплатно все это. Часто бывает, что какой-нибудь обиженный становится парой нормальному мужику. Он только с ним. А тот его за это берет на полное обеспечение, защищает от любых нападок, решает его проблемы и т.д. Но если партнер ему изменит, его изобьют до полусмерти. Бывает, в таких случаях даже убивают.
— Неужели так сильно ревнуют? По принципу — бьет, значит, любит…
— Да какая любовь, о чем вы. Он же ему платит за это — продукты и все остальное. А любовь если и случается, то между самими педерастами.
— Те, кто спит с такими, тоже ведь по сути гомосексуалисты…
— Спят — это не совсем правильное в данном случае выражение. Секс у них обычно бывает оральный. А педерастами пользуются чуть ли не большинство в колониях строгого и особого режима, где сидят за тяжкие преступления по многу лет. И они нормальные мужики. Просто им деваться за решеткой некуда. Надо же как-то свои естественные потребности удовлетворять, особенно если тебе тут придется провести больше 10 лет. Это жизнь… И чем больше у осужденного денег, тем чаще у него такой секс бывает.
— Получается, даже зэки-«девочки» сегодня за решеткой продажные?
— Не только. Я говорил, что некоторые просто не могут без этого.
— А среди сотрудников колоний есть те, кто использует «рабочих обиженных»… по назначению?
— По крайней мере я о таких случаях никогда не слышал. Зачем нашим это? Даже если бы среди сотрудников колонии был какой-то гомосексуалист, он бы не рискнул к осужденным приставать, ведь здесь как в деревне — все всем сразу станет известно и выпрут с работы к чертовой матери. Но сами зэки иной раз пытаются подкатывать. Ко мне один заходил… Хочу, говорит, начальник, тебе приятное сделать. А ему пендаля дал и пригрозил, мол, если еще раз услышу — вломлю так, что мало не покажется. Ну что вы на меня так смотрите? Да не бью я осужденных, просто если таких не припугнуть, они по-другому не понимают.
— А «нерабочие обиженные» — это кто?
— Те, кто по природе своей не гомосексуалист, но которых опустили. Случаи разные бывают… Иногда хорошие мужики становятся обиженными. Они спят отдельно ото всех (скажем, сразу у левой стены). Выполняют всю грязную работу, моют туалеты, например. К ним относятся неуважительно, но сексом они не занимаются и в этом смысле считаются «не рабочими».
— А за что сейчас чаще всего опускают?
— В основном за деньги. Зэку говорят, мол, не принесешь 3 тысячи — опустим. Часто человек по незнанию оказывается в этой категории. Скажем, покурил с обиженным или чайку с ним попил. И все. Его самого тут же считают таким.
— До этого вы говорили, что все тюремные традиции давно канули в Лету…
— Прочти все. Но понятие «обиженный» на зоне в отличие от СИЗО сохранилось. Думаю, оно и дальше останется, поскольку является эффективным способом поделить людей на категории и управлять ими. Это выгодно прежде всего самой администрации, а не осужденным. И буду до конца откровенным, даже мне приходилось пользоваться этим. Сидел у нас недавно один. Он стучал на всех, подставлял как осужденных, так и сотрудников. Когда стало совсем невмоготу от его выходок, я подошел к одному обиженному и попросил этого подлеца поцеловать. В тот же день он его поцеловал, пока другой обиженный того за ноги держал, чтоб не вырвался. И все — после этого инцидента пришлось этому стукачу «машку» (матрас с подушкой) сматывать и перебираться на другую койку, к обиженным. После этого язык стал за зубами чаще держать.
Такие жуткие фото побоев без конца пересылают правозащитникам зэки из брянских зон.
* * *
Многое из того, что рассказал Александр, подтверждают правозащитники и осужденные, которые недавно вышли из брянских колоний. Но какие-то его заявления относительно поборов со стороны начальства доказать трудно. Вот, к примеру, мой собеседник уверяет, что руководство территориального ФСИН живет в особняках, имеет по нескольку квартир, а сам глава ведомства Сергей Мороз ездит на служебной «Тойоте Камри», навороченной по последнем слову.
Но, судя по сведениям о доходах за 2009 год (за прошлый пока не подсчитали), брянские тюремщики одни из самых бедных во всей матушке-России. У Мороза в собственности квартирка 58 кв. м и авто «Дэу», у его супруги — квартира в 80 кв. м и «Нисан». На двоих с женой заработали они за год сущие пустяки — чуть больше миллиона. У одного из замов — Виталия Сойку, судя по тем же данным, жилья нет вовсе. У других убогие квартирки в основном по 30, 40 кв. м. …
Слишком хорошо, чтобы быть правдой? Не знаю. Потому приглашаю к дискуссии других сотрудников тюремного ведомства. Впрочем, боюсь, они отрапортуют, что за решеткой все сегодня отлично. И постараются вычислить Александра, рискнувшего пойти против системы, чтобы с позором выгнать из ведомства. И пока так будет, лично я не очень верю в успех тюремной реформы, хотя очень хочется. Но дело еще в другом.
— Никто из руководителей уголовно-исполнительной системы не проходил тестирование на нравственность, — говорит отец Александр Добродеев (он много лет возглавлял сектор тюремного служения Московской патриархии, не раз общался с Морозом и высказывал ему свои претензии).
— А такое тестирование нужно было бы проводить не только им, но и сотрудникам органов внутренних дел, судьям. Но сегодня такова политика государства, что духовно-нравственные ценности остались позади. То же тюремное ведомство рапортует, сколько съел осужденный, как он одет, какой ремонт проведен. А не это ведь главное. То, что за решеткой, несмотря на все старания, процветает насилие, говорит об одном — оно кем-то культивируется. Зачем, спрашивается? Я думаю, это бизнес, кормушка для кого-то. Чтобы этого не было, нужно вводить тюремное духовенство, которое бы опекало не только осужденных, но сотрудников. И вообще нельзя, чтобы ответственность за жизни других несли неверующие люди.
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ
СПРАВКА
ЦИТАТЫ ИЗ ОБРАЩЕНИЙ ОСУЖДЕННЫХ:
«Я, Ефремов В.В., отказывался от приема пищи по причине того, что в ИК-4 в помещении ШИЗО был организован „застенок“ по избиению осужденных, руководил этой акцией инспектор отдела безопасности УФСИН по Брянской области майор Половой. …Все два месяца в ШИЗО меня ежедневно избивали, в результате повредили позвоночник — и без костылей я передвигаться не могу, что зафиксировано в моей медицинской карточке. С августа
2009-го администрация начала формировать пособников — „активистов“ из числа бывших наркоманов. Вся власть над осужденными была отдана „активу“. Пример: при приеме этапа 30.04.10 года весь этап был избит активистами в присутствии администрации ИК-4. Мне предложили вступить в актив, я отказался. Но под угрозой физической расправы и изнасилования я вынужден был пришить знак различия СКО против своей воли… Весь беспредел организован Морозом с целью вымогательства денежных средств с осужденных на ремонт колоний»……«Я — Лемешев Андрей. 29.07.10 меня избивали сотрудники ИК и активисты. Посадили в ШИЗО, где постоянно били, — и я вынужден был вскрыть вены. Когда попытка самоубийства не удалась, я объявил головку и, чтобы я ее отменил, мне стали угрожать изнасилованием».
«Я, Оксана Клицова, мать заключенного Казакова, отбывающего наказание в ИК-6. В данной колонии творится беспредел — кормят чуть ли не отходами, из-за чего там массовые отравления, дизентерия. Избивают за малейшую оплошность — например, за расстегнутую пуговицу на рубашке. Провинившихся осужденных выставляют на шпагат и заставляют так сидеть по трое суток. Это просто гестапо».
«Я отец осужденного Михаила Лушпы. На территории ИК находится железная клетка, которая стоит под открытым небом, ничем не крытая и внутри ничем не оборудованная. В эту клетку помещают на несколько суток, без возможности сходить в туалет, без еды, воды и одежды в любое время года».
Представитель Православного центра духовной помощи и правовой защиты Владимир ГЛАДКОВ:
— Начальник УФСИН по Брянской области Мороз из той же бригады, что и осужденные ныне питерские тюремщики — к примеру Типпель, Бычков. Они работали в одной команде в Челябинске, откуда и идут все корни. Там они и придумали методы воздействия на осужденных через «активистов». Эта система по принципу КАПО, которая была в некоторых фашистских концлагерях, — где управляли не охранники, а сами же заключенные. Активисты и сейчас остались, только их переименовали в пожарников, санитаров, да кого угодно.
После того как было заведено уголовное дело по факту убийства четверых осужденных, Типпель перебрался в УФСИН СПб и ЛО, а полковник Мороз — в Брянский УФСИН, который благополучно возглавил. И после его назначения оттуда потекли массовые жалобы от осужденных. Когда Мороз еще был начальником Челябинского ИК-10, там несколько лет гноили в одиночке осужденного Константина Борисова (тот, кстати, на днях освободился).
Специально для него была сделана отдельная камера, ширина которой меньше чем размах рук, и даже отдельный прогулочный дворик размером 2 на 2 метра. И в полном одиночестве он находился там годами. Да, должен признать, что этот осужденный был не из простых, а из авторитетов. Но кто бы он ни был, нет такого закона, который бы позволял запирать в одиночке человека в общей сложности на 9 лет. В ШИЗО у нас можно поместить максимум на 15 суток (и там по
Директор Православного центра духовной помощи и защиты Геннадий САВЕНКОВ:
— Чтобы защитить осужденных, мы их теперь страхуем. От несчастных случаев, причинения вреда здоровью, смерти. Тех, кто застрахован, в лагере не трогают — потому что знают, что в случае чего с администрацией будет разбираться страховщик. Кстати, мы обошли десятки страховых компаний и нашли только одну, которая согласилась страховать такую категорию, как заключенные. Но что, вы думаете, придумали брянские тюремщики? Они теперь заставляют зэков отказываться от полисов, от общения с нашими представителями. Доходит до смешного: осужденный пишет нам жалобу, а потом он же от нее отказывается. Но вместо росписи в отказе стоят крестики, якобы потому что неграмотен… Вот смотрите, у нас целая папка документов по брянским зонам. И, кстати, в ноябре 2010 года нам пришел ответ из следственного управления по Брянской области, где говорилось, что вновь поступившие обращения осужденных Лемешева, Ефремова и др. содержат признаки преступления в действиях работников колоний № 4, 6.
Председатель «Союза заключенных» Максим ГРОМОВ:
— Одно время брянские заключенные массово стали объявлять голодовку и вскрывать себе вены из-за порядков Сергея Мороза. Так он по этому поводу провел брифинг. Заявил: «Мы пытаемся в местах лишения свободы создать людям нормальные условия, но определенному контингенту не нравится соблюдать режим. Им хотелось бы употреблять спиртное, наркотики, ущемлять права других осужденных, заниматься вымогательствами, противодействовать администрации, но мы не позволим этого делать». Восхищает «искренность» господина Мороза. Как оказываются в отлично охраняемых лагерях спиртные напитки и наркотики, что только ввод ОМОНа может остановить их потребление? И что? Осужденные, требуя ежедневно спиртное, вскрываются? А где не вскрываются, там они не знали с детства спиртных напитков и наркоманы там не сидят? А может, кто-то умышленно трезвых зэков приучил к наркотикам и алкоголю, что они его так рьяно теперь требуют?
Автор: Ева Меркачева, Москва—Брянск, «Московский Комсомолец»
Tweet
