Думки

Воспоминания узника Кремля: Весна 2014-го. Переворот всех устоев

Published 3 Травня 2017

Я был фотографом. Искал прекрасное. Моим кредо всегда была одна простая фраза: «Красивое то, на что смотришь с любовью». Смотрел на любое создание, осознавая, что оно уже от своей природы является прекрасным. Старался рассказать людям, что им не нужны модификации, чтобы быть лучше… Я любил людей, любил мир. Можно сказать, что был космополитом, который найдет общий язык с кем угодно и где угодно на этой планете.

Но жить влекло всегда в одно место – в Украину. Но все мы космополиты отчасти, пока не приходит беда в наш дом. И тогда все изменяется. Тогда реальность событий раскрывает твои глаза на этот мир. И окружающие краски уже не столь радужные. Не столь умиротворяющие и радостные. Слишком много становится красного цвета…

9 марта 2014 года я был уже другим. Не тем, что раньше. Мир, который я любил, изменился. Уютная, спокойная жизнь превратилась в борьбу. Испытание, состязание, битву за выживание и сохранения собственной самоидентичности, земли и право называться Украинцем.

Геннадий Афанасьев

Да, моя жизнь стала другой. Люди, которым я дарил улыбки, теперь вызывали ненависть в сердце и оскал на лице. Я ощущал себя волком среди стада глупых овец, которых лживые пастухи погнали на убой – а они и рады стараться следовать. Среди тех, кто продался за дешевые обещания и популистические лозунги. Среди людей, которые носят «кандалы» на своих руках, путы в сердцах и умах. Они публично сжигали украинские флаги на улицах. Они выжигали украинские гербы, влитые в гранит. Они сбивали украинскую символику молотами и кувалдами. Они рушили все, что символизирует Украину. С ненавистью берсерка (воины, которые перед битвой приводили себя в состояние повышенной агрессии), с диким бешенством, с пеной у рта и ничего не видящими глазами. Овцы, которых ведут лживые пастухи на бойню.

Кровь, насилие и смерть – лицо современной России

Их души словно ощущали неминуемое будущее и бились в предсмертной агонии. Объявили охоту на ведьм. Похищали, пытали, истязали всех, кто не такие, как они. «Русская весна» началась со штурма военных баз и убийств украинских военных, в лесах на подснежниках лежали мертвые тела крымских татар и украинцев. Кровь, насилие и смерть – лицо современной России. В то время хотелось плакать от бессилия и злости. Но на самом деле не такими и бессильными мы были…

Мама поначалу отговаривала от участия в акциях протеста, митингах, от ночных дежурств и патрулирований. Мама боялась, ведь предвидела за всем этим задержание, арест и тюрьму. Бабушка плакала. А я был тем, кем должен быть. Гражданином своей страны. Украинцем. И моя семья была со мной. Никогда нельзя останавливаться и тем более – сдаваться. Ведь никто кроме нас.

В итоге квартира обвешена георгиевскими ленточками для бесполезной конспирации. Пятилитровые бочки с гречкой для украинских военных. Носки, мед, сигареты. Закупленные медикаменты на случай начала активной войны и припасенные противогазы на случай какой-нибудь химической или газовой атаки. Может и смешно, но кто знал, как могут повернуться события. Мы не были готовы к тому, что «старший брат» пойдет на нас войной и придет нас убивать.

Зомбирование – элемент российской стратегии

Наступило Девятое мая. Праздник победы! День, в который из года в год нас приучали вместе с другими рабами идеи идти отдавать честь погибшим героям за лживые идеалы. Цветы. Салюты. Фронтовые сто грамм для всех возрастов… Прививание современного порочного мышления про то, как было хорошо «тогда», воспоминаний о былой славе. Жизнь в прошлом. Зомбирование – элемент российской стратегии.

Мой прадед тоже воевал. Он, как и многие, побывал в плену. В то время отдавать последние почести путем выстрела в спину из ружей НКВД было нормальным явлением. Ведь тогда, как и сейчас, если попал в плен, то ты враг народа, на тебе «клеймо» и ты уже всего лишь материал. Каждый год я стоял в «ленте памяти» с портретом своего деда, увековечивая его имя, имя человека, не получившего заслуженную почесть героя. Портрет. Лицо. Лик. В этом году я нес его среди сотен обличий побратимов, чтобы он смотрел на извращенный люд. Уверен, он был бы горд за меня, и как полвека тому назад, мой прадед смотрел бы с отвращением на эту серую масу обезволенных людей. Обвесившихся георгиевскими лентами и радующихся новой окуппации. Новому вторжению. Новому геноциду. Царствующий людоед незаконно захватил власть. Незаконно оккупировал украинскую землю. Мою Родину.

Я шел свободным среди не свободных. Я знал, что мой дом и моя Родина – Украина

Совесть моя была чиста, а мысли трезвы, как никогда. Я шел свободным среди не свободных. В отличие от нечистого, отравленного общества вокруг меня, я знал, кем являюсь. Я знал, что мой дом и моя Родина – Украина. Так всегда было, есть и будет.

Та весна перевернула все мыслимые и немыслимые устои. Своей несправедливостью и жестокостью Россия посеяла семя войны в плодородную украинскую землю. Но дерево, которое из него выросло, навсегда уничтожит заразу с лица земли.

Пришли законы, по которым ты теперь – враг

…Мы с этим миром спорим каждый про себя. Что же действительно происходило в момент моего ареста? Путь падения или взлета? Понимали ли эти люди в масках и с автоматами, что творят своими собственными руками? Понимал ли я, во что все это превратится для меня? Куда приведут заведомо предрешенные дороги? Нет… Это было сложно до самого конца понять и тогда, и сейчас, по прошествии лет. Но если бы можно было что-то в этой жизни изменить – а на самом-то деле изменить можно было бы многое – даже сейчас я бы не стал ничего менять. Совсем ничего. Все случилось так, как должно было случиться. Пленение меня и многих других моих побратимов дало моей стране, в нашем лице, оружие против страны агрессора. Против России.

Кроссовки, синие джинсы, серая спортивная кофта, сумка с фотоаппаратом, портрет прадеда – вот и вся моя экипировка. Поход на парад отдать честь тому, кем горжусь, а после – планы на встречу с самой прекрасной и любимой девушкой, маленькая фотосессия с влюбленными улыбками и надеждами на будущее. Мир сиял солнцем и светом. Среди зла всегда есть путь наверх. Главное – не терять себя среди отчаянья. Прекрасное должно наполнять сердце. Но разве зло потерпит, что есть что-то живое среди вымершей пустыни, среди скверны, в которую превращали захватчики родную землю?

Опасность успеваешь заметить до фатального момента. Так и я успел увидеть, как два вражеских солдата внезапно выделились из толпы, имея в глазах лишь одну цель, одну добычу – меня

Наша интуиция и чувство самосохранения всегда работают быстрее в чрезвычайных ситуациях. Опасность успеваешь заметить до фатального момента. Так и я успел увидеть, как два вражеских солдата внезапно выделились из толпы, имея в глазах лишь одну цель, одну добычу – меня. Они двигались уверенно, стремительно, быстро, осознавая свою силу, мощь и безнаказанность. Они выполняли задание, приказ, отданный из самых властных коридоров. Один – широкоплечий, с татуировкой на плече, в полосатой майке-матроске. Второй был высокий, худощавый и с короткой стрижкой. Мне очень запомнился его автомат, который был закамуфлирован под городской тип. В голове успела промелькнуть мысль – бежать. Но куда? Сколько я смогу пробежать? Да и результатом такого побега мог стать выстрел. Они совсем рядом, ощутил сжатие крепких ладоней на своих плечах. И вот – жизнь пролетела за секунду перед глазами. Но не так, когда с ней прощаешься. Я знаю разницу… А так, когда тебя лишают свободы, свежего воздуха, Родины и близких тебе людей. Такое себе понимание конца.

Люди имеют критическую особенность ошибаться. Ошибаться, не в полной мере обдумывая ситуацию, которая может сложиться до конца. Что-то делают сгоряча. Рефлекторно. В результате они ошибаются и жалеют об этом потом. Очень сложно оценить последствия своих поступков. Сложно, но в тоже время и абсолютно реально…

Я не верил, 23 года прожив в свободной стране, что это может случиться со мной. Всегда думаешь, это может случиться с кем угодно, но не с тобой

Вся моя деятельность, мои поступки, мои убеждения и взгляды вели меня к этому моменту, моменту их анализа. Мое сопротивление, пусть и минимальное в общем масштабе, всегда могло привести к тому, что случилось. Разве не предполагал я, что выход на акции протеста против российской оккупации может привести к последующим событиям? Разве проведение ночей в охране украинских воинских частей могло б остаться равнодушным для захватчиков? Разве альтернативное мнение в России может оставаться безнаказанным? Результат я всегда знал. Но я не верил, 23 года прожив в свободной стране, что это может случиться со мной. Всегда думаешь, это может случиться с кем угодно, но не с тобой. Кто же может поверить в то, что может быть реальностью возможность провести в плену всю свою молодость? И, конечно, всегда надеешься на закон. Когда ты законопослушный гражданин по этому закону, который как бы на твоей стороне и должен тебя защищать. Но пришли другие законы, законы России, по которым ты теперь – враг, экстремист, террорист….

Удар. Удар. Еще удар. Металл…Запястья обнимает рабство. Так теряется свобода – это непередаваемое чувство. Это чувство – неверие в реальность

Все произошедшее со мной до моего сознания доходило медленно, осторожно, словно отчаянно напоследок оберегая. Но реальность была шокирующе стремительной. Мгновенной. Непреодолимой. Перемещение из вертикального положения в горизонтальное. Полет, заканчивающийся падением. Тело, словно мертвое, рухнуло на асфальт. Голову придавили. Правая рука заворачивается за спину. Удар ног по ребрам. С левой рукой повторяют то же действие, что с правой. Удар ног с противоположной стороны. Голову приподнимают, берут за волосы и снова вжимают в асфальт. А после этого все вокруг облекается во тьму, голова покрывается капюшоном собственной кофты. Удар. Удар. Еще удар. Металл…Запястья обнимает рабство. Так теряется свобода – это непередаваемое чувство. Первоначальное, неосознанное, страшное. Это чувство – неверие в реальность. Свобода покидает твое тело. В него уже впиваются чужие руки. Твой мир покрывает непроницаемый для света мешок. Отныне этот мешок будет покрывать и всю твою жизнь в плену. Еще один миг, всего лишь какое-то мгновенье – и ты снова взлетаешь обманным полетом. Тебя обезволенного несут в неизвестность. Руки, несоразмерно человеческой анатомии, вывернуты. Наручники режут кожу. Еще секунда – и ты падаешь на заднее жесткое сидение автомобиля. Моментально на твою голову, спину и ноги садятся те, кто тебя стреножил, как горную лань. Ты чувствуешь, как заводится мотор, машина начинает движение. Она везет тебя в неизвестность, на этап длиною в жизнь…

Автор: Геннадий Афанасьев, крымчанин, гражданский активист, бывший политзаключенный, Крым.Реалии

Фотограф Геннадий Афанасьев был арестован в оккупированном Симферополе 9 мая 2014 года. Проходил по сфабрикованному российской ФСБ делу «террористов группы Сенцова». Под жесточайшими пытками палачи заставили его подписать признание во всем, что они требовали, в том числе в намерении взорвать мемориал «Вечный огонь» и памятник Ленину в Симферополе. Во время суда над режиссером Олегом Сенцовым и общественным активистом Александром Кольченко Афанасьев нашел в себе мужество отказаться от показаний против них.

Предыдущие записи: