Испытано на себе: как я сдавал жилье за секс
В Москве появилась новая услуга: некоторые владельцы квартир берут плату за жилье с постоялиц женского рода не деньгами, а сексом. Мне стало до обидного интересно: что за женщины становятся клиентками таких любвеобильных хозяев? В каком соотношении к рублю оценивается секс в этом секторе экономики? И тогда я дал объявление на сайте: «Сдам трехкомнатную квартиру девушке за секс. Звонить по телефону…», приложил туда свою фотку и стал ждать звонков. b>«Вона че, Михалыч, получается!», или «У любви не женское лицо»
Первые почтовые сообщения носили явно бесчеловечный, издевательский характер. «И когда на вас мона будет залезть? Я готова пряма чичас!», «А что, Александр, так уже, без квартиры, не дают?», «Не стыдно, Александр, так унижать себя? А я так восхищалась вашими материалами!» Зато вечером раздался первый звонок, и мягкий тенор в трубке спросил:
– А мальчика возьмете на квартиру?
– Нет! – ответил я резко, бескомпромиссно обрубая все концы всяческой гомосячине.
– А какая разница? – искренне удивились на другом конце (простите за двусмысленность). Я был ошарашен такой постановкой вопроса, поэтому с минуту не знал, что ответить, пытаясь все-таки сформулировать разницу.
– Вы не с Челябинска приехали? – спросил наконец я.
– С Калининграда! – обиженно ответил мужчина (если это слово вообще уместно в данном контексте).
– Конституция у вас с женщиной разная… – туманно пояснил я. Но разве им объяснишь!
– Да ладно, разная! – возмутился тот конец. – Вы же с женщиной когда занимаетесь альтернативным сексом, с обратной стороны, там ведь все одинаково.
Несмотря на кажущуюся логику, он меня не убедил.
– Кончайте! – бросил я в трубку, положив конец этой беспочвенной дискуссии. – Это вульгарная демагогия и разнузданный ревизионизм!
Даша с Уралмаша
Я не скажу, что меня буквально задолбали звонки изнуренных воздержанием женщин, желающих расплатиться со мной за аренду жилья своим телом. С первой претенденткой договорились по телефону встретиться в питейном доме у «Савеловской», чтобы понравиться друг другу. Она появилась секунда в секунду – крупнокалиберная, мощная, как колхозница скульптора Мухиной. Возраст ее скрывал густой слой тонального крема и яркой краски, как у японской гейши.
– Привет, – сказала она с развязностью обитателей рабочих окраин. – Даша! – протягивает мне мозолистую руку для поцелуя. Я со сдержанностью атташе пожал ее.
Даша явно злоупотребляла бигмаком, чипсами и кока-колой. Одета она была как нелюбимая дочь разорившегося мусорщика. Ее розовая кофта ручной вязки, несомненно, вызвала бы падучую у короля попа Киркорова. Лицом она была похожа на Джорджа Вашингтона со 100-долларовой купюры, а ее пышная грудь, как у кормилицы, выползала наружу через большой вырез, словно взошедшее тесто. Икры мускулистые, как у рикши. На голове свалянная, словно пучок сорной травы, густая, как пакля, поросль неизвестного колористике цвета. Единственное, что могло привлечь к ней маньяка, – это большие голубые глазищи, «как два прыжка из темноты». Потрясенный ее телесными чарами, я сделал несколько мощных глотков пива.
– Откуда узнали о моем объявлении? – спросил я, усомнившись, что эта пожилая сеньора подозревает о существовании Интернета.
– В Интернете, конечно, – слегка обиделась она. – У меня, между прочим, высшее образование. Я окончила дирижерско-хоровое отделение Института культуры. У меня был потрясающий хор. Временно вынуждена работать уборщицей в офисе. Но я освоюсь, и вы меня еще узнаете.
Я решил поразить ее поистине меценатским размахом: заказал «дирижеру» пельмешек и пива. Кто их знает, провинциалов: может, через пару лет она будет дирижировать в Ла Скала! Пила пиво Даша весьма куртуазно, трогательно оттопырив мизинчик. Из ее доклада я понял, что она родом из Златоуста (город на Урале). Снимает с тремя подругами комнату. Нрава веселого. (Она даже весьма удачно, подтанцовывая верхней частью крупа, подпевала сложному мотиву, доносившемуся из колонок: «Цумба-цумба-тынц-тынц».) Задору у нее было хоть отбавляй. Я похотливо вращал глазами, полагая, что ее это смутит, но она утверждалась в моей жизни с упорством обезумевшего марафонца.
– Я ремонт вам могу сделать, – сказала она после третьей кружки. – Люблю готовить! Так что со мной вы поправитесь! А то вон какой худенький! – Она легонько, шутя, потрепала меня по худому плечу, отчего я затрепыхался, словно гуттаперчевая кукла, и расплескал пиво.
– Я воспитан в викторианском стиле, – пытался вспугнуть ее я, – и в сексе предпочитаю содомский вариант.
– Это как? – заинтересованно спросила она.
– Это с обратной стороны, – пояснил я. – От вас мне еще потребуется феллацио по-французски! – добавил я с угрозой.
– Ха-ха-ха-ха! – довольно засмеялась она, больно хлопнув меня по плечу. – Зашибись! Да ты, Шурик, я вижу, баловник!
– И еще я люблю это делать одновременно со своим братом Николаем! – подлил я масла в огонь.
Дарья от смеха чуть не подавилась пельменем. Она смеялась минут пять, запрокинув голову, не в силах сказать слова, будто ничего смешнее до этого не слыхала. Подавальщицы пива с тревогой смотрели в нашу сторону.
– Уф… Хорошо, – еле проговорила она, отдышавшись. – Я тогда подругу прихвачу…
Мы выпили с нею еще пару баррелей пива. Как только я не пытался запугать ее ужасными извращениями, но даже такой аргумент, как феллацио по-французски с братом Колькой, не отвратил эту бесстрашную сеньору от дармовой трехкомнатной квартиры.
Раз – мало, пять раз – много
Следующая встреча была назначена тут же, в пельменной, через час. Я не утруждал себя разнообразием меню, и поставил себе еще пару пива. Очередная претендентка на место на моем одре была юна, стройна – словом, чудо как хороша и, видимо, осознавала это, поскольку вела себя дерзко и вызывающе. Прикид у нее был панковский: замысловато изорванные портки и полмайки с лицом Кайли Миноуг. Челка косая, боковые пряди мелированы в сине-зеленые тона. Глаза ярко раскрашены. В ушах и в пупке с десяток металлических колец. Дух вольтерьянства так и пер из нее. Я недоумевал: какой соблазн привел ее в лоно порока?
– Я пиво не пью. Оно воняет, и от него толстеют! – брезгливо отказалась Катя от предложенного мною «жидкого хлеба». – А пельмени едят только лохи и чурки.
После краткого собеседования я выяснил причину ее гастрономического национал-шовинизма. Катя была москвичка. Жила с мамой в однушке, но та на старости лет завела себе узбекского «жиголо». Теперь они на пару кряхтят по ночам, спать не дают. Да еще этот гад к ней пытался приставать. Работала Катя менеджером торгового зала, но сейчас временно не работает, живет у подруг, а со мной собирается начать новую самостоятельную жизнь, полную целесообразности и добродетели.
– Я по матери – немец и бескомпромиссный поклонник чистоты, – инструктировал я. – Квартиру надо будет пылесосить каждое утро. Гулять с собакой два раза в день. Ходить в магазины за продуктами. Стирать белье. Вытрясать ковры. Два.
– Ну ладно, разберемся… – недовольно засопела Катя, прикуривая новую сигарету от сигареты. – А что хоть за собака?
– Ротвейлер. Зовут Фокс. Да, и еще… Секс мне необходим четыре-пять раз в день!
– Да ты гонишь! – с сомнением посмотрела она на меня. – Ты это… Дуба не дашь с пяти раз?
– Два раза утром и три вечером. У меня строгий режим, – продолжал я. – Врачи рекомендовали. Последствие хронического гиперкатексиса.
– А что это? – растерялась Катя.
– Это постоянная, прогрессирующая потребность в сексе. Если вовремя не совокупиться, начинаются жуткие боли в паху…
– О, не… Пять раз! Каждый день! Не… Извините…
Она торопливо ушла. Странно, подумал я, другая бы возрадовалась…
Дитя тундры
На следующий день я встречался с сорокалетней кассиршей из Боровичей, ноздреватой худенькой дамой.
– А можно с ребенком? – спросила она меня робко после короткой преамбулы. – Он спокойный мальчик. Семь лет.
– Нет, – мягко отказал я, – если бы девочка… Что же вы сразу-то не сказали?
– Да вы его и не заметите… У вас же три комнаты!..
– Вы тогда уж до кучи и маму с собой прихватите…
Я отказал кассирше (впрочем, как и остальным). Звонки после этого прекратились, и я уже хотел сворачивать свой квартирный бизнес, но однажды вечером вдруг снова звонок. Звали ее Люда. Говорила она с чудовищным акцентом, но это не отвратило меня. Мы встретились в полдень на том же месте. Разливательница пива уже смотрела на меня, шалого, ветреного повесу, с нескрываемым интересом. Люда, прекрасная эвенкийка, словно пришедшая с Земли Санникова (а на самом деле из далекого селения Тутончаны, что на Нижней Тунгуске), была экзотическим раритетом в этой пестрой коллекции. Она смотрела на меня через узкие щелки глаз – с надеждой и восторгом, которого недоставало остальным претенденткам. Объявление нашла с помощью своей подруги, которая второй год живет и работает в Москве в доме у богатого старикашки-сластолюбца, любителя экзотики, который на всю старческую катушку использует ее первозданные природные прелести.
– Танцевать умеешь? – спросил я первым делом.
– Что? – испугалась она, узкие глаза ее при этом на секунду стали круглыми.
– Я – танцор по профессии. Мне нужен постоянный партнер по танцам. Как боксеру мальчик для битья.
– Ну, я так, танцевала в школе… Давно. Пять лет назад.
– Плохо, – огорчился я. – Ну ладно. Шаманизмом хотя бы занимаешься? Пошаманить надо мной надо. Геморрой излечить.
– Нет! Не умею.
– Хорошо. Значит, условия таковы. Спать с тобой будем по очереди. Я и мой брат.
– Брат? – ужаснулась она.
– Он еще красивее меня! – сказал я скромно.
Когда через пару минут до нее дошел гнусный смысл моего предложения, она посмотрела на меня взглядом председателя реввоентрибунала.
– Нет! Брат, не буду.
Я мысленно поаплодировал этой северной красавице. Ага! Все-таки есть, ЕСТЬ еще нравственность в нашей глубинке. Только я так подумал, как мобильник вновь заверещал.
– Это Катя! – раздался в трубке знакомый юный голос. – Александр! Я согласна на пять! Только, слышите, пять раз, но не больше!
Александр Мешков, «Комсомольская правда»-Украина»
Tweet