О военных преступлениях России на территории Украины, ее пособников и неотвратимости наказания

О военных преступлениях России на территории Украины, ее пособников и неотвратимости наказания

На седьмом году российской агрессии мы все чаще слышим фразу о том, что «общество устало от войны». Вести с фронта или сообщения о происходящем на оккупированных территориях редко попадают в первые блоки новостей информационных телепередач и набирают на сайтах куда меньше просмотров, нежели новости о коронавирусе, экономических проблемах или светские хроники.

Но практически каждый день на 7% оккупированных Россией украинских территориях совершаются тяжкие преступления, нарушается международное гуманитарное и уголовное право. Есть ли у нашей страны шансы когда-нибудь привлечь агрессора и его пособников к ответственности? Что делается для этого Украиной? Что еще предстоит сделать? Кто должен понести наказание и сколько этих людей? Об этом  издание ZN.UA говорило с заместителем генерального прокурора Украины Гюндузом Мамедовым.

В последнее время все чаще на разных площадках разные спикеры поднимают тему переходного правосудия для временно оккупированных территорий (ВОТ), хотя когда произойдет урегулирование конфликта с Россией и деоккупация украинских территорий, никто прогнозировать не берется. Заместитель генерального прокурора Украины Гюндуз Мамедов входил в рабочую группу, готовившую проект национальной концепции переходного правосудия, находящийся сейчас на рассмотрении в офисе президента.  

Часть I. О преступлениях агрессора, его пособников и неотвратимости наказания.

Гюндуз Мамедов: «Именно Украина имеет шанс наказать РФ за военные преступления»

Фото от Tetiana Sylina

 Гюндуз Айдынович, недавно Департамент надзора за преступлениями, совершенными в условиях вооруженного конфликта, который вы курируете как заместитель генерального прокурора, отметил годовщину создания в Офисе генерального прокурора. Оправдал ли он за это время ваши ожидания? О каких результатах можете рассказать?

— Департамент был создан еще в структуре Генеральной прокуратуры и в январе 2020 года в связи с реформированием органов прокуратуры начал свою работу уже в Офисе. Но я бы вернул читателей в начало 2000-х, когда украинский парламент принял Уголовный кодекс. Именно тогда в национальную систему права было введено понятие «нарушение законов и обычаев войны». Оно достаточно общее, неконкретное, размытое, если хотите. И это объяснимо, ведь 20 лет назад никто и подумать не мог, что в независимой Украине кто-нибудь когда-нибудь может воспользоваться нормами права войны и тем более привлекать к ответственности за их нарушение.

Наступил 2014 год, оккупация Крыма РФ и вооруженный конфликт в Донбассе. И Украина оказалась перед серьезным и ответственным вызовом: как расследовать преступления в условиях «военного времени», как отличить военное преступление от воинского, а международное от ординарного, то есть общеуголовного правонарушения. В 2015 году Офис прокурора Международного уголовного суда начинает сбор информации по ситуации в Украине и в 2016 признает, что на оккупированных территориях полуострова и востока страной-агрессором и их приверженцами совершаются именно самые тяжелые нарушения международного гуманитарного и уголовного права. А чтобы читатели понимали, с первых дней нарушения территориальной целостности Украины и по сей день совершаются ужасающие события — от убийств, похищений, пыток, насильственной депортации до неизбирательных обстрелов гражданской инфраструктуры, принуждения жителей оккупированных территорий (здесь речь о Донбассе) к рабскому труду. Зафиксированы расстрелы украинских военнослужащих без суда и следствия.

Я почему так подробно на этом останавливаюсь? Мы часто слышим, что общество устало от войны, кризис в экономике и пандемия отодвигают вопросы вооруженного конфликта на второй план. Но конфликт никуда не делся, он, к сожалению, все еще остается реалиями нашей жизни. И я при каждой возможности стараюсь напоминать, что 7% нашей территории все еще оккупировано.

В 2016 году мы начали системно документировать и расследовать все, что связано с ситуацией в Крыму. Мы расследовали, а сейчас координируем следствие по многим интересным и масштабным кейсам. Это очень краткий экскурс в историю. А Департамент войны, как его начали называть коллеги и партнеры, хотя, как по мне, это больше Департамент мира, потому что его создание и работа — важная составляющая переходного правосудия, а значит деоккупации и мира, это — более глобальная история. Департамент является мозговым центром, центром принятия решений, мощным аналитическим хабом, координатором долгосрочной стратегии по расследованию военных преступлений. Именно отсюда исходят все идеи, которые потом реализовывают правоохранительные органы. Здесь сконцентрирована вся аналитика и полная картина течения конфликта, статистика.

Мы изучали примеры и опыт работы подобных подразделений в Нидерландах, Германии, Франции, Швеции, которые занимаются расследованием международных преступлений. Там они работают давно, хотя у них нет вооруженного конфликта, а мы на этапе усовершенствования, так как много чему уже пришлось научиться. Ни одно преступление не остается без внимания правоохранительных органов и стране-агрессору тяжело их скрывать. Аналогичные управления созданы в структурах прокуратур Луганской и Донецкой областей, которые также системно занимаются нарушениями международного уголовного и гуманитарного права, преступлениями против основ национальной безопасности. То есть, на сегодняшний день в системе органов прокуратуры мы имеем структуру, которая и в Крыму, и в Донбассе ведет работу по выявлению нарушений норм международного права.

И создание в органах прокуратуры такой вертикали по координации расследований военных преступлений — уникальный опыт среди стран, чью территорию оккупировали. Именно Украина имеет шанс наказать РФ за военные преступления.

 Речь идет лишь о гражданах России или же и об украинцах, наших согражданах, вставших на сторону агрессора?

— Речь идет о преступлениях против основ национальной безопасности Украины, общественного порядка, о нарушениях международного гуманитарного права, а если говорить более корректно, то о военных преступлениях и преступлениях против человечности. И там нет никакого различия: гражданин РФ, Украины или другого государства. Тем более что жертвы — это практически всегда наши граждане. У нас свыше 20 тысяч уголовных правонарушений более чем в пяти тысячах производств. Эта статистика охватывает все преступления, связанные с вооруженным конфликтом. В них фигурирует почти девять с половиной тысяч человек. Из них — сотни граждан РФ, в том числе высшее политическое и военное руководство страны-агрессора.

Что касается других иностранных граждан, то у нас есть уголовные производства, зарегистрированные по факту участия 250 наемников из 31 страны мира. География широкая: Европа, Азия, Америка. Буквально из последнего — в конце октября в ЕРДР внесли факт вербовки, финансирования, обучения наемников гражданином Финляндии для участия в конфликте в составе незаконных вооруженных формирований РФ. Свою «деятельность» он вел в своей стране: занимался вербовкой, сбором денег, военного снаряжения, покрывал расходы на билеты, паспорта, визы. Был награжден медалью «За освобождение Крыма».

Если говорить в целом о специализации наемников, то в основном это снайперы, пулеметчики, разведчики и артиллеристы в таких иррегулярных, не предусмотренных законом вооруженных формированиях как «Восток», «Призрак», «Оплот», «Пятнашка» и других. Некоторые из них становились командирами дивизионов и рот.

Поэтому не имеет значения, кто совершал преступления, у военного преступника в данном контексте нет национальности. Я бы говорил о неотвратимости наказания, а оно обязательно наступит. Ведь такие тяжкие преступления, коими являются военные преступления, не имеют сроков давности.

Мы находимся в постоянном поиске, как еще усовершенствовать методику расследования, активизировать его, найти новые доказательства. Последствия вооруженного конфликта обязывают находить новые инструменты. Опять же, обратившись к международному опыту и проаудировав наши дела, мы вышли на ряд проблем. Например, не всегда оперативно фиксировались факты по горячим следам, и не было стандарта правовой оценки преступлений, в том числе для возможности рассмотрения кейсов в международных инстанциях.

Поэтому мы планируем запустить новый инструмент — мобильные группы. Предполагается, что они будут фиксировать грубые нарушения международных гуманитарных норм, прав человека, которые имели место в определенный период времени на конкретной территории. Речь идет об освобожденных территориях в 2014–2015 годах. Несмотря на то, что прошло более пяти лет, на месте событий могут быть доказательства, имеющие значение для расследований, свидетели и жертвы, которые помогут восстановить хронологию событий.

Рассматриваем вариант создания шести таких групп сроком действия на полгода и разделением их работы по территориальному принципу. Например, одна группа — Авдеевка—Красногоровка—Марьинка Донецкой области, вторая — Мариуполь и т.д. В такие миссии по установлению фактов должны входить прокурор, следователь, а в отдельных случаях и эксперты — судебно-медицинские, баллисты, экологи и представители Минобороны.

— Вы можете назвать хотя бы приблизительные цифры, вы уже подсчитывали, сколько человек должны быть привлечены к уголовной ответственности за преступления, совершенные во время российско-украинского конфликта? Сколько в Крыму? Сколько в Донбассе? Сколько из них граждан России, сколько — Украины?

— В настоящее время достаточно сложно говорить о том, сколько именно людей должны быть привлечены к ответственности по определенным причинам.

Например, наши граждане в Крыму, которых РФ принудительно призывала и продолжает призывать в ряды своих вооруженных сил, не преступники, а жертвы военных преступлений и могут рассчитывать на защиту Украины. С начала оккупации по февраль 2020 года страна-агрессор провела 11 призывных кампаний, во время которых по меньшей мере 25 тысяч мужчин вынуждены были идти служить.

Но если вы хотите цифр, то сегодня потенциально статус военного преступника только по событиям в Донбассе могут получить более сотни человек. Это те люди, против которых ведется расследование, часть уже имеет обоснованные подозрения. В этом году только на уровне Департамента прокурорами объявлено подозрение 54 лицам в совершении особо тяжких преступлений в ходе вооруженного конфликта. Это участники незаконных формирований, нарушившие законы и обычаи ведения войны, и сотрудники спецслужб РФ, склоняющие граждан Украины к госизмене. Чтобы читатели понимали масштаб, то, например, речь идет об одном из «руководителей» такого формирования, который в июне 2014 года с вооруженной группой лиц захватил завод «Изоляция» в Донецке, это был арт-объект и культурный центр, а создали там одну из наиболее страшных тюрем и мест пыток. Еще около 230 человек — это люди, совершившие тяжкое преступление — развязывание и ведение агрессивной войны.

— Сколько дел передано в суд, есть ли приговоры?

— Только по части уголовных производств, в которых процессуальное руководство осуществляет Департамент, то их в судах 143 и обвиняемых 148. Для понимания, это не только факты, где есть нарушения законов и обычаев войны, то есть статьи 438 Уголовного кодекса, но и ведение агрессивной войны, посягательство на территориальную целостность, госизмена, создание незаконных вооруженных формирований, теракты. То есть весь массив преступлений, которые совершаются в условиях вооруженного конфликта.

Так вот, с начала этого года вынесено восемь приговоров. Например, на 13 лет осужден бывший начальник разведки сектора в зоне АТО за госизмену, двое граждан РФ на семь и восемь лет за совершение покушения на теракт в Киеве.

По статье 438 имеем два приговора: первый — за жестокое обращение с военнопленными, второй — группе лиц за незаконное похищение людей, лишение свободы и принуждение к труду. Гражданских пленных заставляли сооружать оборонительные укрепления. Кроме того, судом вынесен приговор за пропаганду войны. Хотелось бы больше, очевидно. Но я хочу объяснить, в каких условиях мы работаем и с какими проблемами сталкиваемся, в первую очередь законодательными.

Если мы хотим, чтобы все виновные в военных преступлениях были привлечены к уголовной ответственности, а жертвы войны — восстановлены в своих правах, то нам нужны изменения. Мы уже несколько лет пытаемся имплементировать нормы международного гуманитарного и уголовного права в национальное законодательство. Проделана колоссальная работа — экспертами, учеными, правозащитниками, международными организациями. Но еще с прошлого созыва парламента это, увы, никак не удается. Соответствующий законопроект уже дважды принимался в первом чтении народными депутатами, причем, двух созывов. Поэтому хотелось бы, чтобы парламент Украины все-таки довел это дело до логического завершения. А также ратифицировал Римский статут, который даст нам больше прав в международных инстанциях. Хотел бы развеять опасения тех, кто думает, что из-за этого начнутся массовые преследования. Это несвязанные между собой процессы. Юрисдикцию расследовать военные преступления Верховная Рада предоставила МУС еще в 2015 году, а право собирать необходимые материалы и доказательную базу — Кабмину и органам прокуратуры.

Но почему все так затягивается? В чем причина?

— Вокруг этого вопроса очень много спекуляций и достаточно большое количество скептиков, которые трактуют его совершенно односторонне. Но законопроект №2689 об имплементации норм международного уголовного и гуманитарного права даст возможность квалифицированно оценивать события, происходящие на оккупированных территориях, называя вещи своими именами, это — военное преступление, а это — преступление против человечности. Дайте нам возможность делать свою работу на основе международных норм, усильте институциональную способность, внесите свой вклад в привлечение к ответственности военных преступников, ведь мы единственная страна на европейском континенте, которая и с оружием в руках, и в правовом поле борется с агрессором.

На сегодняшний день у нас только одна статья 438, согласно которой мы можем квалифицировать действия оккупанта и его пособников как военное преступление. На седьмом году вооруженного конфликта у нас нет в законодательстве такого понятия как преступление против человечности. Действующая статья бланкетная, ссылочная, и для того, чтобы следователь СБУ, Национальной полиции и ГБР, а это органы, с которыми мы в связке работаем по категории военных преступлений, могли правильно квалифицировать события, необходимо знать около 30 международных договоров. Чтобы вы понимали, это документы, начиная с конца XIX века. И нужно их не только знать, но и понимать, под какую норму Конвенции подпадает то или иное преступление. Это большой пласт работы, и наши прокуроры научились это делать.

Поэтому данный законопроект дает возможность конкретизировать все эти правонарушения, предоставляет более комфортные правовые условия для работы правоохранителей и органов прокуратуры.

У нас тысячи подозреваемых в совершении преступлений, совершенных в условиях вооруженного конфликта. Только в Крыму на момент начала оккупации работало около 22 тысяч правоохранителей и 1400 человек в органах прокуратуры. Знаете, сколько из них не изменили присяге? Чуть больше тысячи правоохранителей и 570 прокуроров! Остальные остались и начали сотрудничать с оккупационной администрацией. У нас есть опасения, что все эти люди уйдут от уголовной ответственности.

 Потому что сбегут на территорию России?

— Нет, потому что к ним неправильно применена норма закона. Необходима правильная квалификация. Только чуть больше 1% среди тысяч дел по фактам военных преступлений в Украине квалифицированы должным образом.

Еще пару лет и лица, сотрудничавшие с оккупационными властями, смогут безнаказанно перемещаться на подконтрольную Украине территорию. Потому что у нас есть так называемая «поправка Лозового», которая ограничивает сроки досудебного расследования, скажем, по особо тяжким преступлениям (а военное преступление таковым и является) 18 месяцами.

Идем далее. У нас несовершенен процесс заочного досудебного расследования и судебного рассмотрения. Вот вы спрашиваете меня про количество производств, направленных в суд, наверняка и про Иловайск и Дебальцево зададите вопрос, а мы не можем обвинительные акты направить в суд для рассмотрения по сути в отношении обвиняемых должностных лиц ВС РФ и незаконных вооруженных формирований, причастных к совершению особо тяжких преступлений, поскольку они либо за пределами Украины, либо на оккупированных территориях.

И это только часть проблем с законодательством, которое не дает возможности нам эффективно работать в этом направлении. Все это мы неоднократно озвучивали парламентариям и обсуждали с ними все эти вопросы. Очень надеюсь, что нас все-таки услышат.

 Вы напомнили про Иловайск и Дебальцево. Все эти резонансные дела как раз в Департаменте. Захват Крыма еще. Какие подвижки по ним?

— Да, прокуроры Департамента организовывают и координируют расследование резонансных дел. На данный момент их более 130 по 170 лицам. Это действительно масштабные расследования, объем которых превышает полторы тысячи томов, где исследуются события всего периода ведения РФ агрессивной войны против Украины. Сотни томов имеют гриф «Секретно» и «Совершенно секретно», поэтому, как вы понимаете, далеко не все можно комментировать. Но, заверяю вас со всей ответственностью, процесс идет.

В настоящее время исследование обстоятельств боевых действий в районе Иловайска в августе 2014 года и Дебальцево в январе-феврале 2015 года осуществляется в двух направлениях.

Первое. В публичной плоскости, в интервью, в соцсетях есть разное видение этих событий, но для того чтобы разобраться по всем направлениям, мы их собрали в один массив. И дополнительно назначили экспертизы по обеим трагедиям.

Второе. Идет активная работа по сбору информации в контексте применения РФ методов и средств ведения войны, запрещенных международным гуманитарным правом, что является военным преступлением, для дальнейшей передачи в Офис прокурора Международного уголовного суда и национальные суды.

Здесь также несколько блоков, и через призму нарушений Женевских конвенций изучается нападение на украинских военных, которые прекратили принимать участие в боевых действиях, и захват под Иловайском и Дебальцево в плен украинских военных, бойцов добровольческих батальонов и жестокое обращение с ними. Также анализируем, были ли применены запрещенные или ограничительные виды оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения. И вернулись к вопросу вероломного убийства украинских военных в районе Иловайска. В прошлом году мы уже подавали одно такое информационное сообщение в МУС, но в связи с новыми данными обновляем этот кейс.

Что касается Крыма, то с 20 февраля по 18 марта 2014 года военнослужащими ВС РФ, ЧФ РФ, представителями ФСБ и незаконных вооруженных формирований, таких как «Самооборона Крыма», под контроль был взят полностью весь полуостров: от Верховной Рады АР Крым до отделений связи «Укртелекома». Каждому отводилась своя роль для реализации плана оккупации и попытки аннексии территории. Вторжение обеспечивалось морским и воздушным транспортом. Чтобы не было возможности идентифицировать военнослужащих РФ, военная техника и форменная одежда заблаговременно были замаскированы.

Резюмируя, еще раз повторю, экспертизы, следственные мероприятия, допросы активно идут, устанавливаются все обстоятельства событий, причем со всех сторон, допрашиваются очевидцы и жертвы этой трагедии.

Мы готовим хронологию военной агрессии РФ в Крыму и в Донбассе. То есть это будет такая электронная база данных, восстановлены даже события, которые предшествовали оккупации. Мы планируем частично сделать ее публичной. Закрыть, скажем, только персональные данные обвиняемых, свидетелей и жертв, а также информацию о досудебном рассмотрении. По Крыму технически хронология уже практически готова, идет наполнение данными. С Донбассом сложнее, так как каждый день шли боевые действия, ситуация менялась чуть ли не каждый час, поэтому для восстановления и реконструкции событий необходимо больше времени.

Этот блок — право знать правду — один из четырех основных элементов правосудия переходного периода, то есть алгоритма, «дорожной карты», если хотите, как Украина будет выходить из вооруженного конфликта и жить в постконфликтный период.

И еще одна новость в продолжение тематики права на правду — мы совместно с Национальным институтом памяти, представительством президента в Крыму, правозащитниками и международными организациями запускаем виртуальный музей российской агрессии. Он уже практически на «выходе». Это современная форма сторителлинга, поэтому будет интересна и молодому поколению: там будут представлены фото-, видеоматериалы международного вооруженного конфликта, будет описан ход конфликта, продемонстрированы и описаны факты грубых нарушений международного гуманитарного права РФ. Таким образом мы сохраняем память о причинах, хронологии и ключевых событиях вооруженной агрессии России против Украины.

 Буквально уточняющий вопрос по Крыму и перейдем к переходному правосудию. Понятно, что Россия — агрессор и оккупант. Но у нас в обществе также много говорилось и о действиях или бездействии во время захвата Крыма тех или иных должностных лиц Украины. Вы это тоже расследуете?

— Мы расследуем все эти производства всесторонне, каждой детали уделяем пристальное внимание, и будем стараться дать правовую оценку всем участникам этих событий. И, кстати, сама суть переходного правосудия не позволяет субъективно относиться к тем или иным действиям. Поскольку речь идет о будущем, органы прокуратуры выполняют свою работу, планируя, что своими действиями мы сможем примирить общество внутри страны, дать четкие ответы на возникшие у него вопросы. Ведь одна из основных задач — возвращать людей, не только территории.

Нам очень важно, чтобы пусть не сегодня, так завтра, когда всем событиям будет даваться оценка, в том числе и правовая, никто не сомневался в результатах судебных решений. Но право переходного периода — это не только о привлечении к ответственности, но и о защите жертв конфликта, материальной компенсации и моральной сатисфакции.

Управления по военным преступлениям в прокуратурах Донецкой и Луганской областей запустили реестры поврежденной и разрушенной гражданской инфраструктуры в результате вооруженного конфликта, в том числе и на оккупированной территории, ведется учет погибших, раненых, пропавших без вести. На данный момент по Донецкой области повреждено почти три тысячи объектов гражданской инфраструктуры, имущества физических и юридических лиц, полностью разрушено — более 300. Этот массив данных необходим и для дальнейшей репарации.

Часть II. О переходном правосудии, принудительной паспортизации, преступлениях России на оккупированных территориях и о том, где могут судить высшее руководство РФ

— Гюндуз Айдынович, как вы считаете, должно ли законодательство переходного правосудия в Украине быть одинаковым для Донбасса и Крыма?

— Это чрезвычайно важная тема, тем более в условиях вооруженного конфликта и постконфликтного периода. Переходное правосудие — это процедуры, которые применяются по всему миру. Есть четыре основных элемента — возмещение ущерба пострадавшим, привлечение к ответственности за самые тяжкие преступления, право на правду, в том числе историческую, а также меры по недопущению конфликта в будущем.

Принято считать, что переходное правосудие получило свое распространение в начале 80-х в Латинской Америке и продолжилось в Восточной Европе. Но я считаю, что это не совсем так, потому что первые признаки этой дисциплины наблюдались после 1945 года, когда происходила денацификация вместе с демилитаризацией и демократизацией общества и государственных институтов, в частности в Германии и Австрии после Второй мировой войны.

Более того, о переходном правосудии стоит говорить не только в случае перехода от конфликтного к мирному периоду, но и от тоталитарного, авторитарного режима — к демократическому.

В Украине мы могли наблюдать отдельные попытки применения некоторых элементов переходного правосудия. Например, расследование и освещение в 2004 году событий Голодомора или попытки проведения хотя и не вполне корректной люстрации в 2014-м. Но, к сожалению, это не было сделано комплексно. А без лечения (пусть и путем болезненного вскрытия) ран прошлого, мы снова будем повторять свои ошибки, а мы должны учиться на них.

Что касается применения переходного правосудия сегодня, в этом аспекте очень важно понимать, что оно не применяется только после окончания вооруженного конфликта. Последствия наступают с первого дня его начала. С началом агрессии у нас связаны первые грубые нарушения прав человека и серьезные нарушения норм международного гуманитарного права.

Кроме того, не стоит забывать о внутренне перемещенных с оккупированных территорий лицах. По данным Минсоцполитики, на ноябрь их количество превышает 1,4 миллиона человек. Являются ли они потерпевшими? Безусловно, ведь помимо психологической составляющей для них наступила новая правовая реальность. Как и для жителей временно оккупированных территорий.

Поэтому, что касается переходного правосудия в части привлечения к ответственности за тяжкие преступления, то да — законодательство переходного правосудия может быть и общим. Но в целом нужно понимать, что право переходного периода — это не один законопроект, а ряд нормативных актов и комплекс механизмов, которые могут предусматривать особенности для Крыма и Донбасса, так как отличие все же есть, но в рамках общих векторных направлений.

В Офисе президента на рассмотрении находится Концепция переходного правосудия. Я непосредственно входил в состав рабочей группы, которая готовила этот документ. Но важно здесь говорить о другом: данная концепция и есть тот самый рамочный документ, определяющий основные векторы, в направлении которых должна двигаться государственная политика для решения последствий вооруженного конфликта. Все четыре элемента переходного правосудия, о которых мы говорили выше, должны работать в комплексе. В этом и будет залог успеха.

— Как будет применяться принцип неотвратимости наказания к российским наемникам и военнослужащим? А к украинским гражданам, получившим российский паспорт?

— У каждой страны, пережившей вооруженный конфликт, свой путь. Грузия, например, взяла все факты грубых нарушений РФ и направила в Международный уголовный суд. Мы приняли решение идти своим путем.

Высшее политическое и военное руководство РФ, причастное к совершению военных преступлений, мы предлагаем привлекать к ответственности в Международном уголовном суде, а деяния их пособников и исполнителей мы расследуем в Украине в рамках национального законодательства.

Неотвратимость наказания — один из основных принципов правосудия. А для нас главное — оценивать действия этих лиц, собирать надлежащую доказательную базу и передавать дело в суд, который уже и решает вопрос о привлечении к ответственности. Возвращаясь к переходному правосудию: не один год идут дискуссии по поводу возможной амнистии для участников иррегулярных незаконных вооруженных формирований. Но для нас как органа правосудия важно, чтобы в первую очередь были зафиксированы все факты совершения преступлений, установлена истина в каждом деле, а уже после этого говорить о том, может ли лицо подвергаться амнистии. Очевидно, что за тяжкие преступления прощения не может быть.

Поэтому признает РФ международное право или нет, вносит изменения в свой основной закон, как решила на недавнем референдуме, или еще как-то манипулирует, игнорирует процессы, это не освобождает виновных в совершении преступлений от ответственности.

И, кстати, даже имплементация норм международного гуманитарного права (МГП) в наше законодательство даст возможность осуществлять правосудие в любой цивилизованной стране, соблюдающей принципы права ведения войны. То есть таким образом применяется универсальная юрисдикция, и где бы военный преступник ни оказался, скрыться от правосудия будет не так просто.

 В чем с юридической точки зрения разница между принудительной паспортизацией жителей ОРДЛО со стороны РФ и со стороны «ЛНР/ДНР»?

— В первую очередь стоит отметить, что на временно оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей остаются наши граждане. Ситуацию с паспортизацией мы квалифицируем как нарушение государственного суверенитета Украины и грубое нарушение международного гуманитарного права, в частности Женевской конвенции 1949 года о защите гражданского населения во время войны. Страна-оккупант, осуществляющая контроль над указанной территорией, должна соблюдать права гражданского населения. Поэтому мы отреагировали и уголовное производство расследуется.

Фактически, такая «паспортизация» является принудительной, ведь у людей, проживающих на оккупированных территориях, без пвсевдопаспорта ограничены возможности для трудоустройства, получения соцгарантий, а для выпускников школ это необходимость для получения аттестата.

По нашим данным, на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей выдано более 65 тысяч российских паспортов, пвсевдогражданство незаконных образований получили более полумиллиона человек или приблизительно 15% населения.

Разница в данном случае между паспортами РФ и паспортами незаконных образований на оккупированных территориях Луганской и Донецкой областей заключается в том, что последние не имеют никакого юридического значения с точки зрения международного права. Такой документ не признается ни одним государством мира, кроме РФ, не удостоверяет ни одного факта и не имеет юридической силы за пределами временно оккупированной территории.

 Будет ли эта принудительная паспортизация каким-либо образом оспариваться в международных судах? Должны ли нести ответственность те, кто получает российские паспорта?

— Ответственность будут нести не те, кто их получает, а те, кто вынуждает получать эти паспорта. Вы верно заметили, российское гражданство на временно оккупированных территориях мы признаем насильственным и навязанным. Насильственная паспортизация — обязательное условие пребывания на полуострове Крым, так как отказ от паспорта ведет к определенным последствиям: привлечению к ответственности за нарушение миграционных норм РФ, принудительной депортации, невозможности трудоустроиться, отсутствию доступа к социальным и медицинским услугам. Это все говорит о вытеснении граждан Украины с территории полуострова, искусственном изменении демографической ситуации и заселении Крыма гражданами РФ, что является элементами военного преступления.

По принудительной паспортизации в Крыму уже подана информация в Офис прокурора Международного уголовного суда (ОП МУС). Что касается Донбасса, то после исследования всех обстоятельств получения паспортов, будет решен вопрос обращения в международные инстанции с целью пресечения нарушений международного права.

— Какой орган будет судить лиц, совершивших преступления во время конфликта в Донбассе? Будет ли создан специальный суд, трибунал, специальная палата по военным преступлениям в Верховном суде? Будет ли это исключительно украинский орган или же вы намерены приглашать и международных судей, создавая смешанные трибуналы?

— Прежде всего важно всестороннее расследование всех военных преступлений и преступлений против человечности, совершенных РФ на территории Украины в условиях вооруженного конфликта за почти семь лет. Кроме того, доказывание в национальных и международных судебных инстанциях реализации государством-агрессором общего контроля над временно оккупированными территориями.

Вопрос формата механизма правосудия, который должен ответить на последствия вооруженного конфликта, чрезвычайно сложный. С одной стороны, мы понимаем, что сама по себе национальная система правосудия не сможет эффективно справиться со всеми фактами совершения преступлений. В первую очередь, если речь идет о политической и военной элите, и об этом мы уже говорили. С другой стороны, мировая практика дает нам достаточно примеров и механизмов и анализируя их мы можем говорить об успехе или проблемах.

Например, Международный трибунал по бывшей Югославии — это бесспорно успешный пример международного механизма правосудия. Суд имел дело с большим количеством преступлений разного вида — массовыми убийствами, пытками. При этом если анализировать показатели его работы, то именно этот суд в настоящее время отличается высокой результативностью: количеством установленных фактов и вынесенных приговоров. Кроме того, именно трибуналу удалось привлечь к ответственности таких персон как Радован Караджич и Слободан Милошевич.

По моему мнению, противоположностью является Специальный трибунал по Ливану, созданный в 2005 году. Не скажу, что это категорически неудачный опыт, но за все время его работы лишь в августе этого года был вынесен первый приговор.

Какой именно вариант нужен нам? Мы у себя в Департаменте обсуждаем, дискутируем и анализируем мировые практики. Понятно пока одно, что нужно создавать собственную модель, которая и станет эффективной. Будет ли она национальной, гибридной (то есть смешанной) или международной — сложный вопрос, но наиболее эффективную модель мы в перспективе предложим. В любом случае речь может идти о создании отдельной структуры, но будет ли она сочетать национальные и международные элементы, будет ли это отдельный международный суд — нужно определяться.

По моему мнению, в настоящее время достаточно сложно говорить о создании международного трибунала по ситуации в Украине, поскольку для этого требуется решение Совета Безопасности ООН, которое явно не одобрит РФ. Поэтому, вполне возможно, Украине стоит рассмотреть возможность создания гибридного суда, который будет сочетать как национальный, так и международный элементы, что повысит и эффективность, и объективность судебного рассмотрения.

 Пару лет назад в интервью ZN.UA, еще будучи прокурором АРК, вы говорили, что в Украине катастрофически не хватает специалистов по международному гуманитарному праву, а следователи не умеют, не знают, как расследовать военные преступления и преступления против человечности. Уже в этом году в статье для ZN.UA вы снова писали, что в Украине наблюдается нехватка следователей и судей для расследования подобных преступлений. Как же все-таки решить эту проблему, раз мы все чаще и активнее говорим о переходном правосудии и грядущих международных судах?

— Действительно, проблема с уровнем знаний международного гуманитарного и уголовного права остается. Никто даже и представить не мог, что Украине могут понадобиться специалисты в данной сфере на уровне правоохранительных органов и судебной системы.

И дело не только в недостаточном понимании норм МГП, но и в неоднозначной трактовке законодательства. Еще раз повторю, нет четких законодательных требований по квалификации военных преступлений и преступлений против человечности.

Мы сейчас систематически работаем с международными и национальными экспертами, неправительственными организациями и повышаем квалификацию.

Также наш департамент будет привлекать международных экспертов для расследования тяжких военных преступлений. Ведутся онлайн-консультации с представителями одной из международных организаций расследователей, которая имеет более 700 экспертов. C 2009 года она разместила своих специалистов по уголовному правосудию в более чем 250 миссиях и оказывает помощь в расследовании преступлений наиболее жестких конфликтов в Мьянме, Южном Судане, Сирии, Йемене. Речь идет о предоставлении независимой профессиональной помощи в дополнение к работе Департамента.

 Когда следует ожидать начала полноценного официального расследования Международным уголовным судом положения в Крыму и Донбассе в рамках кейса «Ситуация в Украине»?

— В настоящее время трудно спрогнозировать, когда именно Офис прокурора Международного уголовного суда может принять решение и открыть производство по расследованию событий в Крыму и Донбассе. В этом году в МУС ожидаются выборы нового прокурора. И ранее, если вы помните, появлялась информация, что действующий прокурор — госпожа Фату Бенсуда — до конца своей каденции на посту планирует определиться со всеми ситуациями, которые сейчас находятся на стадии предварительного расследования.

Но из-за того, что Украина до сих пор не ратифицировала Римский статут, в нашем случае подобное решение должно рассматриваться и утверждаться досудебной палатой Международного уголовного суда. Поэтому нам остается только ждать решения и продолжать сотрудничество с Офисом прокурора МУС и предоставлять им информацию, которая позволит принять решение об открытии расследования.

С начала вооруженной агрессии мы передали в ОП МУС 16 информационных сообщений — как по Крыму, так и Донбассу. Только в этом году совместно с правозащитными организациями Офис генерального прокурора передал три масштабных документа, подтверждающих серьезное нарушение норм МГП на полуострове: о принудительной депортации крымчан на материк, о нарушении имущественных прав, и третье подано в конце сентября — о милитаризации детей. Тему милитаризации мы с 2018 года поднимаем уже второй раз, сейчас акцент сделан был именно на детях. Мы предоставили доказательства того, как с дошкольного возраста и до совершеннолетия навязывается и пропагандируется военная служба в оккупированном Крыму, романтизируется служба в ВС РФ, передали факты обучения детей тактике и стратегии военных действий, стрельбе. Такой масштабный аналитический отчет.

Сделаю небольшой анонс. Мы сейчас готовим еще два информационных сообщения для ОП МУС по крымской ситуации. Первый касается уничтожения культурных ценностей и расхищения культурного наследия. В том числе там будут и факты по незаконной реконструкции Ханского дворца в Бахчисарае. И второй — по нарушениям прав журналистов. Речь идет о незаконных обысках, задержаниях, преследованиях, нанесении телесных повреждений по причине профессиональной деятельности. Предоставим факты лишения права заниматься журналистской деятельностью. Как пример, лишение лицензии на вещание и частоты крымскотатарского канала ATR.

— Что делать с детьми-комбатантами?

— Начиная с 2014 года, применяется практика вербовки и привлечения несовершеннолетних из временно оккупированных районов Донецкой и Луганской областей к участию в боевых действиях против подразделений Вооруженных Сил Украины и других военных формирований.

Использование детей для участия в вооруженном конфликте является военным преступлением и категорически запрещено международным гуманитарным правом. Согласно статье 4 Факультативного протокола к Конвенции о правах ребенка, касающегося участия детей в вооруженных конфликтах, который, замечу, ратифицирован как Украиной, так и РФ, государства-участники должны обеспечивать неучастие в военных действиях несовершеннолетних. Но, к сожалению, мы фиксируем такие факты.

Здесь важно понимать, что ответственность в первую очередь должны нести те лица, которые непосредственно привлекают детей в качестве комбатантов. В данном случае это оккупационные администрации и «руководство» незаконных вооруженных формирований РФ. Поэтому в указанном производстве именно им и их действиям дается правовая оценка.

Что нам стало известно в рамках следствия? Например, в сентябре 2014 года «руководители» одного из НВФ РФ привлекли несовершеннолетнего к участию в непредусмотренном законом вооруженном формировании. Ему выдали огнестрельное оружие и определили задачи по охране и патрулированию захваченного боевиками здания Управления СБ Украины в Донецкой области. Кроме того, несовершеннолетнего привлекали к участию в ведении непосредственно боевых действий против подразделений сил АТО в районе Донецкого аэропорта.

И если говорить о самих детях, то в данном случае должна быть реабилитация, психологическая работа, исследование действий, которые совершались ими в таких условиях. В настоящее время нам известно об осуждении около 30 несовершеннолетних граждан Украины за участие в вооруженном конфликте в составе НВФ РФ. По нашим данным, все они находятся на подконтрольной территории, кто-то учится, кто-то работает, то есть речи о возвращении к прошлой жизни и быть не может.

 Вы недавно провели масштабное совещание на «Каланчаке». Так много вопросов накопилось, что пришлось собирать всех в Херсонской области?

— Впервые за семь лет оккупации была поднята проблематика нарушения экологических норм, неправомерного использования и уничтожения природных объектов и культурных ценностей страной-агрессором, незаконного ведения хозяйственной деятельности на территории оккупированных АР Крым и Севастополя.

Я уверен, что тема оккупации Крыма и преступлений, которые ежедневно страна-агрессор совершает на полуострове, должна быть каждый день на повестке дня в Украине. Я тогда сказал, что все госорганы, имеющие в своем названии слово «Крым», должны со всей серьезностью относиться к этой теме — каждый по своему направлению и в соответствии с компетенцией.

В прокуратуре Крыма осуществляется процессуальное руководство в шести уголовных производствах по 15 фактам загрязнения окружающей среды, проведения незаконной добычи полезных ископаемых. В том числе здесь речь идет и о нарушении экологических норм во время строительства транспортного перехода через Керченский пролив. Согласно выводам украинских ученых, это все ведет к региональной экологической катастрофе. Приведу лишь один пример — Азовское море может превратиться в Черноморский залив со всеми вытекающими последствиями.

Также незаконная добыча песка, например, ведет к уничтожению объектов археологического наследия. К сожалению, стали нормой незаконные масштабные работы по так называемой реконструкции Ханского дворца или археологические раскопки на территории Генуэзской крепости.

И на этом совещании мы подняли вопрос отсутствия оценки остатков природных ископаемых до оккупации и в целом методики определения убытков, которые понесла Украина во время оккупации. В наших уголовных производствах есть объем ущерба, он оценен в один триллион гривен. Но, думаю, он уже намного больше, так как оккупация продолжается и преступления совершаются.

Кроме того, проблемным остается вопрос ведения хозяйственной деятельности рядом иностранных субъектов. Нет сейчас правового статуса юридического лица в АР Крым и не установлены запреты на осуществление деятельности в критически важных для государства сферах экономики, как это предусмотрено в законодательстве Европейского Союза и США. Поэтому по результатам совещания все сошлись на необходимости инициировать внесение изменений в законодательство и усовершенствовать санкционную политику государства.

Автор:  Татьяна Силина;  ZN.UA

You may also like...