«Иду и смотрю»: тайны кремлевских коридоров

Сергей Медведев — о низких истинах большой политики и высоком искусстве инаугурации, о совсекретном визите к Ванге и ее тайных предсказаниях, о любви к Лубянке, интересе к убийце Троцкого, прогулках со Штирлицем, а также история про то, как играл с Ельциным в очко.

  Окончание. Нвчало: Журналист Сергей Медведев об августе 1991-го: Иду и смотрю

Работая в Кремле, настоящим чиновником Сергей Медведев до конца так и не стал. Даже в президентской выборной гонке 1996 года он отдавал предпочтение больше творческим моментам, чем аппаратным ходам. А уж по завершении кампании зов и адреналин профессии вернули его к любимому делу — на телевидение.

— На ваших глазах президент решил переизбираться на новый срок.

— Конечно, это была интрига. Драматическим поворотом стали итоги выборов в Госдуму в декабре 1995 года. КПРФ одержала победу — 22 процента, даже больше. На втором месте ЛДПР. И только потом, на третьем, — черномырдинский «Наш дом — Россия».

«Блока Ивана Рыбкина» и за горизонтом не было: он не преодолел планку в 5 процентов. Беда в том, что именно на Рыбкина и Черномырдина ставил Ельцин. Это, конечно, был шок для всех в Кремле. Во-первых, это для Ельцина отменяло Черномырдина как преемника. Во-вторых, компартия получила в Госдуме на целых четыре года реальный штаб, который руководил всеми антиельцинскими, антиправительственными действиями. И вот после этого стали раздаваться голоса: давайте выборы отложим. Ясно, что Ельцину ничего не светило. По всем арифметическим раскладам — ничего!

Геннадий Бурбулис озвучил формулу «+2», что означало: от выборов не отказываемся, но проведем их позже. Объясним людям: выборы можно проводить только в спокойной обстановке, когда улягутся страсти, когда появится средний класс, когда будут стабильные зарплаты…

При этом никто не знал, пойдет Ельцин на выборы в принципе или нет. Все шло к тому, что нет. Инфаркты, которые выдавались за ишемическую болезнь сердца, и падение популярности не оставляли даже лучика надежды, что это кандидат-победитель.

— И какая же пружина сработала?

— Он долго мучился над этим решением. Я с ним разговаривал и знаю, как это происходит. Сначала обязательно выслушает всех — и левых, и правых, и центристов. Тогда и Коржаков, и Сосковец, и еще целая группа политиков да и бизнесменов считали, что выборы не нужны. Потому что Ельцин проиграет, а это смена караула! Но, видно, все они плохо его знали!

Менять Конституцию под новый президентский срок он наотрез отказался. Что окончательно его подвигло избираться? Личное убеждение, что только он может победить Зюганова. По природе он все-таки победитель! Даже когда говорили, мол, низкий рейтинг, Борис Николаевич, он отрубал: «Неправильно считаете!» Ну в чем-то он был прав, потому что большая часть электората просто молчала: и не туда, и не сюда. Не нравилось то, что делал Ельцин, но не нравилось и то, что делал Зюганов. У последнего была известная риторика: приватизация — бандитская, фабрики и землю — народу. Однако сила ельцинской воли необыкновенная. Он мог взнуздать себя и, наплевав на сердце, на здоровье, идти к победе.

Но ситуацию попытались изменить другие силы.

17 марта 1996 года меня подняли в 5.30 утра и вызвали в Кремль. Накануне Госдума приняла решение о денонсации Беловежских соглашений, и это провоцировало Ельцина сделать ответный шаг, очень резкий. Предложения выглядели так. Первое: закон о роспуске или роспуск самой Госдумы. Второе — запрет компартии. И третье — перенос выборов на два года. Три очень жестких шага.

Все помощники уже были в сборе. Нашей команде предстояло готовить нормативные документы. Мы воспротивились. И Батурин, и Сатаров, и Илюшин встали во фронду и изложили аргументы, которые президент слушать не захотел. Мы тем временем продолжали готовить всякие «болванки» для прессы. Назревала очень жесткая политическая стычка. Президент вызвал к себе министра внутренних дел Анатолия Куликова. Я потом с ним побеседовал накоротке.

— И что Куликов?

— Куликов сказал, что он, естественно, подчиняется решению главнокомандующего и будет готовить внутренние войска и личный состав к обозначенному варианту. Вариант предусматривал фактический захват Госдумы. Должны были порядка 120 человек войти в здание, ОМОН и служба генерала Крапивина — Главное управление охраны. Что, собственно, и произошло: они вошли, блокировали здание.

Вечером того же дня, где-то в 22.30, служба помощников кладет на стол президенту бумагу, что все это противоречит закону и абсолютно нецелесообразно.

Ельцин начал «искрить». На следующий день в 5.45 он уже в Кремле. В шесть у него совещание с силовиками. Там тоже мнения разделились. Так что единогласия не получилось, да и сам президент до конца не был уверен в своей правоте.

После совещания с силовиками, потом разговоров с глазу на глаз — с Чубайсом, с Коржаковым — начался разворот. Сыграло свою роль и вмешательство дочери Татьяны — она предварила разговор Ельцина с Чубайсом, который потом разбил все аргументы Коржакова.

Наконец президент принял решение.

— Кроме Думы и коммунистов был ли другой раздражитель?

— Чеченская война… Остроты прибавляло, что эта единственная война в новейшей истории была зарегламентирована для журналистов. Все вываливалось на голову общественности. Конечно, война была ненужной, неправильной, принесла много жертв, много крови. Ельцин каялся. Но это было потом.

В 96-м году нашим спецслужбам удалось ликвидировать Дудаева управляемой ракетой. И возник люфт для переговоров с пришедшим к власти Яндарбиевым. Он рвался встретиться с Ельциным. Аушев дал его делегации свой самолет, лететь должны были со Слепцовской, но наши спецслужбы выступили против. С Яндарбиевым было порядка 120 человек вооруженной охраны, долго шли переговоры, как ее сократить. Все-таки они согласились на президентский борт и прибыли в Москву. В итоге их вожаков сопровождало примерно 17—20 человек в камуфляже и с полными боекомплектами.

Вы, наверное, помните эти кадры, когда шла перепалка, кому как сесть за стол на переговорах. Все это было не случайно. Ельцин придавал большое значение тонкостям протокола. Это давало понять, кто есть кто. В данном случае замысел был такой.

Было три входа в зал. Владимир Шевченко, шеф протокола, распланировал все так: чеченская делегация и наша должны были занять места друг напротив друга. Затем два входа перекрываются вооруженной охраной, остается третий — президентский. Ельцин заходит последним и садится во главе стола. Но они это просекли на раз! Яндарбиев сказал, что он не будет садиться, когда во главе стола сидит президент Ельцин: мол, говорить надо на равных, он представляет независимую Чеченскую Республику Ичкерия, а Ельцин — Российскую Федерацию.

В эфире все длилось секунды, а в Кремле этот скандал мог взорвать ситуацию: чеченцы собрались уходить. Но Ельцин, он же не мог уступить! Сколько металла, сколько свинца было у него в голосе, столько, наверное, не было за многие годы его политической жизни в Кремле. Я думал, он сейчас убьет этого Яндарбиева. Он заставил всех сесть и работать. Но Яндарбиев не знал главного. Замысел какой? Это была часть мощной политической двухходовки, когда чеченская делегация, прилетевшая в Москву, превращалась фактически в заложника, потому что следующую часть дня Ельцин должен был провести в Чечне. Все было настолько засекречено, что даже мы, сопровождавшие президента в этой поездке, не представляли до последней секунды, в каком месте приземлимся. Когда переговоры прошли, чеченцев благополучно отправили на дачу отдыхать, накрыли им столы.

В этот момент уже на парах стоял во Внуково-2 президентский самолет. Так я не летал никогда. В Моздоке организовали настоящую вертолетную карусель. Десятки машин летали по кругу, садились — взлетали, садились — взлетали. Невозможно было понять, в какой вертолет сел Ельцин. В один из них сел я. Все люки были открыты — там сидели пулеметчики. Мы шли на очень низкой высоте, казалось, что можно зацепить рукой деревья. Адреналин будь здоров!

Прилетели в Правобережное. Там собралось огромное количество жителей. Наверняка их просеивали, проверяли по возможности. Но это были жители реальные — трактористы, доярки, которые уже устали от войны. Как они будут общаться с Ельциным? Как с врагом номер один, как с человеком, который убил многих их родственников, как с исчадием ада, как? И для меня главным стало то, что они общались с ним, как со своим президентом. Думаю, что и для Ельцина это было открытием.

Правильно, что он туда полетел, хотя его и отговаривали, даже в последний момент, у самого трапа: мол, боевики готовят атаку. Он отрезал: «Значит, так: трусы со мной не летят». И пошел по трапу.

— По-моему, у президентского самолета в тот период не успевали остывать двигатели…

— Да, шел предвыборный марафон, я посчитал, за три месяца мы побывали в 26 регионах. Один регион в три дня. Можете представить, что это такое? Помощники разбились на группы. Каждый свой регион готовил, выезжал на место заранее. А я вынужден был по всему маршруту двигаться вместе с президентом. Нагрузка для меня, здорового человека, была просто непосильная. Я представлял себе, каково было Ельцину после двух инфарктов.

В самолете он всегда тщательно готовился к встречам, папки листал с материалами, память была исключительная у Бориса Николаевича. Он мог воспроизводить текст страницами. И умел владеть аудиторией.

В полете Ельцин периодически выходил к нам из президентского салона: «Чем занимаетесь, как настроение?» Все оживлялись. Какие-то анекдоты начинали рассказывать. Иногда он ко мне подсаживался: «Ну что, Сергей Константинович, в картишки?» Это был его коронный номер. Играли в очко. Можете себе представить? Пресс-секретарь с президентом дуются в очко! Я понимал, что для него это разрядка. Но для меня-то это была не разрядка, потому что выиграть у Ельцина было нельзя: это человек, который не любит проигрывать ни в чем — ни в теннисе, ни в спорах, ни в политике, ни в жизни обычной. Он победитель… А это же мучение, когда ты чувствуешь, что выигрываешь и нужно что-то сделать, чтобы проиграть. Всем же нужен президент с хорошим настроением, а не с плохим. Жалею, что никто нас не сфотографировал, хотя Коржаков ходил везде с фотоаппаратом и делал снимки, которые потом появились в его книге…

Самым страшным в той президентской гонке был инфаркт накануне второго тура выборов. Просто руки опустились у нашей пресс-службы, у всех… Для победы требовались обязательные вещи, которые нельзя было обойти. Скажем, встречу с премьером Черномырдиным нужно было провести в кадре. Нужно было показать, как президент голосует, в конце концов…

Обычно группа приезжает заранее, ребята общаются с Борисом Николаевичем, устанавливают свет, камеры, потом его гримируют. Мы придумали следующее: группу изолировали полностью до начала съемок. Телевизионщики заходят и видят: сидит уже загримированный Ельцин в кресле. Им нужно было только занять места у камер. К Ельцину подвели Черномырдина, и тут же быстро зафиксировали этот момент: они встретились. Специалисту было понятно, что президент чувствует себя не очень. Но выхода не было! Фактически второй тур мы выигрывали без президента.

С огромным опасением ждали дня выборов. Нужно же было прийти голосовать! А идти-то Ельцин не может. По прописке — в доме на Осенней улице — он должен был голосовать в школе. Я побывал на месте: близко не подъедешь. Врачи и протокольщики отказались от этой идеи. Стали думать, что делать. Решили оборудовать участок в санатории «Барвиха». Ну, собственно, ничего в этом страшного нет. Голосуют же в больницах и санаториях.

Ельцин был против. Подключились Наина Иосифовна, она очень переживала за его здоровье, и Татьяна, которая фактически стала членом команды. Убедили. Я ему сказал: «Борис Николаевич, пресса будет, будут агентства, будут все телевизионные группы. Не переживайте, все получит освещение, как и на школьном избирательном участке». Ельцин собрал волю в кулак и пошел голосовать.

А на Осенней улице тем временем людей собралось немыслимое количество. Столько журналистов я видел разве что на юбилее журфака. Думаю, надо как-то объясняться, хотя очень этого не хотелось. Люди ждут. Поехал в школу. Сказал, что президент уже проголосовал на избирательном участке в санатории «Барвиха»… Как на меня кричали! Конечно, это было разочарование: Ельцин не приедет. Но мы свою задачу выполнили.

— Продвигать больного президента к победе, вы считаете, честно?

— Честно или нечестно — вопрос в политике риторический. Может быть, в какой-то другой ситуации это было бы нечестно. Я для себя на этот вопрос ответил: в тот момент, в тот исторический период мы действовали правильно. Перед нами возврат в советское прошлое маячил…

На инаугурации в Кремлевском Дворце съездов тоже придумывали: высчитывали, сколько нужно шагов сделать, чтобы взять Конституцию, дойти до трибуны. Были отметены все сценарии, связанные с Большим Кремлевским дворцом и другими пафосными вариантами. Перед множеством телекамер уже никого не обманешь. Мы и не обманули. Ельцин уже не был тем больным Ельциным.

— Разумеется, вы не медик, но со своей стороны пытались как-то помочь здоровью президента?

— Я очень надеялся, что это сможет сделать Ванга. Накануне выборов мне в приемную позвонила Бойка Цветкова, доверенное лицо Ванги. Хочет встретиться. Пришла в Кремль со Стояном Петровым, который стал впоследствии нашим гидом во время поездки. Цветкова сказала: «Я хочу передать вам, даже не вам, а президенту России просьбу бабушки Ванги встретиться с ней на очень важную тему. Она многое знает и многим хотела бы поделиться с Борисом Николаевичем». Интригующе звучит, правда?

Я болгарам сказал: «Ребята, вы там особо не надейтесь, но я вашу просьбу передам». Они говорят: «Если он откажется ехать, пусть тогда отдаст свои часы. Часы — это такой уникальный предмет, по которому Ванга об их хозяине все сможет сказать». Два предмета, как выяснилось потом, несут для Ванги максимальную информацию: часы и сахар. Кусочек сахара должен лежать под подушкой у тебя сутки, ты поспать на нем должен. Сахар и часы словно губка впитывают самый большой объем информации о своем хозяине.

Я передал Борису Николаевичу просьбу Ванги. В ответ: «Да вы что, смеетесь, что ли, никакие часы я не дам». Говорит, хотите, сами поезжайте. Последнюю фразу бросил типа: «А я никуда не поеду». Да это и понятно: скоро выборы, а президент едет в Болгарию встречаться с Вангой — ну представляете реакцию недругов?

Но я очень заинтересовался этим предложением. Решил: точно сам поеду. Потом, забегая вперед, скажу: я с Наиной Иосифовной говорил на эту тему. Она мне с долей укоризны сказала: «Сергей Константинович, часы я вам дала бы, у нас этих его часов несколько штук в спальне лежат, любые можно выбрать».

Поехали, прилетели в Софию, оттуда на машине довольно долго добирались до места. Ванга жила в уединенном месте Рупите, там жерло разрушенного древнего вулкана. Место фантастическое по своей энергетике. Сначала мы доехали до Петрича. Там у Ванги был дом, в котором она принимала всех жаждущих и страждущих, но потом решила уединиться.

По дороге спрашиваю болгар: надо же какой-то подарок бабушке привезти. «Да купите бутылку виски». — «Не понял, бабушка пьет, что ли?» — «Да нет, но виски очень любит». Сразу как-то не стал в это вдаваться. А потом выяснилось, что кто-то ее однажды угостил, ей очень понравился этот напиток. В день она может выпить граммов 30—40. Купил я в дьюти-фри в аэропорту бутылку виски, и поехали мы к знаменитой бабушке. Необыкновенное ощущение, словно попал в сюрреалистический мир: кругом бьют горячие источники, лужицы стоят и парят. Вода горячущая, руку сунуть невозможно, 85 градусов ! Еще ветра не было, и ощущение, что ты попал в какое-то зазеркалье. Изменены все очертания гор, ее дома и храма, который она сама воздвигла совсем рядом. Потом, когда делал фильм, мне рассказали, как она, слепая, руководила его постройкой. Вокруг домика никого нет, ждут только высоких гостей. Избушка маленькая. Помещение, куда мы зашли, обито вагонкой. Какая-то лежанка, стол клеенкой накрыт. Бабушка седенькая за столом полулежит, слепая. И сразу кричать начинает гортанным голосом, то есть она не разговаривает, как мне показалось, она кричит. Голос у нее резкий, совсем не ласковый.

Меня она встретила, как будто мы расстались вчера или словно я был ее приемным сыном. Обняла, расцеловала, тут же посадила за стол. Я вручил ей подарок. Мы откупорили бутылочку, выпили с бабушкой. Говорит: очень жалко, что Борис не приехал. Она называла Ельцина Борис. Достаточно пространную речь произнесла о том, как она любит Россию, как уважает русских. Она очень хотела, я думаю, со многими руководителями встретиться, в том числе и с Ельциным.

Беседовали довольно долго. Самая главная моя задача — выяснить, чем выборы-то закончатся. Впрямую она на вопросы не отвечала: скажем, Ельцин пойдет и победит — не было такого! Отвечала примерно так: все будет у Бориса хорошо, но появятся проблемы с сердцем, нужно беречь сердце. Вот главный смысл ее слов. Я хотел потом дома подробно это расшифровать, осмыслить — у меня был диктофон с собой. Говорила она на старомакедонском, она же родилась в Македонии, но со смесью болгарского. Рядом сидел переводчик Стоян Петров, он все переводил добросовестно.

Однако в Москве случилось чудо: диктофон ничего не записал! Эти шутки бабы Ванги оказались делом обычным.

Когда главные вещи Ванга произнесла, думаю, надо чего-нибудь про себя спросить. А спрашивать про свое будущее не хочу. Ну никак. У меня все потом выведывали: что ты спросил у Ванги про себя. Да ничего я не спросил! Моему сыну тогда было почти пять лет, так самое умное, до чего я додумался, спросил: «Вот сын у меня есть, Толя, он будет выговаривать букву «р»?» — «Да будет все хорошо — и у него, и у тебя. Ты будешь известным». В общем, наговорила мне всего приятного, хорошего. Мы уже уходим, а наш переводчик Стоян замялся в дверях. Она говорит: «Чего ты мнешься? Иди сюда». У него была девушка украинка, он хотел спросить, жениться ему на ней или нет. Ванга говорит: «Ах ты, такой-сякой (слова не подбирала), живешь с ней уже восемь лет, совесть поимей! Девка хорошая, женись немедленно!» Ну, в общем, с ее легкой руки он женился. Сейчас мы, кстати, с ним перезваниваемся, у него двое детей, живет в Софии и бабушке благодарен.

Я Ельцину рассказал про наш разговор с Вангой. Знал, он достаточно скептически относился ко всем гадалкам, колдунам и прочее. Тем не менее ему было приятно ее слова услышать. Взял ли он на заметку ее пожелание беречь сердце? Думаю, что нет, потому что он принял решение в 1996 году бороться до конца. А тут уже беречься не приходилось. Вот такая история.

Потом, в 2008 году, мы поехали в Болгарию снимать фильм к столетию Ванги. Я не знал, что она была больна смертельно в момент нашей встречи в 1996-м. Буквально через несколько месяцев она умерла. А тогда уже боролась с болью.

У меня потом спрашивали: а почему она себе жизнь не продлила? Мы подняли все материалы про Вангу, купили все, что сняли болгары при ее жизни. Сняли многое сами. Нашли близких людей, доверенных людей Ванги, которые строили храм, нашли Нешку Робеву — тренера болгарской сборной по гимнастике. Она мне сказала, что Ванга просто устала. Огромные энергетические затраты невосполнимы. Общаясь с людьми, иногда она впадала в транс и тратила при этом огромное количество энергии. Просто смертельно устала…

— А почему после успешной президентской кампании ваша карьера пресс-секретаря довольно быстро закончилась?

— Все просто. Пришла новая команда. Главой администрации стал Анатолий Чубайс. Очень хотели посадить на это место руководителя НТВ Игоря Малашенко, но он воспротивился. И биография его теряется где-то на Западе. А Чубайс пришел со своими людьми. Он меня считал, как говорится, не своим. Ему нужны были только доверенные люди.

Я понимал, что вечно в Кремле работать нельзя и вечно чиновником работать невозможно. Все, кто приходит, когда-то должны уйти. И этот рубеж был уже обозначен.

— И вы выбрали ТВ и сблизились со спецслужбами. Я имею в виду документальный цикл «Лубянка»…

— Конечно, не было у меня никакой близости со спецслужбами. И в бытность мою пресс-секретарем я с ними практически ничего общего не имел. Просто, когда мы запустили проект «Кремль-9», это вызвало большой зрительский резонанс. Мы сделали несколько фильмов о покушении на Брежнева в Кремле, о подготовке Ялтинской конференции, о том, как спецслужбы работали по прослушке лидеров «тройки». В этой операции принимал участие сын Берия Серго. Я ездил к нему на съемки в Киев. Умер он потом довольно рано, жалею, что о многом его не спросил.

Когда взлетели рейтинги, я понял, что нужно развиваться в этом направлении, и придумал еще один сериал — «Лубянка». Мне кажется, он был на пике зрительского интереса. Вот стоит свидетельство тому — бронзовая статуэтка премии ТЭФИ — за двухсерийный фильм «Лев Троцкий. Обречен на убийство». Интересно складывалась работа над ним. Мы поехали в Мексику на место событий вдвоем с оператором Владимиром Шевалевым.

Я был потрясен тем, что увидел. Увидел дом Троцкого в пригороде Кайокан. Сейчас это центр города. Дом, где его убил Рамон Меркадер, превращен в огромный музей, куда чуть ли не на поклонение ходит большое количество мексиканцев. Туда приводят школьные экскурсии. Я встретился с внуком Троцкого Эстебаном Волковым. Он лежал ни жив ни мертв под кроватью, когда в Троцкого стреляли при первом покушении боевики из группы Сикейроса. Они изрешетили из автоматов всю спальню. Троцкий тоже тогда спрятался под кроватью…

Мы написали запросы в ФСБ с просьбами о материалах. Они откликнулись и предоставили нам несколько документов, часть из которых была посвящена секретной операции «Утка». Потом мне моя творческая группа подарила вот эту картинку «Утка». Уткой был Троцкий.

В Мексике должны были действовать две группы. Одна называлась «Конь» — под руководством Сикейроса, другая — «Мать» — под руководством Каридад Меркадер, матери Рамона Меркадера, будущего убийцы.

Я был даже в тюрьме, где сидел Рамон. Тогда смертной казни в Мексике не было. Показали и то, как его переправили в СССР, сделали Героем Советского Союза. Мы нашли могилу, где он похоронен под именем Рамона Ивановича Лопеса. В общем, много чего нашли. Я видел страшный план по убийству Троцкого. Его автором был Судоплатов. Способы ликвидации врага он обозначил так: отравление воды, отравление пищи, выстрел, удар кинжалом и т. п, то есть были перечислены все возможные способы. Страшновато.

…Я за это время снял, наверное, больше ста фильмов, точно сейчас даже и не скажу.

Пожалуй, самой драматической была работа над четырьмя сериями цикла «Обыкновенный терроризм». Один из фильмов посвящен Буденновску. Буденновская трагедия произошла в бытность мою пресс-секретарем президента. Впервые я узнал о том, что там случилось, на саммите в Галифаксе. Я присутствовал на встрече Ельцина с Клинтоном, когда он рассказывал ему о захвате заложников. Помните, в этот момент Черномырдин вел переговоры с Басаевым почти в прямом эфире. Захват Буденновска, 1400 заложников и долгая дискуссия в обществе, можно ли было вести переговоры с бандитами и террористами. Когда приехал Ельцин, полетели три головы сразу: министра внутренних дел Виктора Ерина, директора ФСБ Сергея Степашина и вице-премьера Николая Егорова. И, собственно, после Буденновска мир по-другому взглянул на чеченцев, ведущих якобы справедливую войну. Потому что появились отрезанные головы, зинданы, выкупы заложников. То есть чеченская война повернулась самой отвратительной стороной и к миру, и к нам.

Когда мы делали этот фильм, нам предоставили трофейные видеокассеты, которые снимали боевики, когда наших ребят убивали. Знаете, мужики, офицеры, не выдерживали долго их смотреть. Когда мы поехали в Буденновск снимать фильм, у моего режиссера сдали нервы. Нас сопровождал спецназ, и он поздно вечером набросился на одного из спецназовцев, начал его в машине душить. Ему показалось, что нас захватили и везут в горы. Можете себе представить, в каком состоянии был человек. Я говорю: «Юра, Юра, остановись». Эмоционально и психологически было очень тяжело: ехать в Буденновск, насмотревшись крови на кассетах.

— На позитиве разгружаетесь?

— Вот снял фильм про Виктора Степановича к его юбилею, он этой весной вышел. Мы побывали на родине Черномырдина вместе с его сыновьями, познакомились с местными казаками, отведали пельменей по-черномырдински, под водочку.

Только что выдали в эфир «Семнадцать мгновений весны. Последний дубль» — к 40-летию выхода этого знаменитого сериала на экран. В Берлине мы прошлись по всем местам Штирлица. Получилось такое ностальгическое, трогательное, веселое и познавательное кино. Могу перечислять проекты часами.

— Для семьи-то время остается?

— У меня сейчас вторая семья. Сын окончил правовой факультет Высшей школы экономики, недавно успешно сдал госэкзамены. Подрастает дочь от второго брака, Маша. Она появилась, когда мой отец из жизни уходил, так символически получилось. Отец умер, и с интервалом в несколько часов родилась Маша. Ей сейчас семь лет, в этом году пойдет в первый класс…

Автор: Олег Пересин, ИТОГИ