«Взгляд на две тысячи ярдов»: полный кавалер ордена «За мужість» Павел Чайка. Рассказ героя

Он не просто вышел из окружения под Марьинкой, но и вытащил оттуда «отжатый» у сепаратистов КамАЗ. Павел пережил две сложные ротации в Донецком аэропорту. В то время он думал, что уже все видел и ко всему готов. Но потом бойцы поехали в Дебальцево, где террористы почти в упор расстреливали их из танков. Как удалось вернуться домой живым? Павел отвечает просто: «С Божьей помощью!». Можно долго рассуждать на тему, что является более ценным — жизнь или Родина. Павел свой ​​выбор сделал уже давно — ради нашей страны он готов на все.

Известное фото Паши Чайки после девяти часов боя. Его фото тогда окрестили «Взгляд на две тысячи ярдов»

После награждения знакомые звонили и говорили: «Ого!»

Награждение третьим за период войны в Украине орденом стало для Павла полной неожиданностью. Парень признается, что воевать шел вовсе не ради наград, но такое празднование стало очень приятным.

— Первым мне позвонил Юрий Бирюков, советник президента. Сказал, что приветствует меня с наградой. Я спросил: «Какой наградой? У меня уже есть орден „За мужність“ III и II степени». Он ответил: «Нет, ты у нас теперь — полный кавалер ордена «За мужність». Потом начали все другие звонить, поздравлять. Честно говоря, совсем не ожидал. Родственники и знакомые звонили и говорили: «Ого!». Также начали активно добавляться в друзья в соцсетях, мне пишет много волонтеров, просто украинцев, людей из других стран. Пишут приятные слова, благодарят за службу.

В армию он пришел еще в 2007 году, тогда отслужил срочную десантником в Николаеве, потом отслужил контракт. Далее поработал два года в Беркуте, потом вернулся на другой контракт. Позже же Павел мечтал только о генеральских погонах. Тем более, начало уже положено. Война для десантника началась еще неподалеку от Крыма. Бойцы стояли в километре от Армянска и ждали команду сверху.

— Мы сразу видели, что российские войска стоят напротив нас. Их вертолеты залетали на нашу территорию, было все понятно. Но никто не рассчитывал, что именно так все обернется. Сначала мы не стреляли, потому что все прекрасно понимали, что первый наш выстрел будет означать объявление полномасштабной войны. Нам говорили: «Терпеть, ребята, терпеть». А дальше пошли уже «зеленые человечки», сепаратисты …

Мы были готовы на тот момент отправляться в Крым и защищать нашу територию. Развитие событий тогда никому не нравилось. Нас подняли по тревоге, и мы сидели, ждали, когда Верховная Рада примет решение «да» или «нет». Они долго рассуждали, пока не дождались того, что русские войска уже все захватили. И тогда только нас выдвинули. Но было уже поздно.

Первый

Павел делится, что в Славянске, Краматорске война была по сравнению с последующими событиями достаточно «скромной». Хотя тогда бойцы прекрасно понимали и видели воочию, против кого воюют.

— Тогда активно рассказывали байки об ополченцах, но никто в них не верил. Для меня не было удивлением, что воевать приходится против российской армии. Первый бой, конечно, был очень тяжелым. Ничего не понимаешь, опыта не хватает, приходится учиться на собственных ошибках. Сейчас, когда я уже могу проанализировать его в сравнении с последующим событиями, понимаю, что это были только цветочки.

Летом, когда мы попали в окружение, я думал: «Ничего себе!». Но выжили, вышли. Позднее, когда мы думали, что уже все видели, случился Донецкий аэропорт. Тогда я думал: «Ого, что мы пережили, вот это опыт получили». Потом мы поехали в Дебальцево, где нас расстреливали танки, и оказалось, что именно там был самый страшный бой. Все познается в сравнении, но хочется, чтобы таких сравнений было как можно меньше. 

Свое первое и, как надеется Павел, крайнее ранение боец получил под Красным лиманом. Бойцы попали в засаду, потеряли одного побратима, семнадцать человек получили ранения.

— В то время из засады удалось выйти с минимальными потерями, мы остались без одного бойца. Могло быть намного хуже. В машине ехало пять человек — трое из них получили ранения, включая меня. Была организована засада на девятом блокпосту. Остановили нашу колонну, все ехали на БТРах, а мы — на УАЗике. Вышли из машины, начали вести бой, был ранен один боец. В течение около 40 минут мы отстреливались, потом был ранен и Паша, что без глаза остался. Наконец мы отошли.

Вместо

Спокойно лечиться Павел не смог. Постоянно переживал за тех, кто остался воевать, понимал, что хлопцам нужна помощь. И хотя врачи прописали ему месяц реабилитации, мужчина решил «лечиться» войной и с заслуженного отдыха сбежал в АТО.

— Когда лежал в госпитале, узнал, что еще одного бойца ранило, потом еще одного. Меня сразу «накрыло», и после госпиталя я помчался в АТО, от реабилитации отказался. Было сначала немного тяжело, потому что мне только сняли швы, и они начали расходиться на фронте. Интенсивно мазал их зеленкой, перематывал эластичным бинтом. Где-то через неделю более-менее спокойной для меня войны мы попали в Зеленополье в окружение.

Больше месяца — окружение … Наших бойцов обстреливали, бомбили, им предлагали перейти на сторону врага, у них закончились еда и патроны. Но боевой дух остался несломленным.

— Главный секрет успеха — хорошее командование и контролируемость бойцов. Ни для кого не секрет, что в некоторых подразделениях проблемы с алкоголем и дисциплиной. Большие потери в Дебальцево некоторые подразделения понесли из-за того, что подверглись панике.

У нас с этим никогда проблем не было. Пока мы были в окружении под Марьинкой, нам много раз предлагали, чтобы мы сдались и перешли на сторону террористов. Командир им в очень грубой форме ответил, что никто не сдастся. После того, как мы не пошли на их условия, нас начали бомбить еще сильнее, видимо, их это задело. Но никто панике не поддавался, все отходили по поставленному плану. У нас вовсе не оставалось еды, боеприпасов осталось ровно столько, чтобы пробить себе коридор. Мы были готовы вести бой до последнего патрона.

Воспоминаний о пребывании в окружении у Павла много. Говорит, что родным не рассказывал, где находится, чтобы те не волновались.

— Сначала мы с трехразового питания перешли на двухразовое, затем на одноразовое. Ели один раз в сутки и немного. Когда еда закончилась, выживали, как могли. Застрелили двух зайцев, съели. С родными пытались не связываться. В принципе возможность была, но смысла звонить и нагонять панику не было.

Из моих родных до второй ротации в аэропорту никто не знал, что я куда-то ездил. Причем, это не единичный случай, большинство бойцов пытаются скрыть правду, чтобы не волновались. Мои родные узнали, где я, только после того, как Юра Бирюков написал в Фейсбуке после первой ротации в аэропорту пост с моей фотографией. Мама, к сожалению, читает Фейсбук, поэтому сразу меня узнала. Сказала: «Не нужно врать, говори правду».

Из окружения боец выехал не с пустыми руками, а с «отжатым» у сепаратистов КамАЗом.

— Это был российский КамАЗ, дополнительно обшитый металлом. На нем был миномет, они выехали стрелять по нашим. Но только они развернули этот миномет, как наши минометчики выстрелили первыми и попали точно в них, КамАЗ вышел из строя и остановился. Наши ребята оттащили его и оставили. А я вытащил его из окружения. Он после того много раз нас выручал, сейчас эта машина тоже в строю, только уже в другом подразделении.

Во время ротаций в аэропорту самое страшное было зайти в здание и из него выйти. Боец рассказал, что прорываться в аэропорт приходилось под непрерывным огнем.

— Я провел там два захода где-то по десять дней. Труднее всего было терять своих друзей, это всегда было самым сложным испытанием. Мы во время ротаций в аэропорту много потеряли, не так количественно, как качественно. Мы дорожим каждым бойцом, каждый из них является просто невероятным человеком. Аэропорт забрал жизнь многих хороших ребят. Вообще, я не раз убеждался в том, что каким бы ты специалистом не был, сколько тебе отмерено судьбой, столько ты и прожил. Было много ситуаций, когда я мог голову потерять, но отводило. Пожалуй, еще не время. 

Офицер рассказывает, что постепенно привыкаешь как к постоянной опасности, так и к постоянному грохоту от выстрелов и взрывов.

— Вблизи стреляют, а ты в этот момент можешь спокойно спать, хотя и в бронежилете. В аэропорту никто броников и касок не снимал. Мы как заехали, так и уехали. Только заехали чистые, а выехали грязные, как черти.

Ребята всегда друг другу помогали, поддерживали. В одиночку никого не победишь. Постепенно привыкаешь к постоянной опасности. Каждый раз ловишь себя на мысли, что расслабляться нельзя, все время нужно держать голову холодной. Как ни крути, себя нужно беречь. Нельзя заигрываться.

Танки стреляли по нашему БТРу без остановки

Дебальцево запомнилось Павлу сложным боем и потерей близкого товарища.

— Мы зачищали Логвиново, вблизи Дебальцево. Бой начался в шесть часов утра, около одиннадцати мы выбили всех оттуда, заняли село и ждали поддержки других подразделений наших войск. Там прождали 4 часа, пока из Горловки не подошли семь вражеских танков. Они просто «смели» нас оттуда, ведь мы были только на БТРах.

Было горько от того, что мы потеряли бойца, раненых много было, силы растратили. Вероятно, что эта операция была не слишком четко спланирована командованием. Возможно, они просто не рассчитывали, что мы возьмем это село, потому что его столько раз штурмовали и никто не мог занять. Мы же все сделали, как надо, а нам никто не помог.

Выбираться из опасного участка приходилось в экстремальных условиях. В течение километра дороги по БТРу десантников беспрерывно стреляли три танка, которые находились в нескольких сотнях метров от наших бойцов.

— Мы ехали вдоль дороги. Я видел, как они стреляли, причем делали это довольно неплохо. И я просто пригнул голову. Срезали нам с БТРа выхлопные трубы, прошел выстрел по верху машины. Пока мы не перепрыгнули дорогу и не спрятались с другой стороны, эти танки продолжали по нам стрелять.

Волонтеры бойцов никогда не обижали. Все время какую-нибудь вкусность привозили защитникам. Иногда бойцы делали волонтерам довольно неожиданные заказы.

— Однажды заказали пепси колу. Нам привезли в самый ад 29 тысяч литров этой пепси колы. Мы как раз только вернулись из боя под Дебальцево, где ели одну мивину и консервы, поэтому запить ее пепси было очень приятно.

Офицер планирует снова вернуться на фронт. Сейчас хочет восстановить как свое здоровье, так и технику.

— Война кардинально изменила ценности в жизни. Раньше думал, что у меня есть много бытовых проблем, а сейчас понимаю, что это все мелочи. Самая главная ценность — это жизнь, здоровье. Также война дала мне сумасшедший опыт. Я всегда мечтал стать офицером, а благодаря этой войне я им стал. Для меня это еще одна ступенька, которой я достиг.

Особых оберегов герой с собой не носит, лишь крестик, подаренный бабушкой, когда он служи срочную.

— Это — обычный крестик, купленный в церкви. Я с ним не расстаюсь, особенно, когда хожу на боевые задания. Верю, что это помогает.

Долго отдыхать на войне у Павла и его побратимов возможности не было. Приезжали максимум на пять дней.

— Фактически времени хватало только на то, чтобы хорошо выспаться. Я приезжал, шел в Макдональдс, покупал себе много вредной пищи, на следующий день делали с хлопцами шашлык. То есть хотелось чего-то вкусного и вредного.

У нас не Вторая мировая, мы должны беречь каждую человеческую жизнь

Боец уверен, что украинской армии нужны кадровые перемены.

— Всю старую гвардию нужно отправлять на пенсию. Они воспитывались в Советском Союзе, учились по советским книгам. Они привыкли воевать на картах, среди них почти нет действительно боевых единиц. Да, некоторые имеют богатый опыт войны в Афгане. Постоянно об этом рассказывают. Но война в Афгане и война в Украине — это разные вещи. В Вторую мировую людей можно было загонять «на мясо». Сейчас у нас нет столько людей, и мы должны беречь каждую человеческую жизнь. Часто неправильное планирование приводит к плохим последствиям. Нужно снимать их всех и ставить офицеров, которые выросли на этой войне, адекватно воюют, адекватно мыслят.

—

Анастасия Олехнович,    Крылья Украины / Перевод: «Аргумент»