Воспоминания узника Кремля: Путь к свободе. Прошение о помиловании

Мое время шло для меня довольно насыщенно. Как будто все готовилось к чему-то значительному. К сожалению, я этого не видел, так как смотрел на вещи очень критично. На самом деле, вызовы неизвестно куда довольно истощают, потому что никогда не знаешь, к кому ведут. Я очень нервничал, что поведут в кабинеты ФСБ и мне придется встретиться с моими симферопольскими палачами.

Что начнется снова. Я готовился к этому. В любой момент готовился…

Воспоминания Геннадия Афанасьева о том, что происходило с ним во время задержания российскими спецслужбами в Крыму и о последующем заключении в России

Завели в кабинет, столь помпезный по своему виду, что я даже немного смутился. Понятно, куда тратятся налоги россиян. Передо мной сидел полковник ‒ временно исполняющий полномочия начальника следственного изолятора. Этот человек был напряжен и смотрел в основном в пол. Рядом с ним – серьезный человек в костюме, который сразу начал смотреть на мое болезненное лицо. Сразу было понятно, что это непростой человек… Он сразу перешел к делу.

Разговор шел о том, что для меня единственный путь к свободе – это подписать помилование, так как никаких других способов для передачи меня Украине нет. Говорил он довольно специфически. Это был заместитель начальника федеральной службы наказания всей Российской Федерации. Казимиров, такова, якобы, была его фамилия. Мы сразу пошли на конфронтацию. Мой протестный тюремный жаргон и его государственная задача. Мужчина в костюме быстро понял, что я не настроен на разговор, что не хочу свободы любым путем, и потому спросил: «Те понимаешь, с кем говоришь? Ты не понимаешь, какие люди здесь задействованы? Чего ты боишься?»

Действительно, чего бояться? Вспоминая о том, что меня пытали, о том, как издевались в следственном изоляторе, в исправительной колонии, о том, как заставляли стать гражданином Российской Федерации…

«Ты – гражданин Украины. У нас там на Украине есть свои люди, и нам надо их вернуть, хватит тебя здесь кормить за счет России. Так что то, что кто-то сказал, что ты гражданин России ‒ это глупость, нам такие граждане не нужны, и за слова кого-то там мы не отвечаем», ‒ сказал Казимиров мне на это. Но хочу сказать, что, действительно, они ни за какие слова не отвечают…

Далее были заверения в подлинности намерений, слова о том, какая вежливая Россия и как всегда выполняет свои договоренности. Меня просто заставляли написать заявление на помилование. Действительно, можно представить давление, оказываемое на этих лиц, чтобы они любыми путями способствовали мне в этом. Я спрашивал себя: «Это серьезно? Или это опять провокация? Такие люди вовлечены… не похоже… а, может, в этом и есть их план». Мне действительно было над чем подумать. Для этого я требовал звонок адвокату.

Не успел я вернуться в камеру, как действительно мне предоставили возможность позвонить защитнику, и это стало решающим событием. Мой адвокат Александр Попков сказал мне просто и искренне: «Ты не Савченко и не Сенцов. У тебя был сложный путь к своей судьбе, чтобы определиться, кто ты на самом деле. Тебя не охватывает сияние международной защиты. Я могу только посоветовать тебе подписать заявление на помилование. Ты ничего не потеряешь, кроме попытки, а из этого мы увидим, доверять ли России в этих вопросах…».

После разговора с защитником сказали собирать вещи. Сразу после этой встречи с представителями Путина в костюме, после разговора с адвокатом меня перевели в новую камеру с телевизором, с холодильником и очень интересным сокамерником, который явно работал на ФСБ. Понимаете, как работает метод кнута и пряника?

Так совпало, что это был следующий день после победы нашей страны на Евровидении. Накануне я целый день слушал радио «Милицейская волна», где только и говорили, что о Лазареве. О том, что это будущий победитель и весь мир болеет за Россию. Еще говорили, что в десять вечера будет прямая трансляция с «Евровидения». Я очень надеялся, что охранники в очередной раз забудут выключить радио на ночь и будет возможность послушать и поболеть за нашу страну, за талантливую красавицу Джамалу. Но этого не случилось… будто намеренно именно в этот день в десять наступила тотальная тишина…

На следующий день уже по радио ничего не говорили о победителях, ни одного упоминания о «Евровидении». Но судьба сделала так, что, перейдя в новую камеру, я сразу посмотрел в телевизор и увидел победительницу Джамалу с украинским флагом. Я все мгновенно понял. Боже, какая это была гордость. Какое было уважение к собственному государству. Так вовремя. Так необходимо это случилось! Помню, как на всю тюрьму кричал «Слава Украине», после чего сбежались все охранники и начали кричать, чтобы я прекратил свои «бандеровские» возгласы. А в ответ я только смеялся над ними, что они очередной раз проиграли, что по всей справедливости Украина впереди. Так всегда будет! Спасибо тебе, талантливая девушка. Твой талант вдохновил меня в трудную минуту.

Что было им сказать? Что говорить людям, у которых за плечами – пренебрежение к самим себе?

Сокамерник сразу перешел в контрнаступление в разговоре, но быстро поняв, что имеет дело с человеком, который отсидел в условиях, тяжелых для восприятия, длительное время, начал забиваться в угол камеры. Наше общежитие продолжалось недолго. Поняв, что я больше не поддамся на такие мелкие «разводы» и что подозреваю моего сокамерника, меня быстро перебросили в другую камеру. Меня ожидала интересная встреча. Там был Грузин, с которым мы познакомились год назад в следственном изоляторе в Ростове-на-Дону, когда меня этапировали, только что избитого сотрудниками ФСБ. Этот человек отсидел уже восемь лет за то, что во время аннексии Россией части Грузии боролся за независимость. Впереди его ждало еще столько же лет заключения, и ему было совершенно неизвестно, почему его этапировали из исправительной колонии в «Лефортово». Это была близкая для меня душа по совместной скорби…

Мы жили более месяца в полной неизвестности, потому что никто нас больше не вызывал. Было только одно событие в начале нашего общего существования. Это мое заявление на помилование. Возможно, об этом надо было бы подробнее рассказать, но скажу, как есть в моей памяти…

Опять вызов. Я выхожу из камеры. Грузин говорит: «Храни тебя святая Нина», – и я иду, как на расстрел. В очередной раз. Путь в неизвестность. Коридоры. Кабинеты. Вот я в эпицентре координации уничтожающих планов. Меня спросили, готов ли я сделать заявление. Да. Я уже принял решение. Я написал это проклятое заявление в надежде на Божью милость. Что в нем было?

1) Я не имею денежных обязательств перед Российской Федерацией.

2) Я не потерял социальное обустройство на свободе.

3) Я имею место, где буду жить в условиях вне тюрьмы.

4) Меня осудили в первый раз.

5) У меня есть больная мать, которой нужна помощь.

На самом деле, все написанное не имело никакой юридической силы, так как во время написания я имел несколько профилактических зачетов, которые не позволяли мне иметь попытку помилования. Среди них «лидер преступного мира», «террорист», «злобный нарушитель режима содержания». Российское законодательство не позволяет помилования при таких зачетах, но действительность законов в Российской Федерации может варьироваться согласно необходимости и воле властной партии, партии Владимира Владимировича Путина. В этом есть все беззакония государства России…

После этих событий прошел ужасный месяц. Пустая камера. Без жизненной воды, стола для еды или даже туалетной бумаги! Мы не имели ничего в нашей камере. Но это было настоящее сочетание украинской и грузинской культуры в освободительной войне, потому что мы каждый день отчаянно боролись…

Все, что творилось, вовсе не выглядело как направление для пути на освобождение. Казалось, что я совершил непоправимый поступок, и теперь все идет только на ухудшение обстоятельств. Например, я узнал уже позже, что мне делали передачи, которые не отдавали. Мы сидели на одной тюремной баланде. Одинокие, как крысы в лаборатории. Изолированные от всего мира…

Фотограф Геннадий Афанасьев был арестован в оккупированном Симферополе 9 мая 2014 года. Проходил по сфабрикованному российской ФСБ делу «террористов группы Сенцова». Под жесточайшими пытками палачи заставили его подписать признание во всем, что они требовали, в том числе в намерении взорвать мемориал «Вечный огонь» и памятник Ленину в Симферополе. Во время суда над режиссером Олегом Сенцовым и общественным активистом Александром Кольченко Афанасьев нашел в себе мужество отказаться от показаний против них.