Интервью с офицером бригады НАХАЛЬ: Окончательная победа состоит в уничтожении врага

Старшему лейтенанту Шаю 23 года. В армии служит 4,5 года, проходит курс ротных командиров, руководит подразделением и учится – армия оплачивает ему обучение на степень бакалавра. Родился Шай в Казахстане. Репатриировался в 2005 году, в возрасте 14 лет, по программе НААЛЕ. Четыре года жил и учился в интернате, по окончании школы получил аттестат зрелости и гражданство.

– До «Несокрушимого утеса» ты принимал участие в боевых операциях?

– В крупномасштабных – нет, только в операциях местного значения. Я служил на юге Израиля, на границах с Египтом, Сирией и Ливаном, последняя горячая точка, в которой я побывал, – Хеврон. Там я занимался охраной границы, арестами боевиков.

– Что ты делал в ходе нынешней операции в Газе?

– Мы были на учебе, когда она началась, студентов тут же распустили по подразделениям приписки, я вернулся в свою часть. Мы находились в северной и северо-восточной частях сектора. Я командовал взводом тяжелых орудий, потом пришлось заменить одного из офицеров.

– Расскажи подробней, как это происходило: вы вошли в сектор и?..

– Мы вошли вместе с танковыми и инженерными войсками, при поддержке с воздуха.

– Вели боевые действия в городских условиях?

– Практически да.

– Приходилось входить в контакт с противником?

– Несколько раз. Однажды мы вошли в город, чтобы уничтожить туннели. Один из домов показался мне подозрительным, я решил его проверить, вошел со своим взводом и обнаружил, что дом напичкан оружием и взрывчаткой. При входе в здание была установлена противопехотная мина – как я понял, дистанционно управляемая, и разглядел шнур, который тянулся от мины за здание. Его, как мы выяснили, провели под землю. В ту минуту я не сообразил, что под землей кто-то может находиться. Мы решили взорвать здание со всем его смертоносным содержимым. От взрыва открылась яма, в которую шел шнур, и в ней оказались три боевика, которые тут же открыли огонь. Началась перестрелка, мы закидали яму гранатами, и минут через десять все было кончено. Я вызвал по связи инженерные войска, специальный трактор извлек трупы двух боевиков, третий, как выяснилось, удрал по туннелю, ведущему в один из городских кварталов, – его заметили с воздуха, но не решились стрелять, поскольку там были люди.

– Ты много знаешь о Газе? Как обустроен город, кто там живет, как там живут?

– С нами проводят специальные занятия. Мы изучаем врага и знаем о нем немало – как устроены его боевые подразделения, сколько их, где находятся, как построен сам город и сеть туннелей. Мы в принципе знали организацию подземной структуры сектора, но кое-что стало для нас открытием.

– Например?

– Количество туннелей. И мы не ожидали, что боевики будут так бесчеловечно использовать мирное население. Столько раненых было, в том числе и в нашей части, из-за того, что мы не стреляли по скоплению гражданских лиц, но зато из-за их спин стреляли в нас. Несколько раз мы заходили в дома – практически каждое здание было заминировано! Боевики устраивали разные ловушки: скажем, со второго этажа раздается плач ребенка, думаешь, что это младенец, которого оставили одного, поднимаешься, чтобы передать ребенка Красному Кресту… И взрывались, и погибали, потому что это была либо кукла, либо живой ребенок, под которого подложили взрывчатку.

– Использование «живых щитов» не квалифицируется ООН как военное преступление, потому что часто люди становятся такими щитами добровольно. С чем сталкивались вы? Гражданское население поддерживает боевиков?

– По моим личным впечатлениям, – а я воевал всего в нескольких местах, – гражданские сбежали оттуда до наших ударов, которых они боялись. Остались боевики и те, кто их поддерживал. С чем мы столкнулись? Как-то засекли запуск ракеты из-за здания – мы отправились туда и увидели демонстрацию, установка стояла прямо посреди толпы и стреляла в сторону Израиля. Дважды мы находили в домах раненых, которые должны были стать живыми бомбами. Однажды мы оказали первую медицинскую помощь глубокому старику, подняли его, чтобы положить на носилки, а под ним оказалась граната. Мы тут же опустили его, разгруппировались, а он достал эту гранату и попытался швырнуть ее в моих солдат. Да, у хамасовцев есть поддержка со стороны мирного населения.

– Другими словами, есть население, не участвующее в боевых действиях, но мирного населения в Газе, захваченной боевиками, нет? Просто часть бежит, а часть остается?

– Каждого, кто не поддерживает ХАМАС, скорее всего, найдут и либо повесят, либо застрелят. Там полный хаос.

– Сейчас заключено мирное соглашение. Что будет после нашего ухода из Газы?

– Я считаю, что соглашение о прекращении огня продержится месяц. Не знаю, какими будут наши дальнейшие действия. Но, боюсь, что мы вновь окажемся в той же ситуации.

– ХАМАС вовсю трубит о своей победе. Весьма пессимистическое заявление на этот счет сделал Авигдор Либерман: «Если мы отпустили врага неповерженным, значит, мы отпустили его воодушевленным». В Газе народные гуляния, там торжествуют! Мы потеряли семьдесят человек, шестьдесят четыре военных, они – свыше двух тысяч, больше семисот боевиков. Они считают победой сам факт, что Израиль заключил с ними соглашение и отвел войска. А в твоем понимании, в понимании военных, в чем состоит наша победа над ХАМАСом?

– Те, кто выступают против этого соглашения, не понимают политической ситуации и не знают данных, которыми располагает военное и политическое руководство.

– Не понимают или не знают?

– Не знают, и знать не хотят. У каждого из нас, как всегда, свое мнение. Легко осуждать руководство, когда не знаешь, что происходит на самом деле. Мы, армия, там были и знаем, какой урон понес ХАМАС. Могу сказать, например, что одно из их крупных подразделений до операции было в полной боевой готовности, сейчас – максимум на 25%. Основная задача, как я понимаю, состояла в уничтожении туннелей, из которых боевики могли выйти в любом месте на юге Израиля. С этой задачей мы справились. Окончательной победой это считать нельзя, потому что окончательная победа состоит в уничтожении врага. Мы не уничтожили его, но он ослабел, и я считаю, что уровень безопасности юга и его жителей на определенный период времени обеспечен. Мы, повторяю, не знаем всех причин прекращения огня, но как офицер израильской армии я нахожу это решение правильным. Со временем станут известны все причины, и тогда ситуация прояснится.

– Многие рассчитывали, что ХАМАС будет уничтожен. А можно ли его уничтожить? Возможна ли полная победа над этой организацией, и если да, то какой она будет?

– Полная победа для нас, по моему убеждению, будет достигнута, когда в Газе появится руководство, которое признает существование Израиля. Руководство, с которым будут возможны дипломатические отношения, а не террористическая организация, не имеющая никаких моральных принципов. Руководство, с которым можно будет подписать мирное соглашение и закончить эту войну.

– По-твоему, переговоры с террористами в принципе возможны?

– Невозможны, потому что террористическая организация не будет соблюдать договоренности. Их заботит имидж, статус у спонсоров, а не состояние Газы. С ними нельзя идти ни на какие соглашения.

– Руководство запрещает вам стрелять в гражданских лиц. Но если вы видите, что они помогают террористам, как вы поступаете?

– Мы нейтрализуем боевиков, если в радиусе поражения нет гражданских.

– В вашей бригаде служат друзы, арабы, бедуины?

– Конечно! Они служат в боевых частях, в танковых войсках, в спецподразделениях, есть подразделение бедуинов-следопытов, служат бедуины и в других местах. У меня много друзей среди друзов, я знаю их и их семьи. Отношения развиваются и в армии, и на гражданке.

– Газа считается оккупированной нами территорией. При этом нас там нет, она занята террористами, мы ее не оккупируем де-факто. Мы не патрулируем сектор, оккупационный режим не введен, там не запрещено носить оружие, нас оттуда обстреливают и нас же без конца обвиняют, что мы оккупировали Газу и устроили там апартеид. Возможно ли, как ты считаешь, по-настоящему оккупировать Газу? Патрулировать, контролировать распределение средств, чтобы они не попадали к террористам?

– Я попытаюсь сравнить сектор с Иудеей и Самарией, часть территории которых находится под нашим управлением. Палестинское руководство и даже ФАТХ там менее радикальны, чем ХАМАС, хотя ХАМАС тоже присутствует в этих районах. Теоретически оккупация сектора возможна, и наше управление там – тоже, как оно и было до определенного времени. Но если там будет находиться армия, то будут постоянные кровопролитные столкновения и теракты. Я не считаю это правильным. Мы отдали территорию из определенных соображений, чтобы создать какую-то платформу. Чтобы через какое-то время там появилось нормальное палестинское руководство.

 Досье: Старшему лейтенанту Шаю 23 года. В армии служит 4,5 года, проходит курс ротных командиров, руководит подразделением и учится – армия оплачивает ему обучение на степень бакалавра. Родился Шай в Казахстане. Репатриировался в 2005 году, в возрасте 14 лет, по программе НААЛЕ. Четыре года жил и учился в интернате, по окончании школы получил аттестат зрелости и гражданство. Старший брат Шая репатриировался в 1999 году. Отец три года назад скончался, мать пока живет в Алма-Ате и собирается перебраться к сыновьям. Сейчас Шай снимает квартиру у одного из друзей в Рамат-Гане, встречается с девушкой.

Автор: Валерий Дашевский. «Новости недели»