Почему бестолково горит солома в поле

Одним из признаков приближения осени является запах горелой соломы и сизый дым, стелющийся над землей. Вам знакома эта картина? А не приходили ли вам в голову вопросы типа: «Почему эта солома горит в поле, а не в топке в котельной?» «Сколько же такой соломы сгорает на украинском полях ежегодно?»

Вряд ли кто-то скажет, сколько ее горит в поле, но оценки количества соломы, которую можно использовать в качестве топлива, сделала Биоэнергетическая ассоциация Украины. Ежегодно на топливо можно использовать как минимум 11-12 млн тонн соломы зерновых и рапса. Это не общее количество этих аграрных остатков, это количество с учетом всех возможных вариантов использования соломы в животноводстве и на улучшение плодородия почв. Поэтому это очень осторожная оценка, реально ресурс топлива может быть вдвое большим.

Солома – это не единственный и даже не самый большой топливный ресурс, образующийся как отходы в растениеводстве. Есть еще такие:

В общем каждый год мы имеем пригодных на топливо аграрных отходов в количестве не менее 42 млн тонн, что эквивалентно 14 млрд кубометров природного газа. При цене газа 250 долларов за 1000 кубов этот топливный ресурс стоит 3,5 млрд долларов США.

Как же этот ресурс используют?

Единственный ресурс, который используют почти полностью, – это шелуха подсолнечника. Все заводы по производству подсолнечного масла за счет сжигания шелухи обеспечивают себя тепловой энергией, а два из них даже производят из лузги электроэнергию и продают ее в общую сеть. На это уходит четверть или треть шелухи, а остальная дробится или брикетируется и продается на экспорт (дополнительный доход от такого экспорта в целом по Украине – до 20 млн долларов в год).

Энергетическое использование соломы составляет менее одного процента, а по отходам кукурузы и подсолнечника (кроме шелухи) – использование вовсе нулевое.

Таким образом, в энергозависимой и очень бедной стране гниет или горит в поле ежегодно топливный ресурс стоимостью 3-4 млрд долларов. Что-то с этим не так, наверное. Почему же это топливо не используют?

Первый аргумент, что приходит на ум, – это экономический: возможная невыгодность этого топлива. Но это несложно проверить простыми расчетами.

Для примера возьмем небольшую котельную мощностью 3 МВт, работающую только в отопительный сезон, то есть 180 дней в году (котельные, работающие круглый год, будут более выгодными).

Будем считать, что котельная работает на гранулированной соломе (пеллетах), которые вдвое дороже, чем тюкованная солома. Тонна топлива будет стоить, к примеру, 1600 грн с доставкой в котельную. На гигакалорию тепла надо сжечь 310 кг топлива, то есть потратить примерно 500 грн.

Топливо и все другие операционные расходы за отопительный сезон составят примерно 4,5 млн грн. Если продавать тепло по 1100 грн за гигакалорию, то валовый доход составит 8,5 млн грн. Если учесть налоги и амортизацию, то чистый денежный поток составит 3,5 млн грн за сезон. Котельная на соломе на 3 МВт обойдется в 6 млн грн, если котельное оборудование будет изготовлено в Украине.

Таким образом, надо меньше двух отопительных сезонов, чтобы при существующих ценах вернуть инвестиции, вложенные в переход отопления с газа на гранулированную солому. А если брать не гранулированную, а просто тюкованную солому, то окупаемость наступит еще быстрее. Для энергетики окупаемость в 6-8 лет считается очень приличной, а у нас получается менее двух лет. (Примечание: такая высокая эффективность достижима только в Украине, в Европе гранулированная солома вдвое дороже, чем у нас, капитальные затраты на переоборудование котельной выше наших до 4 раз, поэтому в промышленных масштабах там используют на топливо только тюкованную солому).

Второй возможный аргумент – технический. В Украине производят водогрейные котлы на биомассе, но они предназначены для древесины, солому в них сжигать невозможно. Это действительно так, содержание хлора и калия в соломе делает процесс горения несколько иным по сравнению с древесиной, поэтому конструкция котла должна быть специально созданной для этого типа топлива. Значительно большая зольность соломы относительно древесины не является сложной технической проблемой. Лузга подсолнечника – тоже значительно более сложнее топливо, чем древесина, и тоже требует специальных конструкций топки, но это не стало помехой для этого вида топлива, оно успешно применяется в Украине в котлах украинского производства.

В Украине примерно два десятка заводов производят котлы на биомассе мощностью 1 МВт и выше (вместе с производителями бытовых котлов общее количество производителей будет в 4-5 раз больше). Считаю, что многие из них смогли бы осилить производство котлов для соломы (есть возможность получить технологии и чертежи из стран ЕС), но почему-то они этого не делают. В конце концов, можно было импортировать такие котлы из ЕС, хотя при этом затраты на котельную выросли бы в три раза. Окупаемость инвестиций составила бы 6-7 лет, так, например, сейчас для солнечных электростанций, которые строят в Украине уже десятками.

Возможно, есть экологические преграды для этого топлива? Наоборот, оно является примером чистой «зеленой» энергетики. Возможно, какие-то юридические или политические факторы не позволяют использовать отходы растениеводства в качестве топлива? Тоже нет, ничего подобного нет. Возможно, это тот редчайший сегмент нашей экономики, где нет и политического давления или рейдерских наездов.

Остается только одна причина – социальная, которая действительно мешает этому очень выгодному и экологическому топливу. Она легко понятна при сравнении соломы с шелухой подсолнечника. Практически полное использование шелухи и практически нулевое использование соломы объясняется тем, что у шелухи и у котельной на этом топливе – один владелец, у него не возникает никаких проблем с самим собой при использовании этих отходов. Совсем другая ситуация с соломой: ее владелец и собственник котельной, как правило, разные лица. Поэтому для использования соломы как топлива им надо взаимодействовать, и не просто действовать, и осуществлять капитальные расходы.

Владелец соломы должен поменять технологию сбора урожая, чтобы солому не разбрасывать по полю, а тюковаты для транспортировки, хранения и продажи. Владелец котельной должен переоборудовать ее с газа на солому или построить просто новую котельную. Для того, чтобы идти на такие расходы, они должны доверять друг другу. Владелец соломы должен быть уверен, что владелец котельной купит котел для сжигания соломы и станет покупать солому, а владелец котельной должен быть уверен, что владелец соломы упакует ее в тюки (или хотя бы составит в поле в валки) и не будет в будущем безосновательно повышать цену, пользуясь зависимым положением владельца котельной. Но они не доверяют друг другу, поэтому совместно создать энергетику на аграрных отходах им не удается. Об этом мне приходилось слышать от обеих сторон.

Фрэнсис Фукуяма сказал, что украинское общество лишено социального капитала, поскольку социальный капитал является таким набором ценностей и норм, которые позволяют членам общества сотрудничать друг с другом. Члены общества должны ожидать, что все остальные ведут себя честно, на них можно положиться, то есть между ними существует доверие. Именно доверие позволяет работать слаженно и эффективно. Отсутствие доверия делает производственную кооперацию очень ненадежной и затратной, или же вообще невозможной.

Лоуренс Харрисон сказал, что в Украине очень низкий культурный капитал, потому что культурный капитал – это совокупность верований, ценностей и норм поведения, котораяспособствует экономическому и социальному развитию. Низкой культурный капитал мешает развитию и даже может его предотвратить. В концепции Харрисона социальный капитал является составной частью культурного капитала.

Когда я на уровне общих теорий Фукуямы, Харрисона, Аджемоглу говорю об украинских проблемах, например, в статьях о клептократии, многим кажется, что это совсем далекие от реальной жизни теоретизирования. А здесь совсем конкретная проблема: солома горит в поле, а не в котельной или электростанции. Эта конкретика дает возможность не только проиллюстрировать теоретические концепции, но даже вычислить цену, которую мы платим за неспособность образовывать социальный капитал: в данном очень конкретном случае – это около 3-4 млрд долларов в год прямых потерь, плюс потери рабочих мест на производстве котельного оборудования. Как тут не вспомнить украинскую пословицу «Чому ми такі бідні? Бо дурні …»

Так есть ли выход, или же мы безнадежны? Видимо, нет, потому что есть впечатляющие примеры эффективного сотрудничества. Например, кооператив «Маслосоюз», который действовал на украинских землях Польши между двумя мировыми войнами. В него входили с полмиллиона украинцев (поляков не принимали) и он был едва ли не крупнейшим производителем сливочного масла в Европе.

В случае биоэнергетики возможным решением было бы, для начала, создания хотя бы неформальной союза поставщиков аграрных отходов и их потенциальных потребителей, который бы разработал общепринятые условия торговли этим товаром и способы защиты обеих сторон от рисков. Если бы таких правил придерживались тысячи участников этого рынка, то есть надежда, что они бы стали обычаем, то есть стали бы составной частью социального и культурного капитала Украины.

В нормальных, не клептократических странаах подобные ситуация может урегулировать вмешательство государства, например, созданием специального механизма торговли аграрными отходами и топливом из него, специальными гарантиями для частных инвесторов в строительство котлов на аграрных отходах. Но при существующем уровне коррупции все подобные механизмы становятся лишь дополнительными источниками коррупционного дохода различных чиновников. Без политических изменений такие механизмы работать не будут. И солома будет гореть в поле …

P.S. Добавим немного оптимизма: технологии биоэнергетики в последние годы уже постепенно внедряются в Украине. Но пока спорадически. Надеемся, темпы будут расти.

Автор: Вадим Новиков, Петр и Мазепа