Смертная казнь в Беларуси: отбыл по приговору

В январе 2018 года Минский городской суд приговорил двух белорусов — Александра Жильникова и Вячеслава Сухарко — к смертной казни. Их признали виновными в убийстве трех человек, разбое и хищении документов. В 2017-м высшую меру наказания получили три человека, один приговор был приведен в исполнение. Беларусь — единственная страна Европы и СНГ, в которой применяется смертная казнь.

Евросоюз постоянно требует, чтобы местные власти отказались от этой практики, отмечает Meduza. В январе 2018-го секретарь Совета Европы Торбьерн Ягланд вновь призвал руководство страны не приводить в исполнение два последних приговора и помиловать других приговоренных к смертной казни; ответа не последовало. Журналистка «Медузы» Саша Сулим рассказывает, за что в Беларуси  сейчас могут приговорить к смерти — и как выглядит европейская казнь в XXI веке.

Суд над Дмитрием Коноваловым и Владом Ковалевым — они организовали теракт в минском метро и были приговорены к смертной казни; Минск, сентябрь 2011 года. В 2012-м оба были расстреляны. Алексей Громов / AFP / Scanpix / LETA

Алина Шульганова и Вячеслав Тихомиров познакомились в августе 2013 года в торговом центре. 24-летняя минчанка, главный специалист районной организации Белорусского республиканского союза молодежи(БРСМ), проводила акцию по сбору канцтоваров для малоимущих детей, а 29-летний Тихомиров работал в центре охранником. Спустя несколько недель они начали жить вместе: Алина переехала в квартиру Вячеслава. А затем в их жизнь вмешалась бывшая девушка Тихомирова, 23-летняя Виктория Кешикова.

Как рассказывала на суде Шульганова, Кешикова названивала Вячеславу, а потом даже пришла в гости — Алина обнаружила на кухне бокал со следами губной помады и смятую постель в спальне. После этого случая, чтобы загладить вину, Тихомиров пообещал Шульгановой на ней жениться, но заявление в ЗАГС они так и не подали. Затем Вячеслав сказал, что Кешиковой некуда идти, поэтому теперь они будут жить втроем. Примерно месяц девушки делили обязанности по дому и даже вместе ходили в магазин, а потом Вячеслав попросил Алину уехать. «Он сказал, что будет с Викой. И что я им не нужна», — вспоминала Шульганова во время процесса.

Алина ушла, но вскоре Вячеслав снова ей позвонил. У него случился инсульт, он попал в больницу. Виктория Кешикова, по словам Шульгановой, за ним не ухаживала, а родители Тихомирова живут в Польше. Как утверждает Шульганова, Вячеслав жаловался ей на Викторию, говорил, что она не ночует дома и не помогает ему.

«Я поехала с ним [к нему домой] помочь ему принять лекарство. Неожиданно вернулась Вика. Слава не хотел ее пускать, она колотила в двери. Тогда он спустил ее с лестницы, но она все равно не успокаивалась. Я решила поехать домой, так как обстановка была ненормальная. Вика догнала меня на улице, набросилась. Кричала, что обломает мне ноги. Потом толкнула меня, я упала на клумбу, были ссадины, синяки. Я ничего плохого ей не говорила. Никогда», — говорила Шульганова в суде.

Сдерживающий фактор

Белоруссия — единственная европейская страна, где высшей мерой наказания является смертная казнь: это расстрел. Статья, касающаяся казни, перекочевала в белорусский Уголовный кодекс из советского. В 1996 году в стране провели референдум, и более 80% граждан выступили за сохранение смертной казни. В 1997-м список жестоких наказаний для преступников разнообразился: в УК появились 25-летний и пожизненный тюремные сроки за особо тяжкие преступления — но судьи продолжили выносить и смертные приговоры.

Информация о количестве приведенных к исполнению приговоров закрыта, но, по сведениям правозащитников и журналистов, с 1990 года в Беларуси к расстрелу были приговорены более 400 человек (точных данных нет, они не раскрываются). В середине 1990-х число вынесенных смертных приговоров доходило до 47 в год, в последние несколько лет эта цифра колеблется от нуля до четырех: снижение числа смертных приговоров связывают как раз с введением пожизненного заключения — судьи сами стали заменять им смертную казнь.

В 2009 году местный правозащитный центр «Весна», Белорусский Хельсинский комитет и Amnesty International запустили кампанию «Правозащитники против смертной казни». Ее координатор Андрей Полуда рассказал «Медузе», что преступления, за которые суд в Беларуси приговаривает к расстрелу, по своей тяжести не отличаются от тех, за которые приговаривают к пожизненному сроку. Всего речь идет о 13 видах преступлений, но самая «рабочая» статья — это убийство двух и более человек при отягчающих обстоятельствах или с особой жестокостью.

В 2011 году к смертной казни впервые приговорили за организацию и исполнение террористического акта. 11 апреля 2011-го на станции «Октябрьская» в Минске из-за взрыва бомбы в вагоне погибли 15 человек. 13 апреля 2011-го были задержаны жители Витебска Дмитрий Коновалов и Влад Ковалев. По официальной версии, они устроили теракт для «дестабилизации обстановки в Республике Беларусь». 30 ноября того же года обоих приговорили к расстрелу, в марте 2012-го родственники Коновалова и Ковалева получили уведомления о том, что приговор приведен в исполнение. Родственники (а также белорусские правозащитники) считают, что обоих вынудили признаться в преступлении, а взрыв якобы организовали белорусские спецслужбы.

«Обычно у нас судят не профессиональных киллеров или маньяков. Как правило, все происходит так: вместе распивали спиртные напитки, поспорили, схватились за нож — и вот два трупа», — поясняет Полуда. По его словам, наличие смертной казни только увеличивает уровень ненависти в обществе: «Людям начинает казаться, что проблема с преступностью может быть разрешена, только если убить преступника».

По словам Полуды, и сам президент Беларуси Александр Лукашенко считает смертную казнь «сдерживающим фактором». Он не раз высказывался в ее поддержку, а главным аргументом против отмены по-прежнему считает результаты референдума 20-летней давности: «Я не могу отменить самолично решение, которое принял народ». «Но, во-первых, референдум 1996 года носил рекомендательный характер, во-вторых, за это время выросло целое поколение людей, которые тогда не голосовали; и наконец, по белорусскому законодательству отменить смертную казнь может как парламент — внести поправку в законодательство, так и единолично президент — подписав указ», — уточняет Полуда. По его мнению, Лукашенко считает отмену смертной казни непопулярным шагом.

После вынесения смертного приговора осужденный имеет право обжаловать это решение в Верховном суде республики, но там, как правило, оставляют его без изменений. После вступления приговора в силу есть еще надежда на помилование — это прерогатива главы республики. За 23 года своего президентства Лукашенко помиловал приговоренного к смерти лишь раз, в конце 1990-х годов. «Этого человека звали Сергей Потираев, он был агрономом. Из-за ревности убил председателя колхоза. Ему заменили смертную казнь пожизненным сроком», — рассказывает Полуда.

По словам правозащитника, из-за отсутствия моратория на смертную казнь (в России он был введен еще в 1993 году) Белоруссия — единственная европейская страна, которая не может войти в Совет Европы. Ее граждане не имеют права обращаться в Европейский суд по правам человека. «Это значит, что обжаловать смертный приговор в международных инстанциях наши граждане могут только в Комитете ООН по правам человека. Но обычно приговор приводят в исполнение еще до вынесения решения комитетом», — говорит Полуда.

Не вспомнили, зачем убили

44-летний Александр Жильников и 23-летний Вячеслав Сухарко вместе работали на пилораме. В 1990-е годы Жильников провел несколько лет в тюрьме — за хулиганство и попытку кражи, но с тех пор закон не нарушал. Сухарко рано потерял родителей, с детства был предоставлен самому себе, к уголовной ответственности не привлекался, несколько раз попадал в вытрезвитель.

Друзьями они не были, но, когда в начале декабря 2015-го Жильников поссорился с женой, Сухарко пригласил товарища пожить к себе. Он снимал комнату в частном доме недалеко от Минска.

Жильников и Сухарко пили несколько дней подряд. Как и почему они решили убить хозяина дома, в котором жил Сухарко, на суде оба вспомнить так и не смогли. Они 33 раза ударили 59-летнего мужчину металлическим стержнем. Потом Жильников и Сухарко забрали у него десять тысяч долларов.

В тот же день Жильников решил вернуться домой и помириться с женой. В подъезде он встретил свою соседку Алину Шульганову — она недавно устроилась воспитательницей в детский сад. Они разговорились, и Шульганова рассказала ему свою историю: любимый мужчина променял ее на другую. Чуть позже она попросила соседа помочь ей «убрать соперницу». На очной ставке Жильников так опишет события того дня: «Она [Шульганова] не сильно красивая девушка, думал, что у нее есть проблема с парнями. Зашел к ней попить пива, она рассказала, что у ее парня появилась другая и она хочет ее проучить». По словам Жильникова, он сразу подумал, что «убрать» соперницу Шульгановой ему поможет Сухарко.

Шульганова несколько раз меняла свои показания об их договоренности с Жильниковым. Сначала говорила, что просила соседа украсть у Виктории Кешиковой сумку с документами — чтобы та поехала их восстанавливать в свой родной город. По другой ее версии, Сухарко должен был начать с Кешиковой роман. По третьей — Шульганова договорилась с Жильниковым и Сухарко, что они изобьют Кешикову.

Шульганова заплатила Жильникову и Сухарко аванс около ста долларов, назвала адрес квартиры Тихомирова и переслала им фотографию Вячеслава и Виктории. «Ну я допускала, может быть, мягкие телесные повреждения — ссадины, синяки. Я ведь тоже упала, когда Вика на меня напала. Но я не думала, что они совершат такое страшное преступление», — оправдывалась потом Шульганова.

Вечером 16 декабря 2015 года Жильников и Сухарко позвонили в дверь квартиры, в которой жили Тихомиров и Кешикова. Им открыл Вячеслав — его ударили ножом 80 раз. На теле Виктории, которая вернулась домой, когда Тихомиров был уже мертв, обнаружили 60 ножевых ранений. Из квартиры убийцы вынесли деньги (около 300 долларов), одежду, конфеты, венский торт, а также паспорт Кешиковой — в качестве доказательства выполненной работы. На суде Жильников рассказал, что конфеты взял Сухарко — он объяснил, что через несколько дней у его девушки день рождения.

Совершив убийства, Жильников и Сухарко сразу поехали к Шульгановой. Она в тот же день полностью с ними рассчиталась — заплатила еще 150 долларов.

В суде Шульганова скажет: «Я сожалею и раскаиваюсь, что не сообщила в милицию о совершенном преступлении». На вопрос прокурора, что мог изменить этот звонок, девушка ответила: «Может быть, мне бы дали меньшее наказание».

Тела Вячеслава Тихомирова и Виктории Кешиковой обнаружила мать молодого человека спустя пять дней после убийства.

Обычные люди из СИЗО в центре Минска

Следственный изолятор № 1, или «Володарка» (находится на улице Володарского), расположен в самом центре Минска, здание было построено в 1825 году как городская тюрьма. В нескольких шагах от СИЗО — Драматический театр имени Горького, в двух минутах ходьбы — Дом правительства и одна из главных минских достопримечательностей, костел Святого Симеона и Святой Елены.

В XIX и начале ХХ века здесь сидели большевики и другие противники российского царя. Так, в 1906 году в подвале будущего СИЗО № 1 был повешен социалист-революционер Иван Пулихов, совершивший покушение на минского губернатора Павла Курлова. В ночь на 30 октября 1937-го в подвале «Володарки» были расстреляны 36 белорусских деятелей культуры, науки и искусства. Всего за годы сталинских репрессий в этой тюрьме были убиты более 100 человек. Именно здесь, в доме № 2 по улице Володарского, и в 2018 году сидят белорусы, приговоренные к смертной казни (сама казнь происходит не в СИЗО, в другом месте, оно засекречено).

Следственный изолятор № 1 «Володарка» в центре Минска

В 1996 году начальником СИЗО № 1 был назначен Олег Алкаев — до этого он руководил исправительной колонией № 14 в деревне Новосады в Минской области. «Я знал, что как начальнику СИЗО № 1 мне придется возглавить группу по приведению в исполнение смертных приговоров», — рассказывает «Медузе» по скайпу Алкаев.

В 2000 году Алкаев подал рапорт своему руководству из МВД, где указал: в 1999-м, в те дни, когда без вести пропали белорусские оппозиционные политики Юрий Захаренко, Виктор Гончар и Анатолий Красовский (в 2018-м они так и числятся пропавшими), командир отряда спецназначения СИЗО полковник Дмитрий Павличенко по приказу министра внутренних дел Беларуси Юрия Сивакова брал у Алкаева пистолет, который использовался для приведения в исполнение смертных приговоров. Алкаев в рапорте предполагал, что оппозиционеры были убиты из этого оружия. В ноябре 2000 года генпрокурор Беларуси Олег Божелко подписал постановление об аресте Павличенко, но в ход следствия вмешался Александр Лукашенко, и Павличенко был освобожден. Рапорт Алкаева попал в руки журналистов, Алкаев в 2001 году бежал из Белоруссии, а в 2002-м он получил в Германии политическое убежище.

В 2006 году вышла его книга «Расстрельная команда», в которой Алкаев подробно описал процедуру смертной казни в Белоруссии. Сегодня 65-летний автор охотно делится своими воспоминаниями. «Нормально [к участию в расстрелах] отношусь, прекрасно сплю, и аппетит хороший. Мы же не обсуждаем правила дорожного движения, закон написан, его нужно соблюдать», — говорит Алкаев.

Участников группы по приведению в исполнение смертных приговоров Алкаев отбирал лично, в нее входили от 10 до 13 человек — их имена были строго засекречены. «Это всегда были одни и те же люди — не было смысла их менять, людям ведь надо привыкнуть, влиться», — поясняет Алкаев. По его словам, главными критериями отбора были психологическая устойчивость и добросовестность: «Я смотрел, как кто работает, какие фильмы смотрит, людей с явной склонностью к жестокости даже не рассматривал». Алкаев вспоминает, как однажды ему пришлось отстранить двоих сотрудников «за элементы садизма»: «Можно было сделать вид и не заметить, но я посчитал, что толчками под ребра напоминать преступнику о том, что он кого-то убил, это лишнее».

О своей команде он сегодня говорит так: «Это были обычные люди, которые в обычное время занимались обычными делами в СИЗО, — не супермены, не бойцы СОБРа, без гигантских мышц и выпирающей челюсти, без признаков дебилизма на лице».

Группу по приведению в исполнение смертных приговоров Алкаев называет «элитным подразделением», попасть в которое мечтали едва ли не все его сотрудники — все члены группы после назначения в нее получали повышение в звании и премию. «Мне никто никогда не отказывал. Кого чужая жизнь особенно волнует? Можно подумать, что на мясокомбинате кто-то думает о судьбе животных. Эти душевные переливы были не присущи сотрудникам», — говорит Алкаев, — правда, признается, что свою первую казнь он помнит до сих пор.

За пять лет работы в СИЗО № 1 под руководством Алкаева были расстреляны около 150 человек.

«Сделайте что-нибудь со мной»

Жильникова и Сухарко арестовали на следующий день после того, как нашли тела Тихомирова и Кешиковой. Об убийстве хозяина дома, где снимал комнату Сухарко, стало известно позже. Первое заседание по делу о тройном убийстве состоялось в середине декабря 2016 года.

Сухарко сразу и полностью признал вину. Он объяснил, что в день убийства Тихомирова и Кешиковой они с Жильниковым много выпили и «переборщили», а потом старший товарищ, который «был ему как отец», попросил взять всю вину за убийства на себя. Жильников якобы убедил Сухарко, что тому за все преступления грозит не больше пяти лет тюрьмы, и пообещал носить ему передачки в колонию.

Во время заседания Сухарко просил судью разрешить ему не присутствовать на заседании, говорил, что ему стыдно за то, что он совершил, что ему снятся глаза убитых, и сказал даже: «Сделайте что-нибудь со мной». На следующем заседании бился головой о стену и пытался поранить себя. Тогда судья велел вывести его из зала суда.

Жильников вину признал частично. По его версии, все три убийства совершил Сухарко, а он только помогал ему скрыть следы и не сообщил о компаньоне в милицию. Прокурор обвинил Сухарко в убийствах, а Жильникова — в пособничестве при их совершении.

Отчим убитого Вячеслава Тихомирова, гражданин Польши Томаш Забело сказал тогда в суде: «Если человек забрал жизнь другого человека, то он заслуживает того же». Отец Виктории Кешиковой — Александр Кешиков, напротив, на первом заседании высказался против применения высшей меры: «Смертная казнь для них слишком мягкое наказание. Пусть пожизненно сидят в тюрьме».

В феврале 2017-го прокуратура попросила суд приговорить Жильникова и Сухарко к смертной казни, Шульганову — к 15 годам лишения свободы.

В последнем слове Алина Шульганова вновь сожалела, что вовремя не сообщила о преступлении в милицию, — и обещала: «Если в следующий раз со мной случится подобное, никогда не буду скрывать от следствия информацию, всегда буду доносить, чтобы у нас не совершались такие преступления».

Жильников просил прощения у родных Тихомирова и Кешиковой: «Произошла большая трагедия. Погибли ни в чем неповинные люди. Соболезную родным и близким. Готов понести наказание».

Сухарко от последнего слова отказался: через адвоката он передал, что согласен на смертную казнь, потому что считает, что родным убитых так будет легче.

В марте 2017 года за убийство трех человек, разбой и хищение документов Жильников и Сухарко получили пожизненный срок, Шульганова — 12 лет колонии за организацию преступления. Прокуратура сочла приговор слишком мягким и обжаловала его.

В июле 2017-го апелляцию рассмотрел Верховный суд Белоруссии. Жильников и Шульганова сказали, что надеются на снисхождение; Жильников добавил: «Я раздолбай, но не душегуб». Сухарко попросил заменить пожизненное заключение на расстрел. На вопрос судьи, почему суд должен назначить ему исключительную меру наказания, подсудимый ответил: «Я не знаю, как с этим жить». Верховный суд отправил дело на пересмотр.

Во время повторного рассмотрения дела стали известны подробности очной ставки Сухарко и Жильникова. На ней Жильников обвинял в убийствах Сухарко и рассказывал, что тот собирался убить еще и Шульганову, чтобы избавиться от свидетелей. «Пришли к Алине домой, сообщили, что переборщили, завалили двоих и ей придется больше заплатить. Алина заплакала, но потом успокоилась», — приводит слова Жильникова белорусский филиал российского государственного агентства Sputnik.

20 января 2018 года Минский городской суд приговорил Александра Жильникова и Вячеслава Сухарко к смертной казни, 12-летний срок Алине Шульгановой был оставлен без изменения. Сухарко с решением суда согласился, однако его защитник и адвокаты других подсудимых сказали, что теперь они намерены обжаловать приговор.

Психически сломанные люди

От момента вынесения смертного приговора до его исполнения обычно проходит около года, но бывают исключения: осужденные за теракт в минском метро Дмитрий Коновалов и Влад Ковалев были расстреляны спустя три месяца.

По словам Олега Алкаева, день казни определяет начальник СИЗО № 1. По белорусскому законодательству на это ему выделяется месяц. «До моего назначения осужденные на смертную казнь не имели права получать передачи, а я этот вопрос решил. Если человек получал передачу, я давал ему возможность доесть ее до конца. Многие чувствовали это, знали, если уж получил передачу, не надо торопиться ее доесть», — говорит он.

В день казни начальник конвоя получал специальный документ на осужденного. Там было указан пункт назначения: «Минск-Пассажирский». «Их [по документам] увозили якобы на вокзал, но больше их никто не видел», — поясняет бывший начальник СИЗО.

Когда Алкаев в 1996 году вступил в должность, пункт исполнения приговора находился в лесу. Там осужденных расстреливали прямо у заранее вырытых могил. «Это был варварский метод, мы причиняли этим людям не предусмотренное законом страдание, поэтому я от него отказался и перенес всю процедуру в специальное секретное помещение. Там все можно было делать в спокойной обстановке», — говорит он.

Из СИЗО № 1 приговоренных к смертной казни в специальном автозаке с усиленной охраной везли в пункт исполнения наказания; расстреливали обычно сразу несколько человек в день. «Машина подавалась в специальный бокс, ворота закрывались, внутри [пункта] было несколько помещений: для конвоя, для охраны, для содержания. Помимо членов моей группы на казни обычно присутствовали еще прокурор, врач и представитель контролирующего ведомства».

Алкаев рассказывает, что осужденных заводили по одному, уточняли личность, потом прокурор зачитывал постановление об отказе в помиловании. «По инструкции осужденного должны были спросить, понятен ли ему приговор. Но это был уже полусумасшедший человек, который мало что мог ответить. Дальше ему на голову надевали повязку или мешок темного цвета с прорезями — не для глаз, а для того, чтобы кровь сливалась, и заводили в другое помещение, куда вместе с ним заходил исполнитель. Как правило, это был один и тот же человек, но взять оружие были готовы все. Осужденного ставили на колени и стреляли ему в затылок. Иногда нужно было выстрелить два или даже три раза — в том случае, если врач говорил, что сердце еще работает», — рассказывает Олег Алкаев.

По его словам, во время исполнения приговора осужденные никогда не оказывали активного сопротивления: «Это психически сломанные люди, неадекватные, я затрудняюсь определить их психологическое состояние, но думаю, что в момент казни они находятся уже где-то далеко».

Алкаев говорит, что «после его бегства» из Беларуси в Уголовно-исполнительном кодексе страны появилась статья о приостановлении исполнения смертной казни (на самом деле она была принята раньше, в январе 2000 года). Она предусматривает возможность не лишать человека жизни, если выяснится, что он страдает психическим расстройством и не отдает себе отчет в своих действиях. В этом случае суд назначает осужденному лечение — и в случае выздоровления вновь рассматривает вопрос о применении к нему смертной казни. «Никто никогда не пользовался этим правом, даже правозащитники, которые выступают за отмену смертной казни, молчат об этом законе», — возмущается Алкаев. По его словам, заявление о неадекватном психическом состоянии заключенного может написать, например, его мать после свидания — и начальник СИЗО будет обязан принять его во внимание.

Родственники казненных получают извещение о том, что приговор исполнен, только спустя несколько дней. По закону тело не может быть выдано семье, а место захоронения не раскрывается. «В свидетельстве о смерти в графе „причина“ часто ставят прочерк, иногда пишут „в связи с приведением приговора в исполнение“ или просто „не установлена“», — рассказывает правозащитник Андрей Полуда. По его словам, родственники казненных часто ездят на минское Северное кладбище искать свежевырытые могилы, надеясь, что там похоронен их родственник. Найти их так никому и не удалось.

По мнению Полуды, процедура смертной казни в современной Беларуси мало чем отличается от советской: «Во времена СССР эта секретность была нужна, чтобы скрыть масштабы репрессий. После развала Союза никто ничего менять не стал».

Алкаев говорит: «Я лично общался почти с каждой матерью расстрелянного человека. После этих встреч в обморок я, конечно, не падал: природа заботилась обо мне и освобождала от этих эмоций, иначе я и недели бы не проработал. Но представьте: она приносит сыну передачу, а ей всего три слова говорят — отбыл по приговору. А куда именно отбыл, не уточняют».

  Источник: Meduza