Пытки, задержания, обыски, или Как Россия в Крыму нарушает международное гуманитарное право

В декабря 2016 года Генассамблея ООН приняла подготовленную Украины резолюцию о правах человека в аннексирована Россией Крыма. В тексте документа Россия признается государством-оккупантом, а Крым и Севастополь – временно оккупированными территориями. Во исполнение резолюции Мониторинговая миссия ООН по правам человека в Украине (которая фиксирует нарушения в сфере не только прав человека, но и международного гуманитарного права) подготовила уже второй доклад по ситуации в Крыму.

В этот раз были задокументированы нарушения за период с 13 сентября 2017-го по 30 июня 2018 года. Накануне презентации доклада глава Мониторинговой миссии Фиона Фрейзер и специалист по правам человека Виталий Хилько дали изданию  ZN.UA эксклюзивное интервью.

— Изменилась ли ситуация с правами человека с прошлого года? Какие основные типы нарушений фиксируются в докладах?

Фиона Фрейзер и Виталий Хилько

Ф.Ф.: — Ситуация с правами человека в Крыму не изменилась. Мы продолжаем фиксировать нарушения прав человека, и можем констатировать, что никаких улучшений за последние 10 месяцев на полуострове не произошло.

Мы анализируем ситуацию, исходя из международного права в области прав человека и через призму международного гуманитарного права (МГП). Каждая из этих систем дает определенную степень защиты жителям оккупированной территории. Нормы МГП начали применяться, поскольку в декабре 2016 года Генассамблея ООН признала, что РФ является оккупирующей державой.

МГП накладывает на Российскую Федерацию как на оккупирующее государство целый ряд обязательств. Например, не применять свои законы и не навязывать свое гражданство; жители оккупированной территории не должны принудительно призываться в армию Российской Федерации.

Тем не менее, всё это мы наблюдаем в Крыму. Например, с 2014 года, согласно официальной статистике, 12 тысяч крымчан были призваны в вооруженные силы России.

Кроме того, оккупирующее государство не должно перемещать задержанных и заключенных лиц с Крыма на территорию Российской Федерации. В реальности же люди, задержанные или приговоренные до 2014 года, были перемещены на территорию РФ для того, чтобы предстать перед судом или отбывать наказание.

Мы фиксируем случаи депортации граждан Украины и других государств с оккупированной территории. На территории Крыма действует российское законодательство, согласно которому все лица, не имеющие паспорта гражданина Российской Федерации, являются иностранными гражданами. Соответственно, к ним применяются положения миграционного законодательства РФ. Также оккупирующее государство не должно поощрять своих жителей переезжать на оккупированную территорию.

Если говорить о нарушениях международного права в области прав человека, мы продолжаем фиксировать незаконные аресты и задержания, случаи пыток и жестокого обращения, нарушения права на справедливый суд, нарушения в сфере образования и права на собственность, ограничение свободы выражения мнения, давление на религиозные организации. Все это порождает атмосферу страха на полуострове.

Неэффективное расследование незаконных задержаний, арестов, пыток и случаев жестокого обращения приводит к тому, что виновные не привлекаются к ответственности и, в конечном итоге, это приводит к безнаказанности.

По нашим данным, в ряде случаев крымские татары становятся жертвами чаще, например, при проведении обысков.

В.Х.: — Такие случаи мы регулярно фиксируем. За первые шесть месяцев этого года мы зафиксировали 38 обысков, из них 30 были проведены у крымских татар. За этот же период прошлого года мы задокументировали 14 случаев, 11 из которых касались крымских татар. Исходя из этих данных, делаем вывод, что количество обысков увеличилось в три раза.

— Изменилась ли методология вашего исследования? Были ли попытки попасть непосредственно на оккупированную территорию?

Ф.Ф.: — Мы применяем методологию Управления Верховного комиссара ООН по правам человека (УВКПЧ), она основывается на интервью с жертвами. Эту информацию мы перепроверяем в нескольких источниках. Конечно, подход к сбору информации в Крыму сложен, поскольку нет доступа непосредственно на оккупированную территорию. Помимо интервью с пострадавшими, их родственниками, свидетелями, встреч с адвокатами, выездов на административную границу и общения с людьми там, мы используем также публичную информацию: открытые реестры судебных решений, официальную статистику и т.д.

Мы предпринимали попытки получить доступ в Крым через дипломатические каналы, исходя из резолюции Генассамблеи ООН 72/190, устанавливающей подход, по которому мы можем получить доступ в Крым. Согласно позиции Российской Федерации, это возможно только с учетом соблюдения миграционного законодательства РФ. Согласно же резолюции Генассамблеи ООН, которой мы руководствуемся, Крым является территорией Украины. Мы продолжим предпринимать меры для получения доступа в Крым, согласно резолюциям Генассамблеи ООН и мандату Мониторинговой миссии ООН

— Продолжают ли в Крыму фиксироваться случаи пыток и жестокого обращения, когда и по отношению к кому они применялись? 

В.Х.: — За отчетный период мы задокументировали семь случаев, когда жертвы подвергались жестокому обращению, а иногда и пыткам в качестве наказания, для получения признания или конкретной информации. Это только те случаи, которые были задокументированы в соответствии с нашей методологией, позволяющей верифицировать эту информацию.

Например, в январе 2018 года после обыска у крымского татарина, в микроавтобусе по дороге в управление ФСБ в Симферополе, сотрудники ведомства пытали его. Причем в этом случае телесные повреждения были задокументированы врачами и судебно-медицинскими экспертами, но уголовное дело возбуждено не было.

Другой случай произошел также с крымским татарином в сентябре 2017 года. Он был похищен из собственного дома, его более суток держали без связи с внешним миром в помещении ФСБ в Симферополе, пытали, в том числе электрическим током, и угрожали сексуальным насилием, чтобы добиться от него показаний, которые послужили бы основанием для обвинения. Ему удалось выехать на материковую часть Украины.

Случаи пыток, которые мы фиксируем, поражают своей жестокостью.

Мы допускаем, что случаев пыток и жестокого обращения было значительно больше. Если есть пострадавшие или лица, владеющие достоверной информацией о случаях пыток в Крыму, мы готовы пообщаться с ними. К нам можно обратиться по электронной почте: [email protected]

 — В прошлом отчете были зафиксированы многочисленные случаи насильственных исчезновений на территории Крыма. Как обстоят дела сейчас?

Ф.Ф.: — Мы проанализировали все известные случаи пропавших без вести в Крыму с марта 2014-го по 30 июня 2018 года, и установили, что минимум 42 человека стали жертвами насильственных исчезновений, из них четыре — в отчетном периоде. Среди этих жертв — 38 мужчин и 4 женщины.

27 человек были освобождены, после того как их незаконно содержали под стражей от нескольких часов до двух недель; 12 остаются пропавшими без вести, и их родственники опасаются, что они погибли; 12 находятся под стражей; один человек найден мертвым.

Наибольшее количество насильственных исчезновений было зафиксировано в 2014 году, когда пропало без вести 28 человек, причем в большинстве случаев звучали утверждения о причастности к этим исчезновениям “крымской самообороны”. Два случая насильственных исчезновений произошли в 2015-м, три — в 2016-м, семь — в 2017-м, два — в 2018 годах. Ни в одном из задокументированных случаев виновные не были привлечены к ответственности.

— Какова ситуация с расследованием преступлений, соблюдается ли право на справедливый суд?

В.Х.: — Мы продолжаем фиксировать эти нарушения. В нашем отчете фигурирует по меньшей мере 39 случаев, когда право на справедливый суд игнорировалось, в частности, судьями, прокурорами, следователями, сотрудниками полиции и ФСБ, из-за чего пострадали минимум 94 человека. Эти нарушения были зафиксированы в уголовных производствах, а также в производствах об административных правонарушениях.

Как минимум 10 человек были осуждены по законам Российской Федерации, примененным к действиям, совершенным до оккупации: в пяти случаях по т.н. “делу 26 февраля”, еще пять касались постов в социальных сетях.

Что касается расследований, органы власти Российской Федерации в Крыму часто отказывались их начинать или же приостанавливали расследование в случаях, когда оно уже было начато. На сегодняшний день никто не привлечен к ответственности в тех случаях нарушений прав человека, которые мы задокументировали.

Кроме того, мы фиксировали случаи, когда задержанных часто держали под стражей в условиях, равносильных жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению. В Симферопольском следственном изоляторе переполненность камер вынудила людей спать по очереди. Иногда задержанным отказывали в еде и воде до доставки на судебные слушания, или не давали необходимых лекарств.

Также мы указываем в докладе, что как минимум трое жителей Крыма, задержанных на полуострове, — Олег Сенцов, Владимир Балух, Эмир-Усеин Куку — объявили голодовку. Сенцов и Балух голодают до сих пор, а Куку прекратил голодовку 19 июля.

— Как вы оцениваете ситуацию со здравоохранением на полуострове?

Ф.Ф.: — В целом мы располагаем информацией о многих случаях, когда доступ к услугам здравоохранения в Крыму был ограничен. Это может быть связно с нехваткой врачей и медицинского персонала. По состоянию на 1 января 2018 года в государственных больницах пятая часть должностей была вакантной.

Критической остается ситуация для потребителей инъекционных наркотиков, которые по-прежнему не имеют доступа к опиоидной заместительной терапии (ОЗТ).

По меньшей мере 806 пациентов в Крыму, получавших заместительную терапию до начала оккупации, утратили к ней доступ. В отношении сторонников заместительной терапии в Крыму возбуждались уголовные дела.

В.Х.: — Например, сторонник заместительной терапии из Симферополя, снимавший видеоролики в поддержку ОЗТ, в декабре 2017 года уехал с полуострова. Это произошло после того, как полиция нашла у него в квартире бупренорфин — препарат, используемый для борьбы с наркозависимостью.

В целом проблемы со здравоохранением очень волнуют крымчан, жалобы на эти проблемы составляют большую часть жалоб, которые мы получаем во время интервью, в частности, во время выездов на административную границу.

— После оккупации Россия заявила, что и русский, и украинский, и крымскотатарский языки будут официальными, на них в равной степени могут преподавать в школах. Однако на деле выходит, что украинский и крымскотатарский языки становятся дискриминируемы. Какими данными оперируете в отчете вы?

Ф.Ф.: — В прошлом учебном году в Крыму работала всего одна украинская школа, до оккупации их было семь. Из 829 классов с украинским языком обучения осталось 13. До оккупации на украинском языке обучались 12 694 ребенка, сейчас — 318.

Это резкое снижение объясняется, в том числе, сообщениями о давлении со стороны администраций школ, ассимиляцией в преимущественно русскоязычной среде, выездом тысяч проукраинских жителей Крыма и различными сдерживающими факторами. Один бывший учитель из Ялты заявил, что родителей, требующих, чтобы их дети получали образование на украинском языке, вносят в списки, которые передаются в ФСБ.

В.Х.: — Если говорить о количестве детей, обучающихся на крымскотатарском языке, эта цифра остается примерно одинаковой. Согласно российской статистике, из 208 тысяч крымских школьников на родном языке получали образование 5835 крымских татар (около 3%), тогда как в 2013/14 учебном году таких было 5551.

— Продолжается ли давление на представителей религиозных организаций?

Ф.Ф.: — По состоянию на 30 июня 2018 года в Крыму было зарегистрировано 750 религиозных организаций, а в Севастополе — 103. Эти цифры, как и ранее, на 45% меньше количества религиозных организаций, которые действовали до начала оккупации Крыма.

Например, УПЦ КП не регистрировалась после оккупации, представители церкви заявляют о преследованиях. Сейчас работает всего девять приходов УПЦ КП, тогда как до начала оккупации их было 20.

Есть примеры, когда даже будучи зарегистрированными по законам РФ, религиозные организации из-за давления были вынуждены прекратить богослужения, как, например, протестантская церковь “Голос надежды”.

В.Х.: — Мы постоянно мониторим ситуацию вокруг предполагаемых членов религиозной организации “Хизб ут-Тахрир”. Людей, которых подозревают в принадлежности к этой группе, преследуют: проводят обыски, возбуждаются уголовные дела по статье “терроризм”. Таких преследований не было бы, если бы не применение законодательства РФ на территории Крыма. “Хизб ут-Тахрир” официально запрещена на территории РФ, тогда как в Украине такой запрет не действует. Такая же ситуация со “Свидетелями Иеговы”: запрет деятельности на территории РФ.

— Вы фиксируете в отчете и отдельный пласт “имущественных” вопросов. В прошлом отчете говорилось о “национализированной” собственности. Что смогли зафиксировать сейчас?

В.Х.: — Мы документируем нарушения имущественных прав в Крыму, по большей части анализируя судебные решения, поскольку доступа на территорию у нас нет. В соответствии с международным гуманитарным правом, частная собственность не может быть конфискована ни при каких обстоятельствах. Тем не менее, после оккупации Крыма началась конфискация тысяч государственных и частных объектов недвижимости, которую объявили “национализацией”.

В этом докладе мы сфокусировались на конфискации имущества в Севастополе. Мы посчитали, насколько это было возможным, сколько земельных участков было конфисковано в Севастополе с ноября 2014 года — около 1800. Большинство этих участков было выделено гражданам Украины до 2014 года. Теперь же власти РФ через суд аннулируют право собственности на выделенные участки, обосновывая это тем, что при выделении участков было нарушено украинское законодательство. Люди, потерявшие землю, это оспаривают. Есть решение Верховного суда Российской Федерации, который в одном из дел встал на сторону истца. Местные суды в некоторых случаях теперь также начали вставать на сторону собственников. Вместе с тем судебная практика остается непоследовательной.

— Попадают ли в ваши отчеты факты милитаризации детей на территории Крыма? По данным украинских правозащитников, многие учебные организации находятся под опекой военных, силовых структур, парамилитарных формирований. Например, “Братство православных следопытов”, Юнармия, десятки других организаций устраивают в Крыму военизированные лагеря, где детей учат, например, подаче вертолетных сигналов, выживанию в лесу, сборке автоматов и т.д.

В.Х.: — Мы знаем, что такое явление существует. Однако на все случаи мы смотрим с точки зрения МГП и международного права в области прав человека. Чтобы установить, можем ли мы в том или ином случае говорить о нарушении прав человека или международного гуманитарного права, нам нужно детально изучить ситуацию. В данном случае — понять, есть ли связь между, скажем, сборкой автомата Калашникова и поощрением/пропагандой к дальнейшей службе в армии оккупирующего государства, что является нарушением ст.51 Женевской конвенции.

— После прошлого отчета рекомендации были даны и государству-оккупанту, и украинской стороне. Как они выполнялись каждой из сторон?

Ф.Ф.: — Российская Федерация не признает себя оккупирующим государством, не признает выводов и рекомендаций в рамках МГП. Не проводятся расследования по тем фактам, которые мы фиксируем: задержания, исчезновения, пытки.

По рекомендациям Украине: одним из основных наших прошлых предложений было изыскивать все возможные дипломатические, доступные правовые способы для гарантирования прав человека в Крыму. Украина действительно использует доступные ей механизмы. Что касается регистрации актов гражданского состояния, например фактов рождения и смерти на территории Крыма, то процедура существует, но есть вопросы по ее применению на практике.

Кроме того, в прошлом докладе мы рекомендовали поддерживать диалог между омбудсменами Украины и Российской Федерации. Мы считаем, что больше шагов может быть предпринято, чтобы усилить этот диалог, результатом которого должно стать улучшение ситуации с защитой прав человека.

Автор: Татьяна Курманова, Центр информации о правах человека; ZN.ua

 

You may also like...