Грядет глобализация джихада!

После терактов 11 сентября 2001 года «Аль Каида» приобрела в глазах широкой публики всего мира репутацию воплощения и главной ударной силы джихадизма – «священной» войны радикальных исламистов против христианского Запада. Однако эксперты не замедлили выступить с предупреждениями, что реальная действительность куда сложнее этой простой схемы. В их среде доминирует мнение, что «Аль Каида» представляет собой всего лишь одну из ветвей современного джихадизма, причем не самую влиятельную и сравнительно малочисленную. Более того, антизападный терроризм «Аль Каиды» подвергался и подвергается резкой критике со стороны многих лидеров джихадистских движений, которые ставят во главу угла не организацию глобального похода против западной цивилизации, а последовательное преобразование мусульманского мира в духе фундаменталистского Ислама.

Эта точка зрения представлена во многих статьях и книгах, появившихся в последние годы. Среди них и новая монография американского политолога Фаваза Гергеса (Fawaz A. Gerges), профессора международных отношений нью-йоркского колледжа Sarah Lawrence College. Автор – известный специалист по ближневосточному региону, прошедший выучку в Оксфордском Университете (Oxford University) и Лондонской Экономической Школе (London School of Economics), а потом стажировавшийся в Гарвардском (Harvard) и Принстонском (Princeton) университетах. Помимо академической деятельности, он много времени уделяет журналистике в качестве аналитика и политического комментатора отдела новостей телевизионной корпорации ABC.

Книга Гергеса озаглавлена «Далекий Враг: Почему Джихад Распространился по Планете «The Far Enemy: Why Jihad Went Global. Может показаться, что это название звучит несколько иронично – враг, о котором идет речь, уже перестал быть далеким. Однако Фавез в первых же строках предисловия объясняет его второй смысл. В лексиконе современных джихадистов, «далекий враг» – это Соединенные Штаты и союзные им западные страны. Званием «ближнего врага» адепты джихада награждают неугодные им мусульманские режимы.

Как пишет Гергес, главное отличие джихадистов от традиционных исламистов состоит в безоглядной опоре на насилие. И те, и другие стремятся к десекулярицации политических и социальных структур мусульманских стран, к созданию общественных устоев, соответствующих религиозным устоям Корана и находящихся под сильным влиянием или даже прямым контролем мусульманского духовенства. Однако исламизм главного потока в целом стремится достичь этой цели мирными средствами, в том числе и политическими. Например, так поступают «Братья-Мусульмане», самое организованное и могущественное исламистское движение планеты, которое еще полвека назад вполне серьезно флиртовало с идей вооруженного захвата власти.

Джихадисты, напротив, сознательно делают ставку на свержение секулярных правительств и последующую насильственную исламизацию захваченных стран «сверху», иначе говоря, силами и средствами государственной власти. Их мятеж направлен не только против секулярных институтов, которые они считают несовместимыми с принципами мусульманской морали. Джихадисты также объявили войну множеству исламских религиозных авторитетов, правоведов, историков и прочих гуманитариев, которые, по их мнению, не смогли или не захотели противостоять растлевающему влиянию Запада.

Идея джихада, продолжает Гергес, присутствует в мусульманском менталитете со времен пророка Мухаммеда. Однако мусульманские теологи неизменно считали джихад коллективным делом всего сообщества правоверных, а не индивидуальным предприятием отдельных групп или людей. Современные экстремисты, напротив, уверены, что принадлежность к джихаду – это личный долг каждого мусульманина, способного носить оружие в борьбе с неверными. Эту идеологическую установку 11 лет назад выразил Бен Ладен, который заявил, что участие в джихаде – это вторая священная обязанность каждого мусульманина, уступающая по важности только твердости в вере. Бен Ладен и его единомышленники утверждают, что Запад где прямо, а где косвенно, оккупировал или как минимум подчинил мусульманские земли, освобождение которых – долг всех правоверных. Борьба за это освобождение требует тотальной и постоянной мобилизации защитников ислама, которая и составляет основу джихада. Идеологи современного джихада видят в нем перманентную мусульманскую революцию, которую можно и должно вести любыми средствами, обещающими победу.

Аналитические исследования современного джихадизма, подчеркивает Гергес, чаще всего отправляются от террористических актов 11 сентября. Такой подход вполне правомерен, если только не сводить суть изучаемого явления к этим событиям. Гергес рассматривает вторжение «Аль Каиды» на территорию Америки не как одиночный вызов ее руководства Соединенным Штатам, а как проявление глобализации джихадизма. Она стала реакцией на ослабление этого движения в течение 1990-х годов, вызванное отсутствием успехов в борьбе с его традиционным «ближним врагом». Правда, джихадисты, в том числе и группа Бен Ладена, внесли вполне весомый вклад в борьбу с советскими войсками в Афганистане, однако после их ухода они уже не могли похвастаться столь же заметными успехами. Хотя джихадизм стал заметной силой еще в 1970-е годы, ему так и не удалось осуществить свою главную программу, добиться власти хотя бы в одной мусульманской стране, чтобы использовать ее в качестве плацдарма для наступления на весь мусульманский мир. Если раньше джихадисты надеялись осуществить подобные путчи в Алжире, Египте и еще нескольких государствах, то в конце 20-го века стало очевидно, что тамошние силы безопасности вполне успешно отразили эту угрозу. Даже победа талибской теократии в Афганистане не приблизила осуществление этой цели. Дело в том, что руководители Талибана не особенно интересовались идеей джихада и не стремились к распространению своего влияния за пределы собственной страны.

Битва в среде джихадистов

Активизацию «Аль Каиды» в конце 1990-х годов можно считать отчаянной попыткой переломить наметившуюся эрозию «классического» джихадизма посредством вывода его операций на всемирную арену. Фактически, вполне можно говорить о гражданской войне внутри джихадизма, которая и привела к его глобализации.

США первыми серьезно пострадали от этой военной эскалации джихадистов, однако по большому счету она направлена не против них, а опять-таки против «ближнего врага» в мусульманском мире.

Разочаровавшись в возможности свержения секулярных правительств мусульманских стран и замены их теократическими режимами посредством игры на внутреннем поле, джихадистские «глобалисты» решили переломить ситуацию посредством использования внешних рычагов. Главный расчет тут был на обеспечение массовой поддержки жителей этих стран, которые должны были оценить удары по США как доказательство права «Аль Каиды» и ее союзников на лидерство в борьбе против их собственных правительств. «Аль Каида» послала своих камикадзе именно в США не из-за своей изначальной и иррациональной вражды к этой стране, а на основе вполне прагматического расчета. В мусульманских, и прежде всего в арабских странах Америку считали главной опорой Израиля и к тому же не могли примириться с размещением американских вооруженных сил на священной земле Саудовской Аравии. Это означало, что теракты в США вызовут куда более сильный резонанс в странах Ислама, нежели аналогичные вылазки в любой другой западной стране.

Такая тактика полностью соответствовала центральной стратегической установке «глобалистов», которые пришли к твердому заключению, что для победы над «ближним» врагом надо сначала атаковать его главного патрона в лице США, Эта тактика была введена в действие задолго до событий 11 сентября; например, ее демонстрацией стали взрывы вблизи американских посольств в Кении и Танзании, осуществленные еще в 1998 году. Нельзя не признать, пишет Гергес, что эта стратегия увеличила авторитет «глобалистов». Однако внутри джихадизма они все равно остаются в меньшинстве, заметно уступая по численности религиозным националистам. Последние продолжают решительно возражать против вывода джихада за пределы мусульманского региона и развязывания войны против западных стран. Более того, вражда между «старыми» и «новыми» джихадистами – «региональщиками» и «глобалистами» – усилилась настолько, что стала открыто вестись даже на медийном фронте. Эта борьба ведется не за чистоту идеологии, а за куда более земную цель, контроль над всем джихадистским движением. «Региональщики» упрекают «глобалистов» в том, что те своими антизападными действиями развязали руки автократическим руководителям мусульманских стран, которые в союзе с США смогли развернуть широкое наступление на исламистские силы. Они также заявляют, что акции «Аль Каиды» без нужды и, главное, без всякой пользу умножили число врагов мусульманской религии по всему миру.

Как ни странно, отмечает автор, западные журналисты и аналитики даже и сейчас почти не обращают внимания на эту конфронтацию и продолжают представлять джихадизм в виде единого спаянного лагеря. На самом деле, после потери того временного единства, которое обеспечивала джихадистскому движению война в Афганистане, оно разделилось и по горизонтали, и по вертикали на множество противоборствующих групп. В конце 1990-х годов были даже основания считать, что эта фрагментация означает фактический конец джихадизма. Усиление «Аль Каиды» показало, что эти надежды были преждевременными, однако раскола джихадизма оно, конечно, не ликвидировало.

Масштабы угрозы

Не принижая угрозы, которую несет «Аль Каида», ее не следует и преувеличивать. Это верно, что у «Аль Каиды» есть тысячи преданных боевиков, готовых на роль камикадзе, хорошие финансовые ресурсы и харизматические лидеры. Верно и то, что она превосходит многие другие джихадистские группы по части умения рекрутировать сторонников, собирать информацию и защищать свои подразделения от проникновения агентуры спецслужб. Однако «Аль Каида» никогда не была чем-то вроде централизованной и дисциплинированной партии международного джихада. Теракты 11 сентября 2001 года удались не только в силу действительно тщательной подготовки, но также из-за недостаточно четкой работы американских служб безопасности, слишком примитивной защиты американских авиалайнеров от подобных нападений и простого везения, выпавшего на долю боевиков. Все эти группы попадают в ловушку преклонения перед своими вождями, которая в долговременной перспективе уменьшает их жизнеспособность.

И «Аль Каида», и другие подобные формирования не отличаются эффективными организационными структурами, которые могли бы нейтрализовать риски, вытекающие из такой ситуации. В этом смысле, отмечает Гергес, джихадисты действуют по образу и подобию столь ненавистных им секулярных мусульманских правителей, которые тоже не могут выйти из плена племенной солидарности и собственного культа личности. Лидеры джихадистов, как и светские исламские автократы, не могут рассчитывать в принятии решений на помощь компетентных и ответственных институтов и, тем более, не допускают никакой конструктивной критики своих планов и действий. Поэтому они часто принимают решения на основе неполной или даже искаженной информации, что сильно увеличивает вероятность просчетов. Например, египетское общественное мнение отшатнулось от джихадистов после того, как шесть боевиков движения «Братья-Мусульмане» 17 ноября 1997 года устроили резню в Луксоре, которая унесло жизни 58-ми иностранных туристов и четырех египтян. Точно так же, Бен Ладен вряд ли ожидал, что куда более многочисленные джихадистские течения религиозно-националистической ориентации после 11 сентября открыто выступят против «Аль Каиды».

Западным экспертам, политикам и журналистам, пишет Гергес, следует методично отслеживать все разногласия в лагере джихадистов. Валить всех джихадистов в одну кучу, отождествляя их с одной лишь «Аль Каидой» – значит не только ошибаться в чисто фактическом плане, но и проявлять политическую близорукость. Конечно, религиозные критики «Аль Каиды», как правило, сами выступают с радикально антиамериканских позиций и вовсе не призывают к отказу от идей джихадизма. Тем не менее, после 11 сентября они перестали выступать за тотальную вооруженную борьбу со своими правительствами, считая ее слишком скомпрометированной террором «Аль Каиды». По той же причине они уже не рискуют утверждать, что священная цель ниспровержения светских мусульманских режимов и основания нового халифата оправдывает массовые убийства. Некоторые из них даже ополчились против традиционного вождизма в своих собственных рядах, намекая, что он ведет к катастрофическим ошибкам.

В целом, подчеркивает Гергес, можно констатировать, что «Аль Каида» не смогла привлечь на свою сторону не только умеренные антиправительственные силы мусульманских стран, но даже и большинство джихадистских течений. Есть также признаки ослабления единства в рядах «Аль Каиды» и снижения ее способности привлекать в свои ряды новых рекрутов для операций за пределами Ирака, хотя пока еще трудно оценить масштабы этой тенденции и предсказать ее последствия. Правда, в последние годы у «Аль Каиды» появились последователи среди европейских мусульман, которые создают полуавтономные ячейки, действующие от ее имени, но отнюдь не обязательно подчиняющиеся ее лидерам. Не обладая боевым опытом «Аль Каиды», они часто действуют дилетантскими методами и потому быстро нейтрализуются спецслужбами.

«Аль Каида» также сохраняет «филиалы» в Саудовской Аравии, Йемене, Пакистане, Иордании и других мусульманских странах, но и они постоянно сокращаются под ударами местных органов безопасности. Поэтому Гергес не видит для «Аль Каиды» реальных перспектив, ни в Европе, ни в большинстве стран «ближнего врага». Однако этот вывод, подчеркивает Гергес, справедлив лишь в определенных пространственных и временных границах.

Фаваз Гергес, «Агентура»