Кризис и наказание. Ждет ли «холодное лето 2009-го» планету?

Глобальный кризис с криминологической точки зрения ставит вопрос: что делать государству при дефиците бюджета с тюрьмами и исправительными учреждениями? Вопрос – не второстепенный.

США, например, именно через страх тюремного наказания всегда решали проблему обеспечения внутренней безопасности. На начало 2009 г. в американских тюрьмах находится 2,3 миллиона человек — четвертая часть всех заключенных мира (!). Даже Китай по количеству лиц, находящихся в тюрьмах, находится на 2-м месте в мире: там «всего» 1,5 млн. заключенных (при том, что население КНР в 4,3 раза больше, чем в США). Мы находимся на третьем месте по количеству лиц, находящихся в тюрьмах и исправительных учреждениях — около 900 тысяч человек.

13 января т.г. Associated Press сообщило, что может быть проведена массовая амнистия сразу в нескольких штатах США из-за невозможности содержания заключенных в связи с кризисом бюджета страны. Этому решению предшествовало опубликование доклада Юридического Центра Совета Органов Власти Штатов (Council of State Government`s Justice Center), в котором рекомендовано сократить численность тюремного населения путем массового досрочного освобождения заключенных из тюрем и снятия приговоров об условном заключении и условном освобождении.

Данная рекомендация основана на том, что на конец 2008 г. общий бюджет органов власти всех штатов на тюрьмы и исправительные заведения составил 50 млрд. долларов. Кроме того, федеральные власти на свои тюрьмы выделяют еще 5 млрд. долларов. Итого — 55 миллиардов (!).

Почему в США так остро встал вопрос о необходимости выпускать на волю значительное число заключенных? Дело в том, что за последние десятилетия вся тюремная система Штатов была поставлена на КОММЕРЧЕСКУЮ ОСНОВУ. Исследователь американских тюрем Вики Пелаэс в журнале «Неволя» (№ 15, 2008) пишет о том, что бум приватизации и коммерциализации тюрем в США начался в 1980-х, при Рейгане и Буше-старшем, но расцвета достиг при Клинтоне. Клинтоновская программа по сокращению федеральных работников привела к тому, что департаменты юстиции стали заключать контракты на содержание под стражей лиц без документов и особо охраняемых заключенных с частными тюремными корпорациями. Тюрьмы стали зависеть от дохода. Корпоративные держатели акций, которые делают деньги на труде заключенных, лоббировали приговоры к более длительным срокам, чтобы обеспечить себя рабочей силой. Система кормила сама себя.

Тюремная индустрия — одна из наиболее быстро растущих отраслей, и инвесторы её находятся на Уолл-стрит. У этой многомиллионной индустрии есть собственные торговые выставки, съезды, веб-сайты, интернет-каталоги. Она ведет прямые рекламные кампании, владеет проектировочными и строительными фирмами, инвестиционными фондами на Уолл-стрит, фирмами по эксплуатации зданий, по снабжению продовольствием.

Тюремная индустрия США производит 100% всех военных касок, форменных ремней и портупей, бронежилетов, идентификационных карт, рубашек, брюк, палаток, рюкзаков и фляжек. Помимо военного снаряжения и обмундирования, тюрьма производит 98% от рынка монтажных инструментов, 46% пуленепробиваемых жилетов, 36% бытовой техники, 30% наушников, микрофонов, мегафонов и 21% офисной мебели, а также авиационное и медицинское оборудование и многое другое — заключенные занимаются даже дрессировкой собак-поводырей для слепых.

37 штатов легализовали использование труда заключенных частными корпорациями, которые организуют производство внутри тюрем. В список этих корпораций входят самые сливки американского корпоративного сообщества: IBM, Boeing, Motorola, Microsoft, AT&T, Wireless, Texas Instrument, Dell, Compaq, Honeywell, Hewlett-Packard, Nortel, Lucent Technologies, 3Com, Intel, Northern Telecom, TWA, Nordstrom`s, Revlon, Macy`s, Pierre Cardin, Target Stores и многие другие. Все эти компании с восторгом отнеслись к радужным экономическим перспективам, которые сулил тюремный труд. Заключенные, как правило, получают минимальную заработную плату, установленную в том или ином штате, но отнюдь не всегда. В частных тюрьмах они получают всего 17 центов за час, рабочий день составляет максимум 6 часов, то есть 20 долларов в месяц.

Благодаря тюремному труду США вновь оказались привлекательным местом для инвестиций в труд, что раньше было уделом стран «третьего мира». В Мексике расположенное вблизи границы сборочное производство закрылось и перевело свои операции в тюрьму «Сент-Квентин» (Калифорния). В Техасе с завода уволили 150 рабочих и заключили контракт с частной тюрьмой «Локхарт», где собирали электросхемы для таких компаний, как IBM и Compaq.

Кризис всю эту тюремную индустрию обрушил. Тюрьмы стали нерентабельны. Стоит вопрос об их массовом закрытии и амнистии заключенных. Одновременно в США уже начался всплеск «кризисной» преступности. Должна меняться вся концепция «прибыльной тюрьмы». Иначе Соединенным Штатам не избежать своего «холодного лета» (как это было в СССР во время «бериевской» амнистии после смерти Сталина).

Если действительно в США произойдет массовая амнистия заключенных, то криминальная ситуация в этой стране возникнет любопытная. Дело в том, что кроме тех миллионов, которые сидят в американских тюрьмах, на воле, по последним данным ФБР (доклад «Оценка угрозы, исходящей от банд», январь т.г.) в целом на территории США действует около 20 тыс. банд, которые насчитывают в своих рядах 1 млн. членов (Washington Profile, 02.02.2009).

Большинство подобных структур оперируют на локальном уровне — это уличные преступные группировки, которые совершают большое количество мелких преступлений и крайне активно вовлечены в торговлю наркотиками, фактически контролируя сбыт на низшем уровне.

Банды постоянно увеличивают свое влияние, они осваивают новые территории, вербуют новых членов и увеличивают обороты криминального бизнеса (например, за счет увеличения объемов продаваемых наркотиков). В некоторых районах США банды совершают до 80% всех преступлений. Обычно они специализируются на доставке нелегалов, оружия и наркотиков, грабежах, автоугонах, кражах, убийствах и пр.

Выход из тюрем большого количества заключенных, с одной стороны, увеличит криминальный потенциал этих банд, а, с другой, усилит уровень конфликтности между ними.

Ждет ли новое «холодное лето» Россию? Исходя из того, как развиваются события, по всей видимости — ждет. В период кризиса вновь стало модным обсуждение проблемы «гуманизации наказания». Вновь звучат призывы провести крупномасштабную амнистию, шире использовать условно-досрочное освобождение, перевести часть преступлений небольшой тяжести в административные правонарушения, а тяжких — в преступления средней тяжести, шире использовать такие виды наказания, как условное осуждение, краткосрочные аресты и штрафы вместо лишения свободы. По всем этим вопросам готовятся законопроекты.

Давайте попытаемся разобраться, что мы получим в итоге от реализации таких предложений.

Начнем с последних: более широкое применение условного осуждения, штрафов и арестов как видов уголовного наказания. С кого мы собираемся брать штрафы: с будущих безработных, воров и грабителей? Где реализовывать краткосрочные аресты? Нужны арестные дома. Нужна их охрана, другой персонал. Но на какие средства предполагается все это делать?

Если говорить о «гуманизации» наказания, то «гуманизировались» мы в последние годы и так по полной программе. У нас основной мерой наказания стало в последние годы условное осуждение к лишению свободы. В 2007 г. — 44,7% всех осужденных. Собственно лишение свободы применялось в 2007 г. только к 33% всех осужденных. Остальные преступники были вообще осуждены либо к штрафам, либо к исправительным работам.

В России две трети осужденных приговорены к лишению свободы за тяжкие насильственные и корыстно-насильственные преступления, а в США — наоборот, две трети заключенных совершили ненасильственные преступления.

Далее. О так называемой «декриминализации» наказания — переводе преступлений небольшой тяжести в разряд административных правонарушений, а тяжких — в преступления средней тяжести. В декабре 2003 г. уже декриминализировали все, что можно. После этого нельзя привлечь к уголовной ответственности большинство хулиганов, если они издевались над людьми без оружия. Нельзя привлечь и лиц, которые незаконно носят холодное, охотничье или травматическое оружие. Что еще предлагается декриминализировать? И по каким преступлениям предлагается понизить их тяжесть?

О массовой амнистии и расширении практики условно-досрочного освобождения. Действительно, тюрьмы и колонии — это не лучшие места для «перевоспитания» преступников. Но кто в них сейчас сидит?

В результате предыдущих «декриминализаций», «гуманизаций» и «либерализаций» уголовного законодательства среди 900 тысяч ныне отбывающих наказание в местах лишения свободы большинство составляют лица, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления: доля осужденных за квалифицированные виды краж составляет 23,1%, за убийство — 17,1%, за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью — 14,4%, за преступления, связанные с наркотиками, — 11,3%, за разбой — 11,2%.

Около половины всех российских осужденных ранее отбывали наказание за насильственные преступления: практически каждый четвертый ранее осужден за умышленное убийство или причинение тяжкого вреда здоровью, каждый пятый — за разбой, грабеж, изнасилование. Увеличивается число ранее осужденных за бандитизм и участие в других преступных формированиях.

По данным различных обследований, проведенных в последние годы, до 7% общей численности всех осужденных к лишению свободы (свыше 60 тыс. человек) — это лидеры преступной среды ( «воры в законе», «смотрящие», криминальные авторитеты, главари банд и ОПГ). Возраст двух третей таких лидеров составляет 30-50 лет, т.е. это в основном зрелые люди, имеющие устойчивые жизненные установки, достаточный опыт противоправной деятельности. Национальный состав лидеров разнообразен. Например, 33% «воров в законе», находящихся в местах лишения свободы, составляют грузины, 32% — русские, 8% — армяне, 5% — азербайджанцы; остальные являются представителями других национальностей.

Лидеры криминальной среды пытаются осуществлять в местах лишения свободы властные, идеологические, экономические, координационные и контрразведывательные функции. Нередко они организуют беспорядки, голодовки, сбор средств в «общаки», дискредитируют соперников, проводят «коронацию» союзников, дезорганизуют работу общественных формирований осужденных, осуществляют подкуп представителей администрации, выявляют агентов и через них дезинформируют администрацию, предпринимают усилия по вербовке лиц из числа персонала учреждения, в том числе и за счет своих связей на свободе. Для манипулирования волей осужденных они используют различные возможности, способы и средства: угрозы, насилие, вовлечение в азартные игры и т.д.

Используя процессы «гуманизации», лидеры зачастую избирают тактику давления на администрацию колоний путем массового написания необоснованных жалоб, групповых эксцессов в жилых и производственных зонах, клеветнические публикаций в СМИ и т.п.

Теперь представим, что произойдет в обществе, если будет реализована так называемая «массовая амнистия» и расширена практика условно-досрочного освобождения. Возникнут «встречные потоки». С одной стороны, масса амнистированных и условно-досрочно освобожденных преступников, которые никогда не работали и ничего, кроме совершения преступлений, делать не умели, попадет в обстановку растущей безработицы и безденежья. А, с другой, масса тех, кто совершил преступления из-за безработицы и безденежья, попадет в места лишения свободы — под контроль оставшихся там сидеть лидеров преступной среды. Получается «заколдованный круг». Амнистированных и условно-досрочно освобожденных преступников вновь ловят и сажают в те же тюрьмы и колонии. Находящихся там «новобранцев» (уже обученных «воровским законам»), в свою очередь, тоже амнистируют, чтобы потом вновь вылавливать и направлять обратно в места лишения свободы. В конце концов, такие «встречные потоки» могут всю уголовную политику «схлопнуть», погрузив страну в криминальный беспредел.

В складывающейся кризисной ситуации надо говорить не о «гуманизации наказания», а об «экономии репрессий». Это не замена слов. Это — разнопорядковые явления.

При «экономии репрессий» речь должна идти не об амнистии и условно-досрочном освобождении по формальным признакам. Допустим, при амнистии и условно-досрочном освобождении лиц, совершивших преступления небольшой и средней тяжести, на свободу выходят все педофилы, большинство воров и хулиганов, значительная часть грабителей и вымогателей. Но лица, которые совершили тяжкие преступления в сфере экономики, продолжат оставаться в местах лишения свободы.

Не разумнее ли было бы в условиях кризиса восстановить конфискацию имущества как вид наказания, и именно с ее помощью наказывать экономических преступников, не сажая их в тюрьму?

Это, конечно, для теоретиков уголовного права весьма спорный вопрос. Но мы живем в кризисе. А кризис диктует свои правила игры.

Нельзя не согласиться с руководителем Следственного комитета при прокуратуре РФ Александром Бастрыкиным, который на коллегии своего ведомства 12 февраля т.г. предложил в корне изменить существующую систему условно-досрочного освобождения лиц, которые совершили тяжкие и особо тяжкие преступления. Действительно, можно ли выпускать досрочно террористов, маньяков-насильников, главарей банд, преступных организаций и сообществ? Глава Следственного комитета привел данные: в 2008 году в России условно-досрочно освобожден фактически каждый второй осужденный из категории особо опасных преступников. Только за шесть месяцев прошлого года снова получили приговор почти 28 тысяч подобных лиц, которых суд выпустил из колоний раньше назначенного срока. На воле они опять стали убивать, насиловать и грабить.

Говоря об «экономии репрессий», нельзя не коснуться и вопроса о государственном надзоре (контроле) за лицами, отбывшими наказание (попавшими под амнистию). В советское время действовал институт административного надзора за отбывшими наказание. Теперь «воры в законе», главари банд, насильники, педофилы, маньяки-убийцы, террористы (не говоря уже об «обычных» ворах, грабителях, мошенниках) выходят на свободу и ими НИКТО НЕ ЗАНИМАЕТСЯ. Их никто не регистрирует, им не устанавливается никаких ограничений в передвижении и устройстве на работу.

Уже 17 лет вопрос о специальном федеральном законе о государственном надзоре за лицами, отбывшими наказание, обсуждается на разных уровнях в российском парламенте. Но решения нет до сих пор.

Пора понять, что общественная опасность конкретных лиц не исчезает после формального отбытия наказания. «Экономия репрессий» и заключается в том, чтобы эта потенциальная опасность вновь не превращалась в реальную.

Говоря о наказании, нельзя не коснуться вопроса СМЕРТНОЙ КАЗНИ. В США, Китае никто не собирается отказываться от этой исключительной меры наказания, особенно в условиях кризиса и связанных с ним криминальных последствий. В Wall Street Journal в ноябре 2007 г. были приведены результаты исследования американских профессоров Роя Адлера и Майкла Саммерса , в соответствии с которыми С КАЖДОЙ КАЗНЬЮ В КАЖДОМ ПОСЛЕДУЮЩЕМ ГОДУ ПРОИСХОДИТ НА 75 УБИЙСТВ МЕНЬШЕ.

Как здесь не вспомнить Александра Сергеевича Пушкина:

«Потворствовать греху

есть то же преступление;

Карая одного, спасаю многих я».

Никакого моратория на смертную казнь в России нет. Есть только постановление Конституционного суда № 3-П от 2 февраля 1999 г., в соответствии с которым смертная казнь в нашей стране должна применяться, когда во всех субъектах Федерации будут созданы суды присяжных. В наступившем году должны быть образованы суды присяжных в Чечне — последнем субъекте РФ , где их пока нет. И тогда все будет зависеть от воли нашего судейского корпуса. Никаких других правовых ограничений не существует. В соответствии с Международным пактом о гражданских и политических правах ( статья 6 ) смертные приговоры могут выноситься за самые тяжкие преступления.

Указанный Международный пакт неразрывно связан со Всеобщей декларацией прав человека и является универсальным документом ООН, которым руководствуются и США, и Китай, и другие государства, имеющие смертную казнь в своем законодательстве.

Протокол № 6 к Европейской Конвенции о защите прав и основных свобод человека об отмене смертной казни Россией подписан, но не ратифицирован. Протокол № 6 — документ региональный и не носит универсального характера. В иерархии международно-правовых документов он стоит ниже Международного пакта и не является препятствием для вынесения и исполнения в России смертных приговоров.

Какая может сложиться ситуация со смертной казнью после введения повсеместно суда присяжных? Весьма парадоксальная. Согласно Конституции России по всем делам, где предусмотрена смертная казнь, обвиняемый вправе требовать рассмотрения своего дела в суде присяжных. Это касалось и террористов, и диверсантов, и членов незаконных вооруженных формирований, и участников массовых беспорядков, если они в ходе совершения этих преступлений убивали людей. И всегда эти дела рассматривались по совокупности с убийствами.

Но в конце прошлого года наши законодатели решили вывести террористов, диверсантов, мятежников из-под юрисдикции суда присяжных. И так сконструировали новую редакцию статей УК, что теперь этим особо опасным преступникам смертная казнь не грозит. А значит, они не могут требовать суда присяжных.

Получилась полная ШИЗОФРЕНИЯ: человек, совершивший убийство, например, из хулиганских побуждений или из кровной мести, или общеопасным способом, или убивший двух и более человек, может быть приговорен к смертной казни, а террорист, взорвавший людей, — нет. Нет для террориста-убийцы такого наказания в новой редакции УК. Нормально это для кризисной ситуации?

А что делают в это время американцы? Они продлили срок действия своего специального закона «Патриот» (принятого после 11 сентября 2001 г.), где применение смертной казни за федеральные преступления распространяется на лиц, причастных к террористическим актам, приводящим к гибели людей (в том числе тех, кто доставляет материалы для совершения терактов, тех, кто участвует в заговоре о нападении на систему общественного транспорта, и тех, кто участвует в нападении на суда и морские объекты).

Владимир Овчинский, Центр исследования организованной преступности