На основе рассказов женщин проект «Август2020» описывает, как устроена машина подавления в Беларуси: арест, следствие, суд, тюрьма, быт и отношение в камере, освобождение, изменения в мировоззрении.
Почти неделю в четырехместной камере №18 минской следственной тюрьмы в переулке Окрестина провели 36 женщин – без еды, воды, лекарств, одежды, средств гигиены и почти без воздуха. Все они попали туда 9-12 августа. Одиннадцать из них согласились рассказать свои истории журналистам.
- «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: арест
- «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: допрос
- «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: суд
- «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: быт
- «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: пытки
- «Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: слуги режима
СЕСТРЫ ПО НЕВОЛЕ
Настя Б. рассказывает, что на четвертый день в тюрьме, как раз когда их этапировали из Окрестина в Жодино, у узниц камеры #18 синхронизировались менструальные циклы – в Жодино всем одновременно потребовались гигиенические прокладки, и, слава богу, в Жодино они были.
Это известный биологический феномен – эффект Мак-Клинток. Стае выгодно, чтобы детеныши рождались примерно одновременно. Детеныши наиболее уязвимы для хищников. Если малыши будут рождаться в разное время, хищники переловят их всех по одному. А если родятся одновременно, то кого-то удастся спасти, и период особенной заботы о безопасности стаи будет относительно коротким. Такова стратегия сохранения биологического вида.
Если две студентки делят комнату в университетском общежитии, то за пару месяцев циклы у них синхронизируются. Вероятно, в условиях тюрьмы биологические организмы реагируют быстрее, чем в условиях кампуса.
Если комнату делят две студентки биофака, то они эффекта Мак-Клинток ждут и с интересом наблюдают, по которой именно из двоих девушек синхронизируются месячные. По той, что лучше учится? По той, что имеет больший успех у парней? По той, что сильнее физически? По той, что богаче? Девушка, у которой сроки цикла остались прежними, когда у подруг изменились и стали совпадать с ее сроками, – она и есть альфа-самка в прайде. И маленький женский коллектив – это прайд, стая, матриархальная семья – сообщество, регулируемое не общими политическими взглядами, не общими идеологическими устремлениями, не общими интересами даже, а древним биологическим механизмом коллективного выживания.
Справедливости ради надо сказать, что ученые существование эффекта Мак-Клинток неоднократно ставили под сомнение, объясняли статистическими ошибками или даже просто желанием людей верить в то, что эффект Мак-Клинток существует. Так вот, нам не важно, существует ли эффект Мак-Клинток на самом деле, нам важно, что узницы камеры #18 верят: за шесть суток совместных страданий между ними установилась биологическая – глубже некуда, – животная связь.
Выпускницы Окрестина
Они называют себя выпускницами Окрестина и вот уже почти год переписываются, что на первый взгляд не имеет никакого практического смысла. Зачем то и дело писать друг другу, вспоминая подробности тюремного быта или выясняя, как у кого сейчас дела? Вы же не пишете случайным соседям по больничной палате. А они пишут.
Там, в камере, не имея ни мобильных телефонов, ни карандашей, ни ручек, ни клочка бумаги, они диктовали друг другу номера своих телефонов. Но удержать в голове их было трудно, тогда выбрали тот номер, который проще всего запомнить, зазубрили его все. А потом, освободившись, все написали СМС по этому номеру, чтобы заново установить друг с другом контакт.
Там, в камере, они поклялись друг другу, что, освободившись, не будут молчать, будут рассказывать про эту духоту, про этот голод, про этот страх, про эти избиения мужчин. Во многом именно благодаря их тогдашней клятве этот проект, этот текст, который вы сейчас читаете, вообще стал возможен.
После освобождения, когда гормональная буря стресса немного улеглась, многие узницы камеры #18 – особенно те, что не уехали из Беларуси, хотели бы помолчать, не чувствуют себя в безопасности, предпочли бы затаиться, но клятва их связывает, – говорят ради других выпускниц Окрестина, жертвуют личными интересами ради интересов сложившегося там, в камере #18, прайда.
Зачем он, этот прайд? Какой в нем смысл? Участницы львиного прайда вместе охотятся. Члены дельфиньей стаи вместе выталкивают новорожденного детеныша на поверхность воды, чтобы сделал первый глоток воздуха. Женщины древних человеческих племен вместе собирали пищу. А этот тюремный прайд – зачем? почему надо быть верными ему? какая в нем ценность?
Правила прайда
Каждая узница камеры #18, рассказывая об этих шести днях в тюрьме, об этих бесправии, боли, страданиях и унижениях, непременно вспомнит чего-то, чего стыдится.
Ганна Л. еще в отделении милиции, еще до тюрьмы встретила женщину по имени Александра и не смогла ей помочь. А эту Александру потом милиционеры вывезли в лес, грозили ей изнасилованием, избили, порвали связки на ноге, и вместо компенсации суд дал ей еще три года так называемой домашней химии, то есть режима ограниченных прав под строгим надзором милиции. А Ганна не смогла Александре помочь. Чем бы она могла помочь там, в милицейском обезьяннике? Вот в том-то и дело, что ничем, – и теперь очень этого стыдится.
Лена А. стыдится, что не смогла в качестве независимого наблюдателя обеспечить чистоту выборов, на которые независимых наблюдателей даже не пустили. Не смогла сделать невозможного. Но стыдно все равно.
Юля Филиппова стыдится того, что не она лично даже, но девочки в камере пеняли россиянке Олесе С. на российское ее гражданство. Дескать, это благодаря поддержке Путина режим Лукашенко проявляет такую жестокость. Только начали эти разговоры – сразу осеклись и прекратили. Но стыдно до сих пор. И Жанне Л. стыдно от того же. И всем стыдно чего-нибудь.
Итак, стыд. Первое правило прайда. Приличному человеку всегда есть чего стыдиться. Хорошо, если ты поймешь, чего сделал дурного и будешь вслух стыдиться этого.
Все сокамерницы стыдятся того, что в минуту отчаяния выговаривали Олесе С. за Путина и неприглядную роль России в белорусском терроре, но сама Олеся этого не помнит: «Нет, никто не говорил ничего плохого про то, что я россиянка. Нет, не было». И других подобных обид тоже не помнит никто. По косвенным признакам из обмолвок понятно становится, что в чрезвычайной тесноте камеры бытовые размолвки случались ежеминутно – как сесть, как встать, как пройти, куда поставить ногу, – но никто не может вспомнить их. «Нет, все девочки вежливые, ни разу не ссорились. Были две женщины, так скажем, низкого социального статуса, но и они тоже вели себя нормально».
Отсюда правило второе – великодушие. Не надо помнить зла. Даже мучителям своим, милиционерам и тюремщикам, узницы камеры #18 мечтают отплатить не мучениями же, а служебными взысканиями, которые палачи получат по решению служебной проверки в результате законно поданной жалобы.
Это довольно бессмысленные жалобы, но оформлять их прямо в камере, не на бумаге, а на память женщины помогают друг другу. Потому что дело не в жалобах – дело в активном сочувствии. «Я сочувствую тебе и пытаюсь помочь».
И если вы спросите, как Ганна Л. должна была помочь в отделении милиции Александре, то вот так – сочувствием. А она углубилась в себя, переживая внезапный арест. А должна была выразить сочувствие и сделать что могла. Если была у нее бутылка перекиси водорода – ну что же, помазать Александру перекисью. Так что третье правило прайда – сочувствие. Имейте его и выразите любым доступным вам действием. Как Жанна Л., когда у Юли Г. паническая атака, утешает ее – гладит по голове.
Четвертое правило – слабость. Надо быть слабой, и надо ни в коем случае не стесняться проявлять свою слабость. Мне страшно, мне больно, я не выношу свое грязное тело, комок ваты в матрасе на мгновение показался мне крысой, и вот я уже верещу как резаная (Олеся С.), а подруги вокруг смеются и похлопывают по спине. Прояви слабость, иначе как же подруги проявят к тебе сочувствие. А сочувствие – помнишь? – третье правило прайда.
Наконец, пятое правило прайда – смелость. Тебе страшно, когда бьют мужчин. Требовать прекратить избиения еще страшнее, но ты требуешь. После освобождения тебе страшно подходить к государственным учреждениям на пушечный выстрел, но ты идешь. В тюрьму на Окрестина идешь, чтобы забрать свои вещи и вещи своего жениха (Олеся С.). В Следственный комитет идешь, чтобы подать жалобы (почти все, кроме Юли Г.).
Но Юля Г. зато идет на митинги. На все митинги, какие будут после освобождения. А Ганне Л. страшно давать дворовые концерты, но она дает. А Лене А. страшно участвовать в студенческом комитете – но участвует. Ганне угрожают и вынуждают эмигрировать. На Лену пишут доносы, приходится уехать. Юлю Г. еще трижды бросают в тюрьму. После тюрьмы тебе страшно снова сесть в тюрьму? Да. Но ты садишься – таковы правила прайда.
Средство от жестокости
Эти правила кажутся абсурдными, неприменимыми. Разве можно добиться успеха протестов, если протестующие стыдливы, великодушны, сочувственны и парадоксальным образом проявляют одновременно слабость и смелость? Нет, нельзя. Так не делаются революции. Так не сменяются политические режимы.
Однако страной управляют люди (или, лучше сказать, один человек?), качества которых строго противоречат основным правилам прайда. Эти люди ничего не стыдятся, не проявляют великодушия, никому не сочувствуют, никогда не проявляют слабости и боятся всего на свете, даже безоружных женщин на улицах.
Отсутствие стыда, великодушия, сочувствия, слабости и смелости образует главное качество белорусской власти – жестокость. И следовательно, правила прайда – это альтернатива жестокости.
Источник: НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ