Site icon УКРАЇНА КРИМІНАЛЬНА

«Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: слуги режима

«Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: слуги режима
«Аттракцион садизма». Как устроена машина подавления в Беларуси: слуги режима

На основе рассказов женщин проект  «Август2020» описывает, как устроена машина подавления в Беларуси: арест, следствие, суд, тюрьма, быт и отношение в камере, освобождение, изменения в мировоззрении.

Почти неделю в четырехместной камере №18 минской следственной тюрьмы в переулке Окрестина провели 36 женщин – без еды, воды, лекарств, одежды, средств гигиены и почти без воздуха. Все они попали туда 9-12 августа. Одиннадцать из них согласились рассказать свои истории журналистам.

СЛУГИ РЕЖИМА

Фразу «Из-за вас, суки, честные менты на улицах гибнут» Таня П. и Ганна Л. слышали несколько раз. И в автозаке, и потом в тюрьме. Неизвестно, какие именно честные менты имелись в виду – тот ли, что погнался за протестующим, споткнулся и сломал ногу, или тот, что бил протестующего и сломал о его челюсть пальцы, – о других жертвах среди сотрудников правоохранительных органов вроде бы сведений нет. Но фразу про погибающих честных ментов повторяли часто.

В камеру, особенно в первый день, заходили разные служилые люди в форме и в штатском и описывали заключенным военный кошмар, который, по их сведениям, происходил на улицах Минска. Откуда у них сведения, если знай себе терзают узников здесь, на Окрестина, – не обсуждалось.

Они говорили: «На улицах рвутся гранаты!» (Как – это же вы их и кидаете, нет?) Говорили: «В центре города стрельба!» (Но разве это не вы и стреляете?) Повторяли, как мантру, ключевые слова: «проплачено», «кураторы», «организаторы», «Америка», «Литва», «Польша», «Майдан», «оранжевые технологии»… Узницы камеры #18 пугались, слушая это. Если хотя бы десятая часть того, что говорят тюремщики, правда – что же там творится? И не сразу догадались, что милиционеры и тюремщики описывали ужасы придуманного ими военного мятежа не для задержанных «мятежниц», а для себя.

Трудно бить людей, если не веришь, что машешь дубинкой за правое дело. Трудно штамповать протоколы под копирку, если не веришь, что хитрые «кураторы» и «организаторы» ловко попрятали факты своих террористических замыслов, а тебе, простому менту, для восстановления правды что остается, как не подтасовывать их обратно? Трудно мучить людей, если не веришь, что где-то там, на центральных улицах, в этот самый момент «диверсанты» разят твоих товарищей. И страшно разувериться. Настя Б. рассказывает, что, когда в автозаке попыталась перекинуться парой человеческих слов с омоновцем, который не орал и не выглядел зверски, командир сразу одернул его:
– Не говори с ней! Она тебе мозги заморочит.

Как будто ведьму везут. Как будто стоит дать ей промолвить хоть слово – и всё! заколдован! Бросит дубинку, перестанет ругаться матом, возьмет красно-белый флаг и пойдет к стеле скандировать «Жыве Беларусь».

Арестованным, находящимся полностью в их власти, грязным, голодным, измученным духотой и бессонницей женщинам тюремщики жаловались, хоть и переходя на крик: дескать, это они, милиционеры и тюремщики несчастные, усталые, зарплата маленькая, риск для жизни, казарменное положение, подняли по тревоге…

Людям надо верить в то, что они на стороне добра, закона, правопорядка и справедливости. Впрочем, не всем.

Злой мент

«Много таких, что получают удовольствие», – свидетельствует Олеся С. «Они получают удовольствие», – вторит Юля Г. «Им неприятно думать, что у задержанных есть права, – подтверждает Ольга Павлова. – И им приятно задержанных бить». И Юля Филиппова соглашается: «Среди них есть садисты. Не все, но есть». Настя Б., описывая своих тюремщиков, говорит: «Упиваются собственной безграничной властью». Как дворовая шпана куражатся над слабыми.
– Зачем вы их бьете? – кричит Олеся С., видя, как бьют мужчин в тюремных коридорах.
– Кто бьет? Я бью? – хохочет в ответ надзиратель и с этими словами хлещет наотмашь дубинкой человека.

И все женщины называют одно имя – Евгений. Самый жестокий из всех тюремщиков. Как он избивает мужчин, видит Настя Б. Полина З. слышит, как он кричит Олесе С.: «Мы тебя по кругу пустим! на бутылку посадим!» Олесю С. он бьет по лицу, бьет коленом в живот и стаскивает с пальца кольцо, сдирая кожу.

Этого Женю боятся даже свои, заискивают перед ним, обращаясь к нему, выставляют перед лицом в покорном и защитном жесте руки – он там альфа-самец. А есть и альфа-самка. Жанна Л. не расслышала – Карина или Кристина, надзирательница с нарощенными ресницами. Ее спускают на освобождающихся женщин, как спускают собаку. В день своего освобождения Жанна стоит в коридоре, ждет, когда поведут на выход, и вдруг зовут эту Карину-Кристину, а та набрасывается на Жанну сзади и душит – своего рода напутствие.

Конечно, свидетельство о выражении лица нельзя считать объективным, но узницы камеры #18 единодушны: на лицах Жени-садиста, Карины-Кристины и доброй половины слуг режима – блаженство, когда они душат, бьют и мучают. На их лицах – то непостижимое для нормального человека чувство упоения властью над чужими жизнями, которое испытывают дурные дети, когда отрывают крылья мотыльку или вешают кошку.

Добрый мент

Но если есть злые менты, то должны же быть и добрые? Да – о них в камере #18 сложилась целая система легенд, целый эпос. Назовем ее «Песнь о Добром Менте».

Таня П. и Ганна Л. своего Доброго Мента встречают еще в отделении милиции, до попадания в тюрьму на Окрестина. Он относится к ним как к дочкам. Про Ганну так и говорит: похожа на дочку. И называет Ганну «малАя». Он делает все от него зависящее, чтобы не отправлять девушек на Окрестина, а передержать у себя, в уютном милицейском участке, где можно спать в спортивном зале на чистом полу и куда лишь иногда врываются бойцы спецподразделений, чтобы избить кого-нибудь. Но тут уж Добрый Мент бессилен.

Не может он и ослушаться приказа. Наступает час, когда ему приходится передать «дочек» другому Доброму Менту, чтобы повез-таки на Окрестина – «очень жаль, девочки».

По дороге в машине сослуживцы спрашивают этого второго Доброго Мента, готов ли тот применять табельное оружие, если придется. И он отвечает: нет, не готов. Он вообще не собирается участвовать ни в каких боях, его задача – уберечь девочек. И если там, на Окрестина, у стен тюрьмы бой, то разворачиваемся и едем обратно. Он собирается беречь Ганну и Таню, спасать девочек, но не от своих коллег, а от мифических инсургентов, что, по его мнению, штурмуют сейчас тюрьму с оружием в руках.
Каково же его удивление, когда, приехав на Окрестина, инсургента он не видит ни одного.
– Здесь же только родители и волонтеры, – говорит Добрый Мент.
Гора с плеч. Совершенно мирно и безопасно Добрый Мент передает своих девочек коллегам на пытки духотой и голодом.

Лена А. своего Доброго Мента тоже встречает еще в отделении милиции. Он приносит ей плед. Когда никто не видит, подмигивает и шепчет: «Пераможем», то есть «Мы победим». Очевидно, что этот Добрый Мент сочувствует протестующим, но служит режиму, против которого они протестуют. Что ж тут поделаешь? Тут ничего поделать нельзя – служба.

Добрый Мент везет Лену в суд, а когда судья присуждает Лене 12 суток содержания под стражей и Лена плачет, Добрый Мент ведет Лену в уборную умываться. И шепчет по дороге: «Пераможем». А потом умытую и обнадеженную везет на Окрестина и сдает коллегам на пытки унижением и страхом.

И конечно же, все узницы камеры #18 помнят того Доброго Мента, который открыл дверь и вывел их подышать в коридор, когда кислорода в камерном воздухе почти совсем не осталось и женщины стали падать в обморок. Этот Добрый Мент, однако, потом сетовал, что узницы подвели его, неблагодарно продолжив падать в обмороки и в коридоре тоже. Так что парню попало. Пострадал за идеи гуманизма.

Не надо думать, будто в тюрьме на Окрестина нет Добрых Ментов. Они есть. Их доброта, правда, почти никак не проявляется, ну разве что выведут в коридор подышать. А когда после освобождения Настя Б. приходит в тюрьму получать справку о своем аресте, разрешивший дышать Добрый Мент говорит ей:
– Здравствуйте, вы помните меня?
Настя помнит.
– Зайдите, пожалуйста, на минутку.
Настя заходит в будку контрольно-пропускного пункта. И Добрый Мент выдает ей справку, как бы и справку причисляя к малым своим, но добрым делам:
– Простите, что не смог сделать для вас больше.

Из тюрьмы на улице Окрестина в тюрьму города Жодино женщин тоже этапировали Добрые Менты. Начальник конвоя даже раздал всем воду и печенье. Потом предложил (дорога-то дальняя) играть в такую игру, чтобы каждая по очереди рассказывала о себе: кто, откуда, чем занимается. И очень удивлялся: программистка, модельер, налоговый инспектор, завкафедрой в университете, учительница музыки, скрипачка – никогда не видел разом столько женщин с высшим образованием.

Узницам было приятно слушать эти комплименты от Доброго Мента. Разулыбались, шутили, говорили: «Давайте вы нас еще так покатаете до конца срока». И Добрый Мент тоже шутил, пока не доехали до пункта назначения, а там передал конвоируемых коллегам. Ничего не поделаешь – служба.
В Жодино, впрочем, тоже оказались довольно Добрые Менты. Они дали женщинам еду, туалетную бумагу и гигиенические прокладки. Это ведь добрый поступок.

Но, говорят, был в тюрьме на Окрестина и По-настоящему Добрый Мент. Обходя камеры, он узнал, что в номере 18-м содержится молодая женщина, которая незадолго до ареста вышла замуж за любимого человека, а теперь очень переживала за судьбу мужа. А муж ее, любящий и любимый, содержался в камере по соседству. Эти влюбленные молодые люди просили у По-настоящему Доброго Мента возможности справляться друг о друге и передавать приветы. По-настоящему Добрый Мент справлялся и передавал.

А потом пошел в хранилище, нашел среди отобранных вещей обручальные кольца этих влюбленных и отдал им. Снял форму, написал рапорт об увольнении и ушел к чертовой матери из карательных органов. И уехал к чертовой матери из страны, где мужа бьют так, чтобы жена слышала.

Историю про По-настоящему Доброго Мента рассказывают многие узницы камеры #18. К сожалению, ни одна из рассказчиц не может вспомнить, как звали молодых. Как звали хотя бы эту влюбленную, которой, прежде чем уйти, По-настоящему Добрый Мент отдал обручальное кольцо. Юля Филиппова так и вовсе сомневается, что влюбленные молодожены, возвращенные обручальные кольца и По-настоящему Добрый Мент существовали в действительности.

Будем надеяться, что рано или поздно имена героев этой истории всплывут у кого-нибудь в памяти.

Иначе «Песнь о По-настоящему Добром Менте» – чистой воды стокгольмский синдром.

Источник: НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Exit mobile version