“Смерть – 5000 рублей”: почему в Ингушетии идет охота на колдунов и ведьм
В российской республике Ингушетии появились охотники на ведьм. В республике стала так популярна вера в порчу, что активисты борются с ней, врываясь в масках и с оружием в дома предполагаемых колдунов. Журналисты Би-би-си выяснили, зачем ингуши насылают друг на друга джиннов.
– Все началось с того, что я увидела во сне грязную белую собаку, которая обняла меня сзади. Я так ей брезговала, но не могла проснуться. Оказывается, это был то ли бес, то ли черт.
45-летняя швея из Назрани Зарина вспоминает, как начался ее разлад с мужем. Первые полгода после свадьбы они жили “нормально”: “Он меня бешено любил, ревновал, боялся, что я сбегу. Но потом все изменилось”.
В семье начались скандалы. Днем Зарина, считающая себя уравновешенным человеком, “вдруг начала психовать”, а по ночам – видеть змей. Полутораметровые, они вились клубками в кастрюлях на ее кухне, висели на шкафах гнездами по 20 штук, скользили по перилам лестниц и двору. Еще снились стаи муравьев. Вспоминает, как убегала, а насекомые тысячами ползли за ней.
Днем Зарина скучала и ждала мужа с работы. Вечерами, когда Махмуд приходил, он даже ей нравился: “Но как только он приближался на два-три метра, мне хотелось сбежать. Близость стала невыносима, я перестала его подпускать, интим у нас полностью прекратился, мы четыре года вообще никак. У меня кожа болела, нервы вскакивали, мне невыносимо было физически рядом быть”.
Как-то раз, добиваясь секса, муж избил ее шнуром от зарядки. Но спать Зарина все равно уходила в другую комнату.
“Короче, мы с мужем возненавидели друг друга. Когда я была одна дома, я сходила с ума: стояла на четвереньках и выла, как бешеный пес. Орала и не могла успокоиться. Я хотела вырвать что-то грязное из себя и никак не могла. От боли внутри было так плохо, что я не могла в этом доме находиться”, – вспоминает Зарина.
Так продолжалось пять лет. Она уходила от мужа и возвращалась в его дом восемь раз. “Это были страшные разводы. У моей матери пучками седые волосы на голове от тех лет остались”, – говорит Зарина.
Вспоминает, как бил ее муж, как она плакала. Как уходила со страшными криками, которые слышали все соседи: “Если бы просто можно было тихо собрать вещи и уйти, но нет… Однажды я чуть с окна второго этажа не свалилась, когда пыталась от него сбежать. Потом пыталась выбросить своего ребенка из окна второго этажа. Истерики были страшные. Как только я уходила, мне становилось легче, и я хотела вернуться к мужу. Но как только я возвращалась, все начиналось заново”.
В 2016 году Зарина слегла в доме родителей и к мужу не вернулась. Ни к психологу, ни к психиатру она не обращалась. От порчи – а именно ее женщина считает причиной своего неудачного брака – три года ее лечил сосед-мулла. Водой, над которой читал Коран.
“Я только потом узнала, что виновата во всем та женщина, которая хотела отобрать у меня и дом, и мужа. У нее это получилось. Она уже беременная жила в моем доме, а я лежала больная в постели у родителей, не понимая, что со мной происходит. Очнулась я через три года. И я начала расследование”, – рассказывает она.
Соседи рассказали Зарине, что новая жена ее мужа имела привычку насылать на других порчу: “А близкие люди рассказали, что она ездила в Нальчик к Алану-колдуну. Этот колдун Алан столько мне нагадил, короче… этот колдун всю Ингушетию заразил своими бесами”.
Зарина узнала, что старшую жену Махмуда тоже “уложили с порчей”: “У нее крыша поехала. После четырех детей. Ее отправили к родителям, он остался с детьми. Искал себе новую жену. Начал свататься ко мне. Я не хотела, естественно, потому что у него четверо детей было. Сама родила я от него троих: двух мальчиков и девочку. Короче, это был какой-то кошмар”.
И все это время на горизонте маячила “женщина, которая давно хотела выйти замуж за Махмуда, хоть он ей и отказывал”. Как ей это удалось? Раза три в месяц Зарина находила перед своей дверью и калиткой по полведра черной земли – как потом пояснил мулла, земли с кладбища.
“Я ее подметала, убирала, и каждый раз после этого становилось невыносимо жить в доме, я собирала вещи и приходилось уходить. На ровном месте были истерики. Мне мулла рассказал – это земля с брошенных могил без имени, и духу той могилы дают приказ испортить меня как человека и выжить из дома”, – вспоминает она.
Еще Зарина находила в доме разбросанные иголки, соль, замечала, что из семейного альбома исчезали фотографии. Сейчас она уверена, что их крали подосланные соперницей люди – “чтобы порчу делать”.
“В общем, мне все соседи хором сказали про эту тварь, что она и мать ее порчу делают. Эту семейку давным-давно все знают. Оказывается, все были в курсе!” – говорит она.
После развода они с мужем не общаются. “Мы до сих пор не можем нормально поговорить, даже о детях. Мы кипим, у нас искры из глаз летят и пытаемся уничтожить друг друга. Эта ненависть искусственная – из-за порчи. Порча на разрыв всех уз. А я два года назад швеей в ателье устроилась. До замужества работала в страховой компании. Оператором ЭВМ. Скучная жизнь, в общем-то”, – рассказывает Зарина.
“Сейчас с этим уже перебор. Раньше такого не было”
Семейная драма Зарины – типичная проблема, с которой приходят жительницы Ингушетии к мулле, лекарю Исе Барахоеву. Наведенная на брак порча – по-арабски “сихр” – в республике считается делом привычным, как психотерапия в Москве или запои в Туве.
“Сихр – изменение твоего состояния без причины. Например, жила жена с мужем и резко начинает его ненавидеть. На лицо он стал ужасен, его прикосновения, как ток, раздражают. С чего это, задумается любой? – рассуждает мулла. – Чтобы развести мужа с женой, колдун засылает в супруга джинна. Тот отсиживается в мозгу и, как кукловод, тянет, воздействует на ту часть, которая отвечает за негативные эмоции. И женщина уже не может видеть мужа. Ко мне приходили женщины со словами: “У меня идеальный муж, но я его ненавижу больше всех”. В итоге ему это надоедает, и они разводятся”.
24-летний Барахоев выучился лечить сихр в Египте и уже восьмой месяц практикует в Ингушетии. По его словам, каждый день к нему в зал приходят по пять человек, завтра, в женский день, он ждет двенадцать.
На полу еще не открывшегося медресе, где Барахоев изгоняет джиннов, лежат белые простыни. Лекарь укрывает ими клиентов во время приема. Рядом зеленый пластиковый черенок от швабры – им бьют по рукам и ногам, изгоняя джиннов. Колонки в половину человеческого роста, чтобы джинны лучше слышали суры Корана.
В дверях медресе мы столкнулись с женщиной, дочери которой на базаре сказали, что на ее матери – порча. Она пришла к Барахоеву с жалобой на боль в руке и просьбой снять сихр.
“Я ей говорю: “У вас обычное растяжение связок, вам же врачи диагностировали. Идите лечитесь”. А недавно другая просила снять сихр, потому что дома лопнула банка с помидорами, – сокрушается образованный Барахоев. – Сейчас с этим уже перебор. Раньше такого не было”.
Но на 70% приходящих к нему наслан настоящий сихр, уверен лекарь. Барахоев объясняет это доступностью колдовства: если раньше за порчей надо было куда-то ехать, то сейчас достаточно выбрать из прейскуранта в “Инстаграме” (“Смерть – 5000 рублей, развод – 4000, приворот – 3000”), выслать почтой кусок одежды, желательно белья, оплатить через онлайн-банк, и дело сделано.
“Конечно, поэтому и мои услуги будут востребованы, и на колдунов ропота больше будет. И шарлатанов с каждым днем все больше. У человека просто проблемы в семье, тот придет к обманщику, который скажет, что на нем, конечно, сихр, и будет из него деньги полгода тянуть, воду заставляя пить. Всем выгодно”, – возмущается Барахоев.
Сам говорит, что цену за лечение не назначает: “Кто сколько даст. Это моя проблема. У меня язык не поворачивается назвать сумму”.
Румяный улыбчивый мулла Барахоев рассказывает о том, что несложное колдовство отнимает два дня у колдуна и 5000 рублей у клиента, а сложное – десятки тысяч долларов и месяцы работы. О менструальной крови в борще. О том, что шарлатаны советуют пить их воду со словами: “Если сихр есть, то вырвет”. Люди литрами пьют, и ничего не происходит. Говорит о корне травы из Индии, отваром из которого он выводит съеденное и выпитое колдовство. О порошках и иголках, зарытых или посыпанных в пяти углах дома.
Вспоминает, как однажды покаявшийся джинн рассказал, как сделали колдовство – и клиентка из Назрани нашла свою ночнушку в могиле в подмосковном Иваново, где от роду не была. Подозрения пали на брата мужа, оплатившего порчу через Сбербанк. О клиентке, которая влюбилась в отвратительного ей человека, поев подаренных конфет. Рассказывает, что джинна, провалившего миссию порчи, ждет смерть от главного в его роду. Поэтому доверять джиннам никогда нельзя. О том, что нельзя, в конце концов, исключать, что человек просто сошел с ума.
– Вы не общались с ними, нет? – спрашивает нас Барахоев. – Джинны очень конструктивный диалог ведут. Это создания с разумом. Один мне рассказывал, что у другого лекаря сделал вид, что ушел из девушки, потому что тот “так старался, что захотелось его обнадежить”.
“Найдите, говорит, одноногую ворону”
Жители Ингушетии с полуслова понимают, о чем мы делаем материал. Каждый наш собеседник или страдал от порчи, или лечился от нее, или заказывал ее, или наводил колдовство в ответ на другую порчу, или жил по соседству с ведьмой – или хотя бы лечил боли в спине привязанной к позвоночнику сырой рыбой по совету колдуний-знахарок. И точно знает тетушку или брата, который недавно ездил к ведьме или гадалке.
Через пару дней складывается впечатление, что нет в республике человека, с темой порчи незнакомого.
Мадина, сотрудник университета со стажем, колдовством пыталась спастись от развода. “Подруга ездила в Нальчик к колдуну, чтобы снять порчу с мужа моего, – рассказывает она. – Я сама не ходила, было стыдно, что узнают. То, что на нем порча, дураку ясно. Человек нормальный был, потом агрессивным стал. В этом доме не захотел жить. А такая любовь была! Мы поженились восемь лет назад. Хотя я вот сегодня только думала, как я могла такого альфонса полюбить? И дом мой, и машина моя, и работа моя, и хлеб мой. А он таксовал”.
Колдун из Нальчика сказал, что на муже сильная порча. По его просьбе купили замки, тетради, сахар, нитки. Сахар сыпали по углам, замки бросили в реку. Колдуну дали 3000 рублей. Вместе с дорогой до Нальчика на колдовство ушло 20 тысяч рублей.
“Мне даже стыдно, что на это согласилась, – говорит Мадина. – У меня агония была, я на все готова была. Но вообще это правда – хочешь верь, хочешь не верь. И действует. И семья разбивается, и люди погибают. Страшно. Но сейчас я рада, что они эту порчу навели и этого урода, альфонса, отсюда забрали. Я только поняла, какое это счастье, когда у тебя все есть и мужа нет”.
Жительница Магаса в квартире с Кораном на золоченой подставке рассказывает о знакомом Ахмеде, на которого навела порчу собственная жена: “Вообще в помещении с Кораном о таком говорить нельзя… Но вот он самодостаточный человек, миллионами ворочает, как спичками, машины каждый месяц меняет. А жена его страшнее моей жизни. Хиросима, Нагасаки. Но он ее носит на руках. Как бы на тебя пылинка не упала. Чего вашей душеньке угодно. А ведь он красавец! Орел!”
Недоразумение разъяснилось недавно: Ахмед располнел и подарил брату рассказчицы свой итальянский костюм за 750 евро. А в нем нашли амулеты, надписи на бумагах, зашитые во всю длину лацканов.
“Это была часть порчи. Это настолько искусно было прошито. Сестры сразу сообразили – приворот. Его-то жена прославлена тем, что она на него мутит. Он ее на дорогую, за пять миллионов, машину посадил. Он перед ней лебезит. Приворот, как иначе, если он ей в рот заглядывает! Конечно, о какой любовнице может идти речь?” – говорит Мадина.
Методист местного университета рассказывает о семье знакомых, где узнали о романе отца семейства с разведенной женщиной: “Дочки пошли туда, избили эту мадам, сказали, если еще раз наш папа к тебе придет, мы тебя закопаем. Живьем. Ну, естественно, она пропала”. Через полгода выходит замуж младшая дочь-красавица. Но на третьи сутки, когда брачная ночь на носу, она начала вокруг стола делать зикр – обряд поминания Аллаха. На следующую ночь зикр повторился, и невесту вернули родителям.
По словам знакомых, дома девушка продолжила бегать по кругу каждую ночь. “Они всех мулл обошли, пока одна бабка не сказала им, что надо искать женщину, которую они обидели, – уверяет собеседница. – Нашли ту разведенку под Уфой, привезли сюда. Посадили в подвал. Та назвала бабку под станицей Троицкая, у которой сихр заказала. Поехали искать бабку. Нашли бабку. Бабка отказывалась. Тогда они бабку в подвал. Бабка все равно отказывалась. Потом они ее в лес под Али-Юртом повезли. Яму выкопали и сказали, что обеих живьем закопают, если она не скажет. И бабка призналась. Найдите, говорит, одноногую ворону. Если найдете, я порчу сниму. А где они найдут ту ворону?”
– А нельзя было поймать любую ворону и ногу ей отрубить?
– Нет, она сказала, что нужна именно та ворона, на которой она сихр сделала. А она, может, умерла. Может, она улетела в теплые края. Бабку не закопали. Она инфаркт получила потом и умерла. Эту больную где только не лечили, но замуж она больше не вышла. В общем, порчу правда делают, и она работает.
“Это великое дело вы начали”
Порча так волнует ингушей, что в 2019 году в республике появились охотники на колдунов и колдуний. В январе 2019 года 24-летний житель Ингушетии с двумя ближайшими друзьями создали группу “Антисихр” (в переводе – “Антипорча”) – по аналогии с популярной на Кавказе “Антилирикой”, члены которой борются с аптечной наркоманией.
Они завели анонимный аккаунт в “Инстаграме” и попросили присылать им имена и адреса тех, у кого можно заказать порчу. “Мы очень надеемся, что нам удастся поймать если не всех, то большинство таких людей. С помощью Аллаха мы начнем это дело и будем выявлять каждого, кого найдем, и первым делом наказывать!” – пообещал ингушам “Антисихр”.
Через полтора месяца число их подписчиков перевалило за 24 тысячи. Директ разрывается от сообщений в духе: “В насыркорте живут три калдуньи на кладбишах калдуют инфа 100%верна одну изних зовут… па спрашивайте пра них,вам скажут што главная у них… эта вообше ис кладбиш невылазит” (орфография и пунктуация сообщения сохранены).
В сотнях комментариев под каждым постом наблюдается единодушие: “Их просто надо наказывать, как минимум”, “Откройте счет, чтобы вам помочь хотя бы на бензин. Это великое дело вы начали. Отпускать их ни в коем случае нельзя”, “Послал запрос в личку, как к вам присоединиться?”
Лидер “Антисихра” Муса, стройный брюнет с большими глазами в сером костюме, дипломированный юрист, соглашается на интервью под вымышленным именем.
“В Ингушетии это критическая проблема. Здесь почти каждый дом находится под воздействием этих людей, – говорит он. – На мой дом тоже навели порчу, чтобы не было согласия в семье и удачи, чтобы именно из-за меня в доме были всегда ссоры. Нам сказали, что порчу в Кизляре сделала родственница из зависти, мы пошли проверились – ну, к тем, которые работают по Корану и по суре. Родители не очень верят, а я в этой порче глубоко убежден”.
Ему 24 года. Семь из них он учился, служил и работал в Ставрополе. После юрфака служил по контракту.
“В это время в 2017 году нашу группу отправляли на Донбасс. Но меня не брали, присяги не было, прыжков не было, военного билета не было… Пиджаками там называют таких людей. Я в боях хотел участвовать, а не автомат туда-сюда в части таскать. Я в Сирию напрашивался, но не вышло”, – рассказывает он.
Муса говорит, что и раньше видел много комментариев в ингушских группах “ВКонтакте” и “Инстаграме” с призывами объединиться, чтобы гонять колдунов. Но до дела руки ни у кого не дошли. Тогда он, вернувшись в Ингушетию после учебы и увольнения из МВД в Ставрополье, сам занялся этим.
По его словам, сейчас в “Антисихре” шестеро человек. Из первооснователей – бывший и еще работающий полицейские. Людей младше 25 лет в группу не принимают.
“Религиозных среди нас нет. Нам много вопросов задают, как порчу снять, но мы этим не занимаемся. Мы занимаемся отловом и наказанием этих людей”, – говорит он.
Почти никто из антисихровцев не работает, “так, проживают”: “А где работать? У нас безработица, наверное, на первом месте по всей России. К нам даже приходили такие люди, которым просто нечем заняться”.
Муса не преувеличивает: по данным Росстата, более четверти жителей Ингушетии не могут найти работу. В прошлом году здесь был самый высокий уровень безработицы по стране – 26,3%.
“К тем, кто травами лечат, знахаркам, мы не поедем, – продолжает он. – Мы занимаемся конкретно теми, кто наводит порчу и гадает на картах – такое нельзя. Адреса присылают в директ, мы их проверяем. Сначала опрашиваем соседей. Ставим слежку, в машине сидим смотрим, кто и как часто в дом заходит. Потом уже едем на разговор”.
Сейчас в базе колдунов “Антисихра” – 15 человек с проверенными адресами. За два месяца активисты навестили четверых. Первая предполагаемая колдунья, чеченка, в день рейда продавала в Назрани клиенту семь семян за 5 тысяч рублей – чтобы в жизни появилась удача.
Муса рассказывает, что “Антисихр” заходит во двор в камуфляже, в масках, с травматическим и огнестрельным оружием: “Мы ее допрашивали четыре часа. Обыскали дом и машину. У нее куча бумажек с надписями “Во имя Христа”, семена, камни, разные фото людей. Денег, если честно, очень было много”.
Потом подозреваемых в наведении порчи отвозят в “специализированное место” – пустой зал в заброшенном здании. Везут туда, по словам создателя “Антисихра”, с мешком на голове.
– Вы там с ними что делаете? По сурам работаете?
– Да нет.
– А что вы с ними делаете?
– Ну, просто…
– А потом назад отвозите?
– Сами уезжают.
Первую задержанную антисихровцы отвезли на границу с Чечней и передали кадыровцам. “Мы как “Антилирика” работаем: если они ингушей ловят там – они их нам передают, и наоборот”, – говорит он.
Что с женщиной стало потом, Муса не знает.
Видео с трех следующих рейдов “Антисихр” в “Инстаграм” не выкладывали. “Эти колдуны сразу начинают клясться Всевышним, что больше ничего такого не будут. Мы их родственников вызываем туда же, они приезжают, слово дают, что голову им отрубят, если продолжат этим заниматься. Пытаемся по телефонам клиентов вызвать, пишем с их телефонов смс в духе: “Попала в аварию, приедь помоги”, но никто не показывался”, – говорит Муса. Он уверяет, что за домами колдуний следят, и если они вернутся в бизнес, видео рейда опубликуют.
В один из рейдов с родственниками завязалась драка.
– Как остановили?
– Ну мы достали оружие и начали стрелять в воздух. Они успокоились.
– А полиция не приезжает по вызову?
– Ну, здесь и сейчас можно достать пистолет, никого не тронут.
– Почему?
– Не знаю… Так получилось. Это всегда было. Знакомые раньше в городе ночью, когда гуляли, доставали автомат и стреляли.
– Куролесили?
– Ну да. Я же говорю, я в религии вообще не силен. Я людей не боюсь. В основном наши подписчики думают, что мы сильно религиозные, добрая душа, хорошие люди. Но это не так совсем.
“В полиции сказали, что можно работать, только не бить”
По словам Мусы, если предупрежденные колдуньи не остановятся, то “Антисихр” опубликует их фото и адреса, а потом “уже совсем жестко начнут работать – вот как в Чечне работают – дома поджигать, выдворять”. “В полиции нам сказали, что можно работать, только не бить”, – объясняет он.
– Но это ж бабули.
– Это не бабули, это какие-то демоны.
– Уголовного кодекса не боитесь?
– УК у нас в России вообще не работает. Как юрист говорю, я сам с этим столкнулся. И конституцию, и законы все чиновники нарушают, а я как бы что, должен по закону жить? Я так не думаю.
Клиентов у ведьм много, уверены в “Антисихре”. Вспоминает, как у дома одной из подозреваемых в день слежки стояла очередь из семи машин, якобы клиенты ждали своей очереди: “Возьмем улицу в 30 домов – из них половина под порчей, половина навели порчу. Люди такие злые и голодные, что на все идут. Друг на друга и насылают. На соседей, у которых работа, машина, дом есть – из зависти наводят. На себя наводят – чтобы удача пришла. А еще оговаривают часто, говорят – вот та сноха на тебя порчу навела. И тот идет настоящую порчу в ответ делать”.
– Находим у них дома расписанные черным головы и тела кукол. Иголки. Куски сала. Яйца у них находим. Видели видео, как заговоренные яйца друг к другу притягиваются? – говорит Муса, сидя в кафе (черные кожаные диваны, горячий штрудель, из колонок звучит “Pink” Aerosmith.) – Вот кажется, 21 век на дворе, но на самом деле это правда. Присутствует, к сожалению, в нашей жизни. На мне вот точно сихр. Все, что я делаю, идет туда, в черноту. Я учился – меня два раза чуть не отчислили. Правда, я коридорным студентом был. Студент прохладной жизни. Всегда в универе, но не на парах. Со службой тоже не вышло. Но порчу я в этом не виню. Себя виню. Позволял себе много чего. Там старшие у младших зарплату отнимали, я как пришел, это прекратилось. С командиром роты сильные проблемы из-за этого начались. А ведь когда я в университете учился, я сам этим занимался – в медунивер приходил, деньги у студентов забирал.
– С автоматом?
– Нееет, леща чисто давал. Я ж говорю – мы сами злые люди.
– Похоже, что очень.
– У нас, можно сказать, какая-то преступная группировка.
– Вы гордитесь этим?
– Нет. Если честно, да. Чуть-чуть. Потому что я чувствую себя против системы. Моя мотивация – чтобы люди от сихра не страдали. Если ты дурак, то ты будь дурак по своей воле.
В МВД Ингушетии, прокуратуре, центре по противодействию экстремизму и администрации республики на запросы Би-би-си о деятельности “Антисихра” не ответили.
Родители Мусы знают об “Антисихре”: мать боится, отец говорит, что сын правильно сделал. Семьи остальных пяти членов группы тоже знают об увлечении сыновей. Муса настоял, чтобы их ввели в курс дела.
Но формально группа анонимна: соседи не в курсе, в дома заходят в масках, голос на видео меняют. Другие участники общаться с журналистами отказались: один сослался на плохое знание русского, второй – на стеснительность.
В планах “Антисихра” – несколько новых рейдов. Еще активисты собираются ставить инфракрасные камеры на христианских кладбищах – местах, куда местные жительницы якобы ходят колдовать. И ловить их с поличным.
“Я тут ловил шарлатанов уже”
О Слепцовском кладбище ингуши отзываются недобро. Мол, по ночам туда ходят женщины за землей с безымянных могил. Закапывают там фотографии мужей и жен, сложив их лицами друг от друга и обмотав полиэтиленом – чтобы развелись. Там же недавно лекарь Барахоев искал могилу некоего Александра Скворцова: джинн на сеансе проговорился, что порча спрятана в ней. Не нашел.
Мы заказываем такси на Слепцовское кладбище из Магаса ближе к полуночи. Шофер тревожно на нас поглядывает. Не волнуйтесь, говорим, мы журналисты, над статьей об охотниках на ведьм работаем.
– А! – водитель заметно веселеет. – На меня тоже однажды сихр навели, ух и злая баба была… Чтоб я сгорел, сказала. А я потом поехал дальнобоем в Новосибирскую область, там на морозе в 30 градусов бензин из канистры в бак переливал без перчаток. На руки попало, долго потом ожоги лечил.
Темно. Мы едем по пустой дороге – в Ингушетии после шести вечера мало кто задерживается на улицах. Я слышу уже девятую за день историю, в которой безработица, домашнее насилие, депрессия или собственные ошибки объясняются порчей.
– Да нет никакого сихра, черт возьми, – вырывается у меня.
В ту же секунду глаза ослепляют фары другой машины: она летит на нас справа, как будто вынырнув из придорожных кустов. Точно в пассажирскую дверь такси. Водитель дергает руль влево, мы вылетаем на встречную полосу, в секунде от заднего бампера откуда-то взявшегося на пустой трассе седана. Пока мы катимся по встречной, обе машины растворяются в темноте. Водитель выруливает на свою полосу.
В такси все молчат.
– Ну, или сихр есть, но реакция у водителя тоже есть, – пытаюсь я разрядить обстановку.
Все по-прежнему молчат. Через пару минут шофер откашливается:
– Я слышал, они на растущей луне туда ходят…
Втроем мы смотрим в окно. В разорванных тучах мерцает молодой месяц.
На кладбище никого не оказалось. Таксист, заинтересовавшись, но не выходя из машины, осветил фарами железные ворота и первые ряды заросших могил с облупившимся крестами. Мы побродили по черным холмам, послушали тишину, сунулись в ближайший дом. Там ничего о кладбище сказать не смогли, подчеркнув, что вообще не знают, как “на такое” заходить. Водитель, выдохнув, повез нас в гостиницу.
На второе русское кладбище мы приехали в полдень. Солнце заливало холм с могилами, над которым стоит городская больница Назрани. Братская могила со времен Великой Отечественной, кладбище оказалось заброшенным. Но кто-то сюда все же наведывался. У каждой второй могилы выкопаны ямы, глубокие и поменьше. Между ними разбросаны кости, дохлая кошка, куриные перья. На могиле 1949 года – крест из чьих-то копыт. Когда мы, притихнув, рассматривали голову пластиковой куклы, пристроенную под крестом, снизу закричали. У калитки нас ждали местные жители. Нас приняли за ведьм.
– Ааа, журналисты. Мы подумали, что вы сами из этих, – улыбается местный житель Магомед. – Я тут ловил шарлатанов уже. Вечером как-то приехала машина, женщина закопала под могилу пакет какой-то. Я дождался, когда они уедут, пошел, забрал пакет – там копыта, кости, бумаги. На следующий день они с каким-то мужиком приезжают. Оказалось, у его брата была четвертая стадия рака, а бабка эта сказала, что порча на нем, якобы в этой могиле зарыта.
“Весь роддом через мои руки рожает”
Самих колдунов после появления “Антисихра” в Ингушетии найти сложно. Местная Джуна уехала из республики, гадалки затаились – кто по своей воле, кому запретили дети.
По словам клиентов, одно гадание стоит 500 рублей. Мы приходим к знахарке Люде, которая еще недавно предсказывала на картах – но, по ее словам, уже завязала.
“В одно время у нас многих убивали целителей. А теперь это снова вернулось. Это же не полицейские делают. Это специальные люди преподносят молодежи. Говорят, типа в Исламе это нельзя, то нельзя. А молодежь, она какая, куда ветер подул, туда и они”, – говорит она об “Антисихре”.
Люда уверена, что унаследовала дар от бабушки. Ее старший брат умеет гадать на фасоли. Средние, двойняшки, раскладывают на картах. Только младшая сестра Марем – “вообще баран, ничего не чувствует, только удивляется, откуда у нас чуйка”.
“Но я в основном руками делаю массаж. На желудок, на матке. Наверное, биоток в руках, что-то такое есть. Как будто рентген, – объясняет она. – Когда я начинаю человека трогать, у меня ощущение, будто я внутренности вижу. Я чувствую руками”. По словам знахарки, в Назрани врачи сами отправляют к ней пациенток: “Мол, идите к Люде, она загиб лечит. Весь роддом через мои руки рожает”.
Порчу Люда, по ее словам, наводить не умеет: “Я сама не признаю тех, кто порчу наводит. И не умею. И чтобы снять эту порчу, приходили ко мне люди, плоховато им было, водой лечила. Довольные уходили, но что я какой-то целитель – это громко сказано. А если бы я была колдуньей, я бы в этом сраном бараке не жила. Мне бы отстегивали такие бабки, я бы дом построила и квартиру купила”.
Из пенсии в 12 тысяч рублей Люда гасит кредит в 180 тысяч – сын женился. Надо было с невесткой домой, как положено, отправить ящик фруктов и сладостей. Подарить свахе хорошее кольцо. Купить подарков на встречу со сватьей. На это понадобился микрозайм в 30 тысяч. На днях в Альфа-банке оформила для сына кредитную карточку. Буфет в комнате куплен в рассрочку на базаре. Телевизор и холодильник – в кредит в “Эльдорадо”, платеж – 2500 каждый месяц.
– У кого из вас начала голова побаливать? – прерывает рассказ знахарка.
– Немного, может, у меня, – выдавливает из себя продюсер.
– Вот так по низу, там, где глаза, и еще легкое подташнивание.
– А как вы поняли?
– Потому что почувствовала. Саму подташнивает, голова, вот так полосой прямо проходит, и глаза.
– А вы чувствуете боль других?
– Я уже просеяла через себя. Сейчас я вытяну, тебе легче будет.
Люда вспоминает знакомых гадалок, к которым сама ходила за советом. Джуна – вроде все ее хвалят, но ошиблась, сказала, что покойный муж еще жив. Эльза – “бабки хорошие делает, дом построила”, а на фото не смогла сына от дочери отличить. Роза – “вот та конкретная, сильно говорит, но ее запугали, не принимает сейчас”.
Мы выходим из одноэтажного барака на измятый лужами двор. Вечером “Антисихр” собирается в новый рейд. Лекарь Барахоев, по планам, должен изгонять пятого за день джинна.
В трех километрах у кладбищенской ограды женщина лет пятидесяти набирает землю в пакет – ее снимают из машины и скоро разошлют видео по местным группам в WhatsApp. Змеи разведенной Зарине прекратили сниться только полгода назад. Я поворачиваюсь к продюсеру:
– У тебя правда заболела голова?
Tweet
