Третья мировая — Цифровая холодная война

Дело в столкновении интересов гигантских конгломератов, обзываемых государствами. И агентами в Цифровой холодной войне работают уже не люди, а цифры и коды.

Только-только, капитуляцией императорской Японии, принятой представителями Объединённых Наций на борту американского линкора USS Missouri, завершилась Вторая мировая война. А проницательный Джордж Оруэлл, избавившийся на опалённой Гражданской войной земле Испании от былых левых иллюзий, уже заговорил о новом этапе истории.

 В эссе «Вы и атомная бомба», увидевшем свет 19 октября 1945 года на страницах газеты Tribune, он заговорил о «мире, который не является миром», но представляет собой непрерывную «холодную войну».

 Эту ситуацию Оруэлл объяснял идеологической конфронтацией между Советским Союзом и державами Запада, между большевизмом и Свободным Миром. Ну, в какой-то мере такая конфронтация, конечно, была. Только вот есть такой факт. Вся вторая половина XIX столетия проходила в постоянном стоянии России на грани войны с Англией, не говоря уже о вполне «горячей» Восточной войне.

 Никаких идеологических разногласий – и там, и там рыночная экономика и частная собственность. Никаких династических споров – и в Виндзоре, и в Зимнем восседала родня. Но – непрерывно идёт воспетая Киплингом «Большая игра». Но – британцы инициируют и частично субсидируют Японию в её войне против России. Так что дело тут не только в идеологии…

 Большевизм скорее ослаблял Россию. Расстрелянные в Катыни польские офицеры были прежде всего поляками, а не помещиками и буржуа; представителями народа, обрекаемого на смерть германскими национал-социалистами. Их позже не хватало сформированным в России польским частям. Без их казни корпус Андерса принял бы на себя часть ратного труда на Восточном фронте, а не ушёл бы к союзникам, где и таскал под Монте-Кассино каштаны из огня для американцев. (Обходились же Екатерина Великая и Александр Васильевич Суворов без таких мер, хотя в польской Праге Александра Васильевича вспоминали долго…)

 Позже, 10 марта 1946 года в статье в The Observer Оруэлл писал, что «Россия начала холодную войну против Британии и Британской империи». (Стране, только что потерявшей 27 миллионов душ, стране, где были сожжены сотни городов и свыше семидесяти тысяч сёл и деревень, 25 миллионов человек остались без крова, а в нашем климате на улице долго не живут, где было уничтожено около 32 тысяч промышленных предприятий и 65 тысяч километров железнодорожных путей, главнее задачи, чем холодно воевать с англичанами, конечно, не было…).

 Термин этот очень понравился журналисту Герберту Байярду Свопу, спичрайтеру финансиста и советника президента Трумэна Бернарда Баруха, и был озвучен последним в речи перед законодателями Южной Каролины. С этого момента он, разнесённый по миру телеграфными агентствами, и пошёл по свету, украсив собой обложки книг.

 Время всё расставило на свои места. Современные англосаксонские авторы говорят прежде всего о геополитической напряжённости между СССР и Западом. Той же, что была между управляемыми роднёй империями позапрошлого столетия. Да и сам Оруэлл написал «1984» скорее об английском социализме, находившемся тогда у власти, чем о нас.

 Знаете, для сравнения, как памятник того времени, прочтите третью часть «Космической трилогии» сказочника и христианского апологета К.С. Льюиса, «современную сказку» из жизни научных сотрудников среднего возраста «That Hideous Strength» – «Мерзейшая мощь» в переводе Н.Л. Трауберг.

 Отечественным же исследованиям, адекватно разделяющим подлинные интересы страны и идеологические иллюзии тогдашнего правящего режима, похоже, только предстоит быть написанным.

 Но это – прошлое, сугубый плюсквамперфект. А вот и в нынешнее время нас ждёт забавненькое. Влиятельнейшая и либеральная The Washington Post радует нас приходом новой холодной войны в новой фазе, на этот раз – цифровой.

 Ну, как велась холодная война? Гонкой вооружений и шпионскими играми. Причём развитие технологий и наращивание систем оружия можно сравнить с потенциальной энергией. (В конечном счёте оно обескровило более бедный СССР, но это произошло уже после фазы разрядки…)

 А кинетикой были локальные войны и увлекательные игры разведок. Лубянка опиралась на мощное левое движение, объективно порождаемое тогдашним капитализмом. (Классическим примером была знаменитая «Кембриджская пятёрка», бескорыстно, по чисто идеологическим соображениям снабжавшая Кремль ценнейшей информацией.)

 Ну а ребята из Лэнгли пользовались активом всевозможных «лесных братьев», движения которых хоть и были массовыми, но по результату даже и близко не приблизились к тому, что притащил в клюве один Ким Филби, перешедший в «Большой игре» на сторону противника его литературного тёзки, – он годами срывал все операции англо-американцев против СССР… (Ну и совершенно неясно, помогли ли англо-американцы «лесным братьям» или те жили своей жизнью, а разведчики в офисах просто писали отчёты, прихлёбывая бурбон со скотчем да тихонько пиля деньги налогоплательщиков на спецоперации?)

 В новой холодной войне об идеологии речи просто не идёт. И Китай и Россия хранят свои «золотовалютные» резервы преимущественно в виде американских бумажек. Китай, где правят коммунисты, куда больше смахивает на классический капитализм, нежели страны Запада.

 Так что дело в чистой геополитике, в столкновении интересов гигантских социально-экономических конгломератов, обзываемых государствами. И агентами в Цифровой холодной войне работают уже не люди, а цифры и коды.

 Кстати, объектами атак являются уже не столько военные объекты и службы разведки, а экономические структуры. Вот успешный пример кибератаки – взлом Торговой палаты США, произведённый с трёх сотен точек. The Washington Post и Bloomberg винят в нём китайских хакеров. Но – кто знает?

 Вот в минувшую холодную войну всё было проще. Документы были бумажными. Фотоаппараты, включая любимый рыцарями «плаща и кинжала» Minox (интереснейший образец технологий индустриальной эпохи, первоначально производившийся рижским заводом VEF, памятным старшим читателям по «транзисторам»), были плёночными.

 Люди неизбежно имели биографии и «кололись» при допросах. И в то же время… Известно, что в Кембридже была «пятёрка» агентов. Четверо общеизвестны, а кто пятый? Ага! Тут мы вступаем в область гипотез…

 Так что попробуем сформулировать особенности Цифровой холодной. Прежде всего – в ней никаких «сверхценностей», никакой «борьбы бобра с козлом» нет. Это война прагматичная, война, мотивированная экономикой. «Война за распил бабла» в глобальном масштабе. Но именно поэтому она и может стать особенно беспощадной. Такой же, как окружающий нас мир. Никакого манихейства, никакого воплощённого зла. Если кто-то прикончит вас, то не потому, что вы ему несимпатичны. Просто ему это выгодно.

 Вторая особенность – это куда большая закрытость цифровых операций. От пойманного агента довольно много можно узнать. От пойманного «вируса» или «червя» вы не узнаете ничего. И даже если вы какой-то спецоперацией поймаете исполнителей, вывезете их в уютное место и добрыми словами уговорите рассказать всё, что они знают, вы опять-таки не узнаете ничего.

 Дело в том, что слишком уж перепутаны экономические интересы. Давайте опять вернёмся в прошлое. Вот уходит с поста президент Эйзенхауэр. И о чём же он говорит в прощальной речи 17 января 1961 года? Предупреждает о кознях комми, призывает крепить оборонную мощь Пентагона?

 Отнюдь! Пятизвёздный генерал, на посту президента придерживавшийся доктрины «массированного возмездия», впервые употребив термин «военно-промышленный комплекс», сказал очень здравую вещь. О том, что ВПК в первую очередь служит не народу США, а самому себе (как и любая бюрократическая структура – полицаи, медики, педагоги…).

 Так кому не знать этого, как президенту, чьи переговоры с СССР были сорваны полётом U-2. По мнению историков-ревизионистов специально посланного «на убой» в район дислокации русских ЗРК. Формально – успех советской ракетной техники. Реально – миллиарды тогдашних полновесных долларов в мошну владельцев оборонных фирм! Так что в мире Цифровой холодной вопрос «Qui prodest?/Кому выгодно?» отнюдь не прост…

 Ну и, в-третьих, надо отметить, что в нынешнем мире крайне велика роль информационных активов. И вот они-то и будут главным объектом Цифровой холодной. Которая может оказаться более успешной, чем её аналоговая предшественница – ведь даже экономически истощённый СССР пал лишь тогда, когда номенклатура решила сыграть в Термидор и прихватизацию.

 Ну а каковы могут быть последствия тотального переноса закрытой информации к иным собственникам, трудно даже и гадать!

Михаил Ваннах, Компьютерра