«Молитва» вертухаев и «молитва» уркаганов

Есть такая мудрость народная: «Все мы под Богом ходим». Да только, видать, боги у начальничков и арестантов разные. Соответственно – разные и «молитвы». Первая, «вертухайская» («не вэртухайсь!», то есть не вертись, не дергайся, было любимым присловьем лагерных служак, которых особенно охотно набирали на Украине в «стране Хохляндии»), прямо связана в представлении сидельцев с вологодским конвоем.

Окончание. начало – «Бренд, от которого дурно пахнет: Вологодский конвой»

Об этом вспоминают многие лагерники. Вот что пишет историк Даниил Аль, пошедший вологодскую пересылку в конце 1940-х годов:

«Когда поезд отошел, нашу колонну повели на пустынную привокзальную улицу. Перед началом движения начальник конвоя, принявшего нас из «столыпина», громко прокричал:

– А ну, тихо! Слушай объявление!

Тут я впервые и услышал фразу, которая, как оказалось, была в этих краях исключительно популярной и без конца повторялась и охранниками, и заключенными. Первыми – всерьез, вторыми– с насмешкой.

– Вологодский конвой шуток не понимает. Шаг вправо, шаг влево – считается побег. Открываю огонь без предупреждения! – сурово произнес начальник.

Десять лет спустя я вставил эти слова, чуть видоизменив их, в комедию «Опаснее врага». Пьяница кочегар, «арестовавший» в котельной Института Кефира двух оказавшихся там научных сотрудников, предупреждает их: «Шаг вправо, шаг влево – считается побег. Бью по кумполу без предупреждения!» Тут он замахивался лопатой. Зал весело хохотал, на что я и рассчитывал. Хотелось осмеять страшные обстоятельства народного «быта» сталинских времен, которые, как в тот момент «оттепели» казалось, безвозвратно ушли в прошлое… Тогда, в Вологде, смеяться не хотелось. В голосе начальника конвоя звучала вполне реальная угроза. И никто, в первую очередь достаточно опытные в этапных делах воры, не сомневался, что угроза будет выполнена без всяких колебаний».

Именно это знаменитое предупреждение и называли в лагерях «молитвой». В мемуарах Аля, однако, приведен ее сокращенный вариант. Иная формулировка – у Майкла и Лидии Джекобсон в сборнике «Песенный фольклор ГУЛАГа как исторический источник»: ««Вологодский конвой шутить не любит: шаг влево – агитация, шаг вправо – провокация, прыжок вверх – побег» – так заключенные перефразировали традиционное предупреждение конвоя, требовавшего подчинения (Записано от Виктора Полушина, 1937 г.р., в поселке Пернаты Пермской области в 1960 году)».

Владимир Звездин в рассказе «Беглецы» называет подобную «молитву» девизом вологодского конвоя («самого строгого и надежного») и приводит ее в следующем виде: «Вологодский конвой шуток не понимает, шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх, считаю побег. Без предупреждения стреляю». Мой отец, прошедший ГУЛАГ и как сиделец (с 17 лет) и затем как охранник во время срочной службы (такое тоже бывало), вспоминал вариант «прыжок на месте – провокация», некоторые арестанты иронически передразнивали: «Прыжок на месте – попытка взлететь». Видимо, это – своеобразная вариация известной зэковской шутки: «Внимание, конвой! Зэк, обпившийся чифира, подпрыгивает на пять метров!»

Впрочем, несмотря на то что «молитву»-предупреждение многие связывают с вологодским конвоем, скорее всего, это была стандартная формула конвоиров всего Советского Союза, даже там, где «вологодскими» и не пахло. Поэтому часто «молитву» приводят без всякой связки с вологодским конвоем, зато с разнообразными подробностями, видимо, в зависимости от изобретательности и фантазии местной охраны. Например, у Жака Росси в «Справочнике по ГУЛАГу»: «Внимание, заключенные! В пути следования не растягиваться, не разговаривать, с земли ничего не подымать. Шаг влево, шаг вправо считается побегом. Конвой стреляет без предупреждения». Росси, правда, отмечает, что обычно текст сокращают, начиная со слов «шаг влево, шаг вправо» и т.д.

У Александра Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГ»:

«Начальник караула прочел ежедневную надоевшую арестантскую «молитву»:

– Внимание, заключенные! В ходу следования соблюдать строгий порядок колонны! Не растягиваться. Не набегать, из пятерки в пятерку не переходить, не разговаривать, по сторонам не оглядываться, руки держать только назад! Шаг влево, шаг вправо считается побег, конвой стреляет без предупреждения!»

Екатерина Матвеева в «Истории одной зечки» приводит одновременно и вертухайскую «молитву», и зэковскую «дразнилку» – опять-таки без привязки к конвоирам из Вологды:

«Все замолкли, и даже собаки перестали брехать и чесаться.

– Построиться! Разобраться пятерками! Стоять смирно! Прекратить разговоры! Шаг вправо, шаг влево считаю попыткой к побегу, – тут он сделал паузу и оглядел строй зечек, давая им время осмыслить услышанное, затем, еще возвысив голос, добавил: – Стрелять буду без предупреждения. Ясно?

– Шаг вправо – агитация, шаг влево – провокация, прыжок вверх – пропаганда, удар попой об дорогу – побег. Стреляю без предупреждения, – передразнила его Муха, как только он отошел подальше».

Валерий Фрид в повести «58 с половиной, или Записки лагерного придурка» уточняет: «В конце молитвы вместо «аминь» звучало: – Ясно? В ответ колонна хором должна была орать: – Ясно!»

Точно так же, став «продуктом распада», обрела самостоятельность и поговорка «Вологодский конвой шуток не понимает (или – не принимает, не знает)». Валерий Фрид вспоминал: «Этапов з/к з/к не любят и боятся, о чем свидетельствует и лагерный фольклор: «Вологодский конвой шуток не принимает»». Феликс Серебров воспроизводит присказку несколько иначе: «Это и был Ветлаг. И восемь километров с собаками, со всеми прелестями. Тогда первый раз я вкусил, что такое конвой, и что вологодский конвой шуток не знает». В стихах репрессированного поэта Серго Лиминадзе есть такие строки:

Две баржи на Север плывут,

На север от бухты Находка.

Воды нам давно не дают

И кормят одною селедкой.

А трюм, как могила, сырой,

Бушлат деревянный не греет,

А наш вологодский конвой,

Он шуток шутить не умеет.

У «вологодской молитвы» об отсутствии юмора у конвоиров появились и другие продолжения, заменявшие знаменитое «шаг вправо, шаг влево». Одно из них приводит Владимир Звездин: «Пуля не догоняет, собаку спускаю, собака не догоняет, сапоги снимаю, сам догоняю». Владимир Потапов в «Песне странника» дает расширенный вариант: «Бежать будешь – пуля догонит; пуля не догонит – собаку спущу; собака не догонит – сам лапти скину; ну, а уж сам не догоню – хрен с тобой, беги!»

Тот же Потапов вспоминает и более редкое продолжение присказки: «Вологодский конвой шутить не любит! Грязь, говно – ложись все равно!» Причем любопытнейший факт! Неожиданное подтверждение справедливости этого присловья я встретил у Виктора Астафьева в его заметках «Тающая льдина (метаморфозы писателя-почвенника». Виктор Петрович поведал характерный эпизод: «Ты ведь знaешь, я в Вологде жил 15 лет? И приезжaет ко мне друг-однополчaнин, хочет по улицaм побродить, посмотреть знaменитый вологодский конвой… Друг мой возврaщaется и говорит: «Изобретaтельные, суки! Если в строю кто не в ногу пойдет или зaговорит – срaзу всех положaт. Но не нa сухом месте, a нaрочно тaк выберут, чтобы в лужу». Это по-нaшему!»

Но была и другая «молитва», которая не имела отношения к этапированию. Обычно ее называют «воровской». Вообще-то она достойна отдельного рассказа, но в рамках нашего очерка «молитва» эта интересна тем, что в ней тоже упоминается вологодский конвой в ряду других мучений, выпадающих на долю заключенного. «Воровская молитва» часто воспроизводится вкратце на теле арестанта в виде наколки или наносится на расписные носовые платки – «марочки», которые «сидельцы» дарят на память своим корешам. Вот примерный текст:

О Господи!

Спаси меня, грешного,

от порядка здешнего,

от этапа дальнего,

от шмона капитального,

от забора высокого,

от прокурора жестокого,

от тюремных ключников,

от стальных наручников,

от моря Охотского,

от конвоя вологодского,

от кирки-лопатушки,

от земли-матушки,

от лесоповала,

от холодного подвала,

от работы физической,

от морали политической,

от пайки-недовеса,

от хозяина-беса,

от отрядного-рогоноса,

от кума-хуесоса,

от короткой стрижки

и защити от вышки.

Аминь.

Подобного рода «молитва» имеет корни в русском фольклоре, в традиционных заговорах, а также в разных пародийных оберегах. Например, Наум Синдаловский в исследовании «Петербург в фольклоре» приводит в качестве примера следующий:

«Каждым извозчиком руководило желание обогнать, выделиться, понравиться клиенту. Заклинание: «Спаси, господи, от седока лихого и изверга-городового», которое ежеутренне, как спасительную молитву, повторяли про себя ямщики, выезжая на городские улицы, подхватило население, вспоминая его каждый раз, выходя из дома».

Азиатское лицо Вологодчины

И все же, рискуя навлечь на себя недовольство многих читателей, попытаюсь сказать и несколько слов в защиту вологжан. Возможно, именно они первоначально заслужили аттестацию особо злобных «псов» конвойных. Но далее, по свидетельству ряда источников, негативное определение «вологодский конвой» сидельцы перенесли вообще на любых охранников, которые отличались лютостью и бесчеловечностью. Альвина Шашкина в исследовании о Ванинской пересылке, например, пишет: «Ехали в вагонах с решетками, в Комсомольске состав принял вологодский конвой: «Вологодский конвой шутить не любит»». Честно говоря, есть большие сомнения в том, что в Комсомольске-на-Амуре заключенные попадали под охрану именно вологодского конвоя. Скорее всего, речь идет вообще о злобных конвоирах.

Заметим к слову, что в гулаговские времена подобную «каинову печать» арестанты ставили не только на вологжан. Лев Копелев в мемуарах «Хранить вечно» (первые послевоенные годы) описывает случай, когда конвоиры вели арестантов по улице: «С тротуаров глядели вольные люди – большинство безразлично, равнодушно, реже – сочувственно, еще реже – враждебно… Мальчишка, шагавший в шеренге передо мною, метнул письмо – бумажный треугольник в кучу парней, стоявших на перекрестке. Я заметил, как один из них наступил на письмо. Конвоиры заорали: «Кто бросил? Кто поднял? Отдавай, твою мать!..». Лейтенант бежал, размахивая пистолетом, к тротуару. (Мальчишку заметили. Потом в тюрьме его уволокли в карцер. Слышны были истошные вопли. Кто-то сказал: «горьковские вертухаи – волки, умеют калечить»»

А совсем недавно на одном из сайтов некая «мурена» делилась впечатлениями: «Да, вот где деньги не помешают, так это в столыпине. Правда, раз попала с воронежским конвоем, у них эта тема не канала. Еще и черемухой травили за то, что в туалет просили вывести».

Так что и у Вологды имелись в конвойном мире «конкуренты». К тому же в «Крутом маршруте» Евгении Гинзбург встречаем неожиданную и в некотором роде даже шокирующую характеристику церберов-охранников с Вологодчины: «Тороплю Кольку Вологодского. Вологодский конвой вообще самый лучший, это общеизвестно. Не сравнить же его с украинским или ташкентским. Так что если начну совсем падать с ног, то Коля и отдохнуть разрешит, парень славный…»

Вот оно как, оказывается! Ну, по поводу общеизвестности бывшая лагерница несколько преувеличила. Мы как раз успели убедиться совершенно в иной «общеизвестности». В который раз обратимся к тому же Астафьеву (что поделать, писатель авторитетный, да и на Вологодчине немало прожил): «Поговорку «Вологодский конвой шутить не любит!» вся Россия знaлa. А ведь и киргизы охрaняли, и кaзaхи, и не тaк уж много русских было во внутренних войскaх. Однaко ж вологодский конвой!»

Стоп! А вот с этого места давайте подробнее. Действительно, власть советская умело использовала межэтническую неприязнь и подозрительность в многонациональном СССР. Справедливо замечено: в «конвойные войска» на территории тогдашней РСФСР (то есть Российской Советской Социалистической Республики, в отличие от республик национальных) и впрямь значительная часть военнослужащих набиралась из так называемых «национальных окраин»:

Средняя Азия, Кавказ, Закавказье, примкнувшая к ним Украина… В то же время внутренние войска на территории этих республик активно пополнялись чистопородными «русаками». В «чужого» и стрелять легче, и врезать ему при случае можно жестче. Политика эта активно практиковалась в довоенном, а особенно в послевоенном ГУЛАГе. Валерий Фрид вспоминает: «Этапов з/к з/к не любят и боятся, о чем свидетельствует и лагерный фольклор: «Моя твоя не понимай, твоя беги, моя стреляй» (это о среднеазиатах, якобы отличавшихся особой жестокостью)». Он же вспоминает блатную переделку казачьей песни «Не для меня придет весна, не для меня Дон разольется»:

А для меня – народный суд.

Осудят сроком на три года,

Придет конвой, придет жестокий,

И отведут меня в тюрьму.

А из тюрьмы большой этап.

Угонят в дальнюю сторонку.

Свяжусь с конвоем азиатским,

Побег и пуля ждут меня…

Пользователь под ником constructo, на которого мы уже ссылались, сообщает: «У нас зону в городе охраняли исключительно «нерусские». Дембеля ихние красные погоны снимали, когда домой ехали». Александр Широбоков в записках о современной туркменской тюрьме («Стена») отмечает туркменский аналог «вологодского конвоя» – «ташаузский конвой»: «Ты, Бяшим-ага, не задумывался? Почему конвойные солдаты – все ташаузские? А я отвечу: все они злые, как овчарки, натасканные на нас».

Ташауз (Дашоуз, Дашховуз) – город в Туркменистане, областной центр. Почему конвойные из этой области злые, как овчарки, того не ведаю (как говорится, «мы не местные»). Возможно, какой-нибудь туркменский исследователь посвятит этой теме особый очерк. Мы же вернемся к конвою вологодскому – хотя опять же в непосредственной связи с «нацменами».

Важное свидетельство дает бывший советский осужденный, поэт Леонид Барановский. На сайте «Поэзия.ру» он разместил стихотворение «Это я, подлый зэк», которое есть смысл процитировать:

Это я, подлый зэк и, по сути,

подлый зэк – переполненный бред.

А конвой вологодский не шутит –

у него и шутилок-то нет,

а положенное по уставу –

это все поражения для…

Никогда тот конвой не устанет

поражать этих гадинов, бля.

Вот листочек из книжки – икона ж.

Поистерлась по шмонам, увы.

Что ты зыркаешь, сучий ментеныш,

лучше я уж помру меж братвы.

Твой Аллах подберет арестанта,

не объедет тебя «на кривой»,

ты застрелишь и с лычкой сержанта

честно тронешься в отпуск домой.

По ночам Халима ли, Зулейка

cтанут воинский зуд ублажать.

Так что ты ни о чем не жалей-ка,

а стаканчик кумыса налей-ка

и готовься стрелять и стрелять,

хоть в жену, хоть в ребенка, хоть в мать.

Один из читателей, Владимир Прокопенко, в обсуждении заметил: «Леонид, стихотворение впечатляет, но несколько неожиданно: «конвой вологодский не шутит» (вроде бы – славяне?), а потом «Халима ли, Зулейка». Или я не так понял?» Следует ответ Барановского:

«Владимир, тут все просто. Не знаю, как сейчас, а в бытность мою (мне довелось общаться со многими конвоями, и с вологодским в том числе, с 1969 года по 88-й, т.е. почти 20 лет), так вот, в те приснопамятные времена во внутренние войска (ВВ) набирали из сельской местности пацанов (подавляющее большинство), не брали «шибко грамотных», ко всему еще (эта политика проводилась неукоснительно) процентов 70, может, больше новобранцев пригоняли из азиатских республик и кавказских. Причем слали пацанов как можно дальше от дома. По-русски говорили они едва-едва… Ну тут можно долго писать, это все уже описано и не раз.

Вот и выходило, что вологодский конвой состоял напрочь из киргизов, казаков, калмыков… Хуже вологодского конвоя я в «столыпиных» не встречал. И «вологодский конвой шуток не любит » – фраза, не придуманная подлыми зэками. Начальник конвоя так этап и встречал: «Шаг вправо, шаг влево, прыжок вверх – попытка к бегству, стреляем без предупреждения»».

Потрясающе… То есть на самом деле в 1960-е годы и ранее «вологодский конвой» по преимуществу состоял вовсе не из вологжан! Псевдовологодские конвоиры и по-русски, оказывается, плохо понимали.

А для «азиатов» предназначались как раз иные конвоиры. Сенавер Кадыров в сборнике «Тюремный мир глазами политзаключенных» вспоминает примерно о тех же временах, что и Барановский – но места другие: «Новосибирский конвой к этому времени был уже известный конвой. Представь: «Столыпин» идет по казахстанским степям, где жара невыносимая – они закрывают окна. Выехали за Казахстан, это Алтайский край уже, там Барнаул и так далее, немного похолодало – наоборот, открывают окна. Воды в Казахстане не дают, в туалет выводят бегом».

Есть и другая специфика в регионах – например, конфессиональная. На Северном Кавказе особо строгим и жестоким считается осетинский конвой, сопровождающий кавказцев-мусульман. Такой конвой набирают из осетин-христиан (осетины – единственная отчасти христианская национальность на Северном Кавказе). Интересно, что полковника Буданова, задушившего чеченскую 18-летнюю девушку Эльзу Кунгаеву, из Чечни в Ростов сопровождал осетинский конвой.

Но встречались на советских просторах и более вменяемые охранники. Так, анонимный автор рукописных мемуаров «Рай для блаженных», описывая события 70-х годов прошлого века, повествует об одном из них: «…Этот конвой более деловой и общительный – литовцы, одним словом, Запад. С ними легко, ибо они понимают. Они сразу, едва мы тронулись, подходили к каждому купе и предлагали на выбор: чай, водку, одеколон или девочек. Арестанты засуетились, послышался веселый разговор, запахло радостью и спокойствием… Словом, этот этап нашего турне прошел очень весело».

Так что конвои бывают всякие…

«Руки на кОпОт!»

И все-таки известность вологодского конвоя сохраняется и поныне – причем уже даже в творческой переработке.

Так, эту сомнительную славу помогает удержать знаменитый «вологодский пятак», он же «остров Огненный» – бывшая колония ОЕ-256/5. Это учреждение имеет давнюю и богатую историю. Многие здания возведены еще в XVI веке, когда здесь располагался монастырь. После 1917 года монастырь стал концлагерем для «врагов народа», а с 1963-го – «особняком» (колонией особого режима). Обывателю «пятак» более известен по фильму «Калина красная»: именно отсюда выходил на волю герой Шукшина Егор Прокудин. В начале 1994 года «особняк» пережил очередную метаморфозу: приказом МВД РФ он был перепрофилирован в колонию специального вида режима для лиц, которым смертная казнь в порядке помилования заменена пожизненным лишением свободы.

С тех пор «пятак» – одна из самых жутких «зон» страны. В свое время это отметили даже коллеги вологжан из Свердловской области, где существует такая же колония для пожизненно осужденных. Заместитель начальника колонии Н-240 Алексей Детков после посещения колонии в Белозерском районе заметил:

– На мой взгляд, некоторые из мер являются явно избыточными. Например, запрещение осужденным в течение дня ложиться на кровати, запрет пользоваться телевизорами в камерах. В нашем учреждении такие возможности для осужденных есть. Потому и атмосфера менее напряженная, осужденные гораздо легче идут на человеческий контакт.

Ради справедливости стоит отметить: с тех пор на «пятаке» многое изменилось и правила стали более гуманными. Однако все же сотрудники «бессрочки», по мнению многих, кто с ними встречался, отличаются предельной жесткостью и строгостью по отношению к «пыжам» (так на жаргоне называют пожизненно заключенных).

Зная уголовные биографии каждого из своих подопечных – с горами трупов, садизмом, зверствами и даже людоедством, – офицеры и прапорщики за глаза (а нередко и в глаза) называют этих людей шакалами. В возможность изменения к лучшему звериной сущности убийц сотрудники не верят. Из своей практики они сделали вывод: вся эта мразь ни на минуту не сожалеет о содеянном, не мучается и не раскаивается.

Но одним островом Огненным традиции вологодского конвоя не заканчиваются. Сегодня наряду с известной присказкой «вОлОгОдский кОнвОй шутить не любит» по стране кочует ее иронический аналог: «вОлОгОдский ОМОН, руки на кОпОт!» – с нарочитым акцентом на знаменитое «оканье». Поговорка эта становится жутко популярной. Ее происхождение пояснил в своем блоге ЖЖ Олег Матвейчев:

«Вспомнил байку из выборного прошлого.

Произошла эта история с Андреем Болдыревым. Он работал тогда в отдаленном районе Вологодской области, в таком далеком, что там все разговаривали с вОлОгОдским акцентом.

Про те места есть известная история: «Отец Онурфрий, Обходя Окрестности Онежского Озера, Обнаружил Обнаженную Ольгу»… И так далее, все на О.

Поехал как-то Андрей в Вологду по делам. дорога ночная, мрачная, туманная. Впереди идет колонна лесовозов. Ну, Андрей пристроился за ними и едет тихонечко.

Вдруг лесовозы встали; оказывается, они везли ворованный лес и милиция их поймала, ну а Андрея посчитали » машиной сопровождения» – хозяином украденного леса.

Он не подозревает, стоит. И тут на него валится куча автоматчиков в камуфляже и масках и неподражаемый северо-русский акцент орет:

– ВОлОгОдский ОМОН, руки на КОпОт, ОтмОрОзки!!!!

С тех пор фраза стала крылатой в политтехнологических кругах…»

Так что вологодский губернатор может быть доволен: знаменитый бренд, как олимпийский факел, бережно передается из поколения в поколение.

Автор: Александр Сидоров, альманах НЕВОЛЯ 

 

Tweet