Смертная казнь в России: преступники, палачи, зрители…

Одной из древнейших форм смертной казни в России, судя по всему, было повешение. Упоминание о нем есть в уставной Двинской грамотевеликого князя Василия Дмитриевича 1397 г. Грамота санкционировала смертную казнь, до того, видимо, долго не применявшуюся: если татя уличат в злодеянии по третьему разу, его предписывалось повесить.

В Уложении царя Алексея Михайловича повешение упоминается один раз: назначается перебежчикам во вражеское войско и шпионам.

Отсечение головы долгое время было привычной казнью в России.

Утопление обычно применялось при массовых казнях.

Расстреляние (расстрел по-нынешнему) было введено Воинским уставом Петра I в 1716 г.

Колесование получило распространение в последних годах XVII в. Первое известие о нем относится к 1696 г., когда был колесован за измену немчин Якушка, передавшийся к туркам во время осады Азова.

Четвертование практиковалось в России еще в XV в. В 1497 г. великий князь Василий осудил сторонников своего сына, «казниша их на Москве реке… Руки, да ноги и голову отсекли».

Посажение на кол было известно русским людям, вероятно, давно. Византийские историки утверждают, что эта казнь была распространена у восточных славян.

Залитие горла расплавленным металлом, по грамотам, применялось уже в XVI в.

Окопание в землю применялось только к женщинам.

Повешение за ребро было узаконено Петром I в 1719 г. «для искоренения воров и разбойников».

Сожжение упоминается в летописях применительно к XIII в.

Первое в русском законодательстве известие о наказании смертью мы встречаем в Договоре русских с греками при князе Олеге в 911 г.: «Если Русин убьет христианина (т.е. грека) или христианин убьет Русина, пусть убийца будет задержан ближними убитого и да убьют они его».

Второе известие находим в Договоре русских с греками, заключенном при князе Игоре (944 г.).

В обоих случаях речь идет о кровной мести. Исполнителем наказания был «ближний» убитого.

Во второй половине XI в., в 1068 г., Изяслав, захватив престол Киевского княжества с помощью польского короля, перед своим вступлением в Киев послал туда сына Мстислава, казнившего и ослепившего 70 человек.

«За обольщение» народа и неприятие веры христианской по приказу князя Глеба новгородцы в 1071 г. сожгли волхва. В 1227 г. они сожгли уже четырех волхвов, хотя бояре хотели помешать этому.

Печерский патерик говорит, что к преподобному Агапиту в Киевский печерский монастырь был прислан преступник, приговоренный к смертной казни.

Когда при великом князе Владимире разгулялись лихие люди, к правителю пришли епископы и спросили: «Умножились разбои, почему ты не казнишь их?»

«Боюсь греха», — ответствовал князь.

«Ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милование. Достоит ты казнити разбойника, но со испытом» (т.е. с установлением вины).

Князь Владимир, отменив денежные штрафы, стал казнить лихих людей. Но продолжалось это недолго, и княжеский суд вскоре снова вернулся к системе пеней.

В 1230 г. в Новгороде, который был в Древней Руси вообще неспокойным городом, во время голода бояре присуждали к смерти людей, дошедших до людоедства. Там же в 1442 г. были присуждены к сожжению подозревавшиеся в поджогах.

Повелением Дмитрия Донского были казнены изменники: в 1379 г. сын новгородского тысяцкого Вельяминов и в 1383 г. сурожский гость Некомат.

В 1444 г. в Можайске был сожжен вместе с женой подозревавшийся в чародействе боярин.

В 1493 г. в Москве сожгли в железных клетках подозревавшихся в намерении отравить Ивана III князь Лукомский и толмач Матиас.

По Русской правде смерть полагалась, как и в договорах с греками, за умышленное убийство. На практике же в то время казнь могла стать наказанием также за кражу, разбой, поджог, религиозные преступления.

В 1398 г. в упоминавшейся уже Двинской уставной грамоте смертная казнь становится санкционированной карой за преступление. Использовалась смертная казнь в одном случае — как наказание за кражу, совершенную в третий раз.

Прошло 70 лет, и Псковская судная грамота 1467 г. называет пять преступлений, за которые грозит смертная казнь: храмская татьба (кража из церкви), коневая татьба (конокрадство), переветничество (измена), зажигательство (поджог), кража, совершенная в третий раз.

«А храмскому татю и коневому, и переветнику, и зажигальнику — тем живота не дати; что бы и на посаде покрадется, и в третий раз изличив — живота не дати».

По Судебнику 1497 г. смертной казнью карались «ведомые лихие люди», убийцы своего господина, изменники, «предатели городов», церковные и городовые шаши (воры), зажигатели, сделавшие ложный донос ябедники, подметники (т.е. подбросившие в чужой двор ворованное).

***

В 1550 г. был составлен новый судебник, в котором Иван Грозный заявлял: «А вперед всякие дела судити по сему судебнику и управу чинити по тому, как царь и великий князь в сем судебнике уложил».

И далее: «А которые будут дела новые, а в сем судебнике не писаны, и как те дела с государства докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем судебнике приписати».

По законам нового судебника первая кража приводила к смертной казни только в том случае, если расследование подтверждало совершение преступления и обвиняемый при пытке сознавался.

«А приведут кого с поличным впервые, ино его судити да послати про него обыскати. И назовут его по обыску лихим человеком, ино его пытати: и скажет на собя сам, ино его казнить смертною казнию; а не скажет на собя сам, ино его вкинута в тюрму до смерти, а истцово заплатити из его статка. А скажут в обыску, что он добрый человек, ино дело вершити по суду».

Без царского утверждения приговора могли казнить смертью лишь смоленские, новгородские, псковские наместники, и то лишь в крайних случаях.

Вместе с царским судебником стала действовать Уставная книга Разбойного приказа (Устав о разбойных и требных делах).

Разбойный приказ был высшей инстанцией по делам уголовного судопроизводства, он занимался воровскими и разбойными делами при поимке преступника с поличным, а также делами «лихих людей».

Уставная книга Разбойного приказа предусматривала смертную казнь как за татьбу, так и за разбой.

В царствование Ивана Грозного выходили еще и отдельные указы, предписывавшие казнить за государственную измену, за учинение мятежа, за подделку монет.

Как ни странно, в законах Ивана Грозного иногда ощущается некоторая гуманность. Так, например, приговоренные к смертной казни беременные «девки и мужни жены и вдовы» подвергались казни только через шесть недель после родов.

В прибавлениях к Уставной книге Разбойного приказа говорилось о смертной казни за отцеубийство, а за убийство родителями детей назначалось «сидеть в башне в городе год и шесть недель, и после того приходити к соборной церкви и пост держати и грех свой объявити перед всеми людьми».

А тому, «кто девку растлит насилством, а та девка в том насилстве его кричала, и буде люди пришли, а она им про то насилство сказывала, что ее изнасилничил, а не по ея воли, и в том своем позоре била челом воеводе и слалась в своем насилстве на те люди, и по ея сылке те люди сказали».

В этом случае перед смертной казнью преступнику отсекали гениталии.

Царь Иван Грозный остался в истории как государь жестокий. Людей он казнил по самым незначительным поводам.

В 1561 г., например, он велел казнить некую Марию с пятью сыновьями за дружбу с Адашевым и колдовство. Брата Адашева и его двенадцатилетнего племянника тоже казнили — только из-за родства с опальным деятелем Избранной рады.

80 жен казненных в 1571 г. дворян были утоплены в реке.

Зачастую царь казнил всех родственников обвиненного в крамоле. Так погибли Колычевы, князья Ярославские, Пронские, Ушатые, Заболотские, род Бутурлиных, родные митрополита Филиппа.

Иван Грозный в один день казнил в Москве 300 человек. В Новгороде он, как известно, во время опричной экспедиции в течение пяти недель каждый день топил от 500 до 1500 человек.

От гнева Ивана Грозного укрыться было трудно.

В 1567 г. полководец князь Петр Щенятев попытался спасти свою жизнь: он отказался от мира, от семьи, имения и принял постриг в Белозерском монастыре, взяв имя Пимена. Но царь не оставил опального воеводу в покое: Щенятева взяли из монастыря и, по словам Курбского, жгли на сковороде и вбивали спицы под ногти.

Участник многих войн старец князь Иван Турунтай-Пронский тоже постригся в монахи, но его, невзирая на сан, утопили по приговору светской власти.

Воевода Никита Казаринов-Голохвостов, ожидая беды, уехал из Москвы и принял постриг в монастыре на берегу Оки. Но царь разыскал его и велел взорвать на бочке с порохом, говоря: «Схимники ведь ангелы, и потому должны лететь на небо!»

Не жаловал Иван Грозный и взяточников. С дьяком, который однажды принял в качестве взятки жареного гуся, начиненного деньгами, по монаршему приказу поступили довольно сурово: его вывели на торговую площадь, и царь спросил у палачей, кто умеет разрезать гуся. Царь приказал сперва отрубить у дьяка ноги наполовину икр, затем руки выше локтя, спрашивая его, вкусна ли гусятина, и, наконец, отсечь голову.

Подозреваемых в измене Иван Васильевич придумал кипятить в котлах. Осужденного сажали в котел, залитый водой, вдевали его руки в кольца и разводили огонь.

В одной исторической песне царь Иван Грозный говорит своему сыну:

 

Скажи мне про тех бояринов, Про трех злодеев изменников: Первого боярина в котле велю

сварить,

Другого боярина велю на кол

посадить,

Третьего боярина скоро велю

сказнить.

Иван Грозный вел синодики, записывая имена казненных опричниками или убитых по приказу монарха. Эти списки он рассылал по монастырям — для поминовения. В синодиках перечисляются и бояре, и монахи, и монахини, и дворовые люди, и прочие «христиане мужскаго, женскаго и детскаго чина, имена коих Ты Сам, Господь, веси».

***

В Уложении царя Алексея Михайловича упоминаются уже около шестидесяти преступлений, за которые полагается смертная казнь.

«Чтоб, на то смотря, иным неповадно было таковага творити да и другие страх примут».

Правовед XIX в. в.Строев назвал Уложение 1649 г. «чудовищным, кровожадным и до невероятности свирепым».

«Филантроп изумится, — говорит он, — и едва поверит, что когда-то сии казни существовали действительно».

Уложение впервые определяет конкретные виды казни за преступления. Санкционировались сожжение, повешение, залитие горла расплавленным металлом, окапывание заживо и отсечение головы. Но известно, что в применялись также четвертование, посажение на кол, утопление.

Первая глава Уложения говорит «о богохульниках и церковных мятежниках». Таких преступников предписывалось сжигать.

Тому, кто препятствует совершению литургии, также полагалась смерть безо всякой пощады.

Убийство в церкви, пусть и неосторожное, — тоже смертная казнь.

Совращение в басурманскую веру — сожжение без всякого милосердия.

Святотатство — смерть и конфискация имущества.

Так же карались злоумышление на государево здоровье, сбор рати мятежа, сношение с врагом, умышленный поджог города.

Казнили за недонесение о преступлении или умысле на преступление — даже близких родствеников злоумышленника.

Измена ратных людей каралась повешением и конфискацией имущества.

Убийство или увечье, учиненные в присутствии государя, непременно карались смертью; предусматривалось и покрытие кабальных долгов убитого из доходов преступника. Такое же наказание следовало за убийство, совершенное на глазах у судьи.

Основанием для применения смертной казни были составление подложных бумаг от имени правительства или государя, приложение государевой печати к подложной бумаге, подделка приказных писем, выезд за рубеж без проезжей грамоты.

Смертью грозило и убийство разбойника холопом без ведома господина.

Фальшивомонетчикам заливали горло расплавленным металлом.

Казнили за изнасилование, за разбой (если преступник был уличен во второй раз), за вторжение в дом (если был доказан злой умысел), за поклеп, даже за употребление и продажу табака.

Составители Уложения всё же не учли всех возможных правонарушений, и уже в апреле появляется Наказ царя Алексея Михайловича: «Чьим небрежением от кого учинится пожар, и тому от государя быть казнену смертью».

Поскольку деревянные дома в то время то и дело горели, путешественник Рейтенфельс мог с полным правом заметить: «В Москве людей казнят чаще, чем в другом месте убивают собак».

Казнь полагалась беглым холопам, лекарям — за умерщвление больных по умыслу и неосторожности, судьям — за взятки. Смерть грозила тем, кто покупал у ясачных инородцев меха без оплаты пошлины.

Вешали и за колдовство…

***

Вешали на Руси людей еще до принятия христианства. Этот вид казни считался особо позорным; когда преступнику хотели смягчить участь, повешение заменяли отсечением головы или расстрелом.

О повешении говорится в Губном наказе селам Кириллова монастыря (1549), где рекомендуется татей и разбойников вешать на месте преступления.

Уложение Алексея Михайловича назначает повешение ратным людям за измену. В новоуказных статьях повелевается: «Воров, которые довелись смертной казни, татей и разбойников вешать, а смертных убойцев казнить, сечь головы».

Путешественник Коллинс пишет: «Русские долгое время затруднялись принять повешение как способ казни, думая, что душа человека повешенного, будучи принуждена выходить из тела через нижний проход, тем оскверняется».

Повешение совершалось с помощью веревки на виселице или на деревьях. Виселица строилась в форме букв П, Г или Т.

Иногда нескольких человек вешали на одной виселице. В дневнике Корба есть рисунок, где изображены виселицы, предназначенные для десяти человек. Это было во времена стрелецких казней.

В записках Желябужского читаем, что при Петре «по обе стороны сквозь зубцов городовых стен просунуты были изнутри Белого города, а други концы тех бревен выпущены были за город, и на тех концах вешаны стрельцы».

Случалось, что тела казненных висели несколько дней и даже недель. До нас дошла грамота новоторжскому воеводе 2 августа 1696 г. с выговором за то, что воевода не снимает с виселиц два трупа, повешенных 18 июня, — «знатно для своих взятков с окольных помещиков и крестьян».

Известен совершенно уникальный случай: в 1610 г. березовский воевода лишь через три года после повешения по просьбе родни казненных послал в Москву запрос о возможности снятия с виселицы тел бунтовщиков-остяков.

Сибирский губернатор князь Гагарин за злоупотребление властью и взятки был предан суду, несколько раз пытан и повешен в 1721 г. перед окнами Юстиц-коллегии на Васильевском острове. Этого показалось мало, и его тело три раза перевешивалось в течение нескольких лет в разные места города.

В 1725 г. за расхищение казны и взятки были повешены комиссары Арцыбашев, Баранов и Волоцкой — в волости, где они мздоимствовали.

В «Материалах по истории возмущения Разина» читаем: «Октября во второй день извещали стрельцы на тюремного сидельца Янку Поцылова, что он из тюрьмы кричал — голова-де Боев хочет переехать к Стеньке Разину; а в распросе Янка сказал, что не ведает, кричал ли или нет, был-де пьян; его пытали, добились сознания, что голову Боева он поклепал напрасно, и повесили за воровские затейные слова».

Всем памятна история декабристов 1825 г. Как известно, были приговорены к четвертованию полковник Пестель, поэт Рылеев, полковник Муравьев-Апостол, подпоручик Бестужев-Рюмин и отставной поручик Каховский. Эту казнь им заменили повешением.

Вот рассказ историка Шницлера из «Русского архива» за 1881 г.:

«13 июля 1826 г. близ крепостного вала, против небольшой церкви Святой Троицы на берегу Невы, начали с двух часов утра устраивать виселицу таких размеров, чтобы на ней можно было повесить пятерых… На валу появились пятеро осужденных на смерть. По дальности расстояния зрителям трудно было распознать их лица; виднелись только серые шинели с поднятыми верхами, которыми закрывались их головы. Они всходили один за другим на помост и на скамейки, поставленные рядом под виселицей, в порядке, как было назначено в приговоре. Пестель был крайним с правой, Каховский — с левой стороны. Каждому обмотали шею веревкой; палач сошел с помоста, и тут же в минуту помост рухнул вниз.

Пестель и Каховский повисли, но трое тех, которые были промежду ними, остались пощажены смертью. Ужасное зрелище представилось зрителям. Плохо затянутые веревки скользнули по верху шинели, и несчастные попадали вниз в разверстую дыру, ударяясь о лестницы и скамейки. Так как государь находился в Царском Селе и никто не посмел отдать приказ об отсрочке казни, то им пришлось испытать предсмертные муки. Помост немедленно поправили и взвели на него упавших.

Рылеев, несмотря на падение, шел твердо, но не мог удержаться от горестного восклицания: “И так скажут, что мне ничто не удавалось — даже и умереть!” Другие уверяют, будто бы он кроме того воскликнул: “Проклятая земля, где не умеют ни составить заговора, ни судить, ни вешать!”

Слова эти приписываются также Сергею Муравьеву-Апостолу, который так же, как и Рылеев, бодро всходил на помост. Бестужев-Рюмин, вероятно, потерпевший более сильные ушибы, не мог держаться на ногах, и его взносили. Опять затянули им шеи веревками и на этот раз успешно. Прошло несколько секунд, и барабанный бой возвестил, что человеческое правосудие исполнилось. Это было в исход пятого часа. Войска и зрители разошлись в молчании, час спустя вся улица была убрана».

***

В сентябре 1866 г. за покушение на жизнь императора Александра II был повешен Дмитрий Каракозов.

Правительство усилило охоту за террористами, образовались военные суды, приговоры которых утверждались генерал-губернаторами.

До конца 1870-х гг. казни совершались публично — с барабанным боем и прочими устрашающими ритуалами. Был даже особый палач-вешатель: некто Фролов, имевший постоянным жительством московский тюремный замок, откуда он отправлялся на казни в Киев, Одессу и другие города.

В 1879 г. в Петербурге был повешен офицер Дубровин, в Киеве — Бранднер, Антонов и Осинский (за покушение на товарища прокурора).

В письме, опубликованном в «Листке Земли и воли», Осинский писал: «Наше дело не может никогда погибнуть, и эта-то уверенность и заставляет нас с таким презрением относиться к вопросу о смерти».

В Киеве же были повешены Горский, Бильчанский и Гобст. На эшафоте Бильчанский крикнул, высоко подбросив шапку: «Да здравствует революция!»

Одесский военно-окружной суд приговорил к повешению Чубарова, Лизогуба, Давиденко, Виттенберга и Логовенко за попытку взорвать пароход. Лизогуб был, кстати, наследник миллионов — и отдал их «на революцию».

Виттенберг писал накануне казни: «Если иначе нельзя, или для того, чтобы восторжествовал социализм, необходимо, чтобы пролилась кровь моя; если переход из настоящего строя в лучший невозможен иначе, как только перешагнувши через наши трупы, то пусть наша кровь проливается, пусть она падет искуплением на пользу человечества».

В конце того же 1879 г. в Одессе были повешены Малинка, Дробязгин и Майданский. В Петербурге — Соловьев.

В 1880 г. в Киеве повешены Розовский и Лозинский, в Петербурге — Млодецкий, Квятковский и Пресняков.

В марте 1881 г. произошло покушение на императора Александра II. По этому делу к повешению были приговорены Желябов, Михайлов, Кибальчич, Рысаков и две женщины: Перовская и Геся Гельфман. Последняя из-за беременности казнена не была, она позже умерла в доме предварительного заключения.

Но Софью Перовскую казнили вместе со всеми. Дворянка, дочь губернатора, она познакомилась на женских курсах с левыми взглядами, увлеклась «хождением в народ», вела пропаганду среди петербургских рабочих, за что была арестована на шесть месяцев. За продолжение пропагандистской работы ее выслали в Олонецкую губернию, но она туда не поехала и перешла на нелегальное положение.

С тех пор ее путь сопровождает кровь: Перовская входит в Исполком «Народной воли» и принимает самое активное участие в террористических актах, в том числе в попытке взрыва царского поезда под Москвой в 1879 г. Вместе с Желябовым неистовая революционерка выпускает «Рабочую газету», зовущую к террору.

Из последнего слова С.Перовской на суде: «Много, очень много обвинений сыпалось на нас со стороны господина прокурора. Относительно фактической стороны обвинений я не буду ничего говорить — я все их подтвердила на дознании, но относительно обвинения меня и других в безнравственности, жестокости и пренебрежении к общественному мнению, относительно всех этих обвинений я позволю себе возражать и сошлюсь на то, что тот, кто знает нашу жизнь и условия, при которых нам приходится действовать, не бросит в нас ни обвинения в безнравственности, ни обвинения в жестокости».

Программа русских террористов довольно четко изложена в печально известном «Катехизисе революционера» Нечаева и в прокламациях организованной им «Народной расправы». Цель революции — разрушение существующего строя. Задачу революционеров он видит в подготовке почвы для народного мужицкого восстания. Для этого необходимо устранить препятствия, которые заключаются главным образом в лицах, занимающих высшие правительственные должности, в тех, кто владеет большими капиталами, и, наконец, в «пишущих по найму» литераторах правого толка — типа Каткова, Погодина, Краевского и др.

***

Террор усиливается в 1905—1908 гг. По подсчету «Биржевых ведомостей», только за апрель и май 1905 г. было убито 42 человека, ранено — 62; неудавшихся покушений насчитывалось 12.

На заседании Государственной думы министр внутренних дел сообщил, что с октября 1905 по 20 апреля 1906 г. были убиты 288 должностных лиц, ранены 383, неудачных покушений совершено 156.

В одном из стихотворений в прозе И.Тургенева «Порог» говорится, что, когда девушка шагнула на путь террора, сзади кто-то проскрежетал: «Дура!» Но невесть откуда прозвучало: «Святая!»

Д.Мережковский, наблюдая террор, спрашивал: «Это Бог или бес?»

Вспомним романы «Бесы» Ф.Достоевского, «На ножах» Н.Лескова.

В Книге русской скорби, изданной Союзом Михаила Архангела, читаем: «Ничтожные себялюбцы, прикрывающие свое умственное убожество и свои подпольные интересы, грабежи и злодеяния высокими словами о благе народа и о его свободе… Они Бога не боятся, людей не страшатся; в них давно угасла совесть, ибо, отрицая Бога и закон Его, они уподобились неразумным хищным зверям, жаждут постоянно человеческой крови и прежде всего — крови русской, христианской».

Демократическая литература 1890-х гг. изображала террористов как героев, «грозных мстителей и борцов за светлую свободу».

В Иркутске за убийство тюремного надзирателя при побеге был повешен Легкий.

За убийство военного прокурора в Одессе под чужими именами повешены бывший студент Желваков и Халтурин, пытавшийся ранее устроить взрыв царского дворца.

В 1884 г. в Шлиссельбургской крепости повешены поручик Рогачев и лейтенант Штромберг, в Харькове — Лисянский — за убийство надзирателя.

За покушение на Александра III в 1887 г. в той же Шлиссельбургской крепости были казнены Генералов, Осипанов, Андреюшкин, Шевырев и старший брат Ленина Александр Ульянов, заявивший на суде, что «нет смерти почетнее, как смерть за благо родины, и она не может испугать истинного гражданина».

В 1889 г. за вооруженное сопротивление властям в Якутске были повешены Зотов, Коган-Бернштейн и Гаусман. Они стреляли в вице-губернатора и случайно подвернувшегося офицера. По настоятельной просьбе раввина тела повешенных были погребены на еврейском кладбище. Товарищи положили на могилы плиты со словами из Евангелия: «Больше сия любви никто же имат, да кто душу свою положит за други своя».

В мае 1905 г. был приговорен к повешению за убийство великого князя Сергея Александровича Иван Каляев.

За убийство околоточного надзирателя в Петербурге повесили рабочего Васильева, за вооруженное нападение — Гершковича.

За убийство начальника охранного отделения в Нижнем Новгороде был казнен Никифоров.

В январских московских газетах за 1907 г. можно прочитать телеграммы из Одессы: «Выясняется, что повешенные 19 января два брата Трегеры, Оренбах и Грейгерман пали жертвою ужасной судебной ошибки. Они ничего общего ни с анархистами, ни с другими партиями не имели. Они убежали вместе с массою других жильцов из дома, подвергавшегося сильнейшему обстрелу».

Дети, как известно, в своих играх подражают взрослым. Газеты начала века рассказывают: пятилетняя девочка, играя с трехлетним мальчиком «в виселицу», повесила его на дверном крючке. Врачи едва выходили ребенка.

Двенадцатилетний мальчик, начитавшись сообщений о казнях, захотел сам испытать, как веревка затягивается на шее. В сентябре 1911 г. пастушата затеяли игру «в Столыпина и Богрова». Сначала шел суд, затем «Богрова» повесили. Мальчик умер. В Алуште нашли повешенного семилетнего мальчика — его казнил пятнадцатилетний товарищ.

***

В 1908 г. в Киеве на Лысой горе был повешен Соломон Рысс. Родился он в Ростове-на-Дону в большой семье; один его брат сотрудничал в «Русском богатстве», «Речи», другой умер на каторге от чахотки. В реальном училище Рысс подружился с обретшим впоследствии известность провокатором Азефом.

После училища Рысс поступает в Технологический институт, но вскоре бросает его и уезжает в Берлин. Причина внезапного отъезда была такова: Рысс организовал в Ростове целую фабрику для подделки гимназических аттестатов. По его мнению, для подлинного революционера нужна прежде всего личная решимость идти на всё, и выбор средств принадлежит ему.

Рысс много рассуждал о кантовской философии, о своей теоретической работе, которая должна всё перевернуть. Меценат Штейн и берлинский профессор Рейхсберг дали ему денег для издания книги. Но, как говаривал Гаврила Державин, «не можно век носить личин и истина должна открыться».

Рысс с деньгами удрал в Россию. Там он вступил в подпольную организацию, попутно установив связи с охраной. Его арестовали за участие в покушении.

Для политических казней по департаменту полиции числился палач Филипьев, получавший за каждого казненного по 100 рублей. По происхождению он был казак и жил на Кавказе, откуда его привозили для исполнения приговоров в разные города. Филипьев некогда сам был приговорен к смерти, но предложил свои услуги в качестве палача, и преступника помиловали.

Рассказывает журналист начала века в.Владимиров: «Высокого роста, прекрасного сложения мощная фигура Филипьева говорила о большой физической силе, что он и доказал во время казни Каляева.

Тогда он был сильно пьян. Надев петлю ему на шею, он подтянул веревки не до состояния натянутости, а таким образом, что, когда веревка натянулась, тело Каляева сильно опустилось книзу и коснулось ногами пола эшафота; он сразу весь затрепетал в конвульсиях и вызвал ужас среди присутствующих. Тут находился между прочим барон Медем, который резко крикнул на палача и обругал его, и тот, схватив другой конец веревки, сильным движением всего тела легко приподнял на воздух мучившегося в предсмертных судорогах Каляева и таким образом ускорил ему смерть.

В больших, выпуклых глазах этого палача проглядывало что-то жестокое, преступное; неприятно было смотреть ему в глаза, и в разговоре с ним этот жандарм старался всегда отворачиваться в сторону.

Филипьев много пил, любил бахвалиться, рассказывая про себя всякие небывальщины.

После Каляева в стенах Шлиссельбургской крепости он же казнил Васильева, приговоренного к смерти за убийство в Петербурге помощника пристава в августе 1905 г., и Гершкевича, приговоренного за покушение на пристава и убийство дворника. Он же должен был повесить лейтенанта Шмидта, но по дороге получил рану и потому не мог исполнять своей обязанности.

Несколько же дней назад была помещена в газетах коротенькая заметка следующего содержания: «Из Петровска, Дагестанской области, сообщают: в тюрьме убит палач, кубанский казак Филипьев, пересылавшийся под видом бродяги под сильною охраной в Закавказье. Арестанты его узнали. Это тот самый палач, который должен был казнить лейтенанта Шмидта и который, не добравшись до Березани, был ранен в Новороссийске».

***

Сожжение было известно в самой глубокой древности. Возможно, тогда огню приписывалась очищающая от грехов сила. В Священном писании описываются или упоминаются несколько случаев такой казни.

На Руси сожжение было, как правило, наказанием за преступления против веры и за поджог. Котошихин в своей книге «О России в царствование Алексея Михайловича» пишет: «Жгут живаго за богохульство, за церковную татьбу, за волховство, за чернокнижество, за книжное преложение».

В 1157 г. в Киеве на такую казнь был осужден еретик Мартин, в Москве в 1503 г. — обвиненные в принадлежности к секте жидовствующих: дьяк Волк Иван Курицын, Дмитрий Коноплев, Иван Максимов, Некрас Рукавов и Кассиан, архимандрит новгородского Юрьевского монастыря.

Сжигали на костре или в срубе. Сруб наполнялся и обкладывался соломой. После чтения приговора его поджигали вместе с находившимся внутри преступником. Иногда вместе с ним сжигались и предметы, имевшие отношение к преступлению: в 1670 г. была сожжена ведунья и ее воровские заговорные письма и коренья; в 1689 г. иноземца Квиринко сожгли вместе с «книгами и с письмами богомерзкими».

Берхгольц в своем «Дневнике» описывает казнь человека, ударившего палкой по иконе: «К правой руке была привязана палка и вместе с рукой обвита насмоленным холстом. Сперва зажгли эту правую руку и дали ей одной гореть до тех пор, пока огонь не стал захватывать далее и князь-кесарь, вместе с прочими вельможами, присутствовавшими при казни, не приказали поджечь костра. Рука его горела одна минут семь или восемь».

Другой случай мучительного сожжения относится к 1701 г. Казнили Гришку Талицкого и его сообщника Савина за утверждение, что царь Петр — антихрист. Их восемь часов обкуривали на эшафоте каким-то едким составом; у бедняг на голове и бороде вылезли волосы, тела истаяли, как воск.

Известен случай сожжения с предварительным отсечением руки: виновный — поляк Блонский, выстреливший в 1610 г. в икону Божьей Матери.

Этот способ казни использовался на Руси в самые разные эпохи.

В начале XI в. галицкие бояре сожгли Анастасию, любовницу князя Ярослава.

В 1227 г. новгородцы сожгли четырех волхвов на дворе Ярослава.

В 1230 г, во время голода в Новгороде, «мох ядаху, кору ливову и лист ильм; иним резаху люди живыя и ядаху… То сведавше, бояре иных сжигаху, тако творящих».

В 1446 г. князь Иван Можайский всенародно сжег вместе с женой боярина Андрея Дмитриевича — за волшебство. Он же сжег мать Ощеры, боярина Ивана III.

В 1493 г. в Москве на берегу Москвы-реки были сожжены в клетках князь Лукомский и латинский толмач поляк Матиас — по подозрению в намерении отравить Ивана III.

Иваном Грозным сожжены князья Воротынский и Одоевский.

При Федоре Иоанновиче сожгли колдуна, нагнавшего порчу на татарского царевича Мурют-Гирея.

В 1671 г. князь Долгорукий сжег в срубе старуху, обвиненную в колдовстве.

В Астрахани в 1672 г. был сожжен Корнило Семенов — у него нашли заговоры.

В 1677 г. в Войске Донском сожгли попа-раскольника, не желавшего молиться за царя.

В 1687 г. казаки Прилуцкого полка сожгли в печи своего полковника Лазаря Горленко.

В 1836 г. в Москве были преданы огню два обвиненных в грабежах мужика и повинившаяся в поджоге дворовая девка князя Долгорукого, Марфа.

Еще раньше, в 1738 г., сожгли некоего Тайгульду — за переход в ислам, капитана-лейтенанта Возницына — за «отпадение от христианской веры», Боруха Лейбова — «за совращение оного капитана в жидовский закон». Последний был к тому же обвинен в «смертном убийстве Смоленского уезда села Зверич священника Авраама, в совращении жидами в Смоленске простого народа, и в построении им жидовской школы, и в мучении бывшей у него в услужении российской крестьянской девки».

В конце XVII в. по велению московского патриарха взошли на костер немцы Кульман и Нордерман — за распространение ереси.

В царствование Феодора Алексеевича при Заиконоспасском монастыре был устроен храм, «чином академия». В уставе написано: «За хулу на православную веру будут сожжены без всякого милосердия… Запрещается преподавание магии, и учителей науки этой сжигать вместе со учениками… Ежели какой пришелец был прежде восточной веры, а потом примет другую, то такой должен быть сожжению предан».

Указ 1684 г. назначал сожжение тем, кто не ходил в церковь, не исповедовался, не пускал в дом священника.

***

Отсечение головы являлось обычным способом казни в России. Этот способ применялся тогда, когда в приговоре не предписывались иные варианты умерщвления и не требовалось обойтись с преступником «безо всякой пощады».

Новгородская летопись 1230 г. называет такую казнь усечением.

Сначала обезглавливание производилось на простом бревне или на плахе — топором. Плаху чаще всего делали из липового дерева.

В книге Корба есть рисунок, изображающий казнь стрельцов у Воскресенского монастыря: в одну линию вытянулись брёвна, стрельцы стоят на четвереньках, положив на брёвна головы. Вдоль ряда идут четыре палача с топорами.

Так казнили и после Петра: например, авторов проекта государственного переустройства князей Долгоруких.

***

Утопление обычно применялось при массовых казнях. В 1607, 1608 и 1662 гг. таким образом были лишены жизни несколько тысяч человек.

После поражения восстания Болотникова и Лжепетра в 1607 г. по повелению царя Василия Шуйского утопили около четырех тысяч мятежников.

Очевидец пишет о событиях 1608 г.: «Людей в Москве ежедневно топили. Эта казнь столь ужасная, что ее нельзя представить себе, совершалась в Москве уже два года сряду и всё еще не прекращалась. Весною во время половодья вместе со льдом были выбрасываемы на равнину человеческие трупы, изъеденные щуками и другими рыбами. Эти трупы, покрытые раками и червями, точившими их до костей, лежали целыми тысячами и гнили. Всё это я сам видел в Москве…

Пленных мятежников каждую ночь выводили сотнями, ставили в ряд и убивали их как быков, ударяя дубиной по голове, а тела спускали под лед в Яузу».

При царе Алексее Михайловиче бунтовщикам 1662 г. «в ночи учинен указ, завязав руки назад, посадя в большие суды, потопили в Москве реке».

В более ранние времена, при Иване Грозном, утопление вместе с собакой, петухом, ужом и котом назначалось за убийство родителей.

При Петре I от этой казни отказались.

***

Расстрел в допетровские времена почти не употреблялся. Упоминание о такой казни в XVII в. есть, правда, в рассказе о судебных обычаях донских казаков: «И дано им на Дону жить воля своя, и начальных людей меж себя атаманов и иных избирают, и судятся во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу. А кого лучится им казнити за воровство, или за иные дела и не за крепкую службу, и тех людей, посадя на лошадей, ростреляют сами».

При Федоре Алексеевиче известен один случай расстрела: в 1679 г. по приказу мангазейского воеводы был повешен за ноги и расстрелян вор, выходец из юратской самояди.

Законодательно расстрел был введен Воинским уставом Петра I в 1716 г. Применялся он только к военным и за воинские преступления. Расстреливали перед строем полка. После чтения приговора осужденный заковывался в кандалы, лишался мундира и оружия.

Известен случай, когда один из мятежных стрельцов по указу царя был «застрелен из фузеи, а застрелил его Преображенский сержант Александр Меншиков».

Позднее расстрел стал всё чаще появляться в приговорах.

Декабрист Иван Сухинов с товарищами пытался поднять восстание на Зарентуйском руднике в Сибири. Но все открылось. Сухинов повесился в тюрьме, остальные пятеро — Бочаров, Голиков, Бондарев, Птицын и Непомнящий — были расстреляны.

Прошло тридцать пять лет, и был предан суду и расстрелян зачинщик крестьянских волнений в Казанской губернии Антон Петров.

Через год за хранение и распространение между нижними чинами брошюр «возмутительного содержания» и за сношения с польскими революционерами были расстреляны офицеры Арнгольд, Сливицкий и юнкер Ростковский.

По делу о казанском заговоре 1864 г. расстреляли штабс-капитана Иваницкого, поручика Мрочека, подпоручика Станкевича и дворянина Кеневича.

После этого двенадцать лет вообще не было смертных казней. И только в 1878 г. в Одессе был приговорен к расстрелу за вооруженное нападение Иван Ковальский.

В 1882 г. по велению Александра III был расстрелян лейтенант флота Суханов, входивший в революционную организацию.

За пощечину генерал-губернатору Восточной Сибири расстрелян учитель иркутской гимназии Неустроев.

В Шлиссельбургской крепости такой же смертью погиб известный террорист Ипполит Мышкин, прославившийся попыткой освободить из Вилюйской ссылки Чернышевского, для чего он воспользовался мундиром жандармского офицера.

В апреле 1905 г. за неподчинение командиру расстреляны четверо матросов с броненосца «Прут» и двое матросов с «Георгия Победоносца».

***

Колесование получило распространение в конце XVII в. Первое известие о нем относится к 1696 г., когда был колесован изменник немчин Якушка.

Колесование предполагало ломание колесом и положение ломаного на колесо. Ломание производилось так: осужденный растягивался по земле; руки и ноги врозь; лицом кверху; голова, руки и ноги прикреплялись к кольям, врытым в землю. Под те места, где нужно было раздробить кости, подкладывались деревяшки с проделанными в них желобками. Раздробление осуществлялось деревянным тяжелым колесом, на одном краю которого была железная полоса. Палач, подняв колесо, ударял ею по месту, где находилась подставка с желобком. Тупое железо не резало мяса, а только дробило кости.

Наиболее мучительным колесование было, когда раздроблялись руки и ноги, и казнимый оставлялся умирать медленной смертью. За раздроблением костей следовало положение на колесо. На высоком колу горизонтально укреплялось колесо, на него клали осужденного, и раздробленные члены пропускали между спицами. Если желали прекратить мучения преступника, ему отсекали голову и надевали ее на кол.

Вот что рассказывает о стрелецких казнях в «Записках русских людей» Желябужский: «У них, за их варварство, ломаны руки и ноги колесами. И те колеса воткнуты были на Красной площади на колье, и те стрельцы положены были на те колеса, и живы были на тех колесах не много не сутки, и на тех колесах стонали и охали».

О том же пишет Корб: «Перед Кремлем встащили живых на колеса двух братьев, предварительно переломав им руки и ноги… Привязанные к колесам преступники увидали в груде трупов своего третьего брата. Жалостные вопли и пронзительные крики несчастных тот только может себе представить, кто в состоянии понять всю силу их мучений и невыносимой боли. Я видел переломанные голени этих стрельцов, туго привязанные к колесам».

Берхгольц свидетельствует: «После обеда я ездил за город посмотреть на трех колесованных в этот день утром… Зрелище было отвратительное. Они получили только по одному удару колесом по каждой руке и ноге и после того были привязаны к трем укрепленным на шестах колесам, Один из них, старый и очень болезненный, был уже мертв».

В 1718 г. был колесован подьячий Докукин. Лежа на колесе, он сказал, что откроет своих сообщников. Его сняли и отвезли в Преображенское на допрос, после чего отрубили голову и воткнули на кол, а тело положили на колесо.

Тогда же был колесован боярин Кикин. «Мучения его были медленны, с промежутками для того, чтобы он чувствовал страдания. На другой день царь проезжал мимо. Кикин еще жив был на колесе; он умолял пощадить его… По приказанию царя его обезглавили и голову воткнули на колесо».

***

Казни известных преступников обставлялись весьма тщательно. Вот как, к примеру, выглядела казнь Емельяна Пугачева в Москве на Болотной площади в январе 1775 г.

Эшафот стоял посредине площади, вокруг него — пехотные полки и полиция. Все окрестности были усыпаны зрителями, даже на кровлях домов виднелись люди.

Закричали: «Везут! Везут!»

Появился отряд кирасир, за ним — очень высокие сани, в которых сидел Пугачев. Он держал в руках две горящие свечи. Напротив него сидели священник и секретарь Тайной экспедиции. Пугачев был без шапки, он всё время кланялся. За санями следовал конный отряд.

Вот сани остановились у крыльца лобного места. Пугачев и его помощник Перфильев взошли на эшафот в сопровождении священника и двух чиновников. Послышалось: «На караул!»

Чиновник зачитал манифест. Когда произносилось имя Пугачева, обер-полицмейстер Архаров спросил:

— Ты ли донской казак Емелька Пугачев?

— Так, государь, — отвечал приговоренный, — я.

Во время чтения манифеста Пугачев часто крестился. После манифеста священник сказал осужденным несколько слов и сошел вниз. Пугачев, отвешивая земные поклоны, говорил:

— Прости, народ православный!

Был дан знак палачам, и они кинулись раздевать Пугачева: сняли белый бараний тулуп и малиновый шелковый кафтан. Мгновение — и окровавленная голова уже была в воздухе: палач держал ее за волосы. Затем, уже над трупами, совершили четвертование. Отрезанные части тела несколько дней были выставлены у московских застав, а после сожжены вместе с телами и пепел развеян.

Четвертование заключалось в том, что преступнику отсекали сначала все четыре конечности, а потом и голову.

Эта казнь была известна в России с XV в. и применялась еще в XVIII столетии. Назначалась она преимущественно за государственные преступления, в особенности за самозванство. Четвертованы были в первой половине XVII в. Лжешуйский Тимошка Анкудинов, заговорщики Соковнин и Циклер. Степан Разин был «в Москве живой разсечен».

Четвертование считалось казнью позорной. А.Матвеев, рассказывая о свершении ее над стрелецким полковником Яновым, пишет: «Выведши на Красную площадь, четвертовали воровского казнью ругательски».

Как и четвертование, посажение на кол применялось к бунтовщикам и «воровским изменникам». Известен случай такой казни над атаманом разбойничьей шайки в 1598 г. В 1606 г. посадили на кол мятежника Аничкина, а в 1614 г. — Заруцкого, сообщника Марины Мнишек.

В 1738 г. эта казнь завершила жизнь самозванца Миницкого, выдававшего себя за царевича Алексея. Он был посажен на кол в Ярославце Киевской губернии. Так же обошлись и с его сообщником, Могилой.

Казнь эта ужасна: под тяжестью тела кол через задний проход входил в человека, прорывая внутренности, и выходил из груди или между лопатками. Иногда для того, чтобы продлить мучения, у острого конца прибивали перекладину, которая задерживала спуск тела и тем самым на день или два оттягивала смерть, доставляя казнимому невыносимые страдания. Бывало, что в это время велся последний допрос, а священник давал несчастному напутствие.

Н.Корж в «Устном повествовании бывшего запорожца» сообщает: «И сидит на том шпиле преступник дотоле, пока изсохнет и выкоренится як вяла рыба, так что когда ветер повеет, то он крутится кругом яко мельница и торохтят его кости все, пока упадут на землю».

Залитие горла расплавленным металлом было казнью, предназначенной исключительно для фальшивомонетчиков. В 1533 г. в Москве так казнили многих подделывателей монеты.

В грамоте 1637 г. говорится: «В прежних летах, при прежних великих государях таким варом заливали теми их воровскими деньгами горло». Значит, горло заливали тем металлом, из которого совершалась подделка — оловом или свинцом.

В 1672 г. эта казнь была заменена отсечением обеих ног и левой руки.

***

Были и другие, не менее варварские, способы умерщвления.

Своими впечатлениями делится голландский путешественник де Бруин. Вот картина начала XVIII в.: «Девятого числа этого месяца совершали страшную казнь в Москве над 50-летнею женщиной, убившей своего мужа, которую присудили зарыть живою в землю по самые плечи. Я полюбопытствовал взглянуть на нее и нашел ее наполовину закопанной, и она показалась мне еще свежею и приятной наружности. Она была повязана вокруг головы и шеи белым полотенцем, которое она, впрочем, попросила развязать, потому что оно очень давило ее.

Ее стерегли трое или четверо солдат, которым приказано не дозволять давать ей ни есть, ни пить, что могло бы продлить жизнь ее. Но дозволено было бросать в яму, в которой она была зарыта, несколько копеек или штиверов, за которые она и благодарила наклонением головы.

Деньги эти употребляют обыкновенно на покупку восковых свечей, которые и зажигают перед образами тех святых, к которым взывают осужденные, частию же на покупку гроба. Не знаю, берут ли себе иногда часть из них приставленные сторожа за то, чтоб тайком дать осужденной поесть, ибо многие довольно долго проживают в таком состоянии. Но виденная мною женщина умерла на другой же день после того, как я ее видел. В тот же день сожгли живым одного мужчину, преступление которого мне не было известно».

Окопание в землю применяли только к женщинам — за убийство мужа. Осужденная закапывалась живой стоймя или на коленях — по плечи, со связанными за спиной руками. К ней приставлялась стража, чтобы несчастной никто не давал еды и питья. Прохожим, как ясно из приведенного выше свидетельства, дозволялось лишь бросать деньги, которые затем шли на гроб и свечи. Днем священник молился при зажженных свечах за душу погибающей и давал ей напутствие.

Смерть при такой казни наступала на второй или третий день, главным образом, от жажды и от самоотравления организма, лишенного воздуха. Но мы знаем случаи, когда женщина умирала лишь на седьмой, восьмой, а то и на двенадцатый день.

Однажды это случилось на 31-й день казни. В этом случае, видимо, стражники все-таки давали осужденной питье и еду.

Мучения окопанных вызывали у народа сочувствие. Бывало, даже родственники убитого мужа просили за осужденную. Но закон гласил: «Жонок мужей их за убийство против Уложения окапывать в землю по-прежнему».

И всё же эта норма не всегда неукоснительно выполнялась властями. В 1677 г. была окопана во Владимире на торговой площади некая Фетюшка — «за то, что она, Фетюшка, отсекла мужу своему косою голову». На следующий день настоятели двух владимирских монастырей с братией и игуменья женского монастыря с сестрами подали воеводе челобитную, «чтоб ее, жонку Фетюшку, из земли вынуть и постричь в монастырь, ради его царского многолетнего здравия и ради поминовения блаженныя памяти великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича. И из земли она, жонка Фетюшка, вынята и послана постричь в Успенский девичий монастырь».

В 1682 г. ямская жена Маринка и стрелецкая жена Дашка Перепелка «окопаны были в землю трои сутки и в земле обещались постричься и злых дел не творить; и указал великий государь тех жонок выкопать и постричь».

Во второй половине XVII в. смертная казнь через окопание то отменялась, то опять восстанавливалась. Известны случаи ее применения в 1702, 1730 и даже в 1740 гг.

До Петра I повешение за ребро было казнью редкой, случайной. В 1676 г. воевода Мещеринов, взяв Соловецкий монастырь, «многих за ребра вешал». Тем же увлекался Степан Разин.

Железный крюк, обычно подвешенный к Г-образной деревянной конструкции, вонзался осужденному в бок, поддевался под ребро и высовывался наружу. Повешенный принимал, таким образом, изогнутое положение: ноги и голова свешивались вниз. В описаниях раскольничьих дел есть пример, когда эта казнь была по приговору соединена с колесованием.

Берхгольц рассказывает о случае, когда повешенный ночью освободился от крюка и упал на землю. На четвереньках он отполз от виселицы шагов на сто и спрятался. Утром его нашли и опять повесили.

Повешение за ребро широко применялось при усмирении пугачевского бунта.

***

Еще до Петра существовал четкий порядок исполнения смертных приговоров.

Во-первых, приговор должно было объявить осужденному.

По объявлении приговора преступника сажали на неделю в покаянную избу, где человек постился и готовился к причастию. За день-два до казни туда приходил священник. «После сказки в покаянной избе поститься неделю до причастия святых тайн, а по причастии святых тайн быти им два дня, а в третий день их вершить» — так сказано в Новоуказных статьях Алексея Михайловича.

В 1653 г. покаянные избы для татей и разбойников отменяются. А патриарх Никон запретил «не токмо причащати разбойников и татей, но ниже исповедовать их в последний час казни их».

Как читался приговор и как вели на казнь, видим по делу воеводы Михаила Шеина со товарищи (1634). «Выведя их перед Приказом сыскных дел, дьяк сказывал им их воровство и измену; рядом с дьяком еще один дьяк, двое бояр и окольничий». Потом осужденных ведут к месту казни, где другой дьяк читает «измену по списку».

В воскресенье не казнили: «Татей и разбойников вершить в неделе во все дни опричь Воскресения Христова».

Казнь, к которой приговаривали беременных женщин, откладывали «до разрешения от бремени, а до тех мест держати ея в тюрме или за крепкими приставы, чтобы она не ушла».

Было особенное правило об отступниках от веры православной: их должно было троекратно уговаривать вновь обратиться в прежнюю религию.

В Москве казни совершались на Красной площади у Лобного места и на Козьем болоте. Иногда — на Яузе и на Москве-реке.

Следует, видимо, сказать несколько слов о Лобном месте. Находилось оно на Красной площади против Спасских ворот. Название объясняется расположением на взлобье — крутом берегу реки.

С Лобного места объявлялись важнейшие указы, обращались к люду цари и патриархи. 

Сначала, в 1534 г., это было место, выложенное кирпичом, с деревянной решеткой, запирающейся на железный засов. В 1786 г. его перестроили: вместо кирпича использовали тесаный белый камень, круглый помост с амвоном был огражден каменными перилами, с запада устроили ступенчатый вход с железной решеткой и дверью. При Павле I купечество собиралось установить здесь большой крест с изображением страстей Христовых, рая и ада, но почему-то этого так и не произошло.

При царе Алексее Михайловиче у Лобного места стояли пушки и был царев кабак. При Петре I оно было заставлено кольями с головами стрельцов.

В 1768 г. здесь в саване со свечою в руке и листом на груди, где было написано: «Мучительница и душегубица», стояла помещица Салтычиха, замучившая 138 крепостных. Потом ее заточили в подземную тюрьму Ивановского монастыря, где она пробыла почти в темноте тридцать три года.

На открытии памятника Степану Разину с Лобного места произнес речь Ленин.

В новоуказных статьях 1669 г. говорится: преступников «в пустых местах не вершить, а вершить в тех местах, где они воровали или где они жили».

В 1727 г. вышел указ Петра: «Вперед в Санкт-Петербурге и Москве никому смертных казней внутри города не чинить, а чинить те экзекуции за городом».

В 1652 г. жители Москвы могли видеть позорное шествие вора и самозванца, выдававшего себя за Шуйского, Тимошки Анкудинова, и его слуги Костьки Конюховского. Костька открывал эту процессию. Его шею обхватывал толстый железный ошейник, от которого шла цепь, прикованная к широкому обручу, служившему поясом. Руки были связаны за спиною веревкой, концы которой волочились по земле. Рядом на коне ехал подьячий и кричал: «Глядите, православные, вот лиходей и государев изменник!» Толпа любопытных окружала осужденных.

А вот как ввозили в Москву Степана Разина с братом Фролом в 1671 г.: «Везли из-за Тверских ворот на телеге высокой, а в телеге было впряжено три лошади ямских; да около вора сидели стрельцы четыре человека, с дубиньем, в саблях и не велели ему ничего говорить едучи. Да за ним же, вором, вели товарища его на чепях два человека стрельцов. А сделана была ему, вору, на телеге виселица, и топор воткнут, и плаха положена перед ним, и петля над ним повешена, и весь роскован по столбам… А везен в кафтанишке черном в сермяжном, да в чулках белых, да в бахалках солдатских… А как его, вора, везли из-за Тверских ворот, смотреть ездили всяких чинов люди и весь народ Московского государства».

Еще более торжественно ввозили в Москву в 1696 г. изменника немчина Якушку — в составе царского поезда; он стоял на телеге, запряженной в четверню, на телеге же стояла виселица, в которую были воткнуты два топора, два ножа, повешены два хомута, два ремня, двое клещей, с перекладины виселицы спускались десять кнутов.

Якушка был одет в турецкое платье, чалму. Руки и ноги его украшали толстые цепи, на шее петля, конец которой был привязан к перекладине виселицы. На перекладине надпись: «Сей злодей веру свою четырежды переменил, изменник стал Богу и человеком, католик сей стал протестантом, потом грек, а в конец магометанин». Выше были изображены луна и звезда — символы магометанства, а на груди надпись: «Злодей».

При Петре I о времени и месте казни часто давались объявления. Вот одно из них:

«1724 года ноября в 15 день, по указу Его Величества Императора и Самодержца всероссийского, объявляется во всенародное ведение, что завтра будет во десятом часу перед полуднем на Троицкой площади экзекуция бывшему камериру Монсу да сестре его Балкше, подьячему Егору Столетову, камер-лакею Ивану Балакиреву за их плутовство такое, что Монс и сестра его и Егор Столетов, будучи при дворе Его Величества, вступали в дела противныя указам Его Величества и укрывали винных плутов от обличения вин их и брали за то великие взятки, и Балакирев в том Монсу и прочим служил. А подлинное описание их вин будет объявлено при экзекуции».

Обыкновенно тела оставлялись на месте казни — с целью устрашения. Спустя некоторое время их убирали: кидали псам или отвозили в убогие дома для погребения вместе с умершими без покаяния.

Погребение обычно совершалось в троицкий четверг, служилась общая панихида. Обязательно присутствовал палач, наблюдавший, чтобы тела преступников не похоронили при церкви. Тела казненных нередко накапливались в огромных количествах. Так длилось до тех пор, пока царица Елизавета, проезжая мимо Божедомки (ныне улица Достоевского в Москве), не почувствовала ужасный смрад и не отменила единый день похорон для преступников.

Известен случай казни, которой был подвергнут труп умершего за тринадцать лет до приговора боярина Милославского. Его тело по приказу Петра вынули из могилы и на тележке, запряженной шестью свиньями, привезли в Преображенский приказ, где его облили кровью казненных преступников, а затем рассекли на части «и во всех застенках под дыбами оныя скаредныя части его закопаны, и умножаемою воровскою кровию доныне обливаются, по псаломскому слову: мужа кровей и мести гнушается Господь».

Веревка, на которой вешали самозванца Лжепетра, оказалась слишком толстой: петля не затянулась. Тогда палач, взяв у стоявшего рядом мужика дубину, раскроил повешенному голову.

Петля не могла затянуться и на сыне Марины Мнишек: ему было всего четыре года, слишком легок… Его оставили в метель и мороз умирать на виселице…

***

XVII столетие было временем созидания русского государства, вся работа шла во его имя, для человека же мало что оставалось.

Но, несмотря на то, что это была очень жестокая эпоха, нельзя не обратить внимания на следующее: Борис Годунов, вступая на царство, дал обет прекратить смертные казни на пять лет; царь Алексей Михайлович в 1653 г. повелел сидевших в тюрьмах и ждавших казни татей и разбойников освободить и отправить в ссылку; в 1691 г. сходное распоряжение отдал и Петр I.

После смерти Петра началось время дворцовых переворотов: сначала воцарилась супруга первого императора Екатерина I, оставившая потом престол Петру II.

Через два с половиной года императрицей стала племянница Петра, дочь его брата Ивана, герцогиня Курляндская Анна. В конце 1741 г. стала царствовать дочь Петра Елизавета

Князь М.Щербатов писал, что, «идучи на свержение с престола Иоанна, где крайняя опасность ей представлялась, Елизавета молилась Богу и дала обет за всё свое царствование никого не лишать жизни. И действительно, утвердившись, она заменила смертную казнь своим врагам ссылкой».

Елизавета издает в 1744 г. такой указ: «Усмотрено в Правительствующем сенате, что в губерниях, и в провинциях, и в городах, такоже и в войске и в прочих местах Российской империи, смертныя казни и политическую смерть чинят не по надлежащим винам, а другим и безвинно». Предлагалось выписки из всех дел пересылать в Сенат и ждать решений по ним.

Практически смертная казнь была отменена.

В 1761 г. императрица Елизавета Петровна скончалась. После недолгого царствования Петра III на престол вступила Екатерина II, созвавшая законодательную комиссию, которой предстояло, в частности разработать Наказ о преступлениях и наказаниях.

Наказ написан явно под сильным влиянием французских просветителей. Половина его статей, например, заимствована из сочинения Монтескьё «О духе законов». Екатерина вопрошает: «Смертная казнь полезна ль и нужна ли в обществе для сохранения безопасности и доброго порядка?» И вот ответ: «Опыты свидетельствуют, что частое употребление казней никогда не сделало людей лучшими: чего для если я докажу, что в обыкновенном состоянии общества смерть гражданина ни полезна, ни нужна, то я преодолею восстающих против человечества».

Но далее читаем: «Гражданин бывает достоин смерти, когда он нарушил безопасность даже от того, что отнял у кого жизнь или предпринял отнять. Смертная казнь есть некоторое лекарство больного общества».

Таким образом, во взглядах Екатерины на смертную казнь просматривается некоторая двойственность.

Известны три случая казни преступников, по мнению Екатерины, нарушивших спокойствие государства.

В 1764 г. подпоручик Смоленского полка Василий Мирович с офицерами Власьевым и Чеховым имели умысел произвести бунт, для чего пытались освободить из крепости слабоумного, «к несчастью рожденного» принца Иоанна Антоновича. Суд определил Мировичу четвертование. Екатерина изменила приговор: «Вместо мучительной смерти отсечь Мировичу голову и, оставя тело его народу на позорище до вечера, сжечь оное потом купно с эшафотом, на котором та смертная казнь учинена будет».

В 1771 г. в Москве во время чумы разразился бунт. Чернью был убит архиепископ Амвросий. Двоих бунтовщиков, дворовых людей Леонтьева и Деянова, повесили.

И, наконец, указ 1775 г. «О бунтовщике, самозванце и государственном злодее Емельке Пугачеве и его сообщниках». «Пугачеву учинить смертную казнь … и положить на колеса, а после на тех же местах сжечь… Перфильева четвертовать в Москве… Чике, он же и Зарубин, отсечь голову и воткнуть ея на кол для всенародного зрелища, а труп его сжечь со эшафотом купно. И сию казнь совершить в Уфе, яко в главном из тех мест, где все его богомерзкие дела производимы были… Шигаева, Подурова и Торнова … повесить в Москве всех троих».

Все эти преступления рассматривались Верховным уголовным судом, на каждый случай утверждаемым высочайшим указом.

Правда, в ходе подавления Пугачевского бунта, пока еще шли боевые действия, всякого рода экзекуции применялись по усмотрению воинских начальников разного ранга.

После казни Пугачева и его сообщников сенат велел уничтожить все орудия казни в государстве.

***

Из XVIII века в XIX перешли три группы преступлений, за которые следовала смертная казнь: государственные, карантинные и военные.

При первом русском императоре XIX в. Александре I в 1804 г. была учреждена законодательная комиссия, которая вопроса о смертной казни почти не касалась.

Правда, проект уголовного уложения 1813 г. ограничивал виды смертной казни — допускалось впредь повешение и отсечение головы.

Смертная казнь грозила за преступления против веры, политические преступления, преступления против порядка управления (насильственное освобождение из тюрьмы преступника), за преступления против жизни, за поджог, сопряженный с кражей или повлекший за собой смерть человека.

Вопрос о смертной казни в царствование Николая I специально не рассматривался, хотя восшествию на престол сопутствовали обстоятельства, в результате которых к смертной казни было приговорено пять человек. Верховная комиссия, разбиравшая дело декабристов, вначале осудила на смерть 36 человек, определив пятерым из них четвертование и тридцати одному — отсечение головы. Император утвердил только первые пять приговоров, заменив четвертование повешением.

В 1830-е гг. был издан пятнадцатитомный Свод законов Российской империи. В соответствии с ним смертная казнь могла быть назначена только за тяжкие виды государственных преступлений. Приговаривать к смертной казни мог лишь Верховный уголовный суд. Обыкновенные суды таких приговоров выносить не могли; за наиболее тяжкие преступления они имели право осудить человека на гражданскую смерть (почти то же самое, что лишение всех прав состояния) и на каторжные работы.

Смертная казнь полагалась за преступления карантинные — как за деяния, крайне опасные для общества.

<

Tweet