Если не вспыхнет казацкое сознание в душе каждого украинца, мы завалим последнюю баррикаду

Однако убить в сознании широких масс привлекательный образ казачества как борца за народные права, стереть его из исторической памяти нашего народа не удалось. Это особенно засвидетельствовала вторая половина 1980 годов, когда наше национальное возрождение совмещалось не только с требованиями о возобновлении законных прав украинского языка, но и огромным интересом к истории украинского казачества. Например, первое же заседание студенческой «Громады» в Киевском университете имени Т.Г. Шевченко весной 1988 года посвящалось именно этой теме.

По всей Украине тогда зарождались казацкие общества, которые организовывали величавые манифестации на местах героических событий, в частности на поле Берестецкой битвы. Или вспомним о действительно полумиллионном шествии украинства на Хортицу в Запорожье. Разве не эти акции привлекали к борьбе за украинскую государственность тысячи и тысячи граждан во всех уголках Украины?

А разве последний Майдан, Революция Достоинства, где в боевые сотни записывались выходцы из Луганска и Волыни, Черниговщины и Херсонщины, где пережигалось в огне все чужое, неприемлемое для украинского естества, в частности навязанная нам шароварщина, а из дыма пожарищ вырастал затерянный в последних десятилетиях дух соборной государственности, не убедил нас, что казак — олицетворение, синоним украинца, что, по словам Павла Кашинского, «казацкое сознание теплится в каждом украинце». Наконец, неужели оно и доныне не прорастает в сердце украинца в Донбассе, Таврии, Слобожанщине?

Вспомнить обо всем этом заставила публикация Петра Кралюка «Как избежать ошибок прошлого?» («День» № 212, 12 ноября 2014 года), который хочет, чтобы мы посмотрели на украинское казачество сквозь призму виденья позднего Пантелеймона Кулиша, которое во многом напоминает писание Генрика Сенкевича и поставленные по мотивам его произведений фильмы в современной Польше.

Действительно, царская Россия пыталась обесславить украинское казачество. И помогал ей в этом и Кулиш, который успевал тогда и о Тарасе Шевченко сказать что-то в угоду Москве. Но наше национальное возрождение сопровождается в 1917 году творением новейшего казачества по всем поприщам расселения украинства.

Даже украинизированные части российской армии назывались именами казацких вожаков — Богдана Хмельницкого, Ивана Мазепы, Петра Дорошенко, Петра Сагайдачного, Костя Гордиенко… Так произошло потому, что историческая память народа сохранила совсем другое восприятие украинского казачества. Казацкая идея, как убедительно доказала жизнь, повысила способность украинца к созданию собственного самоуправления с последующей его эволюцией к государственности, ведь кругозор казацкий масштабнее, а простой хлебороб, как подметил в свое время Павел Кашинский, «думает узкопространственно, не выходя за пределы своей общины».

Поэтому казачество надо видеть не чужим нам инородным телом, которым, как утверждает П. Кралюк, неплохо воспользовались Турция и ее вассал Крымское ханство. Больше всего воспользовались казачеством наши предки, ведь именно благодаря ему в середине ХVII века была возрождена украинская государственность, которую не надо называть авантюрой Хмельницкого, как и искать параллели с нынешней ситуацией в Донбассе.

Ведь процесс творения казачества — этого нового общественного строя, начинается прежде всего на западных землях, которые попадают под власть Польши после падения Галицко-Волынского государства, как протест против насаждения чужого права, чужой религии, чужого языка.

Именно процесс полонизации самых западных украинских земель и социальное притеснение со стороны польской шляхты стали причиной того, что наиболее активная часть автохтонного населения этих регионов начинает покидать родные местности и мигрировать на восток, где на свободных землях Дикого поля начинают закладывать новые поселения — слободы. Впоследствии подобному процессу положат начало «уходники» на промыслы на днепровские острова — преимущественно жители из бассейна Припяти, Среднего Днепра и Десны.

Тяжелое положение украинских земель с середины XV ст. усложняется и постоянными грабительскими набегами Крымского ханства. В огне погибают города и села, тысячи и тысячи украинской людности попадают в страшный плен. И поскольку Польско-Литовское правительство оказалось бессильным против нашествия орды, в особо сложном положении оказываются «уходники» на степные промыслы из Киевщины, Подолья, Полесья, других земель.

Спускаясь в низовье Днепра для охоты и рыболовства, они оказывались ближе всего к хищникам-кочевникам, всегда первыми принимали на себя их удары. Поэтому необходимость жить в постоянной готовности к отпору агрессии орды заставляла их объединяться сначала в небольшие ватаги, а позже в достаточно сильные военные дружины. В конечном итоге, исторические обстоятельства, в которых оказались украинские земли после потери нашим народом собственной государственности и усиления ордынских нападений, стихийно создавали вооруженную силу для самозащиты.

На грани двух миров — оседлого, хлеборобского и воинственного, кочевого — она формировалась в сплаве обеих традиций. Украинский хлебороб, чтобы гарантировать жизнь своим родным, защитить свою землю, свой дом, вынужден был, идя за плугом, держать при себе саблю. Следовательно он усваивал воинственные приметы, присущие ордынцам, не теряя и свои традиционные черты. Поэтому именно «в синтетическом соединении обоих характеров — как справедливо отмечает Павел Кашинский — сложился новый тип украинского человека — казака».

Но впоследствии отдельные вооруженные ватаги, которые укрывались на днепровских островах и не имели скоординированного руководства, начинают своего рода охоту за ордынцами и наносят превентивные удары татарским и турецким владениям в Северном Причерноморье. Крымский хан и турецкий султан первыми обратили внимание на ту вооруженную силу, которая рождалась в низовье Днепра. Украинский летописец Г. Грабянка об этом пишет: когда султану говорят о восстании на окраинах Оттоманской империи, он и слушать не хочет. А что касается украинских казаков, то отвечает: «Должен единым ухом слушать».

Таким образом, с казачеством начинают считаться, его опасаются как силы, которая способна влиять на ход истории. Она станет такой тогда, когда польское правительство поручит охранять южные рубежи старосте черкасскому и каневскому князю Дмитрию Вишневецкому. Он как потомок древнего украинского княжеского рода имел прежде всего гражданский долг быть защитником южного пограничья.

И если исторические обстоятельства складывались таким образом, что возрождение украинской государственнической традиции должно было состояться благодаря вооруженной силе казачества, то потомок турово-пинских Рюриковичей князь Вишневецкий как раз и подходил для этой роли.

Именно он мог возглавить большой национальный срыв, который набирал критическую массу и был готов взорваться таким организационным новообразованием, что обеспечил бы эволюционное продвижение всего общества к полному возрождению украинства. Украинский князь Дмитрий Вишневецкий имел не только славную родословную — он был готов к борьбе. Это для него было не чужим, потому что усвоил уже из семейного обычая то кредо, которое намного позже гетман И. Мазепа выразит твердо: «Же през шаблю маєм право».

Эту саблю можно было вложить в руки тем, кто имел с ним общий дух, такие характерники были на Запорожье. И князь Вишневецкий пошел туда, где можно было сплотить сильных духом. Это было «объединение людей одного духа, горячей веры и испытанного характера, людей идеи», — как раз эти слова Д. Донцова лучше всего характеризуют запорожское сообщество, которое собрал на Хортице Д. Вишневецкий.

Постоянные опасности, подстерегавшие жителей южного пограничья, способствовали установлению среди этого социального слоя особых форм сожительства, а осознание общих интересов подталкивало к созданию общего провода. Провод этот должен был быть национально сознательным, чтобы переживания массы были ему близки, понятны и приемлемы. И укорениться он должен был именно там, откуда можно было посмотреть на всю Украину, чтобы наиболее остро почувствовать ее боль.

Именно из таких соображений князь Вишневецкий выбрал на Запорожье остров Хортицу — «против крымских кочевников». Именно здесь он объединил распыленных по днепровским плавням низовцев, приобщил к ним тот хлеборобский элемент с границы Дикого поля, который уже приобрел навыки военного ремесла. Следовательно, он определил направление создания собственно украинской вооруженной силы, которая имела органическую связь с землей. Это и было именно украинским выбором.

Разумеется, переход князя Вишневецкого на постоянное бытование среди казачества на днепровских островах вызвало соответствующий резонанс в тогдашнем обществе, особенно в правительственных кругах. В польских энциклопедических изданиях часто отстаивается тезис о том, что Д. Вишневецкий связал свою судьбу с запорожским казачеством непосредственно на днепровских островах исключительно в связи с «амбициозными его намерениями, выполнению которых должны были послужить казаки».

Именно таким и был Д. Вишневецкий, ведь, создавая отдельную организованную вооруженную силу там, где скрещивались мусульманский и христианский миры, он первым осознал: взятием под контроль геополитических координат Северного Причерноморья не только начинается возрождение государства собственного народа, но и возникает потребность предостеречь его от грозной опасности, скрывавшейся в соседстве с военной потугой Крымского ханства, которому протежировала могущественная тогда Османская Порта.

В таких обстоятельствах у князя Вишневецкого вызрела идея использовать противоречия между турками и поляками для благоприятного для Украины развития событий. Все более очевидной становилась попытка обратиться с предложением о своего рода оборонном союзе к Блистательной Порте. Поездка Вишневецкого в Константинополь, где он встречался с самим султаном, дает основания утверждать, что этой акцией украинское казачество было выведено на арену международных отношений. Безусловно, это был достаточно заметный шаг в будущем процессе возрождения Украинского государства, с вооруженной силой которого уже считались.

Именно период истории казачества, когда во главе его стоял князь Дмитрий Вишневецкий, является определяющим, поскольку он взял на себя миссию сплотить его из спасающихся от социальных и религиозных притеснений. В этом как раз и проявилась его государственная и военная дальновидность. Именно он, вопреки попыткам польского правительства держать днепровскую вольницу в полном подчинении, начал обособлять запорожское казачество в автономную от Польско-Литовского государства организацию, а в дальнейшем и в самостоятельную, постепенно выдвигая ее на арену международных отношений.

Важным вкладом князя Д. Вишневецкого в закладку фундаментов украинской государственности было его стремление к территориальному распространению вольностей Войска Запорожского на восток и юг. По-видимому, учитывая это, польский король Стефан Баторий вынужден был при заключении первого реестра согласиться закрепить за казаками на вечное владение «город Терехтемиров с монастырем и перевозом, кроме старинного их запорожского города Чигирина, и от этого города Терехтемирова к низу по Днепру до самого Чигирина и запорожских степей, к землям прилегающим, со всеми на тех землях насаженными местечками, селами, хуторами, рыбными на том берегу в Днепре ловами и другими угодьями, а в ширину от Днепра на степь сколько тех местечек, сел и хуторов земли издавна находилось».

То есть запорожцы требовали закрепить за ними те земли, которые они уже освоили. И когда речь идет о той территории, на которой украинское казачество с начала 50-х годов ХVІ ст. боролось против степной орды, то это не только Поднепровье, но и бассейны Орели, Берестовой, Конки, Кальмиуса, Северского Донца. Ведь именно там украинский князь закладывал свои походные лагеря, на месте которых в будущем вырастали постоянные поселения, увековечившие и имя своего основателя. Ярким примером в этом плане являются расположенные на Северском Донце в пределах нынешней Ростовской области Российской Федерации хутора Верхний Вишневецкий и Нижний Вишневецкий.

Но окружающие хутора и зимовки, особенно на правом берегу Дона, куда впоследствии переместится и круг Войска Донского, будут оставаться с украинскими традициями и духовностью. Они станут своеобразным притягательным ядром для тех запорожцев, которые перейдут сюда на постоянное проживание, а также более поздних украинцев-переселенцев, которые возьмутся за хлеборобское освоение приазовской степи. В итоге это даст впоследствии возможность нашему народу заявить о своем праве на эти земли.

Деятельность Д. Вишневецкого была направлена на соборническое осознание украинского казачества, увязки его деятельности со всеми землями, принадлежавшими во времена Киевской Руси украинскому народу, — от Волыни и буковинских территорий до Среднего и Нижнего Подонья и дальше на Кубань, где когда-то существовало Тмутараканское княжество.

Из ватаг, которые достаточно быстро распыляли свою энергию на исключительное удовлетворение материальных потребностей, что могло вскоре привести к борьбе за передел влияния на отдельные регионы, князь Д. Вишневецкий своей жертвенностью, в сущности, начал создавать ту рыцарскую касту, которая оказалась готовой к службе родному народу, защищая слабого. Школа казацкого воспитания оказалась настолько новаторской, что ей начали подражать везде.

Но вместе с тем украинское казачество берет на себя функцию национального провода, его старшина трансформируется в элиту родного народа, поскольку он остался фактически без собственного провода — около 300 родов русьской шляхты и аристократии после Кревской унии пошли на службу полякам, отрекаясь от украинства. В итоге казачество наряду с лозунгом борьбы за волю бросает клич за веру на всех этнических землях нашего народа.

Эта традиция развернулась в годы Хмельнитчины красноречивыми заявлениями самого гетмана: «Тепер воювати буду о віру православную нашую. Поможет мі то чернь всяя по Люблин і Краков, которой я не одступлюсь, бо то права рука нашая, — люди, коториє холопства не витерпів, ушли в козаки… За границю на войну не пойду, шаблі на турків і татар не поднесу. Досить нам на Україні і Подолю і Волині; тепер досить достатку в землі і князстві своїм по Львов, Холм і Галич. А ставши на Віслі, скажу дальшим ляхам: сидіте, мовчіте, ляхи».

Стоял на этом Богдан Хмельницкий и в 1656 году, когда напоминал и московскому царю, где западная граница украинского народа: «по Вислу реку была, вплоть до венгерской…». Это понимала и казацкая старшина. В частности, генеральный писарь Богдана Хмельницкого Иван Выговский, готовя к подписанию украинско-шведский договор, заявил 18 января 1657 года шведскому послу Веллингу, что казацкая старшина не собирается «вступать ни в какие трактаты, пока королевское величество (Карл Х. — В.С.) не признает за нами право на всю Старую Украину или Роксоланию, где греческая вера была и язык еще существует, — до Вислы. Чтобы они могли удержать, что своей саблей добыли, и были бы осмеяны, если бы не вернули себе при нынешней возможности того, что было ими потеряно и несправедливо у них забрано».

Идея украинского соборничества получает среди народных масс такое распространение, что после смерти Великого Богдана казацкий совет постановил в 1658 г. добиваться подписания Гадячского трактата «добиваться в первую очередь Русьского княжества удела, при нем воеводств: волынского, русьского, подольского и белзского в короне, а в княжестве Литовском Пинска, Быхова, Стародуба, Овруча и немало других земель».

Должно быть, это тоже не стоит считать авантюрой.

Да, украинское казачество, его старшину есть за что критиковать. Скажем, того же вожака запорожцев Ивана Сирко, который очень часто действовал по подсказкам московских воевод во вред украинской государственности. Действительно, Украина казацкой эпохи умеет добывать, но не умеет свою победу закрепить, как отметил О. Лащенко. Свои полки водит под Хотин спасать Польшу, а когда сама восстает против Польши, побеждает и валит ее, когда в ногах казацкого гетмана лежала Варшава, не имеет отваги наступить на их трон, «ведет переговоры» об увеличении количества реестровых полков и место митрополита в польском сейме.

Казацкая эпоха не смогла закрепить за собой и Киев, а купола Батурина и Чигирина «не касаются неба». Следовательно упадок казацкого Киева идет рядом с упадком осознания нацией «своего места во вселенной, потери ощущения нацией непосредственной своей связи с Богом — нация перестает быть собой, становится неполной нацией, коллективом, который соединяет в единое целое уже больше «первень» пассивный (сообщество физическое), нежели «первень» активный (сообщество волевое).

Становимся постепенно народом крестьянским и тем самым народом неисторическим: наша культура постепенно перестает быть культурой национальной, становится культурой сугубо народной, духовая жизнь наша отходит в провинцию, замыкается селом, в совершенстве владеем деревом, зато уже не имеем сил, чтобы овладеть камнем. Отступаем из городов своих, и города наши заполняет чужеземная тьма».

И хотя народные массы еще будут теплиться живым огнем, взрываясь время от времени, еще появляются смелые верой и высокой мудростью вожаки, но уже не построят они дамбу, которая бы революционное «наводнение собрала в одно русло, не имеют над собой купола, который бы причастил эти массы духовые, башен, которые бы победно сформировали и вывели их к высотам». И так будет вплоть до начала ХХ века, когда казацкое сознание возродится в украинской национальной революции.

Казацкая идея и сегодня продолжает воспитывать в украинце чувство чести, ответственности перед всем народом, чувство национального достоинства. Именно оно избавляет его от чувства второсортности, навязываемого в течение многих веков. Казачество вернуло украинскому народу уверенность в его высокой внутренней нравственности, установило новые нормы поведения, где казак казаку — брат, таким образом поддержало чувство солидарности.

Да, большевистской власти за многие десятки лет удалось стереть из памяти значительной части украинства историческую заслугу перед нашим народом войск Украинской Народной Республики и формирований Украинской Повстанческой Армии, представляя их как бандитов, погромщиков, сегодня  российская пропаганда пытается под этим шаблоном подать и священную борьбу украинских воинов, которые, наследуя славные традиции казачества, защищают территориальную целостность нашего государства в Донбассе.

И в то время, когда «казацкое сознание теплится в каждом украинце, а эту тлеющую искру надо раздуть, чтобы вспыхнуло большое пламя в его душе и руководило его мыслями и его чувствами», не совсем понятно, из каких побуждений мы сами начинаем информационный штурм той еще единой своеобразной украинской баррикады, которой гордимся и перед всем миром, потому что она стала не только нашим, но и всемирным феноменом.

Автор: Владимир СЕРГИЙЧУК, доктор исторических наук, ДЕНЬ