Історії

Дневник обвиняемого. Часть вторая. Судиться в России – это и так смерть с оттяжкой

Published 10 Вересня 2015

Сажает вообще-то теперь суд. Но это семечки. Суд в любую сторону поворачивается, если нет политики или там убийства. За полмульта выпустят под подписку или даже не будут закрывать. Не, я не платил. У меня дело политическое – раз. И заявление об уходе я написал – два. Сначала статья была, считай, что легкая, – три.

18.11.2012.

Завтра, точнее через 38 часов (впереди все воскресенье и полпонедельника), мне предъявят новые-старые обвинения. Думаю, все те же десять плюс четыре года. Ну и пять лет по взятке где-то гуляют по прокурорско-следовательским кабинетам два месяца уже. Волнует другое: уложатся ли упыри до Нового года, до истечения очередных сроков? Потому что продление двух разъединенных дел – о, они еще одну загадку для УПК готовят – одним постановлением это как? Взятку, конечно, до Нового года так или иначе в суд спихнут. Но сроки для новых дел они откуда считать начнут? В общем, они будут торопиться, а мы не отставать.

Вчера утром отвозил Андрея в школу (ходит через день – любовь у него, и ничего с ним не сделаешь), разговорились про мое дело. Он постепенно вникает: «Почему ж тебя заказали?» Не нашелся ничего ответить как пафосное: «Трудно быть свободным человеком в несвободной стране». Извиняет, что это первое, что пришло в голову. Никакого смирения, черт.

Неделя выдалась насыщенная. Во вторник была кассация на «обыск в жилище». Отказали нам. Трио в мантиях: Блондинка, Брюнетка и Лысый. Прокурор тоже лысый. Все старые знакомые. Этот состав был на «моей» первой победной кассации в марте. Тогда, впрочем, их абсолютно законное решение с полпинка отменила следующая инстанция – надзор. «Наши возможности безграничны», – свирепо шутит Г. Для судей, сегодняшней троицы, отмена решения – это серьезный «косяк», и невольный виновник – я.

С первых слов почти ясен расклад: Блондинка, она же председательша и докладчик – за нас. Сочувственно спрашивает, что изъяли. «Зарплату жены – 15 тысяч», – отвечаю. Лысый судья, он из прокурорских и связан с гебней, – против. Очевидно, что провели работу, напрягается. Отпускает в мой адрес характерную шутку: «Бывших редакторов не бывает». Вы перепутали, Ваша лысость, это бывших кагэбэшников не бывает.

Мой адвокат Д. привычно уже разносит в пух и прах безнадежную позицию следствия, в ответ два Лысых начинают абстрактно теоретизировать о судьбе дополнительного расследования в России в исторической перспективе. Эй, АкадЭмики, тут суд, а не научная конференция. Брюнетка за все время не произносит ни слова, рассматривает меня. В недобрых глазах – приговор. Последнее слово, очевидно, будет за ней. Интересно, звонили ли или расчет на «дисциплину»?

Удаляются в «совещательную». Пластиковая дверь – долгий разговор на повышенных тонах местами можно разобрать. Мужской голос: «У него же дом в “долине нищих”, точно говорю – наворовал». Женский, до этого сопротивлявшийся голос против такого «правового» аргумента не находит возражений.

Срочно надо худеть, а то скажут: «Гляди, какую ряху наел, ясно – наворовал».

Вердикт – нашу жалобу оставляют без удовлетворения. Думал ли я заранее? Да нет – надеялся до последнего. Тем более что и Лысый прокурор (он среди всех – самый «человечный» что ли, миролюбивый) ни слова не возразил по существу. Что ж, пойдем в надзор, а затем и в Верховный.

Брюнетка после оглашения обращается к другим мантиям: «Давайте останемся на пять минут, нужно по одному делу переговорить». Вот в эти пять минут и будет решаться чья-то судьба. А «процесс»? Это декорации для нищих и наивных.

Два бессмысленных ноябрьских дня проходят в ожидании очередного судебного заседания. К исходу второго силком выдавливаю себя на прогулку по ноябрьскому вечернему лесу. В почти зимних сумерках ощущаешь, что природа в наших краях лучше, чем люди. Во всяком случае, беззлобнее и безопаснее. В дом могут «прийти», в лес – нет. Ах да, мобильник не надо с собой на прогулку брать. Впрочем, мысли считывать посредством мобильника еще не научились, наверное. Мысли мои как стекло, как свежий анекдот: «Что делать, я знаю. Непонятно, только куда потом прятать трупы».

В пятницу перед обедом встречаю в коридоре адвокатской конторы Б., моего адвоката № 2. Мы расстались год назад – без скандалов, по телефону. Это отдельная история – и без добрых слов.

Б. – в стельку. Ясно, что веселье продолжается как минимум второй день. Обеими руками держится за стенку, но при этом лезет целоваться. От этой псевдобиблейской пошлости я теряюсь. Растрогал меня лукавый еврей. Начинает вещать, мол, мы отслеживаем. Еще б ты не отслеживал. Тут сарафанное радио, тут твоя репутация. Б.: «Ты сиди – ровно. У тебя все будет ровно. Со взяткой ни к кому не обращайся, никто ничего не сделает. Они уже давно там консенсус ищут, как из этого дела без потерь выйти. Найти, чтоб всех устраивало». – «Кто ж заказчик?» – спрашиваю, пользуясь случаем, в лоб. «Да Вася, Вася. Я ж и Д. говорил (знаю – говорил). Он тогда и мне, и Г-ву звонил». Это когда взятку в день приговора с «оправдоса» снимали: 7 февраля 2011 года.

Вася, зампрокурора и заказчик, звонил судье Г-ву, чтобы вернул дело в прокуратуру, и самому Б., чтобы не обжаловал. Теперь, спустя полтора года, уже и не скажешь – подлость это со стороны Б. или нет. Статью, конечно, в УК за это дело Васе легко найти, да некому. «А у Васи и прокурора области, – спрашиваю, – одни интересы? Стоит к нему на прием попадать?» – «Не-е-е, – растягивает Б., – разные. Ты приходи ко мне в понедельник или во вторник, я в любое время, покумекаем, чем тебе помочь». – «Как получится, – говорю, – суды у нас сейчас», – понимая, что не приду.

Все, что мне наговорил пьяный Б., я и так знал. Но подтверждение из первых уст внушает оптимизм.

У Д. «заодно» в райсуде образовалось сразу два дела. Одно – мое, обжалуем следовательское решение об обыске в кабинете Натали, другое – продление под стражей. «Там не светит: две сто пятых, вторых», – улыбается Д. Два убийства группой лиц. Нашу жалобу рассмотрят первой. Убийца остается сидеть с двумя охранниками под дверью нашего процесса. Небольшого росточку, худосочный, прилично одетый, с бородкой «а-ля Троцкий», лет тридцать, о чем-то жизнерадостно болтает с охраной. Я стою рядом, пялюсь. Вроде бы коллега по несчастью, но я без сочувствия – христианин хренов. Ладно, потом расспрошу Д., кого этот малыш грохнул.

С воплем: «А где эти чудики? Не пришли, что ли?» – вваливается следователь Г. «Чудики» – это мы. Увидев нас с Д., как ни в чем не бывало, здоровается. Весь из себя гламурный субтильный прокурорик Гр. проходит мимо, кивая нам головой, – он тоже нас за людей не считает. Д. пытается выяснить, куда пропало дело по взятке. Путанно объясняют, что прокуратура вернула в следствие, а те обжаловали – ясно, игра в четыре руки. Смех сквозь слезы. Лишь бы не допустить третьей 237-й – возвращения из суда прокурору. Удивительно, что меня ни о каких телодвижениях по моему же делу не извещают. Ладно, напрягусь в воскресенье – накатаю жалобу в прокуратуру на прокуратуру, чтобы время зря не терять и Д. не отвлекать.

Судья у нас Профессор, доктор юридических наук, в судьях недавно – год или два. Меньше сорока – это первый «мой» судья, который моложе меня по возрасту. Говорят, въедливый. Очочки, внешность – человеческая, голос сочувственный. Понятно, что кто-то из следственного комитета на уровне замов его уже обрабатывал, но результат мы не сразу узнаем. Тогда и поймем, обманчива ли внешность или нет.

Открыли заседание. Прокурорик несет невообразимую пургу, где логика теряется со второй фразы. На руках у него «козырь» – вторничная кассация, для прокуратуры старается облсуд – в два дня решение написали. Облсуд для Профессора должен быть авторитетом. Возражаем, мол, право у нас не прецедентное и только решения Верховного суда имеют обязательную силу для всех. Профессор спрашивает Г. о смысле этого обыска, тот не находит ничего сказать. Не говорить же, мы их попугать решили. Профессор откладывает на неделю и вызывает в суд Натали, пусть сама расскажет, как нарушены ее права.

Все эти обыски и их обжалования – всего лишь арьергардные стычки. Декабрь предстоит жаркий.

А так хочется расслабиться, дотянуть до Нового года, до четвертого своего уголовного года, а там и до весны. Судиться в России – это и так смерть с оттяжкой. Так еще и по морозу. Бр-р-р. А весной – хоть в тюрьму, хоть в суму, хоть – в Красную армию.

21.11.2012. Женюсь, какие могут быть игрушки

Предъявление обвинения отложилось на сутки из-за занятости моего адвоката. Ну, предъявили. Полтора десятка страниц слово в слово все то же, что и год назад, – растрата до десяти и злоупотребления до четырех.

Г. опять отжигал. Как ожидалось, просил (третий раз!) закрыть взятку. По деятельному раскаянию, при этом рассуждал, что закрытие по давности якобы не пропустит прокуратура. Опять обещал условно, грозил карой небесной и тюрьмой, ссылался на Мк. – зам такой в СК, длинный как каланча, с отталкивающим крупным лицом, ненавидимый и самими следаками, в сорок лет ни разу не женатый (голубой, что ли?). Самое смешное, что Мк. этот прославился с помощью моей газеты – расследовал дело крупной банды – мы пропиарили. И его карьера поползла вверх. Он всех людей за убийц и бандитов держит, а с бандитами какой разговор – бутылка в жопу. Не задумывается даже, что главный тут бандит теперь он.

Мы с Д. на такие предложения (по взятке – лишнего не подумайте) ничего не отвечаем сразу. Просто посылать человека, который просто так может тебя засадить, неумно. Г. обещает на следующей неделе закончить следствие, но для этого надо наше согласие на осмотр дома. Думаю, до начала декабря мы так или иначе дотянем. Заводит – и тем себя выдает – на тему 217-й. В смысле, надеется, что мы быстро ознакомимся со старым-новым делом. Да, продлеваться на после 1 января им будет крайне геморройно. Проще, конечно, здесь через суд меня ограничить.

За подписанием бумаг идет непринужденная светская беседа. Вот Г. дали «главное» дело нашего гонимого мэра. 40 миллионов мэр перечислил моему бывшему адвокату У., который начинал мое дело, почти спер у меня квартиру и от которого я отказался через два месяца его работы, потеряв больше миллиона рублей.

Теперь У. дает показания на своего доверителя, валит по полной – вот тебе и адвокатская тайна. Бабки 100% – взятка в Арбитражный суд. Эту тему будут старательно обходить. А вот мэра постараются закопать. Хотя скорее сам себя закопает. Сотрудничает. Радуется, что свидетель. Г. говорит, что окружение мэра собрало бабки «на решение этого и других вопросов». Сажать или не сажать мэра миллионного города – это решают в администрации президента. Аукцион. Если враги заплатят больше, то из Москвы придет команда к генералам, а от них Г. «посадить». Но пока ничего не ясно.

Г.: «А М. Б. мне и говорит, не сажай ты его (меня то есть), пусть он на мне женится. Понравились вы ей чем-то». Опа-на. Куда мне заявление подавать – в ЗАГС или в квалификационную коллегию судей?

М. Б. в молодости любила ходить на процессы в супермини. Чтобы девичьи прокурорские труселя было и адвокатам, и обвиняемым видать – напротив ведь сидят. Встанет так, поправит юбочку: прошу, дорогие, пожизненное. Девка была эффектная, папа – светило местного юрфака. Она и теперь в сорок пять очень даже ничего, блондинистая, фигуристая. Не замужем, взрослая дочь есть. Зимой рассматривала мою жалобу не в мантии, а в норковой шубе. Отказала, но грамотно.

Она – предсказуемый судья. Как принято говорить, дружит с прокурорскими. Ее будут уговаривать на основной процесс. Судью К. они выдоили и выжали полностью. Такими темпами, как намечается, – предварительные слушания (третьи) начнутся в феврале. И если я задумываюсь о том, кто будет судьей, то ОНИ – тем более. Никто мое дело брать не хочет, но кому-то придется. И с кем-то договорятся. М. Б. – кандидат № 1. Не радует меня стать объектом ее уголовно-эротических фантазий.

Рассказываю вечером Натали, она ржет. Говорит: согласна отдать меня в сексуальное рабство. Тут же разносит эту весть подругам. Ей весело, что кто-то на меня еще западает, судья. «А она моложе нас?» – «Постарше немного».

Натали вспомнила, что именно М. Б. арестовывала ее ювелирку и часы: «И украшения ей мои достанутся, и мужик».

Мало того, что тут суда нет, так еще какое-то садо-мазо намечается.

<…>

21.11.2012. Не женюсь

Бессонница была, накатал жалобу, отвез.

Заехал из прокуратуры в офис к Д. – он весь день шпарит новые жалобы. Думает, что оттянуть до после Нового года будет сложно.

Говорю: давай про то, что М. Б. хочет на мне жениться, напишем в судебную коллегию. Шутка шуткой, но тогда «предсказуемая» М. Б.

точно судить по существу меня не сможет. Можно ведь и к Г. с микрофончиком прийти. Д. тут же обламывает: я пойду свидетелем, а тебе придется искать нового адвоката. Статус свидетеля несовместим со статусом адвоката. Про микрофончик ему тоже не нравится. «Тогда с нами никто вообще разговаривать не будет». Понятно, «микрофончик» – это бомба под его адвокатскую карьеру и репутацию. Жаль, у меня еще столько хороших идей было.

Оставляю его наедине с моими делами. У него работы – вагон. Две судебные «по статье 125 УПК» жалобы, одна – надзорная, одна – в генпрокуратуру.

Вычитал статистику: Верховный суд удовлетворяет 0,1% надзорных жалоб. Вот коэффициент моей надежды, моих шансов на свободу и справедливость. Букмекеры на такой «матч» ставки бы не принимали. Чем дальше, тем очевиднее: хочешь остаться на свободе – от надежд на справедливость придется отказаться. Если «отскочишь» – голый, нищий, оплеванный, «деятельно раскаянный» или «условный» – и тому будешь счастлив. Ноги ментам целовать приползешь. Воистину, «лучше быть последним неудачником в демократии, чем властителем дум в деспотии».

<…>

22.11.2012.

Натали кинула ссылку: Госдума вносит с января изменения в УПК о расширении возможностей возврата дела прокурору, дополнительного расследования и пересмотра приговоров «по вновь открывшимся обстоятельствам». Меняется как раз «моя» 237-я статья УПК, часть первая. Может ли коснуться меня лично – непонятно. Но зона узаконенного беспредела расширяется. Так что не может не коснуться. Заголовок «Уголовное дело длиною в жизнь». Так и есть.

Натали готовится к завтрашнему выступлению в суде, пишет, что Г. должен сам у себя обыск в кабинете проводить: документы, которые он ищет, у него в кабинете лежат, но собраны незаконно. Пусть еще раз «найдет». Логично.

Думаю, как в ее присутствии буду вести себя в суде. Неудобно при любимой женщине болванчиком: «Ваша честь, поддерживаю позицию защиты». Желание-фантазия плавает в мозгу: убить ЭТИХ прокурора и следователя прямо в зале суда, судья-профессор пусть живет, кстати, раз уж «непредсказуемый».

Хорошо, что на входе в суд металлодетектор поставили и шмонателей посадили. А в облсуде вообще просвечивают как в аэропорту. Правильно: непреодолимые желания отчаявшихся узников концлагеря надо гасить при входе.

24.11.2012.

В пятницу были с Д. у Г., опять – в четвертый раз – уговаривал подписать закрытие взятки. «Ну что, не надумали по-мирному?» Обычно Д. как бы переговоры ведет – я молчу. А тут ответил: «По-мирному не хотите вы. Переделывайте 160-ю. Тогда и поговорим». Г. сорвался буквально на визг: «Вам думать надо было, когда воровали». Вот кому ты гонишь, мент. Тут зрителей нет. Ты знаешь, что вся растрата на безумных, нелепых по сути показаниях запуганного жулика Миши. При этом два месяца назад при Ф., своем начальнике, Г. рассуждал, что может переделать 160-ю на нетяжкие варианты: неуплату или превышение полномочий – и разошлись как в море корабли. Но видно, хозяева ему теперь дали жесткую установку – сломать меня. И впервые Г. открыто стал угрожать мне арестом. До этого просто обещал «сделать мою жизнь адом».

Г. живописует картинку, почему меня можно теперь закрыть. На днях один из следователей СК сбил насмерть тетку и скрылся. Отъехал, правда, недалеко – с километр всего. Начал обзванивать – решать. За этим делом его гаишники и повязали. Г. описывает, как ночью звонили заму Бастрыкина, потом брали кровь на алкоголь – аж два раза, с понятыми и опечатыванием в сейфе. Москва потребовала, зная, что подменить кровь при анализе – говно-вопрос. Как трясся генерал, ожидая результата – если пьяный, то конец его – генеральской – карьере. Пронесло. Следака закрыли, и Г. это возмущает – свой ведь. А уж если своих теперь можно, то тебя, журналюга, голыми зубами съедим.

Из СК – к судье-профессору. Когда подъехал, Натали уже там, беседует с Д. Слышу его: «Пора уходить из адвокатов, как с таким беспределом бороться». Параллельно Д. рассказывает нам стратегию подачи новых жалоб. То, что сейчас – это были мелкие стычки. Предстоит первое серьезное сражение. Д. все придумал очень умно, но, к сожалению, боюсь, что здесь – в области – это будет сложно пробить. (Перечитываю спустя месяц – увы, «стратегия» не состоялась. Против лома нет приема. Только бабло, а его нет.) Показывает Д. и пришедший текст кассации по квартирному обыску. Комментирует: «Одна страничка ни о чем». Читаю – не решение суда, а какое-то хамство, не утруждают себя даже отразить нашу позицию. Я одно такое решение – краткое и наглое – уже видел весной в надзоре.

Подъезжают Г. и новый-старый прокурор с угреватым лицом пропойцы со стажем и дебильной фамилией Хр. Чего изволите, прокурор Хр.? Минут десять перед заседанием Хр., не скрываясь, проводит (инструктаж?) в кабинете «профессора». В сущности, всегда так: следователь или прокурор в кабинет судьи перед заседанием заходят как к себе домой – это унижает, показывает, что ты тут – никто. Войдя в зал заседаний, Хр. одаривает нас барским презрительным кивком головы. Натали спрашивает Д.: «Разве раньше такое было возможно?» – «Раньше, когда я начинал (десять лет назад, то есть), еще хуже было, судья с прокурором могут сесть бухнуть перед процессом. Меня приглашали, но я всегда отказывался. Говорю, я за рулем, а такой корочки, как у вас, чтобы бухать за рулем, у меня нету».

Вообще, только за эту неделю менты в нашем городе трех человек насмерть сбили. Летом их милицейский генерал – начальник областной ментовки – запретил своим приказом ездить ментам на личном транспорте после двадцати двух и под страхом увольнения посещать любые кафе и рестораны. Десять человек за год задавили насмерть менты. Прославились этим приказом на всю страну. Народ в интернете: «Их бы вообще на улицы лучше не выпускать». Меньше чем через месяц приказ отменили. Нарушает права ментов.

Встатьсудидетпрошусадиться. Д. опять в процессе разносит в пух и прах аргументы прокурора Хр. Тот договорился до того, что раз уголовное дело вернули со стадии предварительного слушания, то это еще и не суд почти. Ага. Здравствуй, новый УПК. Д. предупреждает суд, что дело не в несчастном обыске, в котором ничего не нашли, а в порочной, противозаконной и много лет как отмененной практике дополнительного расследования, которую может как бы «узаконить» своим решением уважаемый суд-профессор. Натали выступает эмоционально, в том числе про изъятие несчастных зарплатных пятнадцати тысяч. Я говорю, что все эти три «пустых» обыска – дома, у тещи, у Натали в кабинете – всего лишь попытка психологического воздействия на меня. Суд удаляется в совещательную на час. Все, кроме нас с Натали, разъезжаются.

Мы остаемся одни в судебном зале. Натали показывает в Ipade фотографии нашего биколора Ванечки-Айвенго, проданного недавно в Германию. Немцы заказали в нашем питомнике еще и кошечку – когда родится, – но по бартеру на будущего ванечкиного сына. Планов кошачьих громадье. <…>

Наконец возвращается профессор с секретарем. Минут десять на зачтение приговора – тщателен. Всегда стоишь – вслушиваешься с надеждой. По первой инстанции только в последней трети или даже четверти приговора бывает ясно, что отказ. В кассации все без соплей, могут просто буркнуть с чувством непередаваемой собственной значимости единственную фразу: «Без изменения» или «Отменить». И эта фраза будет судьбоносна. Судьи облсуда это понимают. Дальше – надзор, неприступная крепостная стена. 0,1% отмен в надзоре. Они в кассации – боги. В первой инстанции у судей глазки бегают почти всегда, в кассации – никогда, в надзоре – пока один раз бывал – выглядят как живые мертвецы. С ними может и обманчиво – один сочувствующий взгляд я словил весной. От бывшего гэбэшника, кстати. У них на судейском верху тоже свои игры и неудачам соперников радуются тихой ехидной радостью олимпийских богов. Но, чтобы боги веселились, смертные должны гибнуть.

Иногда, как в случае со мной, затягивается до неприличия.

И кстати, совсем забыл – осмотр дома договорились на пятницу, тридцатое. Намеков (после прямых угроз), что я до этой пятницы на свободе не доживу, Г. сделал с полдесятка за вечер. Не верю, но вечером все это обсуждаем с Натали. Увы, она не будет понимать, что делать, если меня арестуют. Хотя делать надо одно – шум поднимать. Пока терпим в тишине. Выиграть информ-войну у этой брехливой публики с проплаченными шавками не так-то просто. И что еще хуже –

концентрация внимания не должна уйти в свисток. Значит – рано.

Но все равно надо бы заранее (ну, вот не люблю – ничего заранее) готовить уже «боевые» тексты – всё. Всё значит ВСЁ, Вася. Если бить открытой ладошкой, толку не будет. Д. боится, что если переходить на личности, то и наркоту подкинут, и что угодно – арсенал провокаций неисчерпаем. И то, что мы называем беспределом, лишь относительный беспредел. А настоящий беспредел еще впереди.

Надо вырываться за пределы замкнутого круга областной всесильной мафии – генпрокуратура, Верховный суд. Неужели они способны подмять или купить ВСЕХ? «Наши возможности безграничны», – лыбится Г. «Сильно он сдал за год. Лицо почернело все», – констатирует Натали. А в глазах ее мысль: чтоб он сдох.

Господи, помилуй нас, грешных!

<…>

26.11.2012.

К вечеру воскресенья пошел первый снег. Если не будут арестовывать, как грозился Г., то вся неделя до вечера пятницы от мусоров и судов свободна. Завтра снег растает – и еще на десять дней минимум плюсовая температура.

В пригороде Челябинска Копейске (минус 8) на строгой зоне ИК-6 вторые сутки идет мирный тюремный бунт. Полторы тысячи зеков стоят на морозе и без еды. Требуют прекратить издевательства и выпустить товарищей из штрафных изоляторов. Полсотни зэков захватили крышу и вышки – вывесили плакаты: «Люди, помогите». Вокруг зоны толпа родни и просто пьяных. Менты, ОМОН, их около тысячи согнали, винтят пьяных и избивают всех подряд, но штурмовать не решаются. Еще шесть челябинских зон на второй день встали на голодовку в знак солидарности с ИК-6. Интернет гудит, оппозиция и власти не замечают никаких бунтов. Все перепощивают картинку – контурную карту России с надписью ИК-6. Моя родина (с какой буквы писать?) – тюрьма. А что еще можно сказать о стране, где лучшими гражданами оказываются те, кто лишен гражданских прав? Я МОЛЮСЬ, ЧТОБЫ ЗЭКИ ПРОДЕРЖАЛИСЬ КАК МОЖНО ДОЛЬШЕ. ВЕДЬ ОНИ НЕ ТОЛЬКО ЗА СЕБЯ И СВОИХ ТОВАРИЩЕЙ СРАЖАЮТСЯ, НО И ЗА НАС, ТРУСЛИВЫХ И БЕССЕРДЕЧНЫХ. Наступают времена, когда было стыдно не сидеть. Красиво, но не хочется. Строгая зона мне, наверное, не грозит, а обычная – вполне. Представляю себя стоящим в ночи на восьмиградусном морозе бесправной песчинкой в ватном, негреющем бушлате. В ожидании штурма ОМОНА, в ожидании зверских расправ, в ожидании…

Я и не живу уже три с лишним года, я – в ожидании. Никаких чувств и эмоций, ни радости, ни сожалений, ни надежд, никаких других соплей. Только нервы – провода, по которым подают мозговой ток. Высоковольтные.

Самое время проклинать свою родину – страну ментов. Сны, движение мысли – все вокруг уголовного дела. Даже футбол не отвлекает. Понимаю, что ненормально. Уже два месяца – с последнего обыска – ничего не читаю. Кафку успел дочитать, Пруста забросил и ничего нового не придумал. До этого чтение спасало все три года. Заземляло мозговой ток.

Остаются молитвы и стихи. «…не муж, но мальчик для битья. Казаться – быть – опять казаться… В каком наперстке жизнь твоя?»

Остаются сны.

К обеду понедельника, пишут, бунт утих без штурма. Власти начали делать заявления, нашли крайнего: генерала, бывшего областного начальника УФСИН, очень вовремя скончавшегося. Еще в советское время была построена система, которая сегодня будоражит всю страну, – сказал губернатор. – В Челябинской области она выстраивалась еще при прежнем руководителе ГУ ФСИН. Такая система привела к огромному количеству самоубийств, избиений, бунтам.

Не должно быть массового истязания заключенных. Причем звучат только челябинские колонии. Там идут сплошные денежные поборы. В этом серьезно нужно разбираться. Система является порочной». Страна является порочной. Но пораженья от победы ты, зэк, не должен отличать. Сначала они сделают вид, что отступили, дождутся ослабления напряжения и опять начнут закручивать гайки, поскольку понимают, что любая либерализация – это смерть режима. Они неглупы, эти вертухаи. Что в Копейске, что в Кремле. И они опасны – им есть, что терять, и есть, чем защищаться. Пока МЫ не станем опаснее, чем они, не победим.

4.12.2012. Электрик меняет показания

Иногда, как сегодня-вчера-позавчера, ведение этих записок начинает утомлять: какие-то «уголовные» события происходят, откладываешь, новые происходят, накладывается одно на другое. Надо бы писать, но никакого желания нет.

Сегодня рассмотрение нашей жалобы по возбуждению 285 – по электрику. Судья, ты будешь смеяться, – говорит Д., – К. В общем, все ясно, включая кассацию и надзор. К. в пятый раз у нас. (При ознакомлении с делом понял, что К. не пять, а все пятнадцать раз принимал различные решения по делу.) Все остальные судьи вместе взятые – тоже пять раз. К. достается все самое главное. Он не просто предсказуем, он – личный друг первого зама в областном СК, он «со дня на день» должен перейти в облсуд – только этих двух приводных ремней достаточно, чтобы судить как надо.

Только что К. отвесил пять лет реального срока некоему Жукову, племяннику бывшего губернатора и вице-спикеру облдумы одновременно, от партии «Единая Россия», естественно. Я пересекался с ним как журналист – не слишком приятный тип. Этот Жуков при разборках по земле плеснул серной кислотой в лицо девушке своего партнера. Суть разборок – земля. Делили совместно уворованный участок под строительство за сто миллионов рублей. Спланировал тщательно: парик, накладные усы, алиби. Судя по прессе, косяков у следствия много было. Главное из которых – незаконное опознание. Тем не менее – пять лет. Отвесил – и ладно. К стыду, не вызывает моего сочувствия коллега по несчастью. Опять корю себя за жестокосердие. В общем, я это к тому, что К. на посту: не отпускать же ТАКОГО обвиняемого из-за «недоработок» СК. Понимаю, что примерно то же говорят и обо мне. Ведь – спёр, спёр, спёр. В газете же написано.

За прошедшую неделю получил повестку в суд по налоговой, Натали подобрала с подачи Д. адвокатшу-цивилиста, завтра еду знакомиться. Должны отбиться, но опять расходы. Получил тексты двух решений: 1) облсуд от Лысого судьи по домашнему обыску, хамское просто – так и пишут: спёр 20 мультов – как самоочевидный факт, даже не утруждают вводным «следствие установило», не говоря уж – «предполагает»; будем обжаловать в надзор, потом в Верховный; 2) райсуд от судьи Профессора по обыску в кабинете Натали – изворотливое, но грамотное. Вывод судьи: выводы делать «преждевременно». Наш вывод: хай живе – обжаловать не будем, чтобы не отвлекать силы и средства на второстепенные фронты.

В пятницу был осмотр жилища с электриком. Год назад уже проводили, но с другим адвокатом. Теперь у следствия все доказательства сгорели – пошли по второму кругу. Действие незаконное, о чем сразу вносим в протокол.

Присутствуют: Г., две двадцатилетние страшные соски – понятые из пригорода и два самых мерзких опера. Именно эти уроды разносили в щепки мою квартиру при первом обыске три года назад. Это личная гвардия генерала Васи. Они тогда, не стесняясь ни жены, ни тещи, ни адвоката, снимали свой разгром на видео и он-лайн Васе «кино» сбрасывали – Вася всю ночь сидел в кабинете – рулил моей посадкой. Один из оперов сейчас уже начальник экономического отдела. На мне, что ли, поднялся? Но все равно посылают – ясно, для напоминания-устрашения. Именно этот, Мт. его фамилия, заставлял меня снимать нательный крест – «в камере не положено». Что ж – снял, поцеловал, отдал жене. Взял с собой Новый Завет, Псалтирь и китайский свитер – Мт. не возражал. Через час эта бригада подбросила, совершенно неуклюже, мне в кабинет две купюры по пять тысяч рублей – и процесс пошел. А насчет ареста – был блеф. Арестовать, думаю, меня могли бы, разве только если бы я не уволился, а наутро меня и так выгнали.

Ну и главный герой сегодняшнего дня – электрик Роман Лисов, сорок лет, «Дэу-Матисс», вдовец, детей нет, работает в соседней области, на следственные действия приезжает, как говорит Г. «с радостью, по первому зову», одежда небогатая и давно не стиранная, стоптанные китайские ботинки. Делает неожиданный шаг и с непередаваемой ухмылкой щелкает выключателем – типа я тут все знаю. Ощущает себя то ли Гамлетом, то ли… в общем, вершителем судеб. Поклон, аплодисменты.

В жизни таких маленьких людей, где ничего не происходит, событие подобное сегодняшнему – это событие всей жизни. О нем будут рассказывать детям, если таковые появятся.

Суть этого моего преступления в том, что Лисов получал четыре года назад зарплату менеджера в редакции и теперь утверждает, что все это время работал у меня в доме. На самом деле их бригада работала в редакции, но Лисов об этом молчал сначала, а потом с подачи Г. и вовсе стал отрицать, что глупо, конечно, но тут важно, чтобы стройная версия дошла до суда. Было уже четыре его допроса и один осмотр – и пять раз он подтверждал свою брехню, подогнанную под фабулу Г. На самом деле Лисов был у нас дома лишь несколько раз, а работали совершенно другие люди – братья Колобки, они тоже из этой электробригады, но это сильно меняет дело.

Просим всех разуться, в ответ один из оперов демонстративно отталкивает меня и идет вверх по лестнице. Натали обещает Г. кару небесную и идет пить корвалол, Д. подкалывает его же на предмет – кто же здесь на самом деле главный. Когда следователь у оперов на побегушках – это западло, а уж когда важняк на побегушках, то втройне.

Один опер держит в руках старый протокол и сверяется с тем, что рассказывает Лисов: тут кабель медный в потолке и штробе и тут кабель тоже медный, тоже в потолке и штробе. Мы-то думали, что у нас кабель деревянный, к полу прибит. Ценность показаний – нулевая, но какую-то иллюзию доказательств для суда создавать надо. Мало что незаконные, но и еще и нелепые. Лисов приписывает себе работы, которые он физически не мог делать, – вешал кабель на забор, которого не было в природе тогда. Мы молчим.

Кара небесная приходит в виде единственного вопроса Д. (для меня неожиданного – думал до суда все оставлять): «Вы сами все работы выполняли?» Так мы не договаривались, товарищ следователь, мы это не репетировали. «У меня было два помощника, я руководил». Трясущимися руками лезет в записную книжку. «Можно в книжке посмотреть? Баженовы – братья, Дмитрий и Александр». – «Через “А” или через “О”?» – «О». Теперь и я знаю фамилию, а то «Колобки» как-то даже неудобно, да и телефона их у меня под рукой не было. Забота Г. – их искать, допрашивать, прессовать, проводить очные ставки, склеивать разбитое корыто – еще две недели долой. Мне уповать на небеса, что Колобков не подведут под очередные нужные показания. (Перечитываю – и уже знаю, что Г. опять «собрал» нужные показания с Саши – старшего Колобка. Неприятно, но в суде все изменится 100%. Колобок парень приличный, не Лисов.) Но это ведь еще и новые свидетели – опять незаконно. Незаконнее незаконного. Ты еще пойди найди «моих» Колобков – через «о» – телефон-то они сменили.

Без гадостей не расстаемся. Г. начинает выпытывать, оплатили ли мы кредит на Натальину «судзуку», и обещает наложить очередной арест, мой убитый двенадцатилетний «Жигуль» его не интересует. На выходе опер, который снимал с меня крест, интересуется «первая ли у меня жена» – посылаю куда подальше.

После ухода уродов ругаемся с Натали на тему продажи машины – мат-перемат – в присутствии Д.: «может, я поеду» – «сиди, без тебя она никого не слушает, все про..бет – тебе же гонорар не достанется, а меня посадит».

В общем, вчера переоформили «судзуку» в счет залога за долги. Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не жела-а-ет.

5.12.2012. Месть гламурного прокурора

Из-за болезни Д. – давление подскочило – суд перенесли на пятницу. Два дня теперь лишних есть, на то чтобы К. и его друзьям из СК и прокуратуры «посоветоваться» в областном суде. В этот раз ни я, ни Натали иллюзий не питаем.

В районном суде обед с часу до двух, наше заседание в два. Без одной минуты два мимо просителей и охраны проходит четверка уголовных судей-мужчин. Исполненная достоинства медлительная походка резервуарных псов. Пристав с лакейским поклоном открывающий дверь, запах непереваренной пищи. Вершители судеб районного масштаба. Сзади семенят Гламурный прокурорик из отдела коррупции и Г. Проходят как к себе в кабинет К., выходят минут через пять. Гламурный – в мою сторону: «В пятницу, в десять». Никто меня не приглашал, заседание не открывали, формальностями не утруждаются.

Все эти демонстративные заходы парочки прокурор-следователь в кабинет судьи перед заседаниями унижают, показывают твое место в этой системе: ты – никто. Спрашиваю у Гламурного, почему до сих пор не ответили на мою последнюю жалобу. «Как же – ответили еще 23 ноября, хотя могли бы в конце декабря». Как он осчастливил меня, да счастье по дороге затерялось! Пытается свалить все на почту – врет, специально не отправляли. Обижается, что в своей жалобе я якобы исказил его слова о том, кто где что обжаловал. «Это не я говорил, а Г., и не в суд он обжаловал – у него таких полномочий нет. А то я ведь могу и оскорбиться», – гламурится Гламурный прокурор. Ясно, что отхватил за длинный язык от начальства. «Я не юрист, не знаю, куда кто обжаловал, – пожимаю плечами. – Копию дадите?» – «Дам, только без гербовой».

Через десять минут уже в облпрокуратуре. Мрамор, позолота, малахитовые (?) вазоны, дворец графа Воронцова, не меньше, или скорее Дракулы… Тут же нелепым красным бархатом доска прокурорского почета. Непередаваемого апломба прокурорские хари в голубых мундирах шастают мимо тебя, пока стоишь перед забаррикадированным входом. Металлоискатели, вооруженная охрана, лобовой атакой не возьмешь.

Месть оскорбленного Гламурного. Сначала он полчаса не берет трубку, зная, что я жду. Потом переменяет решение: чтобы получить мне копию жалобы, я должен подать жалобу, что я не получил жалобу. Но у меня с собой ни ручки, ни бумаги. Меня направляют за бумагой к дежурному прокурору (опять Крольчиха – жена губернаторского племянника). Она занята: выслушивает маразматического дедушку про какие-то пенсионные дела. Очередь возмущается – час уже болтают. «А нам в деревню назад ехать, на автобус опоздаем – ночевать негде». К дедушке Крольчиха вежлива и с улыбкой. Мне на просьбу о бумаге: «Не видите – я занята».

Появляется Гламурный. Не выпуская из своих трясущихся рук, дает мне минуту не почитать даже – а окинуть беглым взглядом ответ на мою жалобу: «Чтобы вы потом не говорили, что я задним числом сочинил». Выдает мне единственный чистый лист бумаги и ручку для написания жалобы о неполучении ответа не жалобу – тут же указывает, что не так я оформил шапку жалобы-жалобы и убегает. Во всем этом дворце Дракулы-Воронцова чистого листа бумаги мне не найти.

Вот оно – холодное торжество Гламурного прокурора. Перечеркиваю шапку, переворачиваю лист – пишу по новой. Жалобу-жалобу надо подавать Крольчихе, очередь. Деда насилу выгнали. Теперь молодая продавщица из района жалуется на банк «Русский кредит» – просрочила кредит, хотя и платит, а не скрывается. Стали угрожать, ломятся в дом, приходят на работу в киоск. Говорит, что обещают убить. Ни милиция, ни местная прокуратура не реагируют. «Я, конечно, приму ваше заявление, если настаиваете, – Крольчиха всегда вежлива и сопереживает, – но вам лучше обратиться в местный суд, узнать не выносили ли они решение о взыскании с вас денег». Моя очередь. «Я вас помню, вы к нам обращались уже», – и снова улыбается. А чего ей не улыбаться.

Вечером Натали вдруг начинает говорить, что в феврале меня посадят. «Это тебе сон, что ли, приснился?» – «Нет, это мне интуиция подсказывает», – ясно, что она не шутит. И хотя февраль ну никак не вписывается даже в самую ускоренную систему судопроизводства – на душе становится противно совсем. Ну не февраль, ну – май, ну – август. Когда-то что-то случится. И так три с половиной года, считай, у тюрьмы выиграл. «Зачем, избегая судьбы, тосковать по судьбе?» Начинает расспрашивать (ни одной нотки иронии): «Это сначала тебя в СИЗО?» – «Да, примерно на месяц-полтора, а после кассации – на этап и в колонию, куда-нибудь в Мордовию». – «Никакой Мордовии. Д. же сказал, что по месту жительства сидеть будешь».

Несколькими часами раньше разговор с другом Андреем, продавцом сувениров и философом-самоучкой, о моих мытарствах: «С одной стороны это расплата за яркую жизнь, за успех. Пошел бы работать на завод после школы, ничего бы не было, хотя ты и на заводе бы нашел приключений. С другой стороны, это же явная избранность – все лучше, чем если живешь, а умер при жизни». Молчим. Андрей – о своем, я о своем.

Вчера близорукий Андрей за рулем своей «Волги» чуть не отправил на тот свет меня и Натали, болтая по телефону и одновременно разворачиваясь направо через два ряда со второстепенной на скоростную трассу. Оправдание только в том, что это мы ему кричали: «Направо!» – чтобы не пропустил поворот. Да не этот, а следующий. «Простите. Только не бейте!» – успел крикнуть Андрей выбежавшему габаритному водителю «десятки» с хорошими тормозами и реакцией. «У меня же в машине ребенок!» – кричит на ходу детина и замолкает, увидев, что оба правых места «Волги» заняты. Я посмотрел в глаза озлобленному человеку, только что спасшему жизнь мне и моей жене. Что он увидел в моих?

<…>

9.01.2013. Новый год, новая 217-я

Страшные и могучие русские новогодние каникулы прошли трезво. Только на Рождество в гостях у тещи выпил по полбутылки шампанского и бордосского. Завтра начинать 217-ю (ознакомление). Две недели, минимум, каждый день ездить в СК на пару-тройку часов. Приехал сегодня, а моего упыря-то и нет. Уехал кого-то вязать. Думаю, что это дело по взятке у областных экологов (замначальника управления и клерк) – как раз сегодня брали. Схема один в один как с моей взяткой, да и брали на соседнем этаже в моем бывшем офисе. И гэбня при делах – сразу видно. Вот так совпадения.

Короче, через чужое горе мне дополнительный день отдыха. Это моя четвертая 217-я! А должна быть и пятая, если взятку не закроют-таки на следствии. Теоретически может так случиться, что я буду одновременно выполнять две 217-х. Таких рекордов наш славный УПК еще не видывал. Жаль, что не допустят. Я бы обратился с ходатайством, чтобы разъяснили, в каком порядке и на основании каких законов мне «вычитывать» свои дела. «Тут читать, тут не читать».

Все время прикидываю, когда должен состояться суд «по существу». Все к тому: апрель – май. В два месяца уложатся. Что ж, отмечу день рождения, потом фарфоровую свадьбу, потом и Пасха, и только потом в тюрьму, если что.

Зимой в тюрьму страшно, а весной или летом – вроде и не очень. Это я себе вбиваю в голову зачем-то. Пытаюсь себя уговорить стоять до конца. И будь, что будет. А соскочишь в сторону, на деятельное или условное, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Хотя бы потому, что у тебя не будет ответа, а что было бы, если стоял до конца?

19.01.2013.

Опять забросил записки – десять дней не писал сюда. За это время закрыли взятку за отсутствием состава преступления. По этому поводу написал что-то вроде рассказика «День упыря». Я вообще за последние два месяца неожиданно для себя стал превращаться в «писателя». Кроме этого дневника написал пару рассказов про свои школьные годы. Думал, на этом сюжеты закончатся – жизнь на самом деле скудна на сюжеты, если не врать самому себе. Ни фига – уже вот шесть рассказов набежало. Удивительно, но такая писанина дает тебе силы.

Закрытие трех-с-половиной-летнего дела по реабилитирующим обстоятельствам – это круче некуда. Кроме того, это компенсация. Что было бы очень полезно. Ведь только двум первым адвокатам отдали миллион сто. Д. платим по дням – сложно сразу посчитать, сколько набежало, но тысяч под триста, наверное, уже есть за пятнадцать месяцев.

Увы, от мыслей подать на компенсацию до завершения суда по растрате и электрику придется отказаться. Обычная, неофициально узаконенная Генеральной прокуратурой практика – 100-процентная отмена реабилитирующих постановлений и приговоров, если оправданный обращается за компенсацией.

Выводы такие: надо стоять до конца, я им надоел – больше, чем они мне. Следовательно, 217-ю надо тянуть, мозолить глаза. Еще моими темпами семь рабочих дней до вещдоков, потом еще два дня на дуракаваляние, потом выйдут в суд. Ну, еще максимум три дня. Получается, пятое – седьмое февраля. ОК. Плюс десять прокуратура, плюс тридцать – и в суд.

Если все так пойдет, первое заседание – середина марта. Тут и время закончится «Дневнику обвиняемого», поскольку буду я уже не обвиняемый, а вполне себе третий раз подсудимый. Опять до пропасти – один шаг. Но мы его отодвинем. Будем заявлять ходатайства о признании ВСЕХ доказательств незаконными, а заодно пытаться вывести гражданский иск в отдельное производство и заявить срок давности. Тем более нашел, что безумная хамка-кореянка, новый главбух газеты, за каким-то на допросе заявила, что изучала в 2010 году, как только пришла, всю эту мою «деятельность» с 2006 года, считает, что по мне плачет гильотина. Но за три года никаких действий по возмещению ущерба не предприняла. Короче, давность пропущена, а откуда высчитывать срок, она подсказала сама. Когда на тебе, кроме ожидания несвободы, висит еще и дамоклов меч разорения для твоей семьи – совсем не айс.

И еще одна плохая новость: вроде как суд вправе, рассмотрев доказательства и заслушав свидетелей, признать все это допустимым. То есть, несмотря на грубейшие процессуальные нарушения на следствии. Я не понимаю, да и Конституция это прямо запрещает. Но когда тебе об этом говорит практикующий профессор кафедры уголовного права, в Конституцию перестаешь верить.

Вот что за жизнь у меня – никакой середины. Сажать так сажать, оправдывать так оправдывать.

Сразу после оправдания по взятке написали жалобу в Генпрокуратуру. Наконец. Да и хорошо, что не писали раньше – абзац про оправдание очень кстати. Хочется надеяться, что проверка по жалобе начнется до подписания ознакомления. Может, прокуратура сама отскочит и не подпишет обвинительное заключение – но это слишком дерзкие мечты. Не для путинской России, где безнаказанность силовиков не знает границ. Ах, как я верил прошлой «белоленточной» зимой надежд, что (пусть даже и Путин останется) к осени начнутся перемены к лучшему. От правового беспредела к правовому государству. Увы, мне. Теперь мечтаю, что года через три…

<…>

14.01.2013.

ЗАКРЫЛИ ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ДЕЛО, КОТОРОЕ ДЛИЛОСЬ 3,5 ГОДА И КОТОРОЕ ПРОДЛЕВАЛ И КУРИРОВАЛ (ИЗ-ЗА ДЛИТЕЛЬНОСТИ РАССЛЕДОВАНИЯ) ПЕРВЫЙ ЗАМ БАСТРЫКИНА. Теперь законных способов меня запрессовать не осталось ни одного. Дело по взятке сдавалось в суд и закрыто. Все – конец спектакля. См. ст. 252 УПК: «Обвинение, ставшее предметом судебного разбирательства, не может быть произвольно расширено». (Цитирую по памяти.)

А новое дело – растрата и злоупотребления – тоже побывало в суде. И ВСЕ доказательства признаны незаконными – самой прокуратурой, кстати. Но упрямству упырей поем мы песню. Скоро будем смотреть, как два-три деятеля (без фамилий) прессуют судейский корпус с целью взять их прокурорско-следовательско-гэбэшные, вежливо говоря, косяки на себя. А будет лучше или нет? Все движется к весенней развязке. Без развязки – что за спектакль?! По закону, кстати, прокуроры от имени государства обязаны мне принести публичные извинения. От следака не дождался, естественно.

17.01.2013. А судьи кто?

Когда говорят, что все судьи у нас продажны, мне как постоянному клиенту хочется вступиться за честь своего супермаркета. Печальный опыт длиной в три с половиной года в статусе обвиняемого по трем уголовным делам подсказывает такую, может быть, чересчур прямолинейную, градацию: треть судей первой инстанции по уголовным делам являются независимыми (нельзя надавить) и высокопрофессиональными. Часто за глаза их называют «камикадзе». Правда, если дело заказное, оно к честному судье не попадет 100%.

Вторая треть – «обычные». Такие могут быть профессионалами или не очень. Они могут казаться честными самим себе, но не смогут отказать тому, кому нельзя отказать. «Не камикадзе». У них обычные для людей слабости – бытовой алкоголизм, болезненные месячные или приближающаяся пенсия. Они чаще бегают советоваться наверх и при этом косячат больше других. На каждого из таких судей есть свой приводной ремень.

Последняя треть – это специальные судьи, очень грамотные и циничные, которые для интересов обвинения пойдут на ЛЮБЫЕ нарушения законов. Все они – бывшие прокуроры. Если ваше дело заказное, то оно 100% попадет к такому судье. В общем, разные судьи – итог один.

Если мой майор-важнячок пытается меня чем-то припугнуть, он просто называет фамилию судьи – К. Собственно, я к нему попадаю в 70% случаев. А вот разведенной судьихе М.Б. я даже понравился. Передает через майора: «Пусть он на мне женится». Не знаю – плакать, смеяться или бежать разводиться, пока не засудила. Но лучший комплимент от важняка: «Мы с прокуратурой и ФСБ костьми ляжем, но к судье такому-то это дело не попадет».

Есть у нас один такой.

Да, я сознательно оговорил вначале: речь о судьях первой инстанции. Их простой смертный может хоть как-то рассмотреть.

Все остальные судьи (кассация или надзор) для меня как боги. Они могут карать, могут миловать, могут гневаться, могут шутить. Но ты никогда не узнаешь почему.

<…>

1.02.2013.

А вот и февраль, доковыляли. Неделю провалялся на больничном. То за сорок четыре года ни разу не брал, а тут за месяц – два. Надо, значит, надо. Диагноз – межпозвоночная грыжа, но мелкая пока. Думал, подольше поболеть, но поскольку Г. мое первое боление на свой контроль поставил – запросы в поликлинику слал, то и во второй больничный меня врачиха быстро вытолкала на работу. А работа моя все та же – чтение уголовного дела. Сегодня подписал окончание шестого из девяти томов. Еще недели полторы-две помозолю глаза своему важняку. Надеюсь за это время получить хоть какие-то ответы из Москвы.

Денег просто нет. Отключился неоплаченный телевизор. Долги перед адвокатом – те же тридцать три тысячи. Вчера пришлось «заплатить» жене за секс. У меня было десять тысяч на ремонт машины, а ей нужно было три восемьсот – за газ. Лежит на диване без трусов – я глажу ее ноги. «Ты же платил… вот и мне заплати». Ей, конечно, хотелось больше, чем мне, – вот и дразнила. Забрала утром четыре тысячи. «А на сдачу – поцелуй». Сегодня весь день смеется, что за деньги лучше получается. Хорошо, когда хорошо. А Газпром, кстати, пытался обмануть на десять тысяч – записали фальшивые показания счетчика, а я и не проверил.

Весь день сличал допросы основных свидетелей. Старые допросы слово в слово совпадают с новыми. Изредка поменяет пару вводных слов или абзацы местами. Грамматические ошибки кочуют из одного тома и года в другой. В одном протоколе фамилия моего старого адвоката, который в новом деле не участвует. В экономической экспертизе просто переставили дату. То есть ни одного допроса по существу в деле нет, хотя подписи свидетелей есть. Думаю, заберут это дело на юрфак для обучения студентов – как не надо делать, даже если очень хочется. Но – Натали повторяет раз за разом – не говори, не говори гоп.

Вот узнаю фамилию своего нового судьи – и оптимизм мой весь и выветрится.

Опять в новостях трупы в тюрьмах. Бессмысленные. Парню двадцать шесть лет, проходит по мошенничеству, серьезно болен, отказывают в домашнем аресте, закрывают в СИЗО, через две недели – труп. Коррупция и ментовской беспредел – давно уже главные информ-темы в России. В остальном интернет срется за сирот и за геев. Гнев уходит в свисток.

Мне бы, мне бы, мне бы в небо. «Я пришла к тебе с приветом рассказать, что Солнце село, что Луна и все планеты взяты по тому же делу».

<…>

Автор: Александр Пирогов, index.org.ru