Как одна ошибка британского колониального политика повлияла на современную войну с терроризмом
К 1871 году британские чиновники, отправленные в Индию, научились ездить на слонах. Именно этим занимался сэр Генри Дюранд, губернатор британской провинции Пенджаб, в тот день, когда он упал со слона и умер. В печальном отчете о произошедшем говорится, что сэр Генри путешествовал по «находящейся под его управлением» северо-восточной приграничной провинции в установленном на спине у слона паланкине. Слона, который принадлежал индийскому радже, вели через крытый туннель, «недостаточно высокий для прохода».
В результате Дюранд-младший писал: «Моего отца, человека высокого роста, снесло со спины слона, в результате чего он с размаху ударился о низкую стену, что привело к повреждению позвоночника и последовавшей в тот же день смерти».
Бесцеремонная смерть Дюранда-старшего, «человека высокого роста», может стать прекрасной иллюстрацией британского присутствия в Индии. Британцы подавили восстание 1857-го года и подчинили как плодородную провинцию Панджаб, так и южную провинцию Синдх. Однако их позиции в диком краю на северо-востоке империи оставались удивительно уязвимыми перед лицом неожиданностей. На тот момент 20-летний Мортимер Дюранд собирался приручить пограничный регион, унесший жизнь его отца. Именно Мортимер, а не разъезжавший на слоне сэр Генри, станет создателем и символом границы, которая вплоть до наших дней остается передовым фронтом борьбы между сверхдержавами.
Дюранд-младший прибыл в Индию вскоре после смерти его отца. Он стремился не только добиться успехов на дипломатическом поприще или должности колониального чиновника, но и найти связь со своим обожаемым, однако часто отсутствовавшим, а ныне и вовсе покойным отцом. Дюранд оставил свой след в истории страны, буквально вырезая границу там, где ее раньше не было.
Его вторая задача — найти связь с отцом — оказалась более труднодостижимой. Перси Сайкс, дипломат и писатель, в 1925 году написавший биографию Дюранда, описывал Мортимера так: «Сложно переоценить заслуги Дюранда, великого создателя границ и поэтому великого миротворца, перед отечеством. The Spectator, назвавший его „самым сильным человеком империи“, ничуть не переборщил с похвалой». Это восхваление отражает чувства соотечественников Дюранда, воспринимавших его как героя. Сложно получить такую роскошную похвалу от немногословных британцев.
До того, как прибыть в Британскую Индию, Дюранд долгие годы вел одинокую жизнь. Он был брошеным ребенком — его вместе с братьями и сестрами постоянно перекидывали от родственников к опекунам или в пансионы. Его отец служил в далекой Индии, а мать предпочла уехать с мужем.
Индия забрала у Мортимера и его мать. Его дневник повествует о том, как он узнал о ее смерти. Это произошло в конце лета 1857 года, и опекун Мортимеров-младших…
отвел моего старшего брата и меня на виноградный холм за домом и сообщил нам о маминой смерти. Она была с моим отцом, когда в Центральной Индии началось восстание, и, продемонстрировав огромное мужество, умерла во время родов, измученная своей уязвимостью и усталостью
В швейцарской школе, куда отправили Дюранда-младшего, никто не отнесся к нему с сочувствием, необходимым ребенку, чьи родители оказались в разгаре восстания. Напротив, окружавшие его швейцарцы тут же осудили британцев как «угнетателей нации, законно борющейся за свою свободу». В своем дневнике он осуждал предвзятых швейцарцев, которые, по его мнению, «не проявляли ни капли сочувствия к мужчинам и женщинам, жестоко убитым повстанцами».
Если Дюранд относился так к ошибающимся швейцарцам, можно легко догадаться, что чувства, которые он испытывал непосредственно к самим повстанцам, были еще мрачнее. Британская колониальная администрация разделяла его злость, и вскоре Дюранд влился в ее ряды. В некоторым смысле его прибытие в Индию стало своего рода политическим возвращением домой. Как пишет историк Виктор Кьернан в своей книге The Lords of Human Kind (1969 г.): «Индии так и не простили 1857-й, возможно, еще и из-за того, как эти события вынудили поступать британцев, или оправданием для чего они послужили».
Восстание спровоцировало вспышку жестокости со стороны британцев; милосердный лоск британского присутствия был смыт волной открытой жестокости и зверств, совершенных во время мятежа. В изданной в 1857 г. работе Карл Маркс приводит цитату молодого англичанина: «Мы вешаем или убиваем каждого ниггера, который попадается нам на пути». Если бы акты жестокости, совершенные в управляемых князьями индийских штатах, получили бы широкое освещение в прессе как предлог для британского вторжения, восстание в Индии стало бы символом, оправдывающим владычество и навязанный колонии подчиненный статус.
Неудивительно, что в пережившей восстание Индии, куда прибыл Дюранд, Британия приняла все меры, чтобы подчеркнуть моральные, социальные и расовые различия между колонистами и подданными. Однако среди самих британцев также существовало классовое деление. Как новоприбывший,, Дюранд переживал, что, в отличие от большинства высокопоставленных чиновников, находившихся в Индии еще до мятежа, его нельзя назвать «человеком из Хэйлбури». Хэйлбури ― так называлось принадлежавшее ныне распущенной Ист-Индийской компании учебное заведение в Хертфордшире Представители старой британской аристократии, потерявшие свое место в обществе и не приносившие никакой пользы в результате произошедших в самой Британии реформ, учились там управлять Индией.
Дюранд сдал экзамен на должность чиновника гражданской администрации немногим более десяти лет до мятежа и воспринимал себя больше как «участника соревнования», не так, как чиновники предыдущих лет, принадлежавшие к «более высокому социальному классу» и, таким образом, «рожденные, чтобы править». Принятие Дюранда на службу в очередной раз подчеркивает, насколько империя цеплялась за идею морального превосходства британцев; и в самом деле, только высшим слоям британского общества могла быть доверена задача принести цивилизацию местным жителям.
Хотя Дюранду и недоставало благородства происхождения, благодаря заслугам его отца их фамилия не была пустым звуком. Правила британского этикета требовали, чтобы ему было оказано соответствующее внимание со стороны правящей элиты британской Индии, лордов и вице-королей, чье расположение могло определить будущую карьеру Дюранда. Он заслужил свое положение усердным трудом, однако также воспользовался преимуществом, которое появилось после смерти отца.
После кончины отца Дюранду необходимо было доказать что-то как британцам, так и местным жителям, организовавшим восстание, которое унесло жизнь его матери. И Дюранд оказался на высоте. Прослужив некоторое время на должности магистрата в Калькутте и Багалуре, он получил повышение, ставшее наградой за его амбициозность и усердие.
Так, к июню 1874 г. он был назначен атташе в министерстве иностранных дел. Основным направлением работы министерства была не разработка и применение на практике внешней политики в отношении иностранных государств (этим занимался Лондон), а, скорее, поддержание краеугольного камня империи: ведение отношений со множеством княжеств и территорий, находившихся под контролем Великобритании. Дюранд, стремительно продвигавшийся по карьерной лестнице, женился, завел детей и поселился за Лайнс, регионом индийских городов, предназначенным для правящей британской элиты.
В 1884 г. Дюранд был назначен членом Афганской пограничной комиссии, перед демаркацией линии Дюранда. Эта должность была важна для него не только из-за ее стратегического значения (Британия, обеспокоенная попыткой России распространить свое влияние на Афганистан, стремилась установить границу, которая смогла бы сохранить за ним статус буферной зоны между Британской и Российской империями.), но также из-за того, что поставленная перед ним задача была похожа на работу, которой занимался его отец. Набеги Дюранда на земли племен — то, чем не стал бы заниматься никто иной на его должности — приближали его к человеку, которого он боготворил, однако у которого никогда при жизни не было времени на своего сына.
В 1885, через год после прибытия Комиссии, у прохода Зульфикар состоялась встреча представителей Российской и Британской империи. Русские согласились провести демаркацию границы, чтобы обеспечить контроль над истоками многочисленных каналов. Встреча была важной: две империи встретились, чтобы разделить сферы своих интересов.
Теперь, если бы эмир Афганистана согласился участвовать в переговорах, решение афганской проблемы было бы не за горами. Именно этого и добился Дюранд несколькими месяцами позже. В апреле 1885 года эмир Афганистана Абдур-Рахман не просто появился на приеме, организованном вице-королем в Равалпинди, но и с похвалой отозвался о дружеских отношениях между двумя странами. Лорд Дафферин, на тот момент занимавший пост вице-короля, был настолько впечатлен, что немеденно назначил Дюранда министром иностранных дел. Таким образом Дюранд стал самым молодым министром иностранных дел за историю Британской империи и человеком, который впоследствии нанесет на карты границы принадежащих империи племенных земель.
Хотя угроза усиления российского влияния и сыграла значительную роль в осознании необходимости установить границу между Британиской империей и Афганистаном, она не была единственной причиной. Британцам вновь и вновь не удавалось завоевать Афганистан, и им становилось все тяжелее контролировать приграничные племена горцев.
Они считали этих людей «абсолютными варварами… корыстолюбивыми, вороватыми и в высшей степени хищными», «вульгарными бандитами и позорными личностями». Согласно британской политике в их отношении, их следовало «окультурить» и «умиротворить», хотя и подчеркивалось, что традиции местных племен и их бедность представляли собой серьезное препятствие. Приручить местные племена, или, по крайней мере, часть из них, было неотъемлемой частью стратегии, призванной проиллюстрировать и утвердить моральное превосходство империи, а также особо подчеркнуть проявляемое ей милосердие.
Дюранд руководствовался этими идеями в своих действиях и замыслах. В конце 1893 года он отправился к границе территорий, занятых племенами. Там он день за днем упрямо вел переговоры с афганским эмиром, пытаясь выработать границу между Британской империей и Афганистаном. Камнем преткновения служил Вазиристан — район, в настоящий момент находящийся под контролем Техрик-е Талибан — поскольку обе стороны заявляли о своих правах на эту территорию. Когда Дюранд спросил у эмира, почему он отказывается уступить Вазиристан, который, по его же словам, был территорией «практически без населения и богатства», эмир ответил одним словом: «честь».
Однако честь сдалась под напором денег, которые Дюранд был готов предложить. Чтобы достичь согласия по вопросу делимитации северо-западной границы между Афганистаном и Британской империей, прищлось более чем увеличить содержание эмира, возросшее от 6 лакх до 18 рупий, а также пообещать регулярно поставлять оружие и боеприпасы.
В результат, как пишет Эндрю Ро в своей книге «Ведение войны в Вазиристане» (2010), появилась «произвольная топографическая линия, протянувшаяся от Северного Гилгита до Кух-и-Малик Сиа» и «неукоснительно разделила племенные территории между Афганистаном и Британской Индией”. Согласно Ро, стратегические, экономические и политические причины демаркации предполагали принятие трех разных решений. Однако создание линии указывало на большую победу — моральную. Заявив свои права на половину племенной территории, теперь британцы могли заявить, что они усмирили и подчинили — с помощью денег в случае, если храбрость не сработала — наиболее спорные части племенных границ. Подкупив эмира Афганистана, они также получили «буферное государство», вставшее между ними и угрозой российского экспансионизма.
12 ноября 1893 года было подписано соглашение, результатом которого стало появление Линии Дюранда. Оно было составлено на английском — языке, которым сам эмир не владел. В то время действие соглашения не ограничивалось по времени, однако его содержание утверждалось заново последующими афганскими правительствами в 1905, 1919 и 1921 гг.
Линия Дюранда, граница, которую Мортимер провел для Британской империи, по-прежнему остается действующей проблемой, требующей решения. Пакистан утверждает, что Линия Дюранда представляет собой естественную границу; Афганистан считает, что она была незаконно навязана колонистами. Без всяких сомнений, это проницаемая, неэффективная граница. Более того, проект Дюранда по демаркации не случайно находится в центре войны против терроризма. Американцы, возможно, пытаются думать о Британской империи в Азии как о пережитке прошлого, однако на границе между Афганистаном и Пакистаном создается впечатление, что анго-американская империя живее всех живых.
В официальной имперской истории о создании Линии Дюранда уделяется значительное внимание британской заинтересованности в том, чтобы сдержать непримиримых лидеров племен. Руководствуясь этой логикой, можно подумать, что благодаря Линии можно было бы контролировать передвижения и повысить эффективность управления племенами. Хотя эта история весьма поучительна, она пренебрегает моральным аспектом, лежащим в основе британского империализма в Южной Азии. Попросту говоря, делимитация Линии Дюранда должна восприниматься в контексте более глобального колониального проекта по приведению хаоса в порядок, окультуриванию и приручению населения индийского субконтинента, которое британцы считали на порядок ниже себя в моральном плане. Как отмечал Киман: «британцы имели непоколебимое предубеждение», что без них Индия «скатится в анархию».
В чем заключалась мотивация Дюранда и других людей одного с ним класса и происхождения? Были ли они колонизаторами и строителями империи или бюрократами и властителями? На их плечи была возложена задача претворить в жизнь принципы британского присутствия в Индии, что, помимо прочего, подразумевало проведение физических границ. Их положение, как в английском обществе, так и в рядах колониальной администрации, принесшей им их состояния, весьма поучительно.
Признание факта, что власть имеет огромное значение, и что люди, наделенные большой властью, располагают влиянием, которое будет длиться и после их смерти, идет вразрез с теорией «великих людей» (Концепция, предполагающая, что развитие истории определяется разумом и волей отдельных «великих людей» — прим. Newочем). Но это не значит, что они всегда знали, что делали.
Линия Дюранда — пример амбициозного достижения, выросшего из колониального порядка, современные итерации которой продолжают требовать внимания и ресурсов нео-колониальной империи. Линия Дюранда неоднократно демонстрировала свою неэффективность в деле территориальной делиминации между Афганистаном и Пакистаном, поскольку предусматриваемое ей разделение племенных земель пушту по сей день остается предметом разногласий.
Не далее как в мае 2016 года был закрыт участок линии между Афганистаном и Пакистаном на пункте досмотра в Торкхаме, из-за чего тысячам людей и фур не удалось перейти границу. Пакистанские военные силы укрепили границу колючей проволокой; Афганистан, не признающий законности этой границы, отреагировал на действия пакистанцев как на акт агрессии. Рост напраяженности, очевидный для обеих сторон, привел к закрытию пограничного пункта в Торкхаме. Он открылся снова только после проведения ряда дипломатических встреч на высоком уровне.
В целом, Линия Дюранда представляет собой один из текущих споров, решение которого будет найдено не скоро. В июне 2016 года, сразу после возобновления работы пограничного пункта в Торкхаме, бывший президент Афганистана Хамид Карзай снова повторил афганскую позицию, заявив в интервью BBC-Урду, что Афганистан не признавал Линию с 1893 года, и что «Линия Дюранда это надувательство, которое не может забыть ни один афганец».
Вдобавок к истории конфликта и душку его искусственного происхождения, американское военное присутствие в Афганистане еще больше осложнило и увеличило в масштабе неудачи Линии Дюранда. За несколько дней до закрытия Торкхама американский дрон в небе между Афганистаном и пакистанской провинцией Балочистан выпустил боеголовку по машине, что привело к смерти двух людей, одним из которых был Мулла Мохаммед Мансур, лидер афганских талибов. США, признаюшие Линию Дюранда в качестве международной границы между Афганистаном и Пакистаном, предпочли проигнорировать этот инцидент. Они заявили, что неадекватное отношение Пакистана к границе вынудило США нарушить суверенитет Пакистана, а также позволить преступникам из Талибана спрятаться и получить убежище в Пакистане.
Если контузии и трудности кажутся компрометирующими, то это только потому, что они такие и есть. Изучение истории Линии Дюранда — истории о том, как заботы колониальной администрации отражены в демаркации — может, и не поможет найти решение, однако в действительности проливает свет на повторяющийся характер головоломок, с которыми когда-то пришлось справляться колониальным властям, и которые теперь перешли к нео-империальным управленцам. Причины беспокойства британцев ударили по американцам: граница, пересеченная местность, явно непостижимые племена — и все это представляет собой нецивилизованную границу, освоение которой каким-то образом представляется жизненно важным для превосходства самих колонизаторов.
На фоне подробностей о переговорах и соглашениях, а также осложнениях, возникающих из-за разных интересов, достаточно легко вспомнить, что демаркация границ считалась основным методом контроля над колонией. Особое значение укрепления соглашения о Линии Дюранда было важно не только потому что оно создавало границу, но и потому что контролирующие линии прежде всего отвечали британскому чувству моральной правильности их колониальной власти. Таким образом, демаркация новых границ, эффективное создание границ для наций, у которых их раньше не было, осталась подтверждением принципа о создании порядка из хаоса.
Контраст между мародерством в племенах и стабильным колониальным порядком нигде не чувствовался так остро, как в вопросе о Линии Дюранда — зловещий знак того, что сегодня США не особо удовлетворены состоянием своей уязвимой реальности. Согласно британским стретегическим вычислениям, установление контроля над частью границы — несмотря на создание государства-рантье и прибыль, приносимую бывшей топографической враждой между племенами — иллюстрировала способность империи ввести в действие моральные ценности, которые якобы существовали только в абстрактном смысле.
Таким образом, кооперация «варварских» племен стала последней границей на пути к акту колониального доминирования. Пока британцы уставали и терпели неудачи, пытаясь на самом деле завоевать афганские земли несколько десятилетий назад, это новое решение не только свело Афганистан до статуса государства-вассала без необходимости собирать военную кампанию для его сокрушения; оно также создало явную племенную границу, обитатели которой, как бы трудно это ни было, были подданными Британской короны.
Мораль племенных обществ представляет собой контраст по отношению к современным и цивилизующим миссиям гегемонистических держав и централизующих государств, которые продолжаются и сегодня и, возможно, могут считаться основой постоянной обеспокоенности Линией Дюранда.
Пакистан, наследник британских территорий, желает сохранить контроль над частью племенных территорий со своей стороны линии, однако он не в состоянии выплачивать ренту или поставлять оружие, то есть осуществлять привилегии, выигранные афганским согласием учредить линию во времена британского правления. Именно поэтому Афганистан не видит особой ценности в том, чтобы признать эту линию законной. Роль, сыгранная британцами более сотни лет назад, предположительно была подхвачена США, которые сегодня воспринимают Афганистан как свою собственную буферную территорию, призванную защитить их от растущих амбиций России и Китая в регионе.
Как и британцы в былые времена, сегодня американцы тоже считают дикие афганские племена моральным злом, с которым нужно бороться, которое нужно контролировать и, в конечном счете, окультурировать, чтобы объявить о своей мировой мощи. Именно поэтому Линия Дюранда представляет собой не только стратегическую, но и моральную территорию, колонизация которой необходима в Войне против терроризма.
Автор: Рафия Закария — юрист, политический философ и писатель, работы которой были опубликованы в Al Jazeera America, Dissent and Guernica, помимо прочих. Из-под ее пера вышла книга The Upstairs Wife: An Intimate History of Pakistan («Жена этажом выше: личная история Пакистана», 2015).
Оригинал: Aeon. Перевела: Влада Ольшанская, Newочём
