Рабство в России: как московский драматург пять лет был рабом у чеченского чиновника

Михаил Жилкин — рано состарившийся и поседевший мужчина чуть за сорок — смотрит на высокий забор. На несколько секунд он задумывается и понимает, что не сможет перелезть через него из-за больной ноги, а за забором его ждет не свобода, а тюрьма побольше — Чеченская республика. Пленник не решается бежать еще и потому, что знает: его задержит и вернет назад первый полицейский патруль.

Постояв еще немного, Михаил вздыхает и возвращается в подсобное помещение, выделенное ему для жилья. Там он работает до поздней ночи, затем приносит себе воды и ложится спать. По дворику лениво гуляют козы.

Так проходит типичный день рабства Жилкина на заброшенной автомойке возле города Шали.

Открытая Россия записала рассказ человека, попавшего в плен сперва к черным риэлторам, а затем — к чеченскому чиновнику

Подмосковье, дом, «черные риэлторы»

История, обернувшаяся для Жилкина несколькими годами неволи, началась в 2009 году. Михаил, тогда занимавший пост заместителя художественного руководителя театра «Геликон-опера», решил продать две однокомнатные квартиры в Москве, чтобы рассчитаться с долгами после смерти родителей. На оставшиеся деньги он купил себе дом возле подмосковного Наро-Фоминска.

«Дом был пустой, поэтому его нужно было отделать. Я нанял местную фирму — она там одна была, руководил ей некто Кирилко Юрий Викторович. Вот этот человек оказался „черным риелтором“», — вспоминает мужчина. Он рассказывает, что Кирилко, оформляя документы на ввоз стройматериалов на участок, за два часа переписал половину дома на себя в регистрационной палате.

Михаил обратился в суд; в ходе процесса он выяснил, что у Кирилко есть влиятельные родственники — сестра служит в полиции, муж сестры — оперуполномоченный, а зять — прокурор. «Вот такая у них банда. Куда я только с этим ни обращался, мне все говорили, что такого не может быть, что все это полнейшая ерунда, что у нас правовое государство. Все мои жалобы возвращались им же. Они мне их показывали, смеялись в лицо», — возмущается мужчина.

Параллельно с судом Жилкин отнес заявление о преступлении следователю. Человек в погонах нехотя принял бумагу, а затем спросил: «Что ты ходишь так спокойно по улицам? Ты знаешь, сколько пьяных тебя здесь могут убить, в любой момент машиной переехать? Никто же тебя не найдет».

Судебный процесс о праве собственности на дом длился несколько лет. После одного из заседаний Жилкин попал в больницу — ему стало плохо после перенесенного инсульта. По словам Михаила, в больнице его стали колоть трамалом — наркотиком, который выписывают умирающим больным. Узнав это, он бежал от медиков и попал прямиком в руки «риэлторов», которые отвезли его в свою квартиру и потребовали отказаться ото всех претензий на дом, угрожая убийством. «Мне ничего не оставалось, как согласиться. На следующий день меня привезли в суд, я подписал, что отказываюсь ото всего. Тогда они, видимо, приняли решение от меня избавиться», — рассказывает Жилкин.

Михаил Жилкин. Фото: личная страница в Facebook

После суда его отвезли в трехкомнатную квартиру в Наро-Фоминске. В квартире постоянно жили семь-восемь человек; они, по словам драматурга, занимались «грязной работой» для остальных членов банды — рэкетировали рынок, торговали наркотиками, передавали посылки на зону. «Меня сразу хотели убить, но я их убедил, сказал, что я могу работать через интернет и зарабатывать деньги. Я зарабатывал около 30 тысяч, создавая контент для сайтов с классической музыкой. Все деньги у меня отбирали, избивали. Я не мог никуда выходить. Несколько раз я пытался написать своим знакомым через интернет, и ответ был один — либо „ты сошел с ума, такого не может быть, какой плен“, либо — „ну, держись“», — говорит Михаил.

Раз в несколько дней квартиру навещал оперативник по фамилии Сухоруков; каждый раз он показывал рукой в сторону Михаила и спрашивал у остальных, почему этот человек еще жив. Отчаявшись, драматург написал одному случайному знакомому — чеченцу, с которым они познакомились на премьере в «Геликон-опере». Собеседник неожиданно поверил словам Жилкина и спросил, где его держат. Михаил назвал адрес; меньше чем через день в квартиру пришли несколько крепких парней, которые избили всех, кто находился в помещении, вывели его из дома и отвезли в Москву.

Чечня, рабство, «обычное дело»

Свое состояние в тот период Михаил описывает как «крайне ужасное»: «У меня не было ни документов, ни сбережений. Я жил у одного очень хорошего человека, театрального критика, к сожалению, ныне покойного». Время от времени его навещал один из чеченцев, которые его вызволили, — Ибрагим Гуржиханов. Он предложил Жилкину помочь с возвратом дома за половину его стоимости и на время переехать в Петербург, чтобы через свои связи сделать паспорт и прописку. «Моя глупость была в том, что я согласился, что я пошел на сделку с дьяволом, потому что уже тогда понимал, что через суды я ничего не добьюсь», — сетует Михаил.

В Санкт-Петербурге мужчина пробыл около полугода. Он восстановил пенсию по инвалидности, после чего Ибрагим позвал его с собой в Грозный. «Я рассуждал, что смогу там нормально существовать — там недорого снимать квартиру, моя пенсия по инвалидности как раз покрывала стоимость аренды. Но когда я приехал, Ибрагим начал вести себя по-другому. Он сказал, чтобы я не чувствовал себя человеком, что теперь я должен ему до конца жизни, отобрал у меня пенсионную и зарплатную карточки и паспорт. Сказал, чтоб я не рыпался, что он мне будет выдавать из моей зарплаты прожиточный минимум, даст свободу передвижения, потому что я все равно никуда не сбегу из города. И если я что-то скажу, то больше суток не проживу», — рассказывает Жилкин.

Из Грозного его вывезли в Шали и поселили в подсобном помещении на заброшенной автомойке за чертой города. В здании не было воды; Михаилу приходилось носить ее из колонки на расстоянии в 200 метров. «Без лекарств у меня все время болела голова, по заданию Ибрагима я сутками работал в интернете — получалось около 30 тысяч в месяц. Для Чечни это хорошие деньги. Пишут, что у них средняя зарплата 20 тысяч, но на самом деле, после всех отчислений в фонд Кадырова, они получают на руки тысяч семь-восемь. Примерно пять-семь тысяч каждый месяц мне оставлял Ибрагим, чтобы я покупал себе еду».

По словам драматурга, он не пытался бежать — Ибрагим рассказал, что у него есть родственные связи в полиции, и что люди в Чечне часто теряются, а его никто и не будет искать: «К тому моменту я уже психологически сломался, подумал — ну, пусть так и будет. Причем меня периодически навещали люди — рядом было придорожное кафе, на саму мойку иногда приезжали родственники, чтобы помыть машину. То есть люди знали, что меня там держат, но не обращали внимания — для Чечни обычное дело».

Через год Жилкин смог уговорить Ибрагима переселить его в Грозный — плохой интернет на автомойке мешал ему работать. Пленника оставили в квартире на проспекте Мухаммеда Али, 23. «Это квартира его отца. Она немного убитая, старая, дом из-под бомбежки, зимой тяжело, но жить можно, это хотя бы жилое здание, там была хотя бы вода», — объясняет Михаил.

Драматург продолжил зарабатывать через интернет, его доход приблизился к 50 тысячам рублей в месяц. Квартиру не запирали на замок, поэтому он познакомился с соседями, которые время от времени приносили ему еду или отправляли детей помочь ему с уборкой квартиры. «Они тоже все знали и сочувствовали, о них у меня остались самые теплые впечатления. Но ничем помочь они мне не могли. Ибрагим — очень влиятельный человек со связями», — говорит Жилкин.

В квартире на проспекте Али мужчина прожил около трех лет. К концу 2016 года Ибрагим начал требовать от него зарабатывать все больше; увидев, что пленника кормят соседи, он разозлился и перестал оставлять деньги вообще. Михаил сутками не выходил из-за компьютера, не высыпался и чувствовал себя все хуже. Он решил поговорить с Ибрагимом и попросить оставить ему хотя бы немного из зарплаты: «Но он — человек сильный и здоровый, привыкший все решать кулаками. Разговор закончился тем, что он меня побил — бил в голову, зная о моем инсульте и зная, чем это может закончиться. К тому моменту он уже вынудил составить завещание на его имя и оставить ту половину дома в Наро-Фоминске. Я так понимаю, он хотел меня прикончить».

Всерьез опасаясь за свою жизнь, Жилкин написал худруку «Театра.doc» Елене Греминой. Гремина свела его с «Мемориалом»; правозащитники объяснили драматургу, что ему срочно надо бежать. Освободиться ему помог знакомый, давно знавший о его истории — ночью он вывез пленника в Ингушетию. Там Михаил сразу же лег в больницу, где у него диагностировали сотрясение мозга.

По словам Михаила, после его бегства Ибрагим пришел в ярость: «Мне рассказывали, что он утверждал, будто я навлеку позор на их род. Они созвали совет старейшин, на котором неожиданно глава семейства осудил самого Ибрагима — но не за то, что он держал меня в рабстве, а за то, что поднял руку на старшего человека. После Ингушетии в марте этого года я перебрался в Москву и поселился в „Театре.doc“. Там меня нашли люди от их семьи, сказали — „Ибрагим был не прав, мы его осуждаем, но ты молчи и будешь жить спокойно“», — говорит Михаил.

Через несколько месяцев умер вступившийся за Михаила глава рода Гуржихановых. Жилкину рассказали, что Ибрагим убедил остальных заставить драматурга «замолчать навсегда»: «У Ибрагима намечается хорошая карьера в правительстве республики. Ему не нужны скандалы или хоть какое-то пятно на репутации. Мне сказали, что он вылетает в Москву, и тогда я решил, что меня спасет только огласка».

1 августа Жилкин опубликовал на своей странице в фейсбуке рассказ о последних годах своей жизни. После этого на его электронную почту стали приходить сообщения с угрозами от пользователя с ником Zaur Zaur. В переписке неизвестный называл номер его страхового полиса и паспорта и угрожал скорой расправой. «Наверное, это кто-то из младших братьев Ибрагима, потому что там совсем подростковые угрозы», — предполагает драматург.

«Честно говоря, я боюсь расправы. Убить меня не составит какого-то труда. А если на их сторону встанет Кадыров, то шансов у меня просто нет. Единственное, что меня может спасти — огласка», — рассказывает мужчина.

Открытой России удалось найти доказательства слов Михаила. Наро-Фоминский городской суд действительно рассматривал спор о доме между Жилкиным и Кирилко. Кроме того, в базе данных судебных решений естьопределение того же суда от 2014 года, разрешившее спор между Юрием Бирюковым и Юрием Кирилко. Бирюков попросил признать недействительным договор дарения квартиры Кирилко; ни истец, ни ответчик в суд не явились, поэтому иск удовлетворен не был.