Смертоносные рыбы

Об опасных рыбах ныне наслышан всякий турист, отправляющийся на отдых к южным морям. Кусачие акулы, барракуды и мурены; меч-рыбы, способные пробить борт шлюпки; прожорливые пираньи… Но по-настоящему в море следует бояться лишь одной «рыбки», и зовется она – торпеда. 

В бою торпеды дебютировали 14 января 1878 года, в ходе очередной Русско-турецкой войны. На рейде Батума, главной черноморской базы Османской империи, стоял османский же пароход «Интибах», водоизмещением семьсот тонн. К тому времени турецкие корабли, даже броненосные, несмотря на подавляющее превосходство к началу войны (Россия переживала последствия поражения в Крыму), были загнаны в порты отчаянными атаками русских минных катеров с буксируемыми и шестовыми минами.

И самоходные мины Уайтхеда, полученные черноморцами в конце 1877 года, пришлись как нельзя кстати. После изготовления импровизированных пусковых приспособлений оснащенные ими катера «Чесма» и «Синоп» под командой лейтенантов Зацаренного и Шешинского, спущенные с борта парохода «Великий князь Константин», прошли четыре мили и с дистанции в сорок саженей атаковали турка. «Интибах» лег на правый борт и затонул с большей частью экипажа.

Самое интересное, что обе мины попали в цель и взорвались. Дело в том, что самодвижущаяся мина той поры (названа она была именем Уайтхеда, англичанина, управлявшего австрийскими заводами в Фиуме, ныне Риека) не имела никаких средств удержания её на курсе. Эта «рыбка» трех с половиной метров длиной, диаметром 14 дюймов и зарядом в 18 кг пороха приводилась в действие пневматическим двухцилиндровым двигателем, вращавшим два соосных винта (это – чтобы избежать совсем уж сильного увода с курса). Правда, по глубине мина стабилизировалась с помощью гидростата, работавшего на горизонтальные рули. Дальность была 200 м, ход – 6 узлов. Российский флот закупил 250 штук таких самодвижущихся мин за миллион рублей.

Со временем вес заряда и мощность взрывчатого вещества увеличивались. К Русско-японской войне на передний план вышел пироксилин, к Первой мировой – шимоза, тол, потом тетрил, гексоген… К холодной войне торпеды получили даже специальные (то есть ядерные) боевые части.

Росли скорость хода и дальность действия торпед. Сначала повышали объём воздушного резервуара и давление в нём (в русских минах Уайтхеда образца 1898 года давление достигло ста атмосфер), затем придумали (лейтенант И. И. Назаров, 1899) подогревать воздух перед его поступлением в цилиндры («Спирт наливается в маленькие рюмки. В подогреватели торпед наливается керосин» – учил писатель С. А. Колбасьев в повести «Арсен Люпен«1). Дальше стали питать поршневые машины и турбины парогазовой смесью, получаемой за счет инжекции воды в подогреватель. Потом в ход пошли кислород (в японских торпедах М93 времен Второй мировой; в англоязычных источниках – Long Lance) и перекись водорода (в германских двигателях Вальтера). Необходимость скрытного пуска торпед привела к появлению на них электрических двигателей. Сегодня электродвигатели используются ещё и потому, что на тех глубинах, на которые забираются современные субмарины, эффективность теплового двигателя падает из-за необходимости преодолевать большое давление при выхлопе.

Торпеда становилась точнее. Сначала на ней появился «кибернетический» рулевой – раскручиваемый пружиной маховик-гироскоп с приводом на вертикальные рули, изобретённый австрийцем Л. Обри (1896), то есть была введена обратная связь по отклонениям курса. В таком виде торпеды (так мина Уайтхеда начала зваться с ХХ века) уничтожили в Русско-японскую десяток кораблей из 58-ми погибших.

Потом гироскоп стали раскручивать сжатым воздухом, а ещё позднее – приводить в действие постоянно, то есть обеспечивать стабилизацию в течение всего хода торпеды. С 1912 года торпеды стали оснащаться прибором угловой стрельбы. Если прибор Обри обеспечивал сохранение курса, по которому торпеда вышла из аппарата, то тут уже можно было задавать угол (относительно плоскости раскрутки гироскопа), под которым она должна идти к цели. Это обеспечило как возможность выхода в атаку под различными, определяемыми тактической обстановкой углами, так и стрельбу залпом.

Дело в том, что дредноуты и «купцы» стали очень велики, одной торпеды им уже было мало («Большому кораблю – большую пробоину», как учил юных инженеров просоленный военпред). А тут можно или добиться нескольких попаданий в разные отсеки, когда и системы непотопляемости не помогут, или повысить вероятность встречи хоть с одной торпедой. Так что в Первую мировую торпеды поразили уже 79 крупных боевых кораблей, в том числе 16 линкоров и 24 крейсера.

Ну а более совершенные торпеды (в частности, на них появился бесконтактный магнитный взрыватель, подрывавший заряд под слабозащищённым брюхом или при небольшом промахе) времен Второй мировой утопили уже 369 боевых кораблей (3 линкора, 20 авианосцев, 27 крейсеров…). Тем не менее эта, казалось бы, блестящий показатель сразу блекнет, если знать, что для его достижения пришлось выпустить 30 тысяч торпед – чуть меньше сотни на один корабль. Так что главной в те времена была проблема, проходящая по ведомству ИТ, – точность и разумность оружия.

Уже во Вторую мировую германские торпеды Falke (1943) и Zaukoening (1944, эта имела ещё и неконтактный взрыватель) обзавелись акустическими системами самонаведения. Но союзники научились обманывать их с помощью буксируемого за кормой источника мощных шумов Foxer, отвлекавшего на себя торпеды. Кригсмарине ответила появлением модели Lerche, которая управлялась по проводам и лучше противостояла помехам, но дни нацистских корсаров были уже сочтены…

МК 48 работает по цели

В послевоенное время значение торпед особенно возросло из-за появления гигантских торговых судов (гибель каждого из них способна парализовать экономику целой страны) и субмарин с баллистическими ракетами, убийц городов. И те и другие – прекрасная мишень для торпеды. Поэтому для самозащиты оснащаются торпедами и подводные ракетоносцы. Вот, скажем, американская Mark 48 (на фото выше она отправляет на дно старый эсминец Torrens). Ею вооружены и ракетоносцы класса Ohio, и ударные субмарины классов Los Angeles, Seawolf и Virginia. В действие её приводит поршневой двигатель, работающий на унитарном (то есть содержащем и горючее, и окислитель) топливе Отто и нагруженный реактивным водометом. Ход Mark 48, по оценкам, составляет 55 узлов, дальность – 23 мили, глубина – больше 800 м. Из 1676 кг общего веса 295 кг отдано боевой части, при взрыве которой к гексогену присоединится и неиспользованное нитросодержащее топливо.

На цель торпеда идет сначала по заданной программе, потом – по пассивному акустическому пеленгу, в атаку переходит по данным активного гидролокатора. Похоже, использует она и электрические и магнитные поля цели. Почему – похоже? Да потому, что секреты торпед оберегаются не хуже ракетно-ядерных. Слишком дороги цели, по которым ими стреляют. (Сама Mark 48, ещё с прежней, не сегодняшнего уровня электроникой, стоила 900 тысяч долларов в деньгах 1978 года.) Более мелкая модель Mark 50, предназначенная для вооружения вертолетов и катеров, весит 340 кг (боевая часть – 45 кг) и будто бы развивает аж 85 узлов. Самонаведение у неё тоже пассивно-активное.

Шустра и британская Spearfish, разгоняющаяся газовой турбиной до 80 узлов и тоже наводящаяся по проводам с активным гидролокаторным самонаведением на конечной фазе. Германская DM2A4 сохраняет традицию жаворонка, ходит на электричестве под 50 узлов и управляется по проводам – правда, уже современным, волоконно-оптическим. Вспомним – именно торпедами германцы дважды в ХХ веке ставили на грань голода Британию. России же в случае даже сухопутного конфликта с Великим Восточным Соседом (большая часть экономики которого – экспорт товаров) следовало бы озаботиться, чем этот экспорт эффективно пресечь.

^1. Забавно, что в торпедах с самого начала использовался керосин, тогда как фонбрауновская фау летала на спирте, а в космос первой вышла королёвская семерка с керосиновым горючим. [назад]

Ваннах Михаил,«Компьютерра»