Великие мифы о Великой депрессии. Часть 2

Великая Депрессия началась при президенте Гувере. В мифологии Великой Депрессии Гувер считается «либералом-рыночником», не сумевшим удержать кризис, с которым справился победивший его социалист Рузвельт. Однако, это не так. Неважно, что Гувер говорил сам о себе, важно что он делал. Уильям Нисканен пишет: «При Гувере четыре шага в сфере экономической политики, предпринятых федеральными властями, превратили обычную рецессию в Великую депрессию: речь идет о повышении таможенных тарифов, усилении влияния профсоюзов, увеличении предельных ставок налогообложения и сокращении денежной массы.» 

Тарифный закон Смута-Хоули был принят Палатой представителей Конгресса США в мае 1929 года – еще до биржевого краха, последовавшего в октябре, – и введен в действие в июне 1930-го, несмотря на возражения ряда экономистов и нескольких ведущих представителей деловых кругов.

Хотя большая часть зарубежных товаров по-прежнему ввозилась в страну беспошлинно, 60-процентное повышение тарифов затронуло 3200 видов импортируемой продукции. Более того, большая часть пошлин исчислялась в долларах на единицу товара, так что в результате последующей дефляции реальный размер тарифов увеличился.

Закон спровоцировал настоящую тарифную войну. 60 других государств пошли на ответную меру – введение собственных импортных тарифов. Повышение пошлин и экономическая рецессия к 1933 году привели к снижению общемирового товарооборота примерно на две трети, а уровень безработицы в США, составлявший к моменту принятия Закона Смута-Хоули 7,8%, увеличился в 1933 году до 25,1%.

Масштабы последствий описывает профессор Барри Поулсон: «Тариф Смута-Хоули имел не только глубокий, но и широкий характер, поскольку применялся к огромному множеству товаров. До его принятия настенные часы облагались 45%-ной пошлиной; закон повысил ее до 55% плюс еще 4,50 долларов за единицу товара. Пошлины на зерновые были повышены примерно вдвое. Были введены пошлины даже на кислую капусту – впервые в истории. Товаров, не облагавшихся пошлинами, осталось совсем мало – и среди них, как ни странно, – пиявки и скелеты (один острослов ехидно заметил, что это, возможно, была политическая подачка Американской медицинской ассоциации).

Пошлины на льняное масло, вольфрам и казеин ударили, соответственно, по американской лакокрасочной, сталелитейной и бумажной промышленности. По закону Смута-Хоули были введены пошлины более чем на 800 комплектующих, используемых в автомобильной промышленности. На фабриках по производству дешевой одежды из импортной регенерированной шерсти работало 60 000 человек – большая их часть осталась без работы после повышения пошлины на регенерированную шерсть на 140%».

Сокращение импорта всегда означает сокращение экспорта. Даже без ответных действий других правительств, сокращение импорта означет уменьшение поступлений вашей валюты тем, кто мог бы у вас что-нибудь купить. «Либерал-рыночник» не может не понимать таких вещей, так что «рыночная» репутация Гувера – это скорее, метафора.

Другим последствием закона Смута-Хоули стал кризис сельского хозяйства – в результате ответных мер других государств, американские фермеры потеряли почти треть рынков сбыта. «В условиях сельскохозяйственного коллапса разорилось рекордное число провинциальных банков, а вместе с ними – сотни тысяч их клиентов. В 1930-1933 годах в Соединенных Штатах закрылось девять тысяч банков. Фондовый рынок, в значительной мере восстановивший позиции, потерянные после «черного четверга», упал на 20 пунктов в тот день, когда Гувер подписал Закон Смута-Хоули, и падал почти безостановочно следующие два года» – пишет Лоуренс Рид.

Гувер не был «рыночником» и в трудовых отношениях. В течение месяца после краха фондового рынка он проводил совещания с ведущими бизнесменами, пытаясь вынудить их сохранять зарплаты на искусственно завышенном уровне, невзирая на падение как доходов, так и цен. В 1929-1933 годах потребительские цены упали почти на 25%, в то время как зарплаты в номинальном выражении снизились всего на 15% – в реальном выражении это означало существенное повышение оплаты труда, что является одним из важных компонентов издержек на ведение бизнеса. Как отмечает экономист Ричард Эбелинг, «политика "высоких зарплат", проводившаяся администрацией Гувера и профсоюзами… привела лишь к удорожанию рабочей силы и новому витку безработицы».

Гувер резко увеличил расходы государства на субсидии и программы вспомоществования. Всего за год – с 1931 по 1932-й – доля федерального правительства в ВНП повысилась с 16,4 до 21,5%. Сельскохозяйственная бюрократия Гувера выделяла сотни миллионов долларов производителям пшеницы и хлопка, хотя новые тарифы опустошили их рынки. Его «Корпорация финансирования реконструкции» бездумно раздавала миллиарды долларов на субсидии для бизнеса.

Кроме того, Гувер отличился и в налоговой политике. В 1932 году Конгресс принял, а Гувер подписал Закон о прибыли (Revenue Act). То было крупнейшее в истории повышение налога в мирное время: подоходный налог увеличился вдвое. На самом деле, для налогоплательщиков с самым высоким уровнем доходов он повысился более чем в два раза – с 24 до 63%.

Были снижены налоговые вычеты, отменены налоговые льготы по трудовому доходу, повышены корпоративные налоги и налоги на недвижимость, введены новые налоги на подарки, бензин и автомобили, а кроме того, резко повышены почтовые тарифы. «К 1933 году эта комедия ошибок породила чудовищные цифры: уровень безработицы в стране вырос до 25%, но по отдельным городам статистика вообще казалась непостижимой.

Из Кливленда сообщали, что безработные составляют 50% рабочей силы; Толедо – 80%; по некоторым штатам уровень безработицы превышал 40%. Обоюдоострый меч – снижение прибыли и увеличение числа заявок на пособие по безработице – сделал свое дело: многие муниципалитеты оказались на грани разорения. В Нью-Йорке закрылись школы, а долг перед чикагскими учителями составил около 20 миллионов долларов»- пишет Лоуренс Рид.

И, наконец, монетарная политика. С 1921 года по 1929 по оценкам Мюррея Ротбарда денежное предложение выросло на 60%, то есть, происходила та самая кредитная экспансия, о которой мы писали в предыдущей заметке. Очевидно, обратная реакция рынка началась еще в 1928 году. Тогда ФРС начала проводить меры по сокращению денежной массы, увеличив свою учетную ставку с января 1928 года по август 1929-го четыре раза с 3,5% до 6%.

Такую активность центрального банка можно считать верным признаком начала кризиса. Раздутый фондовый рынок рухнул в «черный четверг» 24 октября 1929 года, что является официальной датой начала Великой Депрессии. Неизвестно, могла ли ФРС спасти фондовый рынок, однако, совершенно точно ей не следовало продолжать сокращать денежную массу (которая сокращалась и без ее усилий). Денежная масса в США сократилась на треть с августа 1929 года по март 1933-го, что стало гигантским тормозом для экономики

Новый курс

Интересно, что миф о Гувере-«рыночнике», наверное, достаточно позднее изобретение. Сам Рузвельт, победивший Гувера в 1932 году отнюдь не считал его «рыночником». Кандидат в вице-президенты Джон Нэнс Гарнер вообще заявлял, что Гувер «ведет страну на путь социализма».

Рузвельт обещал ограничить вмешательство государства в экономику, сократить на 25% расходы федерального правительства, сбалансировать федеральный бюджет, сохранять обеспеченность денег золотом «при любых обстоятельствах», вывести государство из тех сфер, в которых должно господствовать частное предпринимательство, и покончить с «экстравагантностью» сельскохозяйственных программ Гувера.

Интересно, что в своих обещаниях, которые были, замечу, горячо поддержаны избирателями (за Рузвельта проголосовало 472 выборщика против 59), как раз Рузвельт выглядит «либералом-рыночником». Однако, как вы уже, наверное, догадались, Рузвельт не собирался выполнять свои обещания. «Новый курс» оказался совсем не тем, что он обещал. Как объяснял несколько десятилетий спустя один из архитекторов политики Рузвельта в 30-е годы Рексфорд Гай Тагвелл: «Тогда мы в этом не признавались, но практически весь "Новый курс" был экстраполяцией программ, начатых Гувером».

Некоторые соратники нового президента были возмущены тем, как быстро он отказался от обещаний. Например, Льюис Дуглас, директор Бюджетного бюро, ушел в отставку, проработав в этой должности всего год. Несколько позднее, в 1935 году, Дуглас очень четко описал суть происходящего и тот выбор, который возник перед гражданами США. Приведу его слова, так как они актуальны для многих стран по сей день:

«Что предпочтем мы, граждане великой страны, – покориться деспотизму бюрократии, контролирующей каждый наш шаг, разрушающей завоеванное нами равенство, превращающей нас в нищих рабов государства? Или держаться тех свобод, за которые человек боролся более тысячи лет? Важно понимать масштаб стоящего перед нами вопроса… Если мы не выбираем тиранию бюрократии, которая контролирует нашу жизнь, разрушает прогресс, снижает уровень жизни… то разве функцией федерального правительства в демократическом государстве не должно быть ограничение своей деятельности тем, с чем может адекватно работать демократия – например, обороной страны, поддержанием правопорядка, охраной жизни и собственности, недопущением мошенничества и защитой рядовых граждан от влиятельных кругов, обладающих особыми правами и интересами?»

(продолжение следует)

Владимир Золоторев, Лига-блоги